И ещё одно фото Фото
Прислал Константин Борисович Петров.
Прислал Константин Борисович Петров.
Смотрите, какие фотографии!!!
Пишет автор журнала cicerone2007:
Это моя любимая фотография: папа, мама и я во дворе нашего ташкентского дома в 1960 году. Папа совсем недавно закончил вуз и стал инженером. Мама – молодой преподаватель. Они познакомились на Памире, где мама проходила практику под руководством папы. Он тогда работал топографом после окончания техникума. Когда я родилась, учиться в институт пошел папа. Мама, окончив университет, преподавала именно в этом Ташкентском политехническом институте. Первый свой экзамен в вузе папа должен был сдавать ей. На лекции мама его не пускала, чтобы он ее не смущал.
В 1901 году в городе Ташкенте была открыта для пассажирского движения первая линия городской конно-рельсовой дороги. Дорога была построена и эксплуатировалась бельгийским акционерным обществом «Tramways de Taschkent».
Фрагмент из статьи Роувена Миллера.
Искренне желаю Сари Нуссейбе, чтобы его не постигла участь широко известного Тео Ван-Гога и менее известного, по крайней мере, в своей смерти Марка Вайля.
Я знал этого человека. Мы родились в одном городе. Будучи совсем молодым, едва окончив театральный институт, он организовал в Ташкенте театр-студию «Ильхом»(*), где, несмотря на удушливую идеологическую атмосферу развитого застоя, ухитрялся ставить разные «крамольные» произведения или пьесы «допущенные», но, опять же, в «крамольных» интерпретациях. Моя тетя — театровед, полиглот и человек энциклопедических знаний Леля Гершберг дружила с Марком и, если не по-матерински, то как старший товарищ, выражаясь на израильском суржике, старалась «метапелить» (направлять? воспитывать?) его творчество, хотя от прямого влияния Марк был защищен большой самостоятельностью и упрямством. Тем не менее, по крайней мере, когда это происходило при мне, выслушивал ее он, не перебивая, а уж дальше, возможно, поступал, согласно мужскому восточному принципу…
Недавно я посетовал, что не во все стороны есть фотографии с башни. Сразу же Борис, известный как Баламут своим блогом и ЖЖ, выложил недостающие направления:
Самое время углубиться в историю и у нас. Обращаемся к авторитету – две страницы из книги Абдуманнопа Зияева – вот Вам и Кокандская Урда и Кашгарская улица в период до возникновения русского города на левом берегу Анхора.
Теперь нам необходимо подтянуть знания теории архитектуры и вспомнить очаги мировой культуры Рим (в том числе и Древний) и Санкт-Петербург. Поехали…
«Ростральная колонна (лат. columna rostrata, от лат. rostrum — нос корабля) — отдельно стоящая колонна, украшенная носами кораблей или их скульптурными изображениями. Традиция использовать в качестве элемента парадных сооружений ростры вражеских кораблей существовала в Древнем Риме и была возрождена в период позднего классицизма (ампира).
Саби́нин Дми́трий Анато́льевич — советский ботаник, физиолог растений.
31.1.1936.(Москва)
Вчера утром Е.И. Бадигина [1] — аферистка или фанатичка. В связи с лечением излучениями. Отправил знакомиться] с популярной литературой. Надо (поговорить) с Барановым и Надсоном [2].
Вечером Уклонский [3]. С ним о геолог[ическом] времени. Хочет установки и войти в работу. Но сам, мне кажется, недостаточно прочно знает. Принципиально согласен. Исследование изотопов.
Он рассказывал интересно о положении в Ташкенте. В 1934 году — разгром Куйбышевым [4] местной националистической] организации. Резкое изменение в структуре. Происки и Англии, и действительно экон[омико]-полит[ический] саботаж. В партию проникли националисты, связанные с другой идеологией. Просто неожиданные — как всюду на местах — расстрелы немедленно 1500—2000 чел[овек]. Совершенно были и раздавлены, и огорошены [5]. Впечатление у населения, что (обвинения) не держатся и фантастические, в роде дела Платонова [6], Сущинского [7], Личкова, (А.Ф.) Лебедева и т.п.
Отрывок из дневника Елеазара Моисеевича Мелетинского «Моя тюрьма». Полный текст опубликован на сайте дневников и воспоминаний.
Итак, я оказался в Ташкенте. Без денег, без перспективы найти свой университет (о том, что МГУ был эвакуирован не в Ташкент, а в Ашхабад, а потом переведен в Свердловск, я узнал в поезде Красноводск-Ташкент), без родителей, одетый в страшное, пугающее, нищенское рубище, но… в хорошем настроении и с надеждой на жизнь и ее радости.
Я шел по центру города и читал вывески. И вдруг на одном из домов увидел табличку “Институт мировой литературы АН СССР”. А надо сказать, что еще будучи аспирантом ИФЛИ, я собирался перевестись в аспирантуру Института мировой литературы, где были заинтересованы в скандинависте, а я как раз был готов отвлечься от французской литературы, которой я занимался в студенческие годы, от мадам де Лафайет и прочего и превратиться в скандинависта, занимался Ибсеном, норвежскими романтиками и увлекся скандинавскими языками. Перевод мой в ИМЛИ был уже фактически решен, когда началась война. Встреча с ИМЛИ в военном Ташкенте была и спасительной, и пророческой, ибо через много лет, когда, наконец, кончился основной цикл моих “приключений”, мне удалось поступить на работу в это учреждение. Это было уже в начале 1956 года, и провел я там долгие годы…