Улица Карла Маркса, 50-е годы Старые фото
Из фотографий Сергея Наследова. Что за марка автомобиля, не знаете?
Из фотографий Сергея Наследова. Что за марка автомобиля, не знаете?
Прислал Павел К.

Недавно в Ташкенте произошло небольшое, но приятное событие. В помещении Центра профессионального развития «Norma» состоялась презентация серии программных продуктов для абитуриентов «Мой город. Образование».
Когда-то мы с подачи Олега Николаевича искали упоминание о первом автомобиле в Ташкенте. Вот это фото отсюда как раз подходит. Осталось лишь найти информацию об автомобиле и о пассажирах его…
В парке(!) в 18:30(!) на пляже(!) — ни души! Ну и обмельчал народ, почему никто не плавает?
Это фото когда-то было на сайте, но не такое крупное. От Сергея Наследова. Не ясно, что это такое? Справа выезжает трамвай, перпендикулярно ему стоит вагон похожий на конку. И две вышки с лестницами — возможно передвижные для монтажа проводов. Хотя проводов и столбов для них не видно. Может вышки как-то связаны с выставкой? Самое яркое и поныне сохранившееся — живописная зимняя глина.

Автор Нурулин Т.С.

Начало исследованиям археолого-архитектурного памятника Шаштепа положил еще в 1896 году Н.П. Остроумов, определив его как сторожевой пост с подземным зданием [1]. В 1934 году Г.В. Григорьев, обследовав памятник, интерпретировал здание как подземный храм саков [2]. Цитаделью называют памятник Шаштепа в своих работах Н.И. Крашенинникова (1956 г.), Г. Дадабаев (1970 г.) [3]. В 1978-1982 г.г. В.И. Спришевским и М.И. Филанович были произведены раскопки на памятнике, определенным археологами как архитектурно – фортификационное сооружение [1]. Результатом масштабных раскопок 1982 г. и 2000 г., Ташкентской археологической экспедицией под руководством М.И. Филанович, стало определение памятника как храма огнепоклонников, который строился по принципу сочетания креста и круга (космограмма) – древнейших символов Солнца, а находка черепа в одном из помещений сооружения позволила установить археологам, что с течением времени храмовое здание Шаштепа постепенно превратилось в погребальное [3].
САРМЫШСАЙ — «МУЗЕЙ РИСУНКА НА ЧЕРНЫХ КАМНЯХ».

Светлана Сомова
Явись, возлюбленная тень,
Как ты была перед разлукой.
Тень Ахматовой, прозрачная и призрачная тень женского склоненного профиля, обведенного карандашом на беленой стене азиатского дома, может быть сочтена античной камеей. Она была вычерчена на внутренней стене на втором этаже старого дома и содержала в себе тайну, глубоко скрытую от окружающих.
И эти мои строки — не воспоминания, на которые можно ссылаться как на достоверность, а просто думы поэта о поэте, где правда смыкается с вымыслом, новелла — с подробностями жизни Ахматовой, соотносящимися с ее стихами.
Война, тревога, смерть, голод и холод, предзимняя слякоть на улицах города, куда съехались беженцы со всех земель, занятых оккупантами, и из осажденного Ленинграда; тут звучали разные языки, метались измученные люди. На площади стоял небольшой двухэтажный дом, выстроенный еще старыми ташкентцами напротив собора, улица называлась Соборной, а потом носила имя Карла Маркса, но еще оставался на краю новой Красной площади дом, обсаженный тюльпановыми деревьями, где жила в то время Ахматова.
Ахматову вывезли из Ленинграда на самолете. И три года эта женщина жила в Ташкенте, в пыли его улиц терялись ее узкие следы, она провожала взглядом грузовики, везущие снаряды, самолеты, воинов, мерно шагающих к вокзалу, к фронту. Была она высока, строга и прелестна какой-то особой прелестью, ходила прямо и не спеша, носила длинные широкие, наподобие туники, платья, отличалась крайней сдержанностью, презрением к быту, стоическим мужеством. Когда некоторые женщины говорили: «Сейчас война, все можно», — ее серо-зеленые глаза смотрели холодно и отчужденно. «Ничего нельзя», — отвечала им Ахматова, и руки ее, прекрасных очертаний и жесткой работоспособности, касались темно-русых волос надо лбом, как бы всегда склоненным к рукописи. При всей житейской смиренности, подобно старинному замку, ее как бы окружал невидимый ров, который никто не мог перейти; так казалось мне тогда.Ее военные стихи теперь воспринимаются как эпос, в них звучат многострадальность и многокрасочность женской души. Я вижу Ахматову на земляной крыше караван-сарая в старом Ташкенте, вижу ее лицо, повернутое к родному Ленинграду, слышу ее грудной, негромкий голос…