MyTashkent.Uz Banner
#нетвойне
#bizgatozahavokerak

Бабаев Эдуард Григорьевич Ташкентцы

Бабаев Эдуард Григорьевич (1927 — 1997) — российский литературовед, доктор филологических наук (1990), профессор МГУ. Занимался историей русской литературы и журналистики XIX века, в частности творчеством Л. Н. Толстого. Автор ряда книг: «Толстой об искусстве» (1966), «Роман Льва Толстого „Анна Каренина”» (1968), «Лев Толстой и русская журналистика его эпохи» (1978), «Художественный мир А. И. Герцена» (1981), «Из истории русского романа XIX века. Пушкин, Герцен, Толстой» (1984), «Творчество А. С. Пушкина» (1988) и некоторых других, в частности книга мемуаров «Воспоминания», опубликованная после его смерти.

Э. Г. Бабаев автор серии стихотворений про Ташкент. В детстве, в Ташкенте был знаком с Анной Ахматовой, Алексеем Николаевичем Толстым, Корнеем Ивановичем Чуковским. Он также сохранил список неопубликованных стихов О. Э. Мандельштама, известный как «Ташкентский список».

Читать далее →

Таджикский плов Разное

6

Из блога Мурата Умарова.

Ароматный горячий плов — это, пожалуй, самое характерное блюдо мусульманских народов. Его подают и на торжественных многолюдных застольях как главное украшение праздничного дастархана, и в качестве ежедневной пищи, которая никогда не приедается. Искусство приготовления плова высоко ценится у всех народов мусульманского мира. Мастера приготовления плова — обязательно мужчины — пользуются большим почетом. В Центральной Азии каждый совершеннолетний мужчина должен уметь приготовить плов для гостей.

Читать далее →

«Шара-бара» Искусство

7

Александр Гринблат, рисунок Яны Гринблат (Кливленд, США)

Изрезанный морщинами бабай
На ослике усталoм подъезжал,
“Салям алейкум, падхады, давай,” –
Истошно тонким голосом кричал.
Услужливую память тормошу,
Чапан истлел, сменить давно пора,
В далеком детстве побывать спешу,
“Алейкум ассалям, шара-бара!”

Читать далее →

Шестнадцатилетняя годовщина взятия Ташкента История

3

(Воспоминание старого туркестанца).

16 лет тому назад, на нашем крайнем юго-востоке, за киргизкой степью, в самой глуши и глубине Средней Азии, в ночь с 14-го на 15-е июня, незначительный отряд, пользуясь темнотою ночи, пробирался по садам громадного по пространству стотысячного азиатского города, окруженного рвом и высокой стеной, с целью подойти незаметно к воротам и овладеть им. Какая смелость! Какая дерзость! Как оторвавшееся от массивной тучи облачко блуждает одно в необъятном пространстве по поднебесью и оставляет по пути тут и там едва заметные клочки, так и эта ничтожная горсть смельчаков оторвалась от родного материка, гуляя по степи, забралась в самую глубь варварской замкнутой азиатской страны и с дерзкою отвагой подкрадывается к громадному, уснувшему в тени своих садов укрепленному городу, который, проснувшись, пожалуй, охватит и раздавит дерзких смельчаков… Но то была горсть отважных русских пионеров, которая уже много десятков лет гуляет по необъятной киргизской степи, проводит в нее и водворяет в ней русское имя, русскую славу и русские интересы, а с ними мир и порядок! То были герои: Узун-агача, Пишпека, Аулиеата, Чимкента, Акмечети, Туркестана, Икана, Акбулака и Сарытюбе, которые привыкли не считать, а бить врага! Там были боевые степные русские офицеры, а во главе стоял — Черняев! Скажет-ли кто теперь что это горсть дерзких смельчаков? Нет, это горсть отважных и смелых пионеров великой матушки России, посланных их с высокой миссией открыть дорогу и отворить ворота в эту неведомую варварскую Азию!..

Читать далее →

История о седом Анхоре Искусство

По мосту снуют сотни машин, нетерпеливо позванивают на остановке трамваи, спешат пешеходы… А здесь у жизни другое измерение: широкая водная гладь словно и не движется вовсе, только чуть колышется, будто дышит. Ускорь шаг – и обгонишь вон тот кораблик – кленовый листок, что плывет вдоль берега. Спокоен, величав седой Анхор. Он такой всегда – и ранней весной, когда несется по его широкому руслу мутный, бурный поток, и поздней осенью, когда вода его – темно – синяя гладь, от которой веет холодом далеких гор. Анхор – это не суетливый, пенистый Салар с бурунами, порожками, крутыми изгибами русла. Анхор, как и подобает старшему брату, строже, глубже, полноводнее. Спуститесь к нему, зачерпните ладонью воды. Холодна? В самый жаркий полдень окунешься в него, заплывешь на середину, расслабишься, блаженствуя, отдавшись его могучему течению, но пройдет минута – другая – и уже ищешь глазами ближайшие ступеньки, чтобы выбраться на берег: уж очень холодная вода…

Читать далее →

Фатхулин Дильшат Зиннатович Искусство Ташкентцы

4

Автор Элеонора Шафранская.

Дорогие читатели и почитатели сайта «Письма о Ташкенте»!

Все Вы «родом» из Ташкента: или родились здесь, или жили, или побывали раз – а теперь не можете забыть этот город. Когда-нибудь напишется книга (думаю, не одна) о роли Ташкента в русской культуре, о том узоре города с его ментальностью, куда будут вписаны многие и многие неординарные, талантливые личности, мастерство которых преумножило не только узбекское «богатство», но и пространство русской культуры ХХ в., а теперь и XXI в. В органике Ташкента есть некий «орган/механизм» (пока не названный, непонятый), то вбирающий в себя со всего мира таланты, то отпускающий их в «плаванье» по миру.

Читать далее →

Колесо Искусство

2

Автор — Владимир Рецептер

Большое колесо под шум воды скрипело
и вычерпать арык веселый не могло.
Связав шестерку спиц, его живое тело
по совести впряглось в речное ремесло.

Арычная вода дойдя до переката,
сверкала под уклон и, праздности стыдясь,
сдавалась колесу, которое когда-то,
шесть сотен лет назад, ей предложило связь.

А я был лет шести, в волнах эвакуаций
перенесен судьбой на новые места,
чтобы глядеть, как здесь, в тени густых акаций,
большое колесо вращалось у моста.

Из банок жестяных на желоб деревянный
неслышные струи ныряли не спеша,
и новый путь воды, повышенный и странный,
весь век могла следить забытая душа...

Большое колесо, как колесо природы,
под тяжестью воды плывет передо мной;
речное ремесло сворачивает годы
и дальний мой досуг кропит живой водой.

За этот уголок, что стал моим спасеньем,
за этот долгий взгляд, сверкающий арык,
за весь текучий мир с его коловращеньем,
я рад бы жизнь отдать, хоть к смерти не привык.