В ожидании новогодних праздников. Дела давно минувших дней История

Автор Малигол. Продолжение цикла рассказов В ожидании новогодних праздников, В ожидании новогодних праздников. Обновление, В ожидании новогодних праздников. Полный вариант и В ожидании новогодних праздников. Новые главы.

ТОМ 2
Часть 1 «ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ»

В нашей, некогда большой, семье было принято встречать Новый Год в доме Леночки, нашей Бабушки, а Рождество в доме её брата, дяди Горы, вероятно, по той причине, что День Рождения его жены, Тёти Они, приходился именно на Рождество.

И, таким образом, даже в те годы, когда не только встреча православных праздников, но даже елка, как атрибут Рождества и Нового Года, были запрещены, в нашем доме эти праздники неизменно отмечались и отмечались, и отмечались именно так, как это было принято всегда в русских домах!

Дело в том, что, оказавшись после революции вопреки своей воле в старом городе, городе туземном, мы могли без проблем наряжать елку на праздник. Байский дом был построен русскими мастерами с большими «русскими» окнами. Но все окна выходили только во двор, в полном соответствии с местными традициями. Таким образом, никто с улицы не мог заметить наряженной ёлки и нам, как в доме Татьяны Александровны Вавиловой (о которой ещё пойдёт речь), не приходилось, нарядив ёлку, завешивать окно одеялом. Да и жители махалли, если и приходили в дом, то оказывались только в той большой комнате, которая служила амбулаторией и была, так сказать, «идеологически нейтральной». Дядя Гора, живший в районе Ассакинской, был в более сложном положении. Но на улицу выходили именно окна его кабинета, а окна столовой смотрели во двор, и небольшая ёлочка на праздники всегда занимала своё привычное место около старинных книжных шкафов. Да и приходили в эти дни только «свои люди».

7 января все приходили поздравить тётю Оню именно с Днём Рождения, а, заодно, и с именинами, пожилые люди, её ровесники, поздравляли именно с Днём Ангела. А, поскольку в этот день приходили только «свои», то, естественно, отмечали и Рождество.

Надо сказать, что наши два, внешне ничем не примечательных дома, оказались центром притяжения отнюдь не только для родственников, а и для сослуживцев, как тогда было принято говорить, да и просто тех, кто однажды по той, или иной причине оказавшись в этих домах, почувствовал, вероятно, нечто такое, что со временем делало его завсегдатаем таких встреч, а иногда и другом нашего семейства и семей наших гостей.

Некоторые из гостей были весьма своеобразны…

ДОПОЛНЕНИЕ О ВЕСЬМА СВОЕОБРАЗНЫХ ГОСТЯХ, КОТОРОЕ ПРОПУСТИЛА Я, И КОТОРОЕ МОЖЕТЕ ПРОПУСТИТЬ ВЫ

ЛЮДКА НЕЛЕПАЯ И ЕЁ КОЛОНИЗАТОРЫ

Думаю, что надо сделать небольшое пояснение, чтобы стали понятны слова о том, что «некоторые из гостей были весьма своеобразны»

Дело в том, что Новогодней встрече предшествовала ещё одна, декабрьская: девочки продолжали готовиться к сессии, и собрались в нашем доме, а Дядя Гора пораньше освободился в институте и зашёл к нам «на чаёк», забежали к нам и двое наших дядюшек, дядя Серёжа и дядя Костя, остроумные и весёлые собеседники.

(Публикуя эти истории в прошлый раз, я сомневалась: «Говорить ли об этой встрече?! Ведь тогда и о «Людке Нелепой» надо сказать, с её не совсем праздничной историей?!») Но потом решила:

«Из песни слова не выкинешь!» Почему бы и не рассказать о «нелепой», на первый взгляд, реакции одной из студенток, заворожённо слушавшей истории о «делах давно минувших дней, преданьях старины глубокой» и вдруг неожиданно, к удивлению многих, поведавшей незамысловатые, но пронзительно достоверные истории простой русской семьи в Туркестане?!».

Да и прозвище своё Люда получила не случайно.

Вся «Нелепость» заключалась в её почти патриархальной правдивости, полном неумении приспосабливаться, и, как определила через много лет её бывшая однокурсница с большой долей иронии и, одновременно, сочувствия:«Мы над Людкой посмеиваемся: «Юродивая!». Прозвище дали: «Нелепая!»

И, в тоже время, в глубине души, знаем, что она — настоящий эталон восхитительной до нелепости наивности и какой-то святой правдивости!

Именно о таких говорили: «Блаженная»!

Людям Милая Людмила Блаженная!

Это наш Иванушка-Дурачок, который оказывается мудрее и сильнее многих!»

И ВНОВЬ ИСТОРИИ, ПОВЕДАННЫЕ МАМОЙ И ДЯДЕЙ ГОРОЙ

ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ

Итак, в тот самый декабрьский вечер, который, неожиданно для всех, завершился страстной тирадой Людки Нелепой, пришли люди, многие годы забегавшие к нам «на чаёк с чем Бог послал!»

Дядя Гора пришёл неожиданно, когда обед и беседа были в самом разгаре. «О! Дядя Гора, дорогой! Мы как чувствовали: и голубцы сегодня приготовили и Кух немецкий испекли! Девочки мне сегодня помогли с обедом!», — встретила его, радостно улыбаясь и обнимая, Мама. Дядя Гора, подойдя к печке и грея руки, с удовольствием оглядывал на наше застолье:

«Великолепно! Что может быть лучше такого обеда в зимний день, когда он дополнен ещё и домашними заготовками, прямо глаза разбегаются: и огурчики хрустящие, и вилочки капустные, сахарные, и баклажанчики пикантные, и помидорки кисло-сладкие, розовые, нежные, как будто прямо с грядки!

Прямо как в детстве: зимой по будням часто бывал именно такой обед, который с превеликим удовольствием уплетала компания шалопаев!

Обычно после занятий я приходил домой с весёлой ватагой друзей!

Всех собирал по дороге: и гимназистов, и реалистов, и семинаристов!»

«Попов что ли?!», — хихикнула одна из девочек.

«Насколько я понимаю, Ваша реплика относится к семинаристам?!», -вежливо уточнил Дядя: «Духовной семинарии в Ташкенте тогда не было.

А вот семинария, Учительская семинария, была! Славная была семинария!

Замечательные преподаватели там были! Впрочем, уроки часто они давали сразу в нескольких учебных заведениях.

Многие из педагогов семинарии стали со временем гордостью нашей науки!

Между прочим, и гимназисты, и семинаристы, и «коммерсанты» (так мы обычно называли тех, кто учился в коммерческом училище), и реалисты, а несколько позже и кадеты, не очень «дружили», мягко говоря…

Да, да! Была конфронтация и нешуточная…

А вот в нашем доме все собирались с большим удовольствием каждый день! Ваш прадед только посмеивался: «Ну, что, господа-вояки! Сняли форменные фуражки, а на гигантских шагах, на пруду, да за обедом и рознь забылась?! И ведь как славно время проводите!»

Многие из моих друзей жили с родителями в съёмных домах, бывало и так, что, только часть дома снимали. Некоторых родители привозили из маленьких городков в Ташкент к родственникам. Другим и вовсе приходилось угол снимать. Ничего не поделаешь: гимназии, училища и другие учебные заведении были только в крупных городах. И только в самом начале века появился кадетский корпус. Там кадеты могли и жить, и учиться. Многим моим однокашникам и друзьям на съемных квартирах было совсем не до развлечений по той простой причине, что хозяева их забав явно не поощряли.

А в нашем доме принимали всех, а некоторых ещё и подкормить старались: вручали небольшой свёрток со словами: «Бери! Бери! Вечерком перекусишь!

Вот ещё заварка, сахар, и варенье! Попросишь хозяйку чаёк тебе заварить!»

До недавнего времени многие жители, даже в Ташкенте, могли пользоваться лишь арычной водой.

Некоторые вскладчину устраивали колодцы.

Были такие русские колодезных дел мастера. Мы и двое наших соседей наняли мастеров и сделали колодец, которым пользовались жители всех соседних домов. Колодец — дело богоугодное и всегда бесплатное!

Пригодились и местные умельцы.

Ваш прадед договорился с арбакешем на базаре и тот пригласил мастеров из старого города, которые привели в порядок арык, сливную яму за банькой, (даже воду после мытья посуды в арык тогда не сливали). Вот эти мастера-сарты по нашей просьбе и соорудили охотно прудик — хауз.

И уже в начале мая мы с друзьями в прудике плескались. Вода ледяная, и ветерок, бывало, ещё дует прохладный, да и взрослые отговаривают, но мы, хотя бы разок, но бултыхнёмся! Выскочим, зуб на зуб не попадает, но чувствуем себя героями! А аппетит сразу зверский: бежим на террасу за стол, и, не дожидаясь взрослых, до того, как подадут горячее, съедаем по большому ломтю горячего, ароматного чурека, который пёк сосед — армянин и обязательно приносил нам на обед!

Взрослые осуждающе качают головой, но при этом улыбаются:

«Ну, что?! Примчались троглодиты — люди пещерные, туареги, печенеги и прочие племена дикие?!» Было им, отчего головой качать: мы же нарушали все правила приличия! Но это была, пожалуй, единственная вольность, которая дозволялась за столом!

И, буквально за несколько минут, казацкая разудалая вольница становилась группой вполне благовоспитанных молодых людей!

К тому моменту, как подавали горячее, мы приходили в себя после освежающего бултыхания, успокаивались и придерживались этикета неукоснительно!»

«Георгий Алексеевич! Вы же ещё про хауз не «дорассказали», а начали зачем-то про этикет. Как же Вам хватало терпения все эти правила соблюдать?! Как Вы их…», — вмешалась Ира, одна из студенток.

«Извините, пожалуйста, Ира! Я перебью Вас! И поясню», — Дядя Гора мягко, деликатно дал Ире урок, который она запомнила на всю жизнь и, став со временем преподавателем ВУЗа, иногда рассказывала о нём студентам.

Об этом мы узнали с её же слов, во время одной из встреч: «Я тогда прямопо-дикарски вмешалась в разговор, перебила пожилого человека. И вы знаете», — она обхватила подбородок правой рукой и добавила задумчиво:

«А ведь он не возмутился, даже бровью не повёл, только, мягко, как бы невзначай, подсказал, как надо себя вести!»

Итак, Дядя Гора продолжил: «Как говорят классики: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя!» И в любые времена, на любом континенте, в любом обществе вырабатывались нормы поведения, которые

облегчали общение людей. И даже в самой простой семье детям прививают

нормы поведения, значительная часть которых вполне приемлема и в аристократических семьях. И человек настолько сживается с ними с детства, что соблюдает их автоматически. Другое дело, что иногда, в некоторых, обычно состоятельных, аристократических, семьях людям прививают дополнительно весьма многочисленные правила этикета. Этим специально занимаются и, пока ребёнок растёт, внимательно следят за их неукоснительным исполнением. И обычно человек, привыкший к ним с детства, придерживается норм, не испытывая никакого напряжения! Ну, как, Ирочка?! Ответил я на ваш вопрос?!»

Пока Ира бормотала что-то в ответ, Дядя Гора продолжил:

«Каким был прудик?!», — он с легкой улыбкой, слегка задумчиво, поднял глаза вверх: «Да небольшим он был, нешироким и неглубоким, но вполне достаточным, чтобы поплескаться и освежиться в жаркий день!

Виноградная беседка перед прудиком, ветви ивы, склоняющиеся с другой стороны до самой воды, неширокий цветничок, вытянувшийся вдоль заросших травой берегов, окаймляя прудик, делали это место очень живописным. Небольшая изящная лесенка давала возможность спокойно войти в воду, а не плюхаться с разбега, как делал я со своими развесёлыми друзьями. А две небольших садовых скамейки и простенький круглый столик на одной ножке стали излюбленным местом, где проходили летние чаепития! В иные годы эти чаепития, начинаясь в апреле, продолжались до середины октября! От террасы до пруда тянулась высокая глухая стена соседнего дома. К ней под самой крышей прикрепили длинную горизонтальную рейку со шнурами, по которым пустили великолепные вьюны! Днём, в самое пекло, стену сплошь покрывал зелёный ковёр, а по утрам он поражал воображение своим нежным многоцветьем! Да, да! Многоцветье не было кричащим, оно было именно нежным! Нежнейших оттенков сиреневые, розовые, голубые, синие, фиолетовые вьюны покрывали по утрам роскошный ковёр изумрудной, трепещущей под лёгким, еле заметным, утренним ветерком, листвы!

Теперь такой нежный настенный ковёр из вьюнов есть по утрам и в вашем дворе! А по вечерам, как и в нашем далёком детстве, этот ковёр оттеняет яркая малиновая ночная красавица на фоне изумрудной листвы!

Какие же вы всё-таки молодцы, что исключительно точно воспроизвели некоторые замечательные уголки нашего сада, любимого сада Леночки, вашей Бабушки!», — Дядя Гора вздохнул:

«Дом Прадеда, судя по всему, не видать нам, как своих ушей,а вот сад, хотя бы частично, воспроизвести можно!

Что Вы, собственно говоря, и делаете!

И что замечательно: даже когда вы, по возвращении в Ташкент, вновь возродили цветники и беседки, три скромнейших куста мальвы и «веники», как миниатюрные ёлочки, нашли в этом великолепии своё место!

Это очень правильно: и во дворе ваших прадедушки и прабабушки,во дворе нашего детства, несмотря на обилие цветников, мальвы и миниатюрные, идеальной формы, «ёлочки» — «веники» тоже были!

Наш, самый первый в Туркестане, цветник и был именно таким!

В форте№1 перед домиком Евы и Алексея был небольшой палисадник: справа и слева от дорожки, вымощенной галькой, которая соединяла тротуар с крыльцом, по периметру посадили «ёлочки» (веники), а над ними возвышались кусты мальвы.

Больше ничего там на первых порах и не вырастало!

Клумбы и в Казалинске, и вообще в Туркестане, появились позже!

Веники и мальвы в нашем дворе, как и в вашем, тянулись сплошной полосой вдоль забора и другой, глухой, стены соседнего дома.

Наш дом в Ташкенте, дом вашего Прадеда, не отличался особой роскошью, затобыл добрым, тёплым, крепким, надёжным, любимым!

А вот двор был очень красив!

Да и о вашем доме есть что сказать:

он один из первых домов, выстроенных в выжженной солнцем степи, которая очень быстро стала вполне цветущей и процветающей, в прямом и переносном смысле этих слов, европейской частью Ташкента!

Это дом, где в свой первый визит в Туркестан, останавливался ваш прадед!

Это дом, по иронии судьбы дважды купленный вашим дедом!

Да, он гораздо скромнее дома прадеда.

И, тем не менее, несмотря ни на что, главное в нём осталось: он тоже очень добрый, тёплый, крепкий, надёжный, ЛЮБИМЫЙ!

А вот двор очень красив!

Да, и в ваших цветниках такое многообразие! И весёлое многоцветье портулака: настоящий светло-зелёный ковёр с яркими, мелкими, очаровательными цветочками, и великолепные, роскошные розы богатейших оттенков, и алые канны в рост человека, и флоксы, и георгины, и львиный зев, и душистый табак, и райхан!

Совсем, как в детстве! Спасибо вам за это!

Однако, моих друзей, весёлых шалопаев, манили отнюдь не только цветники!

Привлекали моих друзей и гигантские шаги, позабытая замечательная забава! Прадед ваш выписал из России чертежи и подробное описание.

Нашёл толковых русских мастеров и, как видно, не зря старался!

Пару лет назад в Москве со мной познакомился молодой историк,который, как выяснилось из разговора, знал о нашем доме, в том числе и о хаузе, и о гигантских шагах, из рассказов своих отца и дяди.

А ведь его отец не был моим однокашником. Во-первых, он был «коммерсантом», окончил коммерческое училище. Во-вторых, он не был нашим ровесником, и к нам приходил со старшим братом.

А вспоминает, и по сей день добрым словом, и ваших Прабабушку с Прадедушкой, и наш дом, и наш сад, и, представьте себе, голубое эмалированное блюдо!»

«И он тоже на нём с горки катался?!», — восхитились мы.

«И он не катался, и мои друзья не катались, и я, и ваша Бабушка не катались!

Для зимних забав были настоящие, великолепные, красивые санки, которые очень похожи на те, которые изображены на вашей волшебной дверце!

ВАШЕ ВОЛШЕБНОЕ ЗИМНЕЕ ГОЛУБОЕ БЛЮДО ДЛЯ НАС В ДЕТСТВЕ БЫЛО СВЯЗАНО С ВОЛШЕБСТВОМ ЛЕТНИМ, ПРАВДА, С НЕКОТОРЫМ ЗИМНИМ ОТТЕНКОМ!

Именно такие, овальные эмалированные блюда и, чаще всего, именно голубые, были составной частью своеобразных холодильников!

Да, да! И тогда были холодильники!

И, даже в самые первые годы после присоединения, в Ташкенте, задолго до того, как провели электричество, даже в июльское пекло можно было отведать мороженое!

И лёд для мороженого был круглый год!

Были мастера, которые всю зиму собирали лёд, даже самый тонкий, и складывали его послойно в ледники, переслаивая снегом. В районе Бешагача, примерно там, где построили Комсомольское озеро, были специальные глубокие ёмкости, дно и стены которых аккуратно, в несколько слоёв выстилали камышовыми берданами и рогожей — их и заполняли послойно льдом. Его использовали повара, кондитеры, продавцы сельтерской воды, мороженщики. Могли заказать бруски льда и просто горожане.

И в нашем доме был небольшой ледничок.

Были для продуктов и специальные приспособления, своеобразные холодильники.

Представьте себе очень крупный почтовый посылочный ящик, оббитый рейками, двойные стенки, потолок и дно которого изготовлены из двойной жести. Получались плоские жестяные резервуары. В них и закладывался лёд. Снаружи к жести крепился двойной, или тройной слой войлока. Вся эта конструкция помещалась в тонкостенный, гладко выструганный, из тщательно подогнанных реек, короб. Передняя «ледяная» дверца была раздвижной. Отодвигаешь её, а там — жестяной поддон, заполненный льдом. Над днищем со льдом было ещё верхнее дно с овальным вырезом, куда и вставлялось такое голубое эмалированное блюдо. Вокруг блюда, вдоль ледяных стеночек и в углах ставили кувшинчики со сливками, сметаной, одним словом, всё то, что надо было охладить.

Вот этот «холодильник» всегда ставили на чисто вымытый прохладный пол под кровать, накрытую плотным покрывалом — там дольше сохранялась прохлада,и это же место просто обожали домашние питомцы!

В нашем доме это была именно моя кровать!

Была и специальная красивая толстостенная мороженица!

Снаружи она была цилиндрической золотистой, с красивой гравировкой, а вторая, внутренняя, ёмкость была тоже цилиндрической, но дно было выпуклым, полусферической формы. Пространство между этими емкостями заполнялось льдом. Внутреннюю ёмкость надо было часто вращать, для чего имелись крепкие и удобные, полированного дерева, красивые ручки. А мороженое, которое раньше всего образовывалось на дне и стеночках, надо было время от времени снимать специальной выпуклой лопаточкой и перемешивать с основной массой. И хлопоты, и терпение требовались, естественно немалые, зато они и вознаграждались!

Мороженое было вкуснейшим!

Довольно часто домашнее мороженое дополнял и мусс из любых ягод, в основном это был вишнёвый мусс!

И мусс, с яркими целыми ягодками, тоже подавали на голубом блюде!

Мусс часто вспоминают мои ровесники!

Ещё чаще в этом блюде охлаждали очень густой кисель из сока любых ягод, это было скорее очень холодное желе из сока ягод с целыми ягодками, очень красивое, даже эффектное, и вкусное,его с большим удовольствием запивали ледяным молоком!

Ежедневный весенний домашний десерт был ещё более простым, хотя и не менее вкусным!

И о нём, также как и о мороженом, киселе и муссе, с восторгом и по сей день говорят мои друзья!

Как только начинался сезон клубники, нас с друзьями каждый день обязательно ожидало целое блюдо начищенной клубники и кувшинчик со сливками!

Сарты и таджики, в отличие от кочевников, быстро освоили приемы выращивания, этой ягоды, завезённой русскими! И сами распробовали, и, что было важно для них, получили благодарных покупателей, а, следовательно, дополнительный источник благосостояния»

«Да!» -, подтвердила Мама: «Там, где прошло моё детство, было несколько человек, имевших «дачи»- небольшие наделы земли за городом в степи.

И они обогатились, одними из первых начав выращивать ягоды клубники, «кулупнай», как они, коверкая слово «клубника», её называли.

Знаете ли вы, что в русских питомниках бесплатно раздавали саженцы, семена и рассаду новых для этих мест сортов плодовых деревьев и других растений, а также саженцы, семена и рассаду никогда ранее не виданных здесь плодовых деревьев, кустов, и других растений, специально завезенных сюда русскими садоводами, селекционерами, агрономами и болгарскими огородниками?!

Да! Да! именно так и было!

И некоторые, предприимчивые и прогрессивные, по меркам того времени, местные жители, воспользовавшись бесплатными саженцами и рассадой, быстро встали на ноги, обретя благодарных русских покупателей.

Именно так, разбогатев, стали баями хозяева двух домов, которые наша семья вынуждена была снимать после революции. К своим прежним, крошечные участкам в степи они постепенно присоединили дополнительные наделы и, помимо своей небольшой бахчи разбили сады, получив саженцы в русских питомниках. На всё лето они выезжали «на дачу», где жили в шалаше и всей семьёй работали и отдыхали там. Потом, разбогатев, стали нанимать для работы мардикёров.

Эти два человека оказались самыми прогрессивными и предприимчивыми.

Чаще на первых порах местные жители только присматривались к новинкам.

И Люда права, когда говорит, что они «картошку топчут, баклажан увидят-плюются».

(Читателей «Писем о Ташкенте» отсылаю к статье «Явление картошки и баклажан». Может быть исследование современных американцев им покажется более убедительным, чем бесхитростные и непредвзятые воспоминания стариков).

А Мама продолжала свой рассказ:

«Но постепенно многое вошло в рацион оседлых народов.

Но вот с кочевниками было сложней…

Они овощи и фрукты отвергали категорически и многие страдали авитаминозом.

Поэтому после революции организовывали специальные

«Комсомольские витаминные отряды»,

в которые обязательно входил повар и красноармеец с винтовочкой — время было беспокойное, да и сами кочевники могли, не поняв добрых намерений, поколотить просветителей. Выстрел в воздух в чувство приводил всех!

Обычно же отряд на несколько дней останавливался вблизи селения. Тот, кто лучше знал местный диалект, читал «лекцию», повар «наглядно» готовил обед, который предлагали отведать всем. Самые храбрые отваживались отведать и за несколько дней некоторые изредка становились поклонниками новых блюд и даже, в редчайших случаях, присоединялись к таким комсомольским «витаминным» отрядам!

Именно о таких «комсомольских витаминных отрядах»

предполагает сказать доброе слово в своей книге Виктор Станиславович.

(Дядя Гора говорил о книге «Путешествие по Узбекистану» и написанных несколько позже «Длинных письмах» В.С.Витковича, тогда ещё не опубликованных).

«Но всё это будет значительно позже, а пока новые овощи и фрукты выращивали больше для продажи русским жителям крупных городов!», —

Мама, дополнив рассказ Дяди Горы, долила ему и себе чаю.

«Спасибо, Лялечка! Ты очень точно описала «процесс обогащения рациона местных жителей». Ты ведь ещё в детстве наслушалась рассказов старших твоих сестёр, Лики и Муси!», — одобрил Дядя Гора.

Так вот: когда-то клубники было прямо «море», и она была очень дешёвой!

Это было обычное для Ташкента, простое и доступное лакомство, Однако, только в нашей семье целое блюдо клубники со сливками ежедневно ожидало именно моих сверстников!

Почему об этом не догадывались в других семьях?!

Некоторые мои однокашники были из весьма состоятельных семей…

Прибегает после занятий эдакая развесёлая, разношёрстная компания…

Если тепло, поплещемся в прудике или разомнёмся на гигантских шагах.

А с террасы уже зовут шутливо: «Господа — вояки! Заканчивайте побыстрей ваши турниры рыцарские, ваши игрища богатырские!

Обед стынет вас дожидаючись!»

Можете представить себе моё изумление, когда эту фразу, слово в слово, с восторгом повторил мне в Москве тот самый молодой историк, отец которого, как я сказал, не только учился в другом учебном заведении, но даже не был нашим ровесником, а приходил лет эдак пятьдесят назад к нам со своим старшим братом, нашим приятелем!

Садимся обедать на террасе. Сосед — армянин, как я говорил, пёк чудесный чурек и всегда приносил его к обеду — ещё горячий, ароматный, — с ним и самый простой обед будет вкусным! Впрочем, нашем доме, и самый скромный обед (бывало и с деньгами иногда туговато, всякое бывало…),

и обед во время самого строго поста, был всегда вкусным,

даже изысканным, с изюминкой, как говорится!

После занятий, да наших игрищ богатырских, и аппетит был богатырским! Едим молодо, задорно, весело, а сами только и ждём, когда кто-то из взрослых воскликнет: «Пора и клубники отведать!».

Бежим наперегонки, «ныряем» под кровать, открываем холодильник, и кто-то из друзей «в порядке очереди» (да, да! даже очерёдность определяли)торжественно несёт блюдо с клубникой, а другой — кувшинчик со сливками!

Вот такое оно,

ВОЛШЕБНОЕ ГОЛУБОЕ ЭМАЛИРОВАННОЕ БЛЮДО, ЛЕТНЕЕ, С ЗИМНИМ ОТТЕНКОМ, БЫЛО ВО ВРЕМЕНА НАШЕГО ДЕТСТВА!

А ЗИМНИМ ВОЛШЕБНЫМ ЕГО ЛЯЛЕЧКА СДЕЛАЛА И ВАМ ТРОИМ ЭТО ВОЛШЕБСТВО ДОСТАЛОСЬ!»

Мама кивнула головой и улыбнулась: «Если быть точнее, то ЭТО ВАШИ ДЕДУШКА И БАБУШКА СДЕЛАЛИЕГО ВОЛШЕБНЫМ И ЗИМНИМ! ОЧЕНЬ ИМ ХОТЕЛОСЬ МЕНЯ ПОРАДОВАТЬ!

Ваши дядя Костя и дядя Вася, тётя Лида и тётя Муся росли до революции в европейской части Ташкента и, естественно, имели всё то, что обычно имели дети в русских семьях: книги, игрушки, развлечения, в том числе и санки, и даже друзья их были из семей, которые имели много общего с нашей.

И старшим детям всегда было о чём поговорить с ровесниками: их книги, игры, забавы, и развлечения были общими и понятными для всех!

Я же росла, так сложилось, в первые послереволюционные годы в старом городе — городе азиатском, сохранявшем свой средневековый уклад.

Для нашей семьи и амбулатории арендовали две комнаты мехмонхоны байского дома. Он был гордостью хозяев. Это был единственный на несколько махаллей дом под настоящей «русской» крышей — жестяной, двускатной. (Крыши узбекских домов были глинобитными и плоскими).

Её изготовили специально приглашённые русские мастера-кровельщики.

Другие русские мастера изготовили и установили большие «русские» окна.

Стены были оштукатурены ганчем, потолки были деревянными, расписными.

Богатый, по меркам того времени, байский дом.

Он имел даже некоторые своеобразные «удобства» в комнатке, которая стала нашей кухней и «мини-баней». Однако, даже в байском доме, полы были глиняные с выемкой посередине, куда клали угольки. Зимой сидели, спали, обедали на кошмах вокруг «печки». Чтобы не угореть, окно, или дверь держали слегка приоткрытыми.

Мы купили чудесную, очень красивую, с замысловатыми литыми узорами, чугунную английскую плиту с баком для нагрева воды. Поставили её в передней. Там было отверстие в полу в форме усечённой, перевёрнутой пирамиды, в которую была плотно вставлена керамическая часть в виде такой же пирамиды и керамической «Г» образной трубы, выводившей воду в сливную яму во дворе. Именно это давало возможность принимать ежедневно в тепле и с тёплой водой водные процедуры. Водопровода и колодца не было. Воду брали в чистом, довольно полноводном, выложенном кирпичом арыке во дворе, отстаивали, кипятили и использовали по назначению.

Один раз в неделю ездили на извозчике в номера бань около нынешнего театра Свердлова. Но каждый день могли ополаскиваться, освежаться тёплой водой дома! Это было невероятным комфортом по тем временам!

Английская плита служила для приготовления пищи, нагрева воды и давала достаточно тепла для очень большой жилой комнаты.

В амбулатории буржуйка тоже справлялась со своей задачей. Пол выровняли и застелили полностью, от края до края, толстой серой кошмой.

Комиссар Шлёмка, новоявленный «хозяин» дома прадеда, а, заодно, и всех вещей в нём, милостиво продал нам наши же овальный столик изумительной юдинской работы и диван мастера Войцеховского с бархатной, оливкового цвета, обивкой с красивым тиснением. Три высоких, почти до потолка, стенных ниши для курпачей, в которых сделали полки, стали нашими шкафами для книг. Приспособились, привыкли…

ЖИЛИ В МИРЕ И ПОЛНОМ СОГЛАСИИ с соседями и жителями нашей и всех окружающих махаллей!

И, тем не менее, мечтали о том, чтобы вернуться, если не в свой прежний дом, то, во всяком случае, в европейскую часть Ташкента!

Моими первыми подружками были соседские девочки-узбечки. Однако, даже в раннем возрасте, примерно лет с трёх, стала заметна большая разница интересов. Чтобы как- то сблизить наши интересы, ваши Бабушка и тётя Лида с тётей Мусей, знавшие прекрасно местные языки, пересказывали по-узбекски специально для моих подружек сказки и истории. Старались дать некоторые представления о мире…

Эдакая просветительская акция, в духе народовольческих «Души прекрасных порывов»!

Это давало некоторые результаты, но почему-то в головах моих подружек новые сведения надолго не задерживались. Моими ровесницами были двойняшки Кумры и Хайры. Кроме них в нашем доме вечно вертелась ещё куча других ребятишек.

И Дедушка в шутку их всех называл «Кумрышки- Хайрышки»

Я, сохраняя с ними самые тёплые отношения, научилась делать куколок из камышинок, играть в «камешки», перебегать с одного глинобитного тротуара на другой с диким воплем от страха быть пойманной девочкой, которой доставалась роль «ловца» (эта игра называлась «Битта юлка- иккита юлка»- «Первый тротуар- второй тротуар»), научилась танцевать народные танцы, красить брови усьмой, играть на бубне, петь незамысловатые песенки, вышивать тесьму для азиатской одежды, делать основу для тюбетеек… Одним словом, освоила все, чему могли научить меня мои подружки!

Но это был «потолок» моих соседок — ровесниц, практически этим и ограничивались их познания, игры, развлечения.

Это практически и были их «университеты».

Дальше им предстояло замужество.

А мне предстояла школа!

И, чем старше я становилась, тем всё больше скучала в их обществе.

«Мама, Папа!», — как- то обратились ваши тётушки к вашим Бабушке с Дедушкой: «Объясните, пожалуйста, в чём дело!

Мы так стараемся:и читаем, и рассказываем, и объясняем по-узбекски всё девочкам наравне с Лялечкой!

Ляля живёт так же далеко от Греции, как и её Кумрышки- Хайрышки!

О Греции и мифах они узнали наравне с ней!

И что получается:

Ляля наизусть почти знает «Аргонавтов», и другие мифы, а они через неделю, даже после наводящих вопросов, не могли вспомнить ничего.

Мы обе переводили на узбекский, старались сделать рассказ доступнее для них, пересказывали самым простым языком, показывали картинки!

И что же?! они перешёптываются, щипают друг друга, толкаются, хихикают …и не помнят ничегошеньки!

Стали им «Дюймовочку» по-узбекски, рассказывать, даже к мимике и жестам прибегаем, — чем не детская сказка — и …», — обе огорченно махнули рукой.

«Мы стараемся заинтересовать их Легендами и Мифами Древней Греции, нашими любимыми Русскими Сказками и Былинами, сказками Андерсена, Перро, Братьев Гримм!

И Лялечка наша, и мы сами тоже, к великому сожалению, ни в Греции, ни в Дании, ни во Франции, ни в Германии не были!

Однако, Лялечка легко может и на карте их найти, и сказать с какой конкретно страной связаны те, или иные, сказки, легенды и мифы!

А как образно она их пересказывает!

Ведь Атлас, хотя бы немного, мы с ними изучали наравне с Лялечкой!

Но они никак не включаются.

Мы ведь каждую свободную минутку уделяем им.

Но даже на сказки вялая совсем реакция у них.

Мы стараемся! Но они не приучены слушать чтение, или пересказ.

Мы не отказываемся — будем и дальше заниматься, всемерно развивать этих детей!»

Ваши тетушки, мои сёстры, совершенно бесплатно вели занятия и на русском, и на таджикском, и на узбекском языке в Ликбезе, создавали вместе с бывшими гимназистками какие-то курсы просвещения, с трудом, со скрипом приводили их прямо в паранджах в театры, музеи…

Ваши дядя Костя и дядя Вася закончили гимназию. И тётя Лида, и тётя Муся начинали учиться в гимназии, а заканчивали школу советскую.

Но даже в гимназии проник дух просветительства!

Просвещать «дремучих» — было веянием времени!

И это веяние было прекрасным!

Была очень быстро полностью ликвидирована неграмотность!»

Мама помолчала и слегка вздохнула: Вот только я, да и «некоторые другие» дети, что-то недополучили!».

Дядя Гора, вздохнув, качнул головой: «Да, Леночка, ваша бабушка, частенько сетовала на то, что Лике с Мусенькой не привелось закончить полный гимназический курс, а тебе, Лялечка, и вовсе в гимназии учиться не довелось…»

(Специально для Ташкентцев: о школе, в которой учились тётя Лика с тётей Мусей (№ 80) оставила интересные воспоминания Ольга Пославская)

Мама продолжила: «Очень тогда модно было проводить диспуты, в том числе, и школьные.

Виктор Станиславович, насколько мы знаем, собирается рассказать о них.»

(Р.S. Он и написал о школьных диспутах, но тот, общешкольный, общегородской, в своей книге тогда, в 50-е годы, да и позже, благоразумно «из виду выпустил». А ведь он и наши тётя Муся и тётя Лика были ровесниками. И, хотя и учились в разных, но центральных, школах, именно на этом диспуте в обязательном порядке были. И окраска его воспоминаний об этом диспуте, и не столь крупных, но очень схожих по направленности, была очень сходна с Маминой. Да и бравурные, бодряческие нотки, которые явственны в его книжном варианте рассказа о пресловутом караване Арсланова, были несколько иными в частных неоднократных беседах).

Итак, Мама продолжила:

«И школе, где учились Лика с Мусей (будущая №80)

поручили провести общегородской диспут:

Основной посыл, сама тема, и заведомо однозначные выводы были заявлены весьма длинно и витиевато и, отпечатанные в НАРОБРАЗЕ на пишущей машинке, заранее по школам разосланы: «Эгоист ли тот, кто занимается самообразованием и саморазвитием в ущерб общественной работе, в том числе, и в Ликбезе, и имеет ли он на это право?!».

1. (Этот текст, отпечатанный на сложенном вчетверо листе тонкой, серой, шероховатой, почти газетной бумаге, многие годы хранила лучшая подруга наших тётушек Марьям, которая, несмотря на то что были в городе и татарские школы, захотела учиться в русской. Однажды она пришла и в память тёти Муси, не перенёсшей блокады, передала его нам. Листочек был совсем ветхим, текст полустёртым, но восстановить его, с помощью Марьям всё- таки удалось. Марьм, в отличии от Маминых сестёр и их юных соратниц на ниве просвещения, удалось закончить институт, однако её эмоциональная оценка этого события и его последствий в целом была сходна с той, о которой ещё пойдёт речь).
2. (Специально для ташкентцев добавлю: на диспут в театре собрались выпускники лучших центральных школ города (приведу для ориентираномера школ и их «имена»: 80, 94, 6О, 50, 43, 49, 108, 110, 32, 98, школа КИМ №7, им. Ленина, Достоевского, Красного Октября, Декабристов. Номера школ даны ориентировочно, по их ещё советским номерам, многие школы объединялись и номера изменялись. По моей просьбе Мама вспоминала о том, что рассказывали ей старшие сёстры).

А Мама, тем временем, продолжала свой рассказ:

«Эта тема тогда считалась сверх актуальной, дебаты были горячими, страсти кипели нешуточные, летали копья и стрелы, воздух был раскалён, а в результате «Победила дружба» и, замечу от себя: «некоторая доля абсурда».

Вывод был однозначным: «Самообразование, саморазвитие, повышение культурного уровня-дело твоё, сугубо личное!

А вот «Гражданином быть — обязан!», а, следовательно, если стране нужны просветители — стань им!

Даже в ущерб себе, но стань просветителем!

Потом, когда – ни будь, возможно, и наверстаешь…

Саморазвитие — твое личное, а, значит, и необязательное дело!

Самое главное сейчас – идти в массы и, практически на голом энтузиазме, часто с большим риском для себя, (когда-нибудь расскажу и об этом), просвещать, просвещать, просвещать!

Энергия, молодость, задор, жажда деятельности и кем- то (как хотелось бы знать кем!) весьма «грамотно» и вовремя «подкинутая» тема диспута, для которого ввиду его актуальности, был предоставлен городской театр даже, вкупе с умелой режиссурой и однозначным выводом) сделали своё дело!

И просветительство расцвело пышным цветом!

Прямо со школьной скамьи, а часто и до окончания школы, брались за дело просвещения!

Просвещали! Учили! Лечили! Строили!

Организовывали «Витаминные отряды»!

Причём, в самых отдалённых кишлаках и аулах!

Три года, целых три года! Лика и Муся прослужили в «Охрматмладе».

Была такая организация, занимавшаяся охраной материнства и младенчества среди коренного населения.

Находилась она на Сапёрной, там, где потом появилась наша детская поликлиника №1. Но основная работа проводилась в аулах, кишлаках, или маленьких городках. Именно туда отважно отправлялись юные сотрудницы. (Старшими наставницами Лики и Муси были выпускницы гимназий и Институтов благородных девиц). Юные сотрудницы «Охрматмлада», под присмотром одного красноармейца-комсомольца из местных, поселялись в кишлаке. Обучали за несколько месяцев женщин (в парандже) грамоте, санитарным навыкам, готовили «витаминные» обеды (с овощами, которые многими тогда категорически отторгались). Затем переезжали в другой кишлак. И так три года!

И «просветительско – медицинско — санитарно — «витаминная» помощь их была очень действенной!

Буквально через несколько лет ситуация стабилизировалась и стал неуклонно повышаться общий уровень грамотности, культуры и санитарии, да и просто выросло доверие к инициативам Советской власти!

Но, самое главное, в крае, где всегда была высокая рождаемость, но чрезвычайно низкая «выживаемость» женщин и младенцев, стало неуклонно расти число коренного населения…

В обязанности таких просветительских отрядов входила, помимо всего прочего, и борьба с малярийными комарами.

Местное население не только не предпринимало ничего для их ликвидации, но даже не предполагало, что такое возможно, хотя малярийных болот, вследствие неправильно проведенной ирригации, было великое множество.

Борьбу с ними и поручили юным просветителям и просветительницам!

Большинство из них, в том числе и бывшие гимназисты, и гимназистки, стали на первых порах комсомольцами.

А поручение Комсомола к выполнению было обязательно!

Да они и сами в дни, когда малярия свирепствовала, не стали бы отлынивать от такой малоприятной, но чрезвычайно важной работы.

Приходили они с транспарантом в кишлак, в окрестностях которого было болото, проводили лекцию для дехкан и вместе с ними шли на болото и выливали, где это было возможно, вдоль берега керосин. Затем переходили (именно переходили: транспорт выдавали только в исключительных случаях) во второй кишлак, третий, четвёртый — столько, сколько было в этом уезде. Затем возвращались в первый и, после очередной лекции, шли на болото с самодельными сачками с ветошью, которыми собирали с поверхности керосиновые плёнки, и сжигали ветошь. Затем возвращались с той же целью во второй кишлак, в третий, четвёртый, и так далее.

И так, начиная с самого дальнего и до самого ближнего от города кишлака.

Затем они возвращались к своим прямым обязанностям «охраны материнства и младенчества коренного населения».

Местные жители были либо равнодушными наблюдателями,либо довольно агрессивными противниками.

Но методика (с учётом возможностей того времени) оказалась весьма действенной, да и сама работа проводилась юными энтузиастами столь добросовестно, что буквально через год проблема малярийных болот практически полностью была ликвидирована!

Да и численность коренного населения стала неуклонно расти из года в год…

В это же самое время, пока ЮНЫЕ ВЫПУСКНИКИ И ВЫПУСКНИЦЫ ГИМНАЗИЙ, ИНСТИТУТОВ БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦ, КАДЕТСКИХ КОРПУСОВ И ЮНКЕРСКИХ УЧИЛИЩ с юным энтузиазмом занимались осушением малярийных болот и способствовали приросту коренного населения, «КАРАВАНЫ АРСЛАНОВА» из самых отдалённых кишлаков и аулов направлялись в Ташкент в техникумы и ВУЗы!»

(Вновь отсылаю к книгам В.С. Витковича, да и другим, где идет речь о народном образовании, да и вообще о 20-х-30-х годах)

Дядя Гора, слегка вздохнув, кивнул: «Да, перепрыгивали на всём скаку из седла прямо на студенческую скамью такие лихие джигиты.

Причём не потому, что стремились к знаниям, но по приказу Губкома и путевке Наробраза (так обычно называли Наркомат образования).

Поездку в город многие и воспринимали, как увеселительную прогулку в хорошей компании.

Прибывает такой караван в город, прямо в ВУЗ, А тебе вменяется в обязанность, сделать всё возможное и невозможное, чтобы его лихие джигиты и грамоту, наконец, осилили, и через три-четыре года ещё и диплом ВУЗа получили!

С теми, кого продолжала манить степь, было проще – чаще всего они с облегчением вздыхали и уезжали учительствовать.

Но вот те, кто оценил прелести городской жизни, заниматься просветительством на периферии, в глухих кишлаках, в отличие от гимназистов, совсем не собирались, оставались в городе, становились чиновниками или вдруг решали «заниматься наукой».

И тогда тебе вменялась в обязанность ещё и его «научная» карьера.

Сколько таких «учёных» мы с коллегами «состряпали» …

Мама, вздохнув, продолжила:

«И вот, наконец, просветительская эпопея сестёр завершилась.

Лика с Мусенькой через несколько лет тоже были приняты в ВУЗ!

Проучились они там, правда, всего года полтора.

И… были отчислены…

По интеллекту, несравнимому с интеллектом «джигитов Арсланова»,

как видно, не подошли, не соответствовали статусу студентов ВУЗОВ…
А «караваны Арсланова» всё шли и шли…

О «караванах Арсланова», ставших нарицательными, и о «витаминных отрядах»писал в книге «По Советскому Узбекистану» и в «Длинных письмах» и Виктор Станиславович!» (В.С.Виткович. Примечание моё.)

Дядя Гора вздохнул:

«Да! Таково было это время — время искренней, наивной, бескорыстной, часто даже почти жертвенной самоотдачи, всё-ради счастья других, всё — ради будущего!

Время высоких идеалов!

Вот только Лидочке с Мусенькой получить высшее образованиене удалось» …

«Дядя Гора! Извините, пожалуйста, но я Вас перебью! Вы чай даже не допили. Давайте я Вам горяченького налью! Заболтали мы Вас совсем! Сами и чай пьём, и пирогом наслаждаемся! Съешьте, пожалуйста, ещё кусочек! Это же Кух ваш любимый!», — это замечание Желочки поддержала и Мама, и все гости.

«Слушаю и повинуюсь!», — отшутился наш рассказчик.

Немного передохнув, дядя Гора продолжил:

«Итак, всем было заметно, как оживляешься ты, Лялечка, когда приезжаешь в гости в центр европейского города и получаешь там возможность общаться именно со своими русскими ровесниками, особенно из семей, со сходной с нашей, семейной историей!»

(Дядя Гора из деликатности — студентки были из самых разных семей — говорил обтекаемо):

«Было понятно, как много в твоём общении с ними проявляется общих интересов! Как ты оживляешься, расцветаешь, приезжая в гости в русские семьи в европейском городе!

Дефицит общения со сверстниками, со сходным уровнем развития, стал очевиден ещё в дошкольном возрасте».

МАНЮША

«К счастью, в это самое время в старогородской больнице появился мастер на все руки со своей дочкой Манюшей, которая была всего на два года старше тебя, Ляля, но по своему уровню развития всё же отставала».

«Ещё бы: мачеха была совсем молодой, взбалмошной и нередко, до прихода отца, и покормить забывала, о занятиях и речи не могло быть!», — поддержала этот разговор Манюша, Мамина подруга, с семи лет воспитывавшаяся в нашем доме:

«Вот тогда — то мной и занялись ваша Бабушка с Ликой и Мусей:

отмыли, причесали, одели в Лялины одёжки, а, самое главное, накормили.

Ох и отъедалась же я первое время!

Постепенно и вовсе перекочевала в ваш дом!

И это в такие сложные, голодные годы!

И только в вашем доме я поняла, что такое настоящая семья!

Ваши Дедушка с Бабушкой и воспитали меня вместе с Лялей!

И никакого отличия между нами не делали!

И одевали, и обували, и воспитывали одинаково!», — буквально сияя, радостно, обратилась Манюша и к Желочке, и ко мне с Таней!

Дядя Гора продолжил, обращаясь к Манюше: «Вначале тебя тоже было сложно сосредоточить на чем- либо. Но месяца через полтора ты вдруг проявила интерес к книгам и сидела, не шевелясь, тихо, как мышка, когда кто-либо из взрослых читал вслух книги, или рассказывал истории».

Мама подхватила: «Да, и мои любимые «Аргонавты» (это было роскошное дореволюционное издание с иллюстрациями, покрытыми папиросной бумагой), и «Серебряные коньки», и «Жёлтая цапля», и книги Чарской, особенно «Княжна Джаваха», и многие другие, стали и твоими любимыми книгами!

И это меня очень радовало!

И когда выпал снег, только ты, Манюша, одна из всех подружек, поняла меня, когда я сказала, что мечтаю о санках!

Мы стали мечтать вместе!

Соседским, махаллинским, девочкам, «Кумрышкам- Хайрышкам», снег совсем не нравился: ёжились, трогали рукой, морщились: «Холодно, мокро, что хорошего?» Но…

Меня это теперь не волновало, как раньше:

теперь среди моих ровесниц появилась долгожданная родственная душа!

Мы ловили ладошками первые невесомые снежинки, сердце замирало, радуясь, что сменившая снежинки снежная крупа становится всё гуще и гуще, волновались: «а, вдруг потеплеет и всё растает!»

А, когда наутро всё было заметено снегом, выскочили во двор в одних платьицах!

Наконец- то снег и настоящая красивая зима!

Снег есть, а санок нет…

Мы пили чай с сухариками,

когда Папа вдруг вышел из амбулатории и быстро направился в дом.

«Леночка!», — обратился он весело к Маме:

«Да вот же санки!», — и показал глазами вверх.

«И, действительно, санки!», — обрадовалась Мама,

в то время, как Папа доставал с верхней полкиНАШЕ ЛЮБИМОЕ ВОЛШЕБНОЕ ГОЛУБОЕ БЛЮДО!

Голубое снаружи, белое, с синей и бирюзовой полосками внутри, оно как будто было создано для великолепия зимних радостей!

Прямо от калитки двойняшек Кумры и Хайры начинался небольшой спуск, он и стал нашей первой и единственной горкой!

Я до сих пор не забыла ощущение восторга и необыкновенной лёгкости, которое каждый раз охватывало нас во время катания зимой!

Часа полтора мы катались в полном одиночестве, но точно знали, что за нами внимательно наблюдает множество глаз. Первыми нерешительно вышли двойняшки, а за ними и остальные кумрышки-хайрышки.

Наконец, неуклюже прокатилась Кумры, за ней с визгом Хайры, а потом отбоя не было от желающих прокатиться!

Взрослые с удивлением наблюдали за необычной забавой и постепенно привыкли к ней.

Одна зима сменяла другую.

Все взрослые обитатели улицы прекрасно знали, что несколько зим подряд все махаллинские ребятишки катаются на одном единственном нашем блюде, но, за все годы, что мы там прожили, ни один из них не додумался «выделить» для катания ещё хотя бы один медный поднос, который всегда есть в каждом узбекском доме.

И не от жадности, а от полной убеждённости: детские забавы могут обойтись и без «вложений» и, вполне возможно, считали наше красивое эмалированное блюдо, выделенное для зимней забавы ребятишек со всей махалли, просто… блажью Русского Доктора и Доктор-опы (так они обращались к Маме)!

Зато махаллинские ребятишки, наконец, почувствовали, что снег может доставлять и настоящее удовольствие!

«Число наших «единомышленников», ценителей зимы, выросло невероятно! — примерно так можно было передать наше с Манюшей ликование, вызванное невероятным единением всей махаллинской детворы с нами, в эти зимние снежные дни…

Однако, вскоре поняли, что им, увы, понравился, лишь только сам «аттракцион» …

А мы катались и одновременно восхищались тем, как снег скрасил все изъяны, преобразил, представил в выгодном свете, старогородские улочки, переулки, тупички, дворики, редкие деревья!

Согласиться со мной и моей обретённой единомышленницей, Манюшей,что снежная зима -это зима красивая –они, увы, так и не смогли и продолжали упрямо твердить: «Холодно, мокро — что хорошего?»

Мы же буквально расцветали от сказочного великолепия снежной зимы!

В тот год мои подружки ещё бегали с открытыми лицами и могли бегать, и даже иногда играть вместе с мальчиками.

Но уже через два года (примерно лет в девять, а на некоторых и в семь) на девочек надели маленькие паранджи, что воспринималось, как довольно торжественное событие, и которым девочки даже гордились.

Но от целого ряда развлечений им, как «взрослым», потенциальным невестам, приходилось отказываться.

Неожиданно, поздней осенью наши «взрослые» подружки стали настойчиво интересоваться, будем ли мы кататься зимой.

С теми же вопросами подходили и мальчики, переживавшие, что, если мы, хозяйки блюда, тоже стали «взрослыми», то зимний аттракцион отменится.

Выяснив, что мне исполняется только 7 лет, и я должна пойти в первый класс, они очень обрадовались!

(Кстати, обычно дети шли тогда в школу в 8 и даже в 9 лет).

Но вот Манюше исполнялось девять лет и это вызывало огорчение и опасение ребятни.

Мы, неожиданно для себя, обнаружили, что все дети в махалле с нетерпением ждут зимы, правда, пока только ради «аттракциона», но ждут и ждут с нетерпением, чего раньше никогда не бывало!

Два года катания на «санках» не прошли, оказывается, даром!

И больше всех, пожалуй, ждали её наши «взрослые» Кумрышки- Хайрышки, хотя и понимали, что им по статусу кататься не положено, так же, как (по их мнению) и Манюше!

Наступила зима, и зима снежная!

Мы с Манюшей, как ни в чём не бывало, после завтрака отправились прямо к дому Кумры и Хайры, от которого, как я говорила, начинался спуск. За нами на почтительном расстоянии семенили мальчики. Приблизиться ко «взрослой» девятилетней Манюше, которой впору было, по махаллинским меркам, паранджу надевать, да и замуж отдавать, они, без одобрения взрослых, не решались. Прокатилась на блюде Манюша, потом я. Мальчики с замиранием сердца наблюдали за нами, стоя около калитки. А девочки, мы это точно знали, наблюдали за нами, забравшись на балхану (надстройку), где держали нехитрый инвентарь. И, как потом они признались, ревели, лишившись «права» принимать участие в зимних забавах. Через некоторое время к нам присоединились самые маленькие девочки. Мальчики по — прежнему стояли в сторонке из «почтения ко взрослой» Манюше.

В это время к нам, возвращаясь с занятий, подошли Лика с Мусей и подругами. Оценив ситуацию, они направились домой и через несколько минут вернулись с Папой и Мамой, Махмудом, санитаром, и табибом. Заметив около калитки старшую, пятнадцатилетнюю, уже замужнюю, сестру двойняшек, Папа попросил её позвать родителей. Такое же поручение он дал и мальчикам, и девочкам. Просьба Русского Доктора была исполнена молниеносно и около калитки двойняшек собрались женщины в паранджах, а на противоположной стороне мужчины. Папа немного знал местные языки и первые фразы произнёс по-узбекски, затем продолжила Мама, Доктор опа, как её называли в махалле, её поддержали Лика с Мусей, их подруги и санитар Махмуд.

Заключительным аккордом стала неожиданно эмоциональная речь табиба.

О нём надо сказать несколько добрых слов. Табибов, то есть лекарей, всегда очень почитали, хотя и шарлатанов среди них было великое множество. Но были и очень неплохие знатоки трав и снадобий, привозившихся в основном из Индии и Персии. Лишь немногие из них были грамотными, но обучались некоторым приемам диагностики, медицинских манипуляций, а также искусству изготовления некоторых снадобий у таких же народных целителей. Некоторые были бескорыстны и лечили за символическое вознаграждение, другие были алчны. Вот они- то и воспринимали русских докторов и фельдшеров, как своих конкурентов. Папе, открывая амбулаторию в старом городе, приходилось с этим считаться и сразу объяснить, что к нему будут приходить только те, кто сам этого пожелает, а остальные могут по-прежнему лечиться у своих табибов, при непременном условии, что они перестанут лечить ртутью и разнесут весть о том, что это, самое дорогое «лекарство», властями запрещено. Где и как добывали ртуть некоторые табибы неизвестно. Знаю только, что держали они её в склянках, помещавшихся в кожаных «кошельках». Она считалась самым дорогим лекарством, так как была «живая». Вначале пациенту позволяли опустить свою руку в склянку с «живой» ртутью, а потом, самым богатым продавали крошечный шарик, предлагая проглотить… Не знаю, как другие, но табиб из нашей махалли, действительно выполнил просьбу и никогда больше ртутью не пользовал пациентов. Более того, Папа с самого начала своей старогородской практики предложил ему пару раз в неделю

вместе принимать пациентов, на что тот с удовольствием согласился. Он принёс свою циновку и садился летом на террасе, а зимой на полу прямо в кабинете. Первым принимал пациентов он, а потом они шли к Папе. Таким образом, они стали не конкурентами, а почти коллегами, Этот табиб, получи он соответствующее образование, наверняка стал бы прекрасным врачом. Через некоторое время он попросил Папу позволить ему хотя бы раз в неделю просто присутствовать во время приема, жадно схватывая самое важное на лету и дотошно уточняя неясные моменты!

Нет, врачом он не стал, так как был и очень пожилым, и неграмотным.

Но то, что он в преклонном возрасте добровольно стал Папиным «студентом», и охотно расспрашивал о многих явлениях науки и культуры моих старших братьев и сестёр, говорит о многом. Он был, несомненно, талантливым человеком и стал самым активным пропагандистом европейской медицины среди жителей нашей и соседних махаллей!

Он же, первым из мужчин, «выступил за права женщин», девочек в паранджах, жаждущих прокатиться с горки зимой. Его авторитет, особенно после того, как он стал «вести приём» вместе с русским доктором, вырос необычайно и к его мнению особенно прислушивались!

Одним словом, на махаллинском «собрании постановили»:

девочки до 9 лет могут кататься наравне с мальчиками, но, как только на них надели паранджу, но ещё не выдали замуж, они тоже могут кататься, но отдельно от мальчиков. Во избежание путаницы постановили: девочки в паранджах катаются по утрам и никто им, даже младшие девочки не мешают.

Мальчики катаются позже всех и, в целости и сохранности, возвращают блюдо лично в руки самой Доктор опе!»

Мама, сделав глоток чая, добавила: «Да, много забавного и почти комедийного было в жизни русской интеллигентной семьи в старом городе, и сколько невероятных «случаев из медицинской практики» русского доктора можно ещё рассказать!» Девочки — студентки оживились.

Мама сделала успокаивающий жест рукой: «И об этом расскажу со временем. Если сейчас начать, то засидимся за полночь!»

ПРОДОЛЖИТЬ!!!

Дядя Гора, отведав ломтик куха, любимого пирога, и запив его чаем с лимоном, продолжил: «Я бы, Лялечка, ещё сказал доброе слово о старых мастерах! Футляр от швейной машины «Зингер», который лишили ручки новые «хозяева» нашего дома, благополучно был у них выкуплен (вместе с швейной машиной, разумеется) и стал и для тебя с Манюшей, и для Желочки с подружками, и для Оли с Таней качелями, хотя и продолжает выполнять свою роль футляра вполне исправно!»

От себя добавлю, что катались мы так: забирались вдвоём! (как только мы помещались!) в футляр, одна справа, другая слева и слегка покачивались.

И ещё мы очень любили скакать верхом на лошадке!

(Бабушкина швейная машина «Зингер», ещё дореволюционная, даже, если быть точнее, купленная в девяностые годы 19-го века, была, на мой взгляд, очень красивой, лакированной, с красивой надписью «Зингер» золотыми буквамина латинице и такими же красивыми золотыми узорами.

Но, самое главное, её корпус очень походил на лошадь!

И как же не прокатиться во весь опор на ней!

Правда, мы никогда не делали этого без спроса и «скакали» только под маминым присмотром!)

Дядя Гора продолжил:

«А знаменитое голубое блюдо! Кто только на нём не катался!

И ты, Лялечка, и Манюша, и Желочка, и Оля с Таней!»

«И мы, и мы тоже!», — восторженно подтвердили студентки.

«И ведь ни одного скола, ни одной трещинки!

Служит себе исправно все лето, как ни в чём не бывало!

Именно на этом блюде подавали в нашей семье ломтики арбузов и дынь по будням после летнего обеда на террасе, или во дворе, и до революции, и все советские годы!»

(И опять добавлю от себя: пропало блюдо только при варварской, дикой, ничем не оправданной, расправе с нашим домом в 92-м, в первый год «новой, «демократической», эры…)

Дядя Гора продолжал: «И ведь такая простая, на первый взгляд, вещь!

А ты диву даёшься! И не перестаёшь удивляться качеству эмали!

Какая же стоит за этими простыми вещами честная, надёжная, добросовестная работа! Какие замечательные мастера всё это создавали!

Имён мы их не знаем, а так и хочется сказать:

«Спасибо Вам, Мастера Русские!»

«И правда, хочется сказать: «Спасибо!», — согласились все собеседники

Мама и Желочка

Мама и Желочка, в один голос, поддержали:

«Эти замечательные Мастера Русские и предположить не могли,

какие необыкновенные истории будут происходить с их творением,

и что оно станет НАШИМ ВОЛШЕБНЫМ ГОЛУБЫМ БЛЮДОМ!»

ДЯДЯ ГОРА продолжил свое повествование: «Когда-то и в Ташкенте бывали снежные зимы, причём настолько, что даже устраивали катание на санях с тройками по центральным широким улицам города! И, несмотря на то что такой, снежный, период был не очень долог, те, кто держал красивые, даже щёгольские, сани и тройки лошадей, не прогадывал: желающих прокатиться на настоящей тройке было великое множество!

А санки, настоящие санки, в нашем детстве были!

Специально заказали и привезли красивые санки, очень похожие на те, что на вашей Волшебной Дверце!

Кстати, и санки, и горка, которую, при малейшей возможности, старались возвести во дворе, и сама Волшебная Дверца, очень привлекали в наш дом и моих друзей, и подруг Леночки, вашей Бабушки.

Они очень любили посумерничать зимними вечерами в нашем доме, пока за ними не приходили взрослые.

В самой большой комнате был красивый небольшой камин- «для уюта», как определяли это девочки. Комнату он прогреть достаточно не мог, и была еще голландская печь на две комнаты, точно такая же, как и ваша и с почти такой же Волшебной Дверцей!

Волшебной её ещё Леночка, ваша Бабушка, назвала и все девочки — гостьи с ней согласились!

Дверца со стороны дымохода была чугунной с замысловатой печатью.

А «парадная» сторона была бронзовой, настоящим произведением искусства, и крепилась к массивной, чугунной, на заклёпках.

Никто её, конечно, не белил, да и зачем?!

Она была и без побелки очень красивой,

настоящим произведением искусства!

Когда комиссар Шлёмка «национализировал» и дом вашего Прадеда, и амбулаторию Деда, тот самый дом, в котором вы сейчас живёте, и три дома братьев вашей бабушки, то вашему деду со всей семьёй пришлось двадцать лет жить в одной единственной комнате байского дома, ведя приём в другой, ставшей амбулаторией. СЮДА СО СТ 93 ВВЕСТИ В ТЕКСТ О ДОМЕ!!!

И только через двадцать лет! он смог, наконец, выкупить у Шлёмки свой собственный дом!

В нём он жил до женитьбы и вёл приём. Потом там была только амбулатория. При покупке выяснилось, что для чего-то (вероятнее всего для продажи строительных материалов) было полностью разобраны парадное (оно располагалось не посередине, а справа от дома и завершалось верандой). Застеклённая веранда была тоже разобрана, осталась только открытая терраса. Двор, когда-то красивый и ухоженный, был запущен, но это были мелочи по сравнению с главным: возможностью СТ 93 ДОБАВИТЬ!!!

снова жить в европейской части города и в своём собственном доме!

Была и ещё одна, совершенно неожиданная радость:

ВОЛШЕБНАЯ ДВЕРЦА,

КАК ОКАЗАЛОСЬ, ОСТАЛАСЬ НА СВОЁМ МЕСТЕ!

Правда, она была замазана толстым слоем глины и побелена…»

Мама, вздохнув, продолжила: «Я, первым делом, взялась расчищать изображение и поняла, что его пытались уничтожить каким-то острым тяжёлым предметом и затем, вероятно, облили чем-то едким, но, к счастью, бросили это занятие, предпочтя замазать рельеф глиной и побелить.

Да, видно Шлёмку-комиссара прямо корёжили, выводили из себя чудесные рождественские мотивы.

Никогда, ни до, ни после, не занималась я реставрационной работой.

В Музее искусств, возможно, и нашёлся бы специалист, но обратиться туда мы, естественно, не решились. Всего только три года назад вновь возвратились новогодние ёлки, а о рождественской идиллии, запечатлённой на дверце дымохода, и вовсе предпочитали никому не говорить.

Я по сантиметру со всей осторожностью освобождала изображение, но в некоторых местах пришлось самой восполнить глиной изъяны. Потом я самым тонким слоем глины сгладила все шероховатости и побелила в несколько слоёв изображение!

Смазывать глиной и белить бронзовый рельеф изумительной работы, конечно, абсурдно, но это была единственная возможность максимально бережно воссоздать изображение. Я возилась весь день и побелила рельеф поздно ночью, не будучи уверенной в результате своих усилий по воссозданию изумительного произведения.

А ведь я так старалась!

Я столько слышала и от Мамы, и от Вас, Дядя Гора, о волшебной дверце!

Я воссоздавала её с такой любовью!

Ночью пошёл снег и, когда я проснулась, то свет в комнате, был совершенно особым, чарующим, «снежным»!

иДВЕРЦА ВДРУГ ПРЕДСТАЛА В СОВЕРШЕННО НОВОМ КАЧЕСТВЕ,ОНА СТАЛА КАК БЫ ПРИПОРОШЁННОЙ СНЕГОМ!

«ДВЕРЦА ЗА ТРУДЫ ТВОИ ПРАВЕДНЫЕ ТЕБЯ И ОТБЛАГОДАРИЛА!»,-

СКАЗАЛ ПАПА: «СМОТРИ, КАКОЙ ОНА СТАЛА КРАСАВИЦЕЙ!
КАК БУДТО, ИМЕННО ТАК И БЫЛО ЗАДУМАНО ХУДОЖНИКОМ: НАСТОЯЩАЯ ЗИМНЯЯ СКАЗКА!

А МАМА, МОЯ МАМА, А ВАША БАБУШКА, ЛАСКОВО ПРОВЕЛА ПО ИЗОБРАЖЕНИЮ РУКОЙ:

«СОВСЕМ, КАК В ДЕТСТСТВЕ! ТАК ЖЕ КРАСИВО И СКАЗОЧНО!»

«Да, я прекрасно помню это воскресное зимнее утро!», — улыбнулся Дядя Гора: «Я специально пришёл пораньше, чтобы помочь вам определиться

в новом доме перед праздниками.

Ведь вы переехали в него под самый Новый Год!»

«А мы пришли немного позже», — вступили в разговор Дядя Костя и дядя Серёжа: «Нам поручили найти новые карнизы, а мы и этажерку ещё прихватили. Папа! А помнишь, что ты сказал тогда?», — обратился он к дяде Горе. «Да, прекрасно помню и хочу повторить сейчас специально для девочек, Оли с Таней, да и для тебя, Желочка, ведь ты тогда была совсем крошечной!» Дядя Гора помолчал и немного задумчиво продолжил:

«Вот такие дверцы для дымоходов были, вероятно, во многих домах. Но ни на одной из них, во всяком случае, тех, которые я видел, одно изображение не было точной копией другого. Значит, это не была штамповка, а каждый раз создавался новый эскиз, рисунок, слепок и сам рельеф!

Каждый раз свой, оригинальный!

Такие дверцы были ещё в доме, где родилась и вырослаЕва, ваша прабабушка.

А ведь дом с мезонином в Оренбургенасчитывал к тому времени более полувека.

И это означает, что и сам дом, и печи в нём, и такая дверца,появились не позже первых годов 19-го века!

Вы только вдумайтесь: полтора века назад!

Знайте: Родители Евы были моими и Леночкиными Дедушкой и Бабушкой.

Для Лялечки они Прадедушка и Прабабушка,а для Вас троих они Прапрадедушка и Прапрабабушка!

Вы только вдумайтесь:

В ДОМЕ ВАШЕГО ПРАПРАДЕДУШКИ И ВАШЕЙ ПРАПРАБАБУШКИПОЛТОРА ВЕКА НАЗАДБЫЛА ТОЧНО ТАКАЯ ЖЕ НЕОБЫКНОВЕННАЯ ДВЕРЦА!

ПОЛТОРА ВЕКА НАШИ СЕМЬИ ЖИВУТ ПОД СЕНЬЮ ТАКОЙ РОЖДЕСТВЕНСКОЙ ИДИЛЛИИ!

И вот что интересно: дверца, однажды оказавшись беззащитной перед варварством, спряталась под слоем глины и извести на целых двадцать лет,

И предстала в новом качестве во всей красе именно перед нами, как будто зная, что мы этого очень ждали!

Время было сложное во всех отношениях, но ни единого раза мы не испытали неприятностей из-за того, что в доме было произведение подобной тематики.

И за все эти годы не было случая, чтобы дверца «открылась» людям малоприятным, или равнодушным, безразличным к красоте.

Для них она, побеленная известью, просто сливается со стеной.

Она остаётся для них невидимой!

Зато людям добрым и открытым, чутким к красоте,

она доверчиво открывается в первый же момент.

Вот и вы, вчерашние школьницы, в первый же визит к нам, попросили разрешения подойти к ней и долго, внимательно и восхищённо её рассматривали!

И за несколько месяцев общения с вами, мы поняли, что дверца, как всегда, была права, «открывшись» вам.

И, значит, вам можно поведать её историю,

ИСТОРИЮ НАШЕЙ СКАЗОЧНОЙ ВОЛШЕБНОЙ ДВЕРЦЫ!

«Вы теперь, надеюсь, не сомневаетесь в том, что она волшебная?!», — лукаво улыбаясь, спросил дядя Гора.

«Да в вашем доме всё вообще волшебное!», — восхищённо согласились девочки.

Потом одна из них, смущаясь, спросила: «Георгий Алексеевич! А что такое сумерничать?!».

«Как стремительно сменяются эпохи! Как быстро всё меняется!», — кивнул головой, вздохнув, Дядя: «Исчезают старые добрые традиции, милые сердцу привычки… Любили, любили когда-то посумерничать!

Сумерничали, то есть вели беседы, общались, не зажигая свечи, или лампы, в лучах заходящего солнца.

И, даже если день был пасмурным, долго не зажигали лампы, довольствуясь отсветами камина, озаряющего всю комнату «янтарным блеском»,и любуясь таинственно-прекрасными тенями от него на стенах, потолке, книжных шкафах и, самое главное, на Волшебной Дверце!

Читали наизусть стихи, пели, музицировали, отгадывали шарады, пересказывали сказки и истории!

Леночкины гостьи обычно просили меня сыграть на старинной мандолине, которую когда-то ваш Прапрадед привёз из дальнего путешествия и под звуки которой сумерничали ещё в Форте № 1 первые Русские Туркестанцы!

За Леночкиными гостьями часто присылали кого — ни будь из прислуги, но нередко за ними заходили сами родители, и это становилось поводом для знаменитого Ташкентского чаепития, во время которого, тем более, если он приходился на выходной, или праздничный день, а особенно в Новый Год и Рождество, и все Святки до самого Крещения, и в Татьянин День и одновременно День Евпраксии, святой покровительницы Евы, засиживались за полночь.

И только на РОЖДЕСТВО доставалась ВОЛШЕБНАЯ РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ШКАТУЛКА, ИМЕННО С НЕЙДЛЯ НЕСКОЛЬКИХ ПОКОЛЕНИЙ НАШЕЙ СЕМЬИ, КАК И С ЁЛКОЙ, СВЯЗАНЫ САМЫЕ ВОЛШЕБНЫЕ МИНУТЫ ДЕТСТВА

И начинались рассказы, изумительные рассказы Старых Русских Туркестанцев,

«ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ» И МИЛОЙ!!!