Дополнение к «Дереву из бывших.»
Как-то ехал в трамвае, лет 10 назад, на остановке один мужик пожилой заглянул в трамвай и спросил у меня: «До Сапёрной идет?». И я впал в ступор — такое родное знакомое с детства название… но что-то я никак не мог сообразить — где это сейчас и едем ли мы туда? Мужик решил что я или немой или того… :-)
Так где Сапёрная? Кто помнит?
Это дерево одно из немногих старых деревьев, не тронутых при формировании бульвара вокруг Голубых куполов. Оно расположено напротив ЦУМа и напротив гостиницы «Ташкент» или по новому Le Meridien Tashkent. Мало кто помнит, наверное, но этот участок от гостиницы до Туркменского базара был очень плотно застроен старинными домами, примыкавшими к Крепости, до улицы Шелковичной и до Германа Лопатина. Домов давно нет, Туркменского и Воскресенского базаров нет — а дерево осталось. Фото из альбома Stasische — я даже знаком с ним лично :-)
Удачный ракурс — играют своды, жаль не видно мозаику куполов.
28 сентября 1897 года в местечке Аяккараган (близ зимовки Борли) в семье кочевника-казаха Чингисской волости Семипалатинской области Омархана Ауэзова родился сын Мухтар. Его прадед Бердиходжа был оратором и начитанным человеком, хранил обычаи предков, обладал даром красноречия. Хроники и летописи удостоверяют родственные связи Ауэзовых с шейхом Бакшайыш-ходжой, жившем в ХIII веке на Ближнем Востоке, правнуком самого Ходжа Ахмеда Яссави.
Единственные люди, которым я завидую — шахматисты в Сквере. Пару раз останавливался посмотреть блиц — и пропадал на несколько часов… Это мечта номер 1 — бросить все и играть в шахматы — на Сквере, в парке на Волгоградской или на улице Гагарина — тоже постоянно играют… без меня…
Детство мое прошло на Новомосковской. Вот фото из коллекции batikot’a
Вопрос знатокам — что раньше было на крыльце за красным Дамасом? Там где виден красный козырек.
— В шесть утра мы открывали эфир: я и мой приятель — молодой узбек, — рассказывает Броневой в одном из интервью. — Он читал по-узбекски, а я по-русски. Рубильничек от себя — ты в эфире, на себя — можно кашлянуть. Первое время ужасно путался. И вот однажды узбек не пришел. Ко мне вбегает начальник и говорит: «Ты можешь по-узбекски начать передачу?» Я говорю: «Не знаю, мне надо потренироваться». — «Некогда тренироваться, через три минуты эфир. Давай — поехали». До сих пор я помню то, что произнес.
Вот я и поехал в Ташкент и поступил в театральный институт. Там были очень хорошие преподаватели — Инна Вишневская, Костя Березин, профессор Григорьев, профессор Мокульский.
— Это, я так понимаю, был ГИТИС в эвакуации?
— Ну да. А кроме того, Ташкентским драматическим театром руководил тогда Александр Иосифович Гинзбург (он троюродный брат Александра Галича, я это недавно узнал). Его «Отелло» я посмотрел, наверное, раз 20. Там играли три величайших узбекских актера, с которыми не сравнится никакой Голливуд. Отелло — Аброр Хидоятов, Яго — Шукур Бурханов, Дездемона — Сара Ишинтураева. На узбекском языке играли, но все понятно. Воздействие необычайное. Это был второй мой институт. Неформальный. Жизнь была голодной, поэтому я учился и работал. Стал переводить стихи узбекских поэтов.
Мысль о необходимости создания всесоюзной выставки возникла в декабре 1921 года на Съезде Советов. Еще не было никаких достижений, советская республика еще только расправляла плечи, борясь с повсеместной анархией, голодом и разрухой, но уже тогда большевики поняли, насколько важно продемонстрировать и собственным людям, и Западу экономические возможности пролетарского государства. На огромной территории в 65 га (там, где теперь ЦПКиО им. Горького), не имея необходимых средств и материалов, они вдруг развернули грандиозное строительство.