Посвящение другу Искусство Фото

Опубликовал Александр Волков в Фейсбуке. Фото с открытия выставки мои. ЕС.

Сегодня в Ташкенте, в музее искусств открывается выставка моего друга Дамира Рузыбаева.

Вряд ли кто-то мог представить себе , что эта дружба, начавшаяся в далеком 1955 г, продлится и по сей день. До сих пор мало кто может этому поверить, особенно художники , которые не раз говорили нам, что именно между художниками такого быть не может: самолюбие, тщеславие , интриги окружающих обязательно её разрушат.

Но вопреки всем предсказаниям , мы сохраняем эти наши дружеские связи, и ни расстояния , ни смена государственных границ , ни разрушения единого культурного пространства , ни возраст не являются нам помехой в наших, я бы сказал, уже давно ставших почти родственными отношениях. Всё началось на первом курсе художественного училища.Мне сразу понравились рисунки молодого мальчишки ( я старше на два года)))). В них просматривался точный глаз, верная рука и даже в ученических рисунках эстетическая красота. А самое главное, в них не было унылого рабского копирования и ученической тоски, они были наполнены энергией и радостью рисования.

Мы как-то сразу потянулись к друг другу. Сейчас я размышляю на тему , как получилось , что два мальчика совершенно из разных семей и традиций ( один из интеллигентной семьи русского художника , другой из узбекской семьи самаркандских интеллигентов , его родители закончили самаркандский университет ) так сразу прониклись симпатией к друг другу. И к тому же, сложилось так, что его семья вдруг переезжает жить на нашу улицу. Тут, как говорится, все сразу завертелось, мы уже не расставались ни днём ни ночью . Но конечно, главным связующим фактором было наше неуемное желание рисовать, писать , лепить. Нам не хватало профессиональных часов в училище , и мы бегали в скульптурный кружок Дворца пионеров, рисовали без конца наброски, писали этюды.

Наше время совпало с годами оттепели ( названное так по повести И Эренбурга), когда стали подтаивать устои железного занавеса. Сейчас это трудно себе представить, но только из нашей училищной библиотеки были изъяты все книги по искусству импрессионистов ( не было таких Художников ), не говорю уже о кубизме и далее. Русский авангард – бранное слово. Даже Врубель и русский модерн были изъяты. Конечно, в нашей семье все эти имена были известны , квартира была наполнена работами отца, стали появляться альбомы с запретными раньше импрессионистами, а самое главное, вокруг была фантастическая по красоте природа Ср.Азии, пронизанная светом и цветом – праздник жизни и молодости. Конечно, хотелось на волю из душных классов с жестко регламентированным образованием . Отец поддерживал наши стремления работать на пленэре. Старый Ташкент располагал к живописному восприятию. Одноэтажные дома ,построенные ещё военными саперами царской армии, каждый дом имел своё лицо, удивительно гармонично выглядывающее из буйной растительности, все это давало такое разнообразие мотивов, что только пиши. … Зоопарк со зверями , мы много их рисовали. Старый город, узбекская часть, ещё не разрушенная новостройками , где естественный кубизм окружал со всех сторон — это необычное смешение Востока и Запада давало огромную пищу для творчества. Нагруженные этюдами и набросками, мы возвращались на нашу терраску, где сидел отец, загадочный и величественный как сфинкс.

Раскладывали всё на полу, и он неторопливо давал нам советы, никогда не ругал, а больше поощрял. Всегда после его критики хотелось работать ещё больше . Мой старший ( на десять лет) брат Валерий, художник и критик, вёл во всю борьбу за свежие веяния в искусстве в Союзе художников и был окружён друзьями-поэтами, журналистами , музыкантами. В мастерской отца, построенной во дворе нашего дома, часто собирались молодые интеллектуалы послушать записи (у нас собралась отменная коллекция грампластинок), почитать стихи, поспорить о проблемах жизни . Мы тоже болтались рядом, впитывая новую информацию . Со временем брат включился в наше художественное образование и стал для нас авторитетом.

Но молодость брала своё, и мы как-то незаметно подхватили новые веяния в жизни, тогда называемые стиляжничеством . Правда, в отличии от столичной золотой молодежи, мы не фарцовали, не бегали за иностранцами, чтобы разжиться какими -то шмотками , журналами, дисками . Шили самопальные брюки и клетчатые ковбойки, отращивали волосы , а самое главное, слушали рок-энд-ролл. Благо в те годы работала радиостанция Би Би Си на острове Цейлон . С шести вечера до двенадцати ночи ежедневно она передавала джазовую музыку , а по пятницам новинки рока . И это было сильнее официальной удушливой пропаганды.

Когда звучала труба Луи Армстронга и прочих великих джазменов, а Музыка часто лилась из открытых окон домов, многие молодые люди тогда всерьёз заболели джазом. Идёшь вечером по улице, тепло , сквозь ветви деревьев мерцают звезды, а по дороге тебя сопровождают прекрасные голоса Эллы Фитжеральд, Нат Кинг Кола , Элвиса Пресли. Можно подойти к окну попросить включить погромче, завести разговор, могут и в гости пригласить — Ташкент гостеприимный город . Мы жили в центре, а училище располагалось на Беш -Агаче, по тем временам это было приличное расстояние, и надо было добираться на трамвае.

Тогда ещё ходили старые вагоны, толстые и солидные ( по-моему ещё дореволюционной бельгийской кампании), и главная их прелесть была в отсутствии механически закрывающихся дверей, а, значит, были подножки, на которых можно было повиснуть и ездить без билета, а ещё спрыгивать и запрыгивать где тебе надо, не дожидаясь остановки. Чем мы с восторгом и занимались: утром обычно висели грозди — народ ехал на учебу, работу, по делам — возраст самый разный. Зато поздно вечером провинциальная жизнь нетороплива, город затихал, и трамваи ехали медленно, поскрипывая на поворотах, тренькая звонками. Кондукторы, намаявшись за день с безбилетниками, дремали, сидя на своих местах . Можно было вольготно расположиться на ступеньке, присесть как на скамеечке и смотреть, как мимо проплывает засыпающий город. По дороге тебя обдают запахи цветов и различных деревьев. Воздух сухой, нигде я так не обращаю внимание на запах города как в Ташкенте. А вечером можно ещё сбегать на танцы в парк, и там , если повезёт и не будет комсомольского патруля, знакомые музыканты по твоей просьбе сыграют «Караван» или рванут буги-вуги, пока не прибежит патруль во главе с ментом, а если не успеешь смыться, потащат в каталажку на профбеседу о загнивающем Западе и его тлетворном влиянии. Но ничем нельзя было остановить надвигающееся перемены. Загнать новое поколение обратно было уже трудно.

Выставка А Н Волкова всколыхнула Ташкент, споры о ней раскололи училище на две части. Нужно отдать должное: сторонников было меньше. Кстати, в дальнейшем они все стали заметными художниками в искусстве Узбекистана. Дамир был одним из тех, кто глубоко воспринял это творчество, можно сказать — на всю жизнь. Спросив разрешения у нашего отца, он пришёл с мольбертом на выставку и стал копировать автопортрет, повергнув в шок многих художников. Страсти кипели нешуточные. Дошло до того , что нам, носившим береты, было сказано , что если мы придём в беретах на занятия нас не допустят до уроков ( в этом усмотрели формалистическое влияние А.Н.Волкова, носившем этот головной убор, на неокрепшие умы молодых людей).

Незаметно подошло время диплома. Дамир поехал на родину своего отца в г.Маргелан. Из этой поездки он привёз массу интереснейших рисунков, часть из них достойно вошла в его уже взрослое творчество . А темой диплома стала фигура народного певца макома. И с тех пор тема народной музыки становится сквозной в его творчестве . Я уехал поступать в Москву и остался там на всю жизнь . Но каждый год на зимние и летние каникулы приезжал на Родину, жил либо в Маргелане у Дамира, либо в Ташкенте. За эти годы у нас появился третий друг и единомышленник, Евгений Кравченко, а место старшего в группе достойно занял Валерий, наш учитель и наставник.

Позже мы все вместе в течение более тридцати лет ежегодно колесили по любимым дорогам Ср Азии . Но это уже истории не на один рассказ . Мне просто хотелось сегодня вспомнить об истоках нашей дружбы длинною во всю нашу сознательную жизнь. Конечно, поздравить друга с открытием выставки. Мы подробно обсуждали с Дамиром все экспонаты , потому что и для него, и для меня нет мнения более ценного, чем критика и оценка друга. Мы всегда говорим открыто и честно, не пытаясь смягчить углы или противоречия. Поэтому знаем, что каждый из нас скажет абсолютно откровенно то, что он думает . На том стоим.