Литературные беседы с Наставником Искусство Ташкентцы

Лидолия Никитина: Высылаю обещанный материал о своем Наставнике А.Р. Бендере — главном редакторе журнала «Звезда Востока». Это фрагмент из книги»Сотворение Жемчужины», 2018 года издания. Надеюсь ташкентцам мои воспоминания будут интересны!

«У нас в литературе сейчас господствует потребитель, но почти нет ценителя, который узнает и встречает каждого нового творца как личность единственную и неповторимую».

Михаил Пришвин

В своих старых дневниковых тетрадях я нашла много записей бесед со своим ташкентским Наставником – писателем Альфредом Рудольфовичем Бендером (литературный псевдоним Эдуард Арбенов). В бытность нашего общения он являлся заместителем редактора литературно-художественного журнала «Звезда Востока», очень любимого советскими читателями, выходящего немыслимыми по нынешним меркам полумиллионными тиражами!

Прошло более сорока лет с того времени, как, благодаря моему приобщению к литературе, мы начали с А. Р. общаться, дружить. И поныне актуально все, о чем в самом начале творческого пути я могла часами говорить, обсуждать, задавать вопросы, спорить с этим удивительно мудрым человеком.

Сейчас считаю за счастье перечитывать дневники, разбросанные по разным листкам и тетрадкам многочисленные записи, сберегшие, к сожалению, лишь малую толику из тех наших незабываемых бесед. Как мудро я поступала, что не ленилась сразу же после общения записывать важные для меня мысли (причем, в силу журналистской привычки, почти дословно) в многочисленные «амбарные книги», блокноты да и просто в подвернувшиеся под руку клочки бумаги…

Так получилось, что после переезда в 1986 году в Ульяновск по официальному приглашению Обкома КПСС и Ульяновской Областной писательской организации, мне потом ни разу не встретился такой ЧЕЛОВЕК… И я, чтобы хоть как-то компенсировать дефицит литературного общения, уже после распада СССР создала на общественных началах свою молодежную литературную студию «Лидолия». В ней старалась быть для начинающих литераторов таким же заинтересованным в их творческих успехах наставником, каким для меня стал и до сих пор остается – даже после своей смерти в 2002 году – ташкентский писатель А. Р. Бендер.

С первых же дней знакомства с этим человеком почувствовала, с какой с поразительной бережливостью он относится к моему еще очень робкому таланту. Помню, что один из его первых уроков сводился к тому, что Альфред Рудольфович потребовал от меня разумного отношения к своему личному времени, ворчал, когда видел, что трачу его бессмысленно на какие-то пустяки, призывал учиться отличать насущное от необязательного…

Так, однажды Альфред Рудольфович категорически восстал против моего перехода из радио на телевидение, куда я была приглашена на должность редактора после успешного выступления с циклом миниатюр в популярной в восьмидесятые годы прошлого столетия программе литературного драматического радиовещания Узбекистана:

– Новая профессия тележурналиста потребует дополнительных духовных затрат, времени, а силы, вам, Лидолия, на все это придется забирать у собственного творчества, чего делать в данной ситуации категорически нельзя!

С его доводами, правда, без особого энтузиазма, была вынуждена согласиться. Ведь, как и всякая молодая женщина, я мечтала царить на телевизионном экране в каком-нибудь сногсшибательном паричке или наимоднейшем туалете, быть узнаваемой, популярной…

Примерно лет через пять-шесть А. Р., убедившись, что мной вполне освоен жанр миниатюр, стал советовать расширять творческую палитру и пробовать себя, прежде всего, в полноценных рассказах, повестях и других классических литературных жанрах:

– Лидолия, учтите, если вы до 40 лет не расширите свой писательский диапазон, то на всю жизнь останетесь с одними своими миниатюрами, от которых уже взяли все! Дальше будут только повторы. Теперь ищите новые горизонты, а главное, не топчитесь на месте! Однако это вовсе не означает, что от миниатюр вы должны категорически отказаться, просто, хотя бы на какое-то время они должны перестать быть вашим главным литературным коньком. Пробуйте новое! В литературе так много интересного и еще непознанного!

И этому своевременному совету Альфреда Рудольфовича я последовала, начав писать рассказы, детские сказки, эссе, мистические новеллы и даже стихи! Ими серьезно начала заниматься за два года до своего шестидесятилетия.

Когда же в 2001 году вновь оказалась в Ташкенте – соскучилась по ташкентской жаре, родным, друзьям, – то первым делом направилась к своему Наставнику. Во время нашей трогательной встречи подарила ему свою любимую книгу – «Записки у изголовья» знаменитой японской писательницы Сен-Сенагон и два сборника собственных миниатюр, выпущенных в кооперативном издательстве города Саратова на папино наследство в тридцать тысяч, что по тем временам соответствовало стоимости трех машин «Волга».

По своей неопытности тираж одной книги заказала в десять тысяч экземпляров! Поэтому на антресолях у меня до сих пор пылятся пачки саратовских книг, причем очень для меня важных. Ведь они стали первыми визитными карточками писательницы Лидолии Никитиной на российской земле!

Стоит напомнить, что к этому времени СССР распался, Узбекистан стал самостоятельным государством, как и Россия, переставшая быть для союзных республик «старшим братом».

За короткий срок после падения Советского Союза произошли значительные перемены во многих сферах жизни. В литературе появилась немыслимая прежде свобода благодаря растущим, как грибы, кооперативным издательствам. Я первая в Ульяновской области издала трехтомник миниатюр без государственного вмешательства, а следовательно, и цензуры, на собственные средства. Это были следующие книги: «Юности счастливые мгновения», «Быть женщиной» и «Еще бы немного любви».

К моменту нашей встречи с А. Р. последняя книжка из трилогии еще не была готова и находилась в работе у художника, выполнявшего по моему заказу оригинальную суперобложку.

Пожилой человек – тогда Альфреду Рудольфовичу уже перевалило за 80 лет – с благодарностью принял мои подарки, с интересом тут же принялся просматривать содержимое изящных сборников, изданных на хорошей бумаге, в твердых переплетах, с суперобложками, иллюстрированных талантливыми российскими художниками. Интерес вызвала и японская книжка, с автором которой он не был прежде знаком, как и с ее гениальным произведением «Записки у изголовья».

А при прощании, держа мою руку в своих горячих ладонях, с некоторой патетикой в голосе Наставник произнес:

– Если бы вы, Лидолия, знали, сколько литераторов прошло через меня! Увы, лишь очень немногие состоялись и стали профессионалами. Вы состоялись, чему я искренне рад!

На этой торжественной ноте мы тогда и простились. К сожалению, эта встреча Наставника с его ученицей оказалась последней…

Примерно через полгода из письма ташкентской подруги Нодры Рашидовой, живущей с А. Р. на одной лестничной площадке, узнала, что несколько месяцев спустя после моего отъезда Альфред Рудольфович умер. Это произошло 1 февраля 2002 года.

***

Дорогой мой Наставник! До сих пор каждый ваш совет, критическое замечание, размышление об искусстве помогают мне идти дальше, не спотыкаясь и не уставая. А силу даете вы – единственный человек на земле, который с первых неумелых шагов искренне поверил в мои литературные способности, помог их развить в такой непростой (особенно для женщины-писательницы) жизни!

Я счастлива, что моя Муза родилась и окрепла не в затхлой атмосфере провинциальных интриг, а впервые явила себя на необъятных просторах благодатных азиатских земель. Здесь она нежилась на заснеженных вершинах Чимганских гор, видных из окон моей чиланзарской «малогабаритки»; на опаленных безжалостным зноем хлопковых полях; в многочисленных журналистских командировках по областям Узбекистана, где в предгорных аулах я пила сладкую родниковую воду; играла с горизонтом в прятки, когда на пропыленной «попутке» с магнитофоном на плече посещала пионерские лагеря, чтобы звонкоголосые мальчишки и девчонки могли благодаря радио поделиться своими радостями со сверстниками, живущими не только в большой Советской стране, но и за ее пределами!

Общение с умными, душевно щедрыми и бескорыстными людьми в начале творческого пути шлифовало острые углы моей неопытности, придавало завершенность каждому творению, которое с восхищением принимали мои первые читатели, слушатели и зрители. Емкие, эмоциональные миниатюры в те годы охотно печатали газеты и журналы не только моего родного Узбекистана, но и огромной страны под названием Советский Союз!

А сейчас я постараюсь рассказать о своем ташкентском Наставнике как можно подробнее.

МНОГОЛЕТНЯЯ ДРУЖБА

(выписки из дневников разных лет)

1973 год
2 марта

«После просмотра телевизионной передачи о талантливом тренере и его воспитаннике, сумевшем за короткое время достичь значительных успехов на спортивных аренах мира, я с грустью подумала:

– Как жаль, что у меня в литературном творчестве нет наставника, доброго советчика, объективного критика. Как мне одиноко без поводыря в бесконечных литературных лабиринтах…

Хотя друзей, знакомых, коллег-журналистов рядом со мной имелось предостаточно, но обратиться за советом или помощью, а тем более услышать справедливую критику мне, начинающему литератору, было не от кого… Конечно, дилетантский совет мог дать любой, но мне необходим был профессиональный! Еще очень хотелось, чтобы наставник понимал меня, вызывал уважение своей опытностью в литературной среде, а со мной находился на одной творческой волне».

КОММЕНТАРИЙ:

Эта мечта о Наставнике сбылась через год! Не зря восточная мудрость гласит: «Когда созреет ученик, найдется и Учитель!»

Альфред Рудольфович стал единственным Наставником на всю мою – продолжающуюся и поныне, а мне сейчас 76 лет – литературную жизнь! Именно «литературную», потому что каждый человек проживает за время пребывания на земле несколько (в эмоциональном плане) разных жизней. Главная из них та, в которой воплощается «Искра Божья», то есть талант. Все остальные жизни – просто ей сопутствующие.

1976 год
11 января

(Расшифровка магнитофонной записи с семинара молодых литераторов в Дурмени, где я была не только в статусе молодого литератора, но и радиожурналиста с заданием от редакции).

Это текст расшифровки выступления писателя А. Р. Бендера, руководителя семинара, где он сказал:

«– Сожалею, что на обсуждение миниатюр Лидолии Никитиной собралось мало народа. А ведь у нас событие! Открыт человек новых способностей! Мы не раз обсуждали творчество этого литератора и сейчас точно можем сказать: сделано открытие! Будет ли оно жить? Это другой вопрос. Словом, мы подошли к моменту, когда о вас, Лидолия, надо громко говорить как о незаурядной творческой личности! А что автора миниатюр ждет в перспективе, не знает никто, даже сама Никитина.

…Она в своем творчестве не открывает новых фактов жизни, не делает философских обобщений, а, как талантливый человек, решает другую задачу: тонко играя на какой-то нереальности, на невидимой глубине образными преломлениями, Лидолия обыденному придает особую внутреннюю силу! Этим она привлекает внимание читателя к какой-то детали и вместе с ним совершает прыжок из реального в нереальное или, наоборот, из нереального в нашу действительность.

В ее миниатюрах есть притягательная недосказанность и еще что-то очень необходимое каждой живой душе.

Должен заметить: из того, что мне приходилось читать два года назад и сегодня – путь молодым автором пройден значительный! Прежние вещицы были безделушками. Однако хочу заметить: утверждаясь только в одном жанре, писатель обкрадывает собственное творчество. Нужно непрестанное движение!

…Есть писатели, произведения которых можно брать с полки и постоянно общаться с ними, а есть и такие книги, прочитав которые, мы с легкостью о них забываем. Новизна Никитиной не в том, что открыта деталь, а в том, что это – наиболее яркая образная деталь! Свой литературный прием она ни в коем случае не должна разрушать! Я считаю, что творчество Лидолии имеет право на вечную камерность! А что для этого нужно? Иметь в жизни ОБЖИГАЮЩИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ!

…Умение внезапно что-то приподнять, показать в особом ракурсе – в этом суть искусства вообще и Лидолии Никитиной – в частности!» (конец записи)

КОММЕНТАРИЙ:

В эфир, конечно, пошли более официальные размышления писателей и участников семинара о задачах современной литературы, а эту запись целиком я расшифровала для себя. И очень мудро поступила, как показало будущее. Ведь пленки тогда не хранились из-за их дефицита: поверх предыдущих записей тут же записывались новые интервью.

Расшифровывая кассеты с записями этого молодежного семинара, я обратила особое внимание на слова Наставника о праве моего творчества на «вечную камерность». Вначале не особо вникла в суть сказанного, лишь, спустя несколько дней наткнулась в дневнике на пометки, о содержании которых я, как обычно, тут же забыла. Но эта запись стоит того, чтобы ее воспроизвести.

«Хочу научиться писать так, чтобы язык моего творчества стал необходим людям для особого доверительного общения! Чтобы моими мыслями даже незнакомые со мной люди выражали свои сокровенные чувства! А главное, чтобы написанное мной сближало людей, помогало раскрытию их подлинной человеческой сущности!».

Не зря же Марина Цветаева, говоря о творчестве, ощущала его как «…причастность к космическому дыханию».

Буквально через неделю после этого, очень для меня важного литературного семинара, произошел любопытный эпизод, который стал яркой иллюстрацией к воплощению этих желаний.

…Был конец рабочего дня. На мою маршрутку выстроилась огромнейшая очередь. Позади встала молодая пара, довольно шумная, непрестанно о чем-то спорящая. Устав от хлопотливого журналистского дня, я не слишком прислушивалась к разговору за спиной до тех пор, пока девушка не воскликнула, адресуя реплику своему знакомому:

– Ты все равно меня не поймешь! Ведь мы едем с тобой в разных вагонах!

Услышав строчку из своей миниатюры, только что опубликованной в новом номере журнале «Звезда Востока», я мгновенно оглянулась. И первое, что мне бросилось в глаза – тот самый журнал, где и была опубликована миниатюра «В разных вагонах». Девушка неспешно его листала, выхватывая взглядом понравившиеся фразы.

Больше я ничего не помню – бешено заколотилось сердце, какой-то немыслимый восторг охватил душу, захотелось кричать во весь голос прохожим:

– Это написала я! Я! Я!!!

Речь Наставника на семинаре о моем творчестве была произнесена значительно позже этого памятного эпизода с только что вышедшим журналом. Она послужила как бы предвестием того, что случилось тем вечером на маршрутной остановке.

25 января

«Не могу понять, почему коллеги по литературному клубу к моему творчеству относятся весьма скептически. Кто-то даже глубокомысленно заявил, что я со своими миниатюрами попала в тупиковую ситуацию.

– Почему? – еле сдерживая слезы, спросила я. Оказалось, что изначально в своих миниатюрах я взяла такую высокую планку, на которой вряд ли смогу долго удержаться, непременно скачусь вниз. Другие еще раз мне напомнили, что я выбрала очень неактуальный жанр, который больше ограничивает, чем помогает раскрывать мои творческие возможности…

Ну кто мне поверит, что в работе над новым циклом ‘‘Дни с отметинами’’ я, напротив, ощутила в себе новые возможности, «нащупала кнопочки», которые помогают переключать «регистры» с одной темы на другую, углубляя прежнюю мысль, придавая ей и всему контексту особое эмоциональное звучание?

Ругая меня за приверженность к непопулярному жанру миниатюр, мои хулители даже предположить не могли, что для меня миниатюры – это всего лишь ‘‘стружки’’, падающие к ногам Мастера, вырезающего из глыбы жизни свою Богиню!»

15 февраля

«Два года назад я впервые переступила порог литературного клуба при журнале ‘‘ЗВЕЗДА ВОСТОКА’’ и прочитала присутствующим – а их было человек двадцать – несколько своих миниатюр. Едва закончила чтение, на меня мгновенно обрушилась яростная критика не только молодых, но и великовозрастных членов этого литературного объединения. Я держалась из последних сил, чтобы не расплакаться на глазах своих обидчиков от их беспощадной и, на мой неискушенный взгляд, явно несправедливой критики.

Но каково же было мое удивление, когда руководитель литературного объединения А. Р. Бендер, будто ничего не случилось, подводя итог жаркой дискуссии, сообщил, что предложенные на обсуждение миниатюры Никитиной его заинтересовали своей новизной, и он постарается опубликовать их в ближайшем номере журнала ‘‘Звезда Востока’’. После этого сообщения в комнате, где еще минуту назад кипели шекспировские страсти, повисла ‘‘ревизоровская’’ тишина. И вскоре все участники семинара, не глядя друг на друга, начали безмолвно расходиться, гремя стульями, будто на них срывали свое недоумение».

20 февраля

«На хвалебный отзыв Альфреда Рудольфовича о моих миниатюрах, помнится, на публике я отреагировала внешне очень спокойно. Зато дома расплакалась, вспоминая злобные выкрики незнакомых людей:

– Да что это такое пишет Никитина? Какие-то отрывки-обрывки? О чем и зачем они читателям? Чушь, не стоящая никакого внимания! – и еще что-то в этом же духе…

Оказывается – я об этом узнала значительно позже – великовозрастные члены клуба и даже некоторые полупьяные писатели (так почему-то в объединении изначально повелось) каждого новичка встречали издевками, старались жестоко унизить, ‘‘размазать по стенке’’. После такой публичной ‘‘порки’’ многие начинающие литераторы из-за уязвленного самолюбия на дальнейшие занятия не приходили, но я достойно выдержала первое испытание жестокостью и стала на многие годы постоянным членом этого литературного сообщества, существующего при журнале ‘‘Звезда Востока’’.

Не знаю уж и почему, но в дальнейшем подобному испытанию на ‘‘прочность’’ литераторы-ветераны никого из новичков, к счастью, не подвергали».

4 марта

«В этот сложнейший период моего погружения в творчество сработала так называемая «энергия сопротивления», которую во мне с ранней юности воспитывали шахматы. Именно она и помогла тогда не сломаться – выстоять! Шахматы научили в трудных ситуациях не падать духом, а защищаться, анализировать собственные ошибки, делать бескомпромиссные выводы. Поэтому каждое временное поражение только закаляло мой внутренний стержень, служивший надежной опорой в самые критические моменты на протяжении всей моей жизни. А таковых у меня было множество».

Но сейчас хочется вновь вернуться к словам Наставника, сказанным на семинаре, о том, что за два последних года я здорово выросла не только как писатель и журналист, но и личность. Об этом же свидетельствует и моя дневниковая запись того же периода.

‘‘Замечаю, что в последние годы я стала значительно сложнее и… проще! Меньше вру по мелочам, так как перестала ощущать надобность во лжи, как способе защиты. Сдвиг в мировосприятии произошел в то время, когда признала за собой право на ошибки. Зная, что в моем характере масса противоречий, вдруг поняла: чтобы устранить наиболее явные из них, необходима не только теория, но и практика. И тут место страха заняло любопытство, а оно имеет особенность весьма быстро сглаживать даже чрезвычайно болезненные ‘‘ушибы’’ и всевозможные ‘‘увечья’’, полученные в результате рискованных жизненных экспериментов.

Иным стал и мой взгляд на мужчин. Об этом тоже есть запись в дневнике.

Имея большой круг знакомых мужчин, вдруг обнаружила, что почти каждый из них несет при близком общении концентрированный заряд пустоты! Чем больше новых знакомств, каких-то случайных встреч и прочих человеческих контактов, тем ничтожнее для меня их духовная ценность’’».

20 апреля

«Еще о собственных изменениях, подмеченных в последнее время: меня, как никогда прежде, стали привлекать разные мелочи. К примеру, сегодня обратила внимание на походку идущей впереди женщины. Она показалась мне странной. Но в чем эта странность? Пришлось изрядно поразмышлять, прежде чем написать:

«Своими худыми ногами она не идет как все, а будто бы ‘‘толдычет’’ землю». И тут же вспомнилось слово, услышанное в трамвае от пожилого мужчины: СУХОНОГАЯ!

Наверное, подумала я, вот так пополняется ‘‘копился’’ находок, впечатлений, сюжетов, которая есть у любого талантливого художника. Мне тоже надо в каждом своем дне быть наблюдательной, работоспособной, беспристрастной в одних ситуациях и эмоциональной – в других. Словом, многогранной, неравнодушной, ищущей и очень требовательной личностью. Особенно к своему творчеству».

27 октября

«Увидев очередную подборку своих миниатюр в журнале ‘‘Звезда Востока’’, в которую не попали, на мой взгляд, наиболее удачные миниатюры, расстроилась. При встрече с А. Р. Бендером всем своим скорбным видом показала, что публикация меня не порадовала, а скорее огорчила. Наставник, выяснив причину моего плохого настроения, раздраженно спросил:

– Чего вам, Лидолия, не хватает? Вы пишете ТО, ЧТО ХОТИТЕ, вас печатает популярный журнал, а вы еще чем-то не довольны?! Поймите то, что вас печатают – это исключение из правил, которое при нынешней системе подобно чуду! Пожалуйста, постарайтесь понять: быть напечатанной в солидном журнале, пользующемся большой популярностью в огромной стране, для любого, особенно молодого писателя, невероятная удача! Я по себе знаю, что именно удача в начале пути – наилучшая стартовая площадка в большое литературное плавание! И всячески способствую тому, чтобы ваши произведения узнало как можно больше читателей! Да, еще хочу вам напомнить, что писать книги может только сильная личность! Слабаку и – особенно завистнику – на этом поприще делать нечего! А вы, даже не поймешь из-за чего, прямо на моих глазах раскисаете…

В конце монолога мудрый издатель, видя, что я не совсем поняла причину, по которой мои наиболее удачные миниатюры оказались за бортом нового номера, терпеливо, как ребенку, принялся объяснять:

– При создании нового номера редакция придерживаются следующего принципа: не берутся яркие, можно сказать, гениальные вещи, и откровенно слабые. По этой, а не какой-то иной причине миниатюры, которые вы ожидали увидеть опубликованными, в этот номер не попали. Если бы я поместил в журнал чье-нибудь потрясающе талантливое произведение, то на фоне многочисленных рядовых творений современных авторов оно выглядело бы яркой заплаткой, нарушающей внутреннюю целостность журнала. То же самое происходит и с явно слабыми вещами.

Когда я поняла принцип подборки материалов существующих в нынешнее время журналов, тут же забыла о своей глупой обиде. Разговор мгновенно перепорхнул на другие темы, а напоследок А.Р. неожиданно предложил мне принести новую подборку из цикла «Дни с отметинами», над которыми я уже давно и упорно трудилась, несколько раз показывала Наставнику, добросовестно исправляла обнаруженные им погрешности.

К вечеру этого же дня в своем дневнике под влиянием недавнего разговора записала:

«Странно, что журналу не нужны яркие, самобытное литературные произведения… Получается, что редакторы умышленно печатают серость, банальщину, казенщину. Бесценные дары духа, адресованные грядущим поколениям, советским обществом взращиваются в пустых душах. Продукция этих творений тиражируется фантастическими тиражами, будто в надежде на то, что количество сумеет компенсировать качество. Поэтому комфортнее всего нынче живется ‘‘дальтоникам’’, в сознании которых царит всепоглощающий серый цвет! Тем же творцам, кому свойственна уникальность, ради своего выживания приходится маскироваться под большинство и ‘‘не высовываться’’.

Да и в человеческих отношениях, на мой взгляд, многое изменялось явно не в лучшую сторону. Людей перестал восхищать истинный талант коллеги, а не кем-то ,,узаконенный‘‘ свыше. Поэтому яркая личность ничего, кроме зависти и озлобленности, в нынешнем обществе не вызывает. И эта зависть направлена на уничтожение наиболее уязвимого качества творца – его уникальности! Но я верю, что наступит такое время, когда солнце Мудрости спалит плесень серости, не оставив от нее даже мокрого места!»

КОММЕНТАРИЙ:

Именно этот разговор с Наставником я припомнила лет через пять, когда оказалась на солидном совещании в Союзе писателей Узбекистана, где обсуждалась разгромная статья из газеты «Правда», в которой шла речь о «засилии серости в советской литературе». С трибуны раздавались риторические вопросы аксакалов современной литературы:

– Как такое могло случиться? Кто в этом бедствии виноват?

Увы, виноватым себя никто из собравшихся в большом зале Союза писателей Узбекистана не считал.

Такие обсуждения «серости» прошли во всех творческих Союзах огромной страны.

Режиссер и артист Ролан Быков, выступая на 5-м Всероссийском Съезде кинематографистов, сказал следующее:

«…плохие работы популяризируются, а хорошие замалчиваются…» (далее) «…воспитывается не мировоззренческая зрелость, а приспособленческая. Нужны принципиальные художники, а небезразличные ремесленники».

На этом Съезде кинематографистов, как и на многих других, впервые в СССР был дан бой серости, инерции, безнравственности, коррупции, захлестнувшей всю советскую культуру.

Разговоры о «засилии серости» в советской литературе не остались только в минувшем ХХ веке, а перешагнули и в ХХI век, о чем свидетельствует выступление патриарха российской литературы Даниила Гранина на телевидении в 2014 году.

Суть его выступления сводилась к тому, что в Советском Союзе было много талантов, но установка властей была на воспитание середнячков. А сейчас эта серость, как плесень, перекинулась из литературы на все наше общество. Именно поэтому в нем так мало ярких лидеров, а преобладают «посредственности и ведомые»…

«– А все началось с уничтожения самобытности» – такой фразой Даниил Гранин подвел итог своему выступлению. С его мнением я охотно согласилась, потому что оно полностью совпадало и с моим, давным-давно выстраданным и высказанным на страницах дневника.

КОММЕНТАРИЙ (продолжение):

Так, к счастью, в моей творческой жизни получилось, что я пишу только о том, что мне ближе всего по духу, что по-настоящему интересно и мне, и моим читателям, с которыми сложились многолетние доброжелательные контакты, особенно с детьми и молодежью. Юные и молодые читатели адресуют мне не только письма и рецензии, но и охотно приглашают в студенческие и школьные аудитории для личного общения. В последнее время в пополнении читательской аудитории здорово помогает Интернет.

В своих мечтах, когда-то казавшихся нереальными, я торопила время, в котором мечтала обрести полную свободу от любой цензуры, привередливых редакторов, избавиться от множества других помех, отравляющих творческому человеку его нелегкую судьбу. Этим фантастическим мечтам помогла осуществиться перестройка, начавшаяся в конце 90-х годов ХХ века. Она предоставила возможность авторам самим издавать книги на личные средства, отменила многолетние очереди в издательствах на публикацию готовых рукописей, запретила цензуру.

Но в начале восьмидесятых годов, о чем свидетельствуют мои дневники, до этого времени надо было дожить.

1977 год
13 января

«Наставник, порасспросив меня о повседневной жизни, сказал, что ему нравится мой современный ритм целеустремленного человека. В беседе несколько раз подчеркнул, что сейчас я, как писатель, нахожусь в самом расцвете своих творческих сил и возможностей. Пожелал в только что наступившем году успешно завершить все начатые произведения.

Я пообещала. Авось и впрямь задуманное наконец-то станет книгами, вместо папок, переполненных всевозможными набросками и тетрадями с названием «Оранжерея», в которых медленно «созревали ростки» сюжетов для миниатюр и рассказов! К тому же в последнее время радовало то, что стало меньше помех, отвлекающих меня от творчества. Причина виделась не только в опыте преодоления неудач и поражений, но и в обычном, житейском опыте.

Фантаст И. А. Ефремов на эту тему высказался так:

«Опыт, впоследствии заменяющий столько сил, что и без юной энергии можно жить по-молодому, – ведь в этом и есть секрет нестареющих душ».

16 февраля
«Сегодня состоялся очень эмоциональный разговор с Наставником. Он советовал мне сконцентрироваться на выработке собственного стиля, приближенного к стилистике радио, с которой я постоянно связана в силу своей работы. А. Р. хочет, что бы миниатюра стала не просто печатным текстом, который читают глазами, а в ней появилось особенное звучание: будто собеседник сидит рядом, а я, автор, что-то доверительно ему рассказываю. Это предложение меня очень заинтересовало. Теперь, прежде чем какую-то фразу написать на листке, стараюсь несколько раз произнести вслух – звучит или не звучит?»

КОММЕНТАРИЙ:

Потом, при встречах с читателями, от многих слышала, что мои миниатюры им хочется читать вслух! Наверное поэтому своим друзьям они, как стихи, декламируют их по телефону, получая от этого и доставляя другим огромное удовольствие. Диктор нашей детской редакции Людмила К. призналась, что ей нравится в одиночестве, при свечах, под негромкую классическую музыку вслух произносить слова, так гармонично звучащие в моих миниатюрах!

Почти то же самое о миниатюрах высказал радио-журналист и писатель Анатолий Шунин:

– У меня такое ощущение, Лидолия, что я читаю и одновременно озвучиваю твои миниатюры. Такое всегда со мной случается, когда написанное волнует, цепляет!

Словом, и этот совет Наставника я не оставила без внимания.

7 сентября
«Неожиданно, придя в ‘‘Звезду Востока’’, узнала о новом семинаре для молодых авторов, в котором тоже приняла участие. После его окончания Наставник задержал меня. Суть беседы была такова: мне непременно нужно писать, причем как можно больше, а я этого не делаю, ленюсь… Отсюда и результат нулевой: готовых миниатюр почти нет, и ему непонятно, на что я трачу свое драгоценное время:

– Понимаете, Лидолия, из-за своей медлительности вы упускаете удачу, которая сама идет к вам в руки…

На это замечание А. Р. рассказала, как целое воскресенье потратила на создание миниатюры в пять строчек, ужасно устала, от напряжения к концу дня у меня дико разболелась голова, пришлось пить таблетку…

После моего рассказа о том, как я провела недавний воскресный день, почему-то оба разом начали хохотать, едва ли не до слез.

Еще призналась ему, что, работая над миниатюрами, вдруг четко осознала, что не хочу ни на кого оглядываться, поэтому иду собственным путем, с которого меня столкнуть не сможет даже самая яростная критика недоброжелателей.

А. Р. мой оптимизм явно понравился. И он снова повторил свою излюбленную фразу о том, что литература подчиняется только людям с сильным характером, а бесхарактерных и нытиков безжалостно отправляет в творческое небытие.

Напоследок Наставник потребовал, чтобы на ближайшее молодежное обсуждение я принесла новые рассказы. Пришлось пообещать».

15 октября
«Однажды Наставник задал вопрос: откуда я черпаю сюжеты для своих произведений? Но ответить сразу я почему-то не смогла, но зато вечером, открыв наобум случайно попавшую под руку дневниковую тетрадь, обнаружила вот эти строки:

‘‘Все темы я черпаю из своих многочисленных дневников. Как хорошо, что почти два десятилетия систематически их веду!’’

И далее было несколько абзацев о наблюдении, сделанном во время поездки в утреннем метро на работу. Потом эта сценка стала новой миниатюрой, в которой, ничего не добавляя, я четче сформулировала сюжетную нить. В качестве примера для Наставника поместила запись того самого утреннего события, впоследствии ставшего миниатюрой.

‘‘В вагоне метро наблюдала за семьей, где женщина была явно старше своего мужа. Она держала за руку десятилетнего сына, очень похожего на обоих родителей. Мужчина и женщина стояли из-за тесноты, царящей в час пик в вагоне, очень близко друг к другу. Все время о чем-то перешептывались, улыбались друг другу. Женщина опиралась не на перила, а на локоть мужа, глядела ему в глаза преданно и ликующе. Когда сквозняк приподнял уголок его тщательно отутюженной рубашки, тотчас это заметила, высвободила свою руку у сына, поправила воротник и тут же вернула ее в исходное положение. Потом я проследила глазами, как эта троица выходила на нужной им остановке: едва семья оказалась на платформе, женщина уверенно взяла под руку мужа. И хотя все шли к выходу одинаково быстрыми шагами, мне показалось, что именно женщина Ведущая, а муж и ребенок – ведомые! И все потому, что она не испугалась своей запоздалой любви, сумела и в муже вызвать ответное высокое чувство, родила сына’’.

Во время чтения этой зарисовки у меня в воображениеи возник мощный ледокол, прокладывающий сквозь глыбы замерзшего льда просторную полынью для следующих за ним кораблей.

Еще подумалось, что эта семья будет счастлива до тех пор, пока у женщины на ее трудное счастье будет хватать сил.

Так выглядит набросок сценки, подсмотренный у жизни. Аспустя несколько часов, уже поздним вечером все того же дня, это наблюдение было превращено в миниатюру. Она и стала ответом на вопрос Наставника:

– Лидолия, откуда вы черпаете сюжеты для своих произведений?»

ЖЕНЩИНА СТАРШЕ

Народу в этот полуденный час в вагоне метро было немного, поэтому, когда я вошла в салон, эта семья сразу привлекла мое внимание, особенно женщина.

Была она значительно старше мужчины, а мальчик, держащий обоих за руки, по всей очевидности, был их сыном. Взрослые, подчиняясь воле ребенка, играли в какую-то смешную игру, во время которой сынишка по очереди наклонял к себе то голову отца, то матери, что-то шептал им «по секрету», потом просил повторить сказанное, заливисто смеялся над их ошибками.

Взгляд мужчины хоть и искрился весельем, был напряженным – чувствовалось его желание, ставшее привычным, выглядеть на людях старше своих лет, значительнее. А женщине, напротив, нравилось быть раскованной, легкомысленной, смеяться, гибко наклоняясь в сторону вихрастой головки сына.

Из метро мы вышли вместе. На улице женщина привычным домашним жестом поправила воротник мужской рубашки, вздыбленный сквозняком, потом снова взяла мужа под руку. Другую ее руку налету поймал ребенок.

Семья заняла всю ширину тротуара. Казалось, что все идут рядом, но мне виделось иное: впереди всех шествовала Женщина! И так хотелось верить в долгое счастье этой Семьи, хотя я отчетливо понимала: оно будет длиться до тех пор, пока у Женщины на это счастье хватит сил!

9 марта

«Была в редакции журнала ‘‘Звезда Востока’’. Минут двадцать беседовала с А. Р. о своем литературном будущем. Он опять советует мне немедленно уходить из радио и серьезно заниматься только творчеством: писать, писать…

А я никак не могу принять окончательного решения по поводу ухода из журналистики – мечусь, мучаюсь сомнениями… Уж больно мне нравится моя работа на радио! И не просто нравится – я в нее по уши влюблена! Даже во сне пишу передачи, вместе с режиссером их озвучиваю, подбираю актеров, придумываю новые рубрики… И при этом мечтаю как можно скорее оставить эту работу, чтобы не тратить на нее время. Может, из-за этой двойственности работа все заметнее стала отходить на второй план?

И хотя Наставник всеми ему доступными способами убеждения укрепляет веру в мои творческие силы, талант, успешную писательскую карьеру, я всячески оттягиваю увольнение по чисто финансовой причине. Жить-то на что-то надо, ведь я одна воспитываю сына-старшеклассника».

15 марта

«Во время перерыва, благо радиокомитет и помещение журнала ‘‘Звезда Востока’’ находятся рядом, забежала к Наставнику. Как и договаривались, принесла ему несколько новых рассказов, которые он при мне прочитал и предложил кое-где использовать более яркие детали, а характеры героинь углубить:

– Вы, Лидолия, в своем творчестве еще очень молоды! В вас нет усталости и много новизны, что хорошо, но имеются и определенные огрехи. К примеру, вы не всегда видите собственные ошибки, не умеете обнаруживать и безжалостно вычеркивать лишнее, и тем не менее я убежден, что в будущем вам вполне по силам писать большие рассказы и повести. Я же в ближайшее время жду встречи с вашими новыми творениями, договорились?

Во время этого разговора я начала что-то записывать в тетрадь и, отвлекшись, упустила нить начала разговора, а когда подняла глаза на Наставника, он заканчивал фразу, явно адресованную мне:

… – чувство достоинства имеют не только люди, но и художественные произведения! Да, знаете, я придумал название вашим миниатюрам. Они, в силу своей самобытности, вполне могут называться ‘‘лидолинами’’! Ведь спутать их ни с какими другими авторами просто невозможно!

Я растерялась от такого щедрого дара Наставника – присуждения моим творениям собственного имени!

При каждом удобном случае А. Р. старался поднять мою самооценку, которая у меня прыгала, как девочка через скакалку! Этими похвалами он как бы защищал меня от неизбежных неудач, заставлял поверить не только в собственные силы, но и успешную в будущем литературную судьбу! Не обошлось и на сей раз без привычных назиданий, причем дословно повторяющихся на протяжении всего нашего общения. Вот и на этот раз меня, собравшуюся уходить, остановило следующее напутствие:

– Не топчитесь, Лидолия, на месте, смелее поднимайте собственную планку!

Конечно, я прекрасно знала, что творческий процесс – это хитроумная головоломка: только отмучаешься, работая над чем-то одним, как обнаруживаешь в собственной голове НЕЧТО, еще более заманчивое и непостижимое… Хорошо опытному писателю говорить ученику:

– Поднимите свою планку!

А где она, эта самая ‘‘планка’’ находится? Какие критерии определяют ее конкретную высоту, ведь не сантиметры же?

Да, чуть не забыла главного: о фразе Наставника, касающейся понятия ‘‘новизна’’. Самое невероятное в том, что я давно ощущаю новизну едва ли не на физическом уровне. Иногда чувствую, что ее во мне скопилось так много, что об нее, будто об острое лезвие ножа, можно поранить душу.

Частенько моя новизна перестает таиться, будто знает, как много в мире неожиданного, к чему бы мне хотелось прикоснуться не только мыслью, взглядом, но и руками. Еще новизну я ощущаю как жажду обновления – ‘‘От перемены в прическе, до перемены в судьбе!’’ — эта фраза из моей незавершенной миниатюры».

5 мая

«На сей раз пришла к А. Р. с письмом из Душанбе от папы и зачитала отрывки, в которых отец, наслушавшись моих стонов по поводу невозможности всерьез заниматься творчеством, предлагает бросить работу и обещает ежемесячно высылать по 100 рублей на скромное проживание. А. Р. сказал, что папино предложение мне надо без всяких раздумий немедленно принимать. И начать хотя бы в 36 лет систематически работать над новыми произведениями. Кстати, разговор о том, что творчество трудно совмещать с какой-либо работой ради куска хлеба, у нас возникал довольно часто, принимая каждый раз весьма неожиданные повороты. Например, А.Р. вдруг начинал размышлять о том, каким должен быть муж у писательницы, явно подразумевая мою персону:

– А вы, Лидолия, никогда не задумывались, каким должен быть муж у творческой женщины?

– Любимым! – с ходу отвечала я, но мой ответ Наставнику показался неверным, ибо…

– У писательницы брак должен быть по расчету! – вдохновенно заговорил Наставник, вскакивая со стула и кружа по кабинету от окна к двери и обратно к письменному столу! – Иначе она не сможет творить! Поймите, настоящей писательнице требуется надежный тыл и обеспеченный быт, сведенный к минимуму затрат времени на всевозможные нужды!

Я послушно кивала головой, вспоминая, что уже месяц не могу заставить себя вымыть окна и погладить давно выстиранное белье. Так что при слове ‘‘быт’’ я была готова на любой компромисс, в том числе и на ‘‘брак по расчету’’».

Перед сном папино письмо положила под подушку, но заснуть долго не могла, размышляла о своем будущем:

– Именно сейчас я выбираю новый жизненный путь – писателя-профессионала. Этот путь не только неудержимо манит, но и пугает меня своей неопределенностью. Ведь лично от меня на этом поприще мало что зависит… Странно, почему я свободы боюсь больше, чем журналистского или какого-то иного ‘‘рабства’’? – задавалась уже в который раз этими волнующими вопросами:

– Почему мне не жаль тратить время на необязательное, а на нужное это же самое время мне удается выкраивать с огромным трудом, отчего создается впечатление, будто я его у кого-то краду? Если бы у меня не имелось серьезных творческих планов, тогда увольнение с престижной и высокооплачиваемой работы выглядело величайшей глупостью. Но я верю, как и мой Наставник, в свой талант и ради него готова к любым испытаниям! – лишь после этого непростого разговора с собой, далеко за полночь, мне наконец-то удалось заснуть».

КОММЕНТАРИЙ:

Буквально на следующий день меня навестил давний друг- журналист Виктор Белоплотов, с которым еще в конце 1960-х я начинала журналистскую карьеру в многотиражке Ташкентского текстильного комбината «Голос текстильщика». Этот молодой холостой мужчина, как говорится, сразу «положил на меня глаз», едва я начала работать в редакции. Но сам Виктор ни внешне, ни своим отношением к коллегам особого впечатления на меня не произвел. Однако все же сумел стать, особенно в мелких бытовых делах, настоящим помощником и хорошим другом: чинил перегоревший утюг, капающий кран, собирал новую мебель… Но мои просьбы почитать и «почиркать» какие-то неудавшиеся вещицы Виктор чаще всего отвечал отказом, мол, нет времени, не то настроение… Такое отношение к моему, еще очень робкому творчеству, мешало элементарному сближению. Так вот именно на Викторе я и решила «поэкспериментировать» на счет «брака по расчету» сразу же после разговора с Наставником. Для этого, как бы невзначай, завела разговор о необходимости своего замужества. И на вопрос Виктора:

– Так в чем дело? Чего тянуть, выбирай из своих ухажеров подходящего! – я, слегка замешкавшись, негромко ответила:

– Дело в том, что мне в качестве мужа необходим мужчина особого бескорыстия: главное, чтобы ему хотелось служить не только мне, женщине, но и моему таланту!

– Ну, прямо скажу, подруга, такого мужа ты сегодня никогда и нигде не найдешь! Даже не мечтай!

– Вот поэтому я до сих пор одна! – с искренней грустью ответила ему, а после ухода коллеги подумала, что брак по расчету намного сложнее брака по любви. В любви голова почти не участвует – там играют гормоны, эмоции, в другом же браке – долгосрочный и очень ответственный выбор. И если приоритеты в нем будут расставлены правильно, то этот брак со временем сможет стать счастливым. И в реальной жизни, и в литературе, таких примеров множество!

7 октября

«Вчера была в редакции ‘‘Звезда Востока’’. Наставник, как обычно, отнесся ко мне очень трогательно, а перед моим уходом неожиданно поцеловал в голову и каким-то особым голосом произнес:

– Пишите! И знайте, это очень хорошо, что я у вас есть! Я – тот человек, который вам всегда поможет, подскажет, оценит вами сделанное! – и торжественно вручил только что вышедший журнал с очень хорошей статьей о моем творчестве профессора филологии, литературоведа П. Тарковского, моего университетского педагога.

Наряду с похвалами, автор статьи советовал мне, молодому писателю, искать особые внутренние резервы для расширения возможностей самого жанра миниатюры. С этой рекомендацией университетского профессора я безоговорочно согласилась.

Дома за полночь засиделась со своими набросками, стараясь хоть один из них ‘‘реанимировать’’, превратив в нечто завершенное и актуальное.

Я всегда серьезно отношусь к своему творчеству, потому что считаю, что готовая миниатюра, будь в ней всего две или три строки – это тоже пусть и крохотный, но шажок в успешное будущее!

Систематически работая, неизменно размышляю о перспективах любимого жанра:

– Может, в этой вещице лучше убрать какие-то необязательные подробности, а сюжет построить на диалогах? Нужны ли героям миниатюры имена или можно обойтись без них?

Вопросов к самой себе множество, но они не вносят сумбур в мои размышления. Потому что я прекрасно осознаю: ядром моего творчества – изначально и по сей день – является ПРОСТОТА!

И, наконец, последняя мысль этого плодотворного дня:

– Как много оригинального, неожиданного дарит писателю повседневное трудолюбие! Ибо: ‘‘Без труда не вытащить и рыбку из пруда!’’»

18 октября
«Навещала Наставника, сказала, что до вступления в Союз писателей мне бы хотелось в свой трудовой отпуск поработать в прибалтийском Доме творчества ‘‘Дубулты’’, а заодно навестить свою престарелую родственницу в Риге. Альфред Рудольфович мою идею одобрил, но предупредил:

– Чтобы ездить по Домам творчества, необходимо в своем ‘‘портфеле’’ иметь готовые произведения, чтобы известным писателям, которые обычно там работают, показать, обсудить их, услышать авторитетное мнение, заявить о себе как о творческой личности, заручиться контактами на будущее…

Словом, сказанное Наставником убедило меня в том, что это не санаторий, в котором бегаешь по кабинетам врачей, а своеобразная творческая лаборатория, особенно для молодого литератора, причем очень полезная. Оказавшись в Доме творчества, необходимо не только трудиться над собственными произведениями, но и заводить полезных для творчества друзей, привлекать их внимание к своей особе… Конечно, обо всем этом я слышала впервые».

З ноября
«Прочитала во время визита к Наставнику несколько своих новых рассказов. Они, к моему удивлению, ему понравились. Он даже стал меня торопить, чтобы я написала в местное издательство Художественной литературы заявку на книгу рассказов и повестей, которых у меня на данное время не было.

Разговор о серьезных произведениях так увлек нас обоих, что я не заметила, как мы вышли из редакции и вместе направились на мою маршрутную остановку. Когда маршрутка подошла, я с сожалением рассталась с Наставником, а грядущие выходные вознамерилась серьезно потрудиться над набросками к рассказам, с учетом замечаний А. Р., к примеру, об отданной взрослыми детьми в богадельню своей старушки-матери».

15 ноября
«Из разговора по телефону.

– Я звоню, чтобы сообщить о своем окончательном решении по поводу увольнения из радио.
– Лидолия! Поздравляю! Приходите в редакцию. Вместе что-нибудь придумаем! И вообще… я все время о вас думаю…
– Зачем? – мимолетно подумала я, не придав сказанной А.Р. фразе никакого значения. Ведь для меня кроме литературных разговоров с Наставником в этом, всегда элегантно одетом пожилом человеке, утонченным в беседах о жизни, литературе, ничего иного привлекательного не было».

8 декабря

«Показала Наставнику новые миниатюры и два готовых рассказа. Он отнесся к ним благосклонно. Много говорили о моем творчестве. А в заключение беседы А. Р. пожаловался на то, что мои миниатюры породили много подражателей. Все они скопом идут к нему, а он не знает, что с этими авторами-графоманами делать.

– Все равно мои миниатюры лучше! – шутя, сказала я.

– В том-то и дело! – тут же согласился Наставник. – Ведь главное в том, что в старом, как мир, жанре, вы сумели открыть нечто свое, ни на кого из предшественников не похожее, стали оригинальной! За кажущейся простотой ваших миниатюр скрывается кропотливый труд. Более того, я уверен, что ни одна вещь не родилась сразу, целиком! Чувствуется постоянный и тщательный отбор деталей, углубленный анализ каждого образа, а подражатели взяли на вооружение только саму малую форму и плодят никому ненужные и неинтересные пустышки-скороспелки!

Об увольнении я ничего не сказала, так как в очередной раз струсила, а Наставник по этому поводу ни о чем меня – из-за свойственной ему деликатности – не стал расспрашивать».

28 декабря
«Сегодня получила из отдела кадров радиокомитета свою трудовую книжку с пометками об увольнении. Никаких особых ощущений это событие во мне не вызывало: все страхи сгорели из-за того, что решение столь актуального для меня вопроса я затянула на долгие месяцы.

Одно меня в этом увольнении огорчило: я почувствовала, что теперь посещать редакцию журнала из-за большой удаленности моего дома от центра города, где в здании Союза писателей Узбекистана располагался журнал ‘‘Звезда Востока’’, теперь будет значительно труднее. А телефона у меня, к сожалению, нет».

29 декабря
«Днем специально поехала на встречу с Наставником, который был весьма растроган, увидев меня в своем кабинете. Долго пожимал руку, рассматривая мое лицо, будто мы встретились после затяжной разлуки. А потом оба больше часа не могли наговориться!

Вернувшись домой, я быстренько переоделась в пижаму и села записывать в дневник главные мысли нашей беседы:

– Знаете, Лидолия, то, что вы пишете, я думаю, можно назвать ‘‘Мгновениями Человечности’’! Я чувствую в них нечто настоящее, присущее истиной литературе! Очень хочется, чтобы вы нашли свой сюжет, который состоял из вот таких законченных миниатюр-фрагментов. Это может быть повесть, роман, эссе… в которых бы вы запечатлели особо яркие мгновения в судьбе вашего героя, скорее всего, героини!

У вас, как у писателя, сейчас есть все необходимое, чтобы создать новый синтетический жанр! А из уже готовой к изданию рукописи ‘‘Зеленые яблоки’’, которую я вчера вечером еще раз перечитал, советую изъять цикл миниатюр ‘‘О творчестве’’. Вам, новичку в литературе, об этом писать еще рано. Вот если бы вы были Беллой Ахмадулиной, тогда каждая ваша строчка, все равно о чем, воспринималась бы читателями на ‘‘ура’’.

В ‘‘Зеленых яблоках’’ я обнаружил много стоящего, свойственного истиной русской литературе. Но есть вещицы, которые нуждаются в серьезной доработке, так что не ленитесь, не жалейте себя и своего времени. Именно когда-нибудь ВРЕМЯ воздаст с лихвой за все ваши труды!

Я искренне поблагодарила Наставника за сделанные замечания, намереваясь все их внести в давно написанный третий сборник миниатюр, работу над которым не прекращаю и по сей день. Моя заявка, рукопись с великолепными рецензиями наших известных писателей находятся в издательстве больше трех лет, но по каким-то неизвестным мне причинам, все не может попасть ни в один Тематический план. Может, для публикации ‘‘ЗЕЛЕНЫХ ЯБЛОК’’ должно произойти какое-то неординарное событие? А пока промедление идет рукописи только на пользу!»

КОММЕНТАРИЙ:

…Как-то Вячеслав Иванов в беседе с Мариной Цветаевой предложил ей написать свою необычную биографию, на что юная поэтесса ответила:

«Мне еще рано – я не ошибаюсь – я пока еще вижу только себя и свое в мире, мне надо стать старше, мне многое мешает».

Я с Цветаевой согласна в том плане, что о себе можно писать тогда, когда внутренне повзрослеешь. Но я почему-то новичком себя никогда не считала. Просто в глубине своего «Я» всегда знала, что сочинять – это МОЕ и все, о чем, многие годы мечтаю– уверена, непременно сбудется! Ведь по сравнению с гениальной Мариной, начавшей писать очень рано, я свое литературное призвание ощутила, лишь перешагнув порог двадцатилетия. Это произошло сразу же по завершении серьезной шахматной карьеры. Но замечание Наставника о том, что цикл «Творчество» лучше из рукописи убрать – без раздумья приняла к сведению, как и большинство его актуальных советов.

30 декабря
«Вдруг захотелось написать о том, что Наставник в последнее время почти перестал меня ругать, хотя на эту новую особенность наших бесед сама я не обратила внимания до тех пор, пока однажды Учитель не остановил меня, покидавшую его кабинет, фразой:

– А вы, Лидолия, заметили, что я почти перестал вас ругать?

– Конечно! – соврала я. – Ведь прежде, когда выходила из вашего кабинета, мои щеки пылали, будто от полученных пощечин– настолько хлесткими, но, конечно же, справедливыми, оказывались ваши замечания! Я, к счастью, никогда на полезную критику не обижаюсь! Вы всегда даете мне массу уникальных идей, тем! За что огромное вам спасибо, дорогой Альфред Рудольфович!

А. Р., как истинный знаток человеческих душ, живущий плодотворной жизнью в большой литературе, чутьем угадал, что меня необходимо как следует разозлить, безжалостно раскритиковать для того, чтобы сбить самоуверенность, внутреннее зазнайство, чтобы я наконец-то объективно могла воспринимать собственные творения, побудить к немедленной переделке тех произведений, которые в таковой нуждаются. Дома, прежде чем отложить ‘‘Оранжерею’’ с набросками и вклеенными в нее вариантами неудавшихся миниатюр, обнаружила небольшой листок бумаги с выписанными фразами, автор которых не был указан. Но мысль, изложенная на выпавшем листке, мне показалась очень актуальной, поэтому я, чтобы не потерять ее, вписала в дневник:

‘‘Достоинство – это честь, имеющая право на гордость, а личность – это степень независимости от других’’. Особенно мне понравилась вторая часть высказывания. Есть множество ситуаций, причем принципиальных, когда я не могу себе позволить компромисса, даже если мое несогласие с оппонентом принесет мне потери и большие сложности».

КОММЕНТАРИЙ (продолжение):
Наставник перестал меня критиковать. Отрадно, что многие миниатюры, написанные тогда, в восьмидесятые годы, в новом XXI веке читателями воспринимаются как весьма актуальные. Об этом свидетельствуют многочисленные газетные и журнальные публикации, сделанные уже в России после моего отъезда из Ташкента. А также при их обсуждении с молодежью на занятиях литературной студии «ЛИДОЛИЯ».

1978 год
10 января

«Вот и начался новый 1978-й год. А в завершившемся году, особенно в декабре, у меня было так много суеты: визитов к друзьям, соседям, бесконечные новогодние письма родственникам с подробностями моего существования. Стараясь быть вежливой девочкой, почти весь декабрь писала: дедушкиным родственникам в Москву; папиному брату в Ленинград; тетке в Ригу; бабушкиным племянникам в Сталинград, а еще папе в Душанбе ежемесячные отчеты о своих литературных ‘‘подвигах’’ и тратах присылаемых денег на скромное мое ‘‘про-житие’’. Друзьям теперь отвечаю скупее, потому как интерес к ним с годами падает, хотя сами студенческие годы до сих пор греют душу».

12 января

«Этот день запомнился встречей с коллегой, который показал мне гигантскую рукопись, посвященную уничтожению саранчи. С завистью смотрела на трудягу – вот это производительность! Да я столько страниц за всю свою сознательную жизнь никогда не напишу! Слава Богу, мне этого и не надо!

Почему-то изначально была убеждена: многостраничные книги, пухлые собрания сочинений – явно не мой удел. По этому поводу еще лет пять назад записала в дневнике:

‘‘Моими произведениями не заполнить книжные полки, им не нужны толстые переплеты. Они должны быть всегда налегке, всегда готовы в Путь!’’

Как бы в подтверждение этому, мои читатели, особенно Дамы, неоднократно сообщали, что в командировки, отпуска и даже в роддома чаще всего берут с собой мои небольшие и удобные книжки миниатюр».

20 января

«В витрине книжного магазина увидела книгу знакомого писателя – скандалиста, карьериста да еще и алкоголика. Постояла возле витрины, поглядела на скучную обложку и отошла, так книгу и не купив. Не хотелось добавлять новых разочарований об этом скользком типе к имеющимся. И еще подумала о том, что, человек, не дающий мне при личном общении никаких положительных эмоций, вряд ли способен нечто противоположное вложить в свою книгу, хотя, может, я и не права?

Домашние рассуждения тоже были о книге знакомого писателя:

…Глубоко содержательная мысль – редкостный цветок! Для ее созревания необходим особый микроклимат, к тому же рядом с ней желательно выкорчевать все сорняки, которые не только воруют полезную энергию, но и, как вампиры, душат ее. Так что дать вызреть особо значимой мысли – и сегодня задача для писателя не из легких».

25 января

«Как-то глупо пролетел январь. Все это время кажусь себе охотником, бегающим по кочкам, лужам, пустырям, т. е. за неуловимыми эмоциями. А они при моем приближении внезапно меркнут, исчезают из вида, словно светлячки. Да, недавно узнала, что светлячки светятся только в полете, а когда садятся – превращаются в невидимок.

Словом, почти целый месяц прошел впустую без намека на вдохновение, хотя много чудесных книг было прочитано. Среди них – Виктория Токарева со своей небольшой книжицей ‘‘О том, чего не было’’. До знакомства с ее милыми фантазиями все в моих мыслях было раздроблено, но эта молодая московская писательница помогла наконец-то определиться с тем, что я хочу писать в данное время. А хочу я, оказывается, писать сказки для взрослых! Едва подумала о сказках как о фантастических событиях вспомнилось размышление Наставника об особенностях моего творчества:

‘‘…тонко играя на какой-то нереальности, своими произведениями Л. придает особую внутреннюю силу обычным событиям, словно совершает прыжок из реального в нереальное и обратно…’’

Просто удивительно: как в самом начале общения со мной А.Р. сумел ВСЕ ЭТО разглядеть и четко сформулировать особенности моего творчества?»

КОММЕНТАРИЙ:

Осознанный импульс к сочинению сказок для взрослых я получила от В. Токаревой, хотя детские сказки писала давно, особенно успешно в бытность работы в детско-юношеской редакции узбекского радио. Потом, спустя три десятилетия, уже в 2013 году, я выпустила на свои средства сборник современных сказок для молодежи ХХI века под названием «ВЕРШИНА И БУГОРОК». А небольшая рукопись сказок для детей, написанная более тридцати лет назад, все еще останется неизданной по той причине, что для детей желательно выпускать книги с картинками, в твердой обложке и на атласной бумаге. Но на оплату работы художника идорогостоящих типографских услуг у меня нет средств, а помощи ждать не от кого… Хотя многие сказки из этого сборника к настоящему времени опубликованы «в розницу» в различных российских журналах. Более того, приняли участие во Всероссийском литературном конкурсе «ПРОЗА – ДЕТЯМ» и даже сделали меня его лауреатом! Это дало мне право на получение престижного звания – «ВЕТЕРАН ТВОРЧЕСКОЙ ПРОФЕСИИ» и скромную добавку к мизерной пенсии.

3 февраля

«Из нашей недавней обстоятельной беседы поняла, что Наставнику явно не понравился мой нынешний настрой: он обнаружил какую-то духовную сонливость, отсутствие энтузиазма, может, еще что-то… Да я и сама в последнее время себе не нравлюсь. Причина, скорее всего, в финансовых трудностях. Ведь ими в данное время мне приходится оплачивать свою творческую свободу. А папины сто рублей оказались каплей в море бытовых проблем: оплата квартиры, транспортных расходов, покупка еды, одежды… Все эти непременные траты значительно превышают присылаемую папой ежемесячную помощь, что, естественно, сказывается не только на настроении, но и моем физическом самочувствии, не говоря уже о творческом».

9 февраля

«Сегодня отличная погода! От моей затяжной тоски не осталось ни малейшего следа. Утром перед домашней литературной работой над ‘‘тем, что получится’’ – так как конкретной цели у меня все еще нет, отправилась на прогулку, вернее, в магазин за продуктами. По пути обнаружила неприметную скамейку и решила присесть, осмотреться. Теплый, еще не совсем привычный весенний ветерок так ласково теребил волосы короткой стрижки, что у меня вдруг брызнули слезы из глаз. Хорошо, что ресницы перед уходом забыла накрасить тушью. Полезла в сумку за платком, и вместе с ним извлеклась записная книжка. Зачем я ее достала?

А вот зачем! Вдруг у меня внутри что-то ‘‘растаяло, отпустило спазм’’, и… полился сумбурный поток мыслей. Они тут же становились фразами, сюжетами. Где ручка? Скорее, скорее все нахлынувшее записать! Вместо ручки отыскался только красный косметический карандаш. Им я и нацарапала несколько идей-иероглифов, которые по возвращении домой стали миниатюрами: о последнем снеге, который к утру забыл растаять; о крышах старых сельских домов – на них хозяева осенью сушат плоды урюка, вишни, винограда, поэтому издали кажется, будто ровные крыши глинобитных домиков кем-то заботливо устланы разноцветными ковриками. Странно, что этот осенний эпизод двухлетней давности вдруг отчетливо высветился памятью именно сейчас, в это солнечное февральское утро.

Внезапные слезы, теплый ветерок, какая-то особая атмосфера пробуждения природы от зимней спячки были столь явственны, что сумели всколыхнуть и мои, неведомо кем замороженные, творческие силы. Как я соскучилась по такому прекрасному состоянию души – предвестнику вдохновения! А оно у меня весьма хитрое – своего ‘‘любопытного носа’’ не покажет до тех пор, пока я не сяду за машинку и не напечатаю не меньше шести страниц неизвестно чего, вплоть до полнейшей ерунды. Лишь заставив меня, лентяйку, усердно потрудиться, удостаивает своими щедрыми и всегда неожиданными подарками.

Я уверена, что к каждому автору Вдохновение является по-разному.

Мне изначально оно являет себя в особой легкости, которую прежде всего, чувствуют кончики пальцев. В Его присутствии они не ударяют по клавиатуре пишущей машинки, а как бы парят над ней, разыгрывая собственный сюжет только что нарождающегося литературного произведения! При этом вспыхивают щеки, начинают, будто от поцелуев, греть губы, а все мое существо погружается в звуки божественной музыки! В такие минуты, реже – часы, я кажусь себе небожителем, случайно оказавшемся на земле!

Именно в таком особом состоянии несколько лет назад родилась миниатюра с названием ‘‘Вдохновение’’. Она – конкретная зарисовка с натуры: у меня было странное ощущение, будто Вдохновение мне для нее терпеливо позирует:

‘‘Вдохновение! Это ТАКОЙ полет, вернувшись из которого на землю еще долго не ощущаешь ее тверди под ногами.

Это ТАКОЕ безмерное доверие к себе и людям!

Это ТАКАЯ правда в делах и помыслах, что ей по силам даже разобщенных людей превращать в единомышленников!’’

А ночью все того же прекрасного дня долго читала великолепные письма Ларисы Рейснер, героини Великой Октябрьской революции. Они написаны какими-то эмоциональными импульсами, причем каждый, будто миниатюра, сюжетен. Утром самые впечатляющие фрагменты этих писем непременно перепечатаю в ‘‘ОРАНЖЕРЕЮ’’. Я всегда так делаю, чтобы продлить удовольствие от только что прочитанного, а заодно и чему-то при перепечатывании или переписывании научиться».

18 февраля

«Несколько месяцев назад купила томик писем Рильке. Пока не прочитаю всю эту невероятную книгу, просто не имею право заниматься собственным творчеством. Конечно, моя медлительность раздражает Наставника, но без приобретения новых знаний о профессии поэта и многом другом, вряд ли смогу стать интересной личностью не только для своих читателей, но и для самой себя.

Трактовка Рильке темы ‘‘Одиночества’’ меня просто потрясла! Я вдруг осознала, что моя творческая сила обитает не в шумных ресторанных пирушках, не в толпах едва знакомых людей, а в ОДИНОЧЕСТВЕ!

Где-то есть запись о том, что первое одиночество не я, невеста, а моя Поэтесса, т. е. второе ‘‘Я’’ во всей многозначности это чувство обнаружило за своим свадебным столом. И ощущение одиночества в разной концентрации за все годы жизни так меня и не покинуло…

Именно одиночество одаривает особой сосредоточенностью, избавляет от суеты и предоставляет возможность глубже заглянуть и понять собственную душу. В одиночестве все видится намного отчетливее, хотя часто эта отчетливость чрезмерно жестока. Вот и фраза, которая только что залетела в сознание, вряд ли прибавит оптимизма, но я ее все равно запишу:

‘‘После моей смерти останется лишь мое воображение. Оно, как и лепестки засушенных цветов в старых книгах, лишь малая толика того, чем жила и наслаждалась моя душа’’.

Верна ли эта мысль? Ничего пока не знаю, но почему-то она в данную минуту не кажется чужой. Ведь с каждым годом свою память я все щедрее и охотнее доверяю страницам дневников, сюжетам миниатюр и все меньше использую для каких-то личных целей. Возможно, это и есть наиболее приемлемое отношение писателя к своему земному бытию?!

Но одиночество на пустом месте, т. е. в пустой душе, это болезнь, труднейшее испытание. У меня есть несколько подруг, которые даже часа не могут выдержать общества самих себя. Тут же начинают всех обзванивать, приглашают в гости или же сами к кому-то напрашиваются на чай, кофе, пиво…

Для творческой же личности ОДИНОЧЕСТВО – великий учитель и друг. Искусству ОДИНОЧЕСТВА, как мне кажется, может научить только серьезное творчество».

КОММЕНТАРИЙ из XXI века:
Недавно, перепечатывая записи с разных листков, обнаружила высказывание современного психолога Михаила Литвака на тему одиночества. Он пишет:

«Способность любить и хорошо переносить одиночество – показатель духовной зрелости. Все самое лучшее мы делаем, когда находимся в одиночестве».
Так вот почему при выборе: поход в ресторан или уединение – я чаще всего отдаю предпочтение одиночеству!
А после того, как у меня стали рождаться стихи, я даже сочинила «ГИМН ОДИНОЧЕСТВУ»:

В своем одиночестве – не одинока!
Ведь я же такая ж стихия, как море,
Как солнце иль ветер: свечу и сгораю!
Начну бушевать – пусть никто не мешает!

Я душу свою – одинокую душу –
Вручу лишь тому, кто все сможет разрушить!
Чтоб где-то на воле начать все сначала:
– Привет! Ты вернулся? Я очень скучала…

Чтоб не было прежних разлук, недомолвок,
Чтобы по рытвинам страх не волок бы…
Очистятся мысли с судьбой в поединке,
Быть может, взгрустнется на чьих-то поминках…
Прощу все измены свои и чужие.
Мой друг, Одиночество, благослови меня!

29 мая

«Читаю ‘‘Письма к жене’’ А. Блока. Я потрясена трагизмом семейных отношений, сложившихся у него с супругой. Как поэту был нужен любящий, все понимающий единомышленник! Почему-то и себя вдруг поместила в схожую воображаемую ситуацию. Ведь единственная ощутимая духовная поддержка все последние годы исходит только от Наставника. Не будь его в моей судьбе, не представляю, как справлялась бы со своими творческими амбициями, как смогла бы их самостоятельно реализовывать. Откуда бы черпала силы, чтобы не свернуть с избранного пути?

Спасибо вам, дорогой Альфред Рудольфович, за то, что все годы нашего общения вы даете мне особую уверенность – не уверенность-однодневку, а нечто большее, уводящее душу за горизонты каждодневных, сиюминутных и малозначимых дел, требуете бескомпромиссного служения собственному Таланту, а следовательно, и искусству!

Да разве я в силах перечислить все, чем вы меня постоянно одариваете, мой дорогой Учитель!?»

31 декабря
«Приглашения подружек-соседок на празднование в их компании Нового года без всяких раздумий отвергла. Сын пригласил друзей, поэтому я решила 1979 год встретить дома с молодежью.

Дневник в этой предпраздничной суматохе куда-то сунула, искать нет времени – занимаюсь приготовлением кулинарных деликатесов, поэтому одно из последних размышлений уходящего года приходится записывать в черновой тетрадке:

‘‘Как хорошо, что я ничья и принадлежу только самой себе! Передо мной сейчас множество фантастических возможностей! Отчего-то именно в эти дни уходящего года кажется, будто мое сердце способно вместить целую ВСЕЛЕННУЮ!’’»

КОММЕНТАРИЙ:
Не обошлось в эту новогоднюю ночь без мыслей о любви. Они у меня все время меняются. Если раньше я мечтала о том, чтобы кто-то пылко любил меня, то спустя годы мне самой захотелось по уши влюбиться в достойного мужчину, причем моя любовь для избранника должна стать подлинной духовной ценностью, движущей силой, а не банальным развлечением! На меньшее – не согласна!

1979 год
1 января

«Утро. Оно стало продолжением мыслей о любви и моем странном одиночестве, хотя в моей «орбите» есть несколько приличных мужчин, которые давно и явно добиваются моей благосклонности. Но после беседы с Наставником на тему замужества сделать выбор мужа стало еще труднее. Причина в том, что никто из претендентов не желает видеть во мне ПИСАТЕЛЬНИЦУ. Всем нужна веселая беспроблемная бабенка. Я же – другая. Для меня главное во взаимоотношениях мужчины и женщины – духовное общение. Но, увы, за всю мою почти сорокалетнюю жизнь ни один из претендентов не проявил ни малейшего интереса к моим творческим делам, даже зная, что я журналистка, писательница. А уж пообещать какую-либо моральную поддержку – им даже в самом страшном сне, наверное, не сможет привидеться. Получается, что ни в одном из мужчин, попадавших в «орбиту» моего притяжения, как не было, так и нет духовно близкой мне личности. Но не только мужчины не желают или не могут относиться ко мне как кписателю. Даже лучшая подруга Т., увидев разбросанные в разных концах комнаты черновики, всегда ворчит:

– Как ни приду, вечно у тебя бумажки везде раскиданы! Давай быстренько их куда-нибудь уберем! Я тут кое-что поинтереснее твоих набросков принесла!

А если я во время визита лучшей подруги делаю хоть малейшую попытку прочесть новинку, поделиться творческими планами, неизменно слышу раздраженное:

– Не так уж и часто мы с тобой встречаемся, поэтому столько всего хочется рассказать, порасспросить, а ты тут со своими литературными беседами встреваешь!»

КОММЕНТАРИЙ из XXI века:

Давно, лет с тридцати, наверное, чисто интуитивно я уверовала в то, что любимый мужчина непременно должен при моей поддержке стать из рядового – выдающейся личностью! Первый опыт с сыном-музыкантом оказался неудачным. Когда ему, учащемуся музыкальной школы, где он обучался игре на кларнете, потребовался дорогой инструмент, я без раздумья истратила отпускные и все имеющиеся у меня скромные средства на приобретение немецкого трофейного кларнета, который сын через месяц отдал какому-то мальчику. С тех пор инструмент мы больше не видели, а сын вскоре забросил музыку и пошел учиться на наладчика современных станков-ЧПУ…

Выйдя вторично замуж за мастера спорта по шахматам Леонида Маслова, многократного чемпиона Литвы, который ради меня переехал из Вильнюса в Ташкент, стала мечтать о получении им звания гроссмейстера. Взяла дополнительную работу, запретив ему тратить свое время на побочные заработки. Словом, создала ему все условия для серьезной шахматной работы. Мы оба мечтали, что при его явном шахматном таланте он в ближайшие годы сумеет выполнить норму гроссмейстера! Ведь чемпионом Узбекистана среди мужчин Леонид стал в первый же год после переезда из Прибалтики. Помню, как вместо новых туфель я, журналистка радио и телевидения, на приличные гонорары покупала мужу невероятно дорогие шахматные иностранные журналы и книги. На все эти жертвы шла вполне осознанно ради достижения высокой, успешной шахматной карьеры супруга. Но мои усилия оказались неоправданными: Маслов не выдержал бремени славы, быстро спился и погубил свой яркий шахматный талант. Мы развелись, а после моего переезда в Ульяновск я узнала, что он умер.

Было и еще несколько неудач, принесших мне разочарования в отношениях с близкими мужчинами. Но мой последний, третий брак – с Борисом Аржанцевым, компенсировал все прежние, болезненные для моего самолюбия неудачи на поприще не только семейной жизни, но и в плане реализации когда-то взятой на себя миссии – максимально поднять социальный статус своего супруга!

Едва мы с Борисом познакомились в 1992 году, как этот человек, прочитав несколько моих книг, весьма неожиданно заявил:

– Лидолия, если мы будем вместе, то сделаем очень много полезного для Ульяновска! – эти его слова оказались пророческими!

Сейчас, спустя десять лет после смерти супруга в 2007 году, его именем названа улица в Инзе, родном городе; Областной информационный Краеведческий центр в Ульяновске, а в ближайшие годы планируется установка нескольких мемориальных досок, посвященных его многогранной исследовательской деятельности.

Сразу же после кончины Бориса о нашей семейной и его творческой биографии – Почетного профессора УлГТу, первопроходца в области архитектурного краеведения и исследователя родословия населенных мест Ульяновской области, я написала серьезную книгу. В нее, наряду с семейной хроникой, включила воспоминания современников. Сейчас моя книга «По горячим следам памяти», выпущенная Фондом имени Б. А. Аржанцева из-за мизерного тиража (всего одна тысяча экземпляров) стала библиографической редкостью! Библиотекари, готовящие разные мероприятия о знаменитом земляке, как-то мне признались:

– Если нам надо рассказывать о Борисе Васильевиче нормальным человеческим, а не официальным языком, мы непременно перечитываем вашу книгу!

Все, рассказанное здесь о моей жизни с Б. Аржанцевым, хочется «разбавить» шуткой давнего самаркандского знакомого Зафара Кабилова:

– Лидолия, мне кажется, рядом с тобой даже медведь научится сочинять стихи!

20 апреля

«ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР.

В нашу очередную встречу в редакции журнала Наставник неожиданно бросил реплику:

– Вы, Лидолия, мечтаете стать писателем? Очень похвально, но учтите, что одного вашего желания для достижения этой цели недостаточно!!! Необходимо, что бы еще КТО-ТО захотел того же самого! – эта фраза Наставника очень некстати была прервана телефонным звонком, а возобновить разговор после его окончания у нас не получилось ни в этот же день, ни позже. Наставник, волею случая, как бы предоставил право мне самой расшифровать, что им подразумевалось под загадочным местоимением ‘‘КТО-ТО’’?

А спустя несколько дней после прерванного разговора с А.Р. о котором я то и дело вспоминала, мне приснилось будто какой-то чужой мужской голос довольно четко сообщил о том, что, как самобытный писатель, я уже состоялась! Существую! Теперь даже не важно, добавлю ли еще чего-нибудь к уже написанному.

Говорящего видно не было, но слова произносились не просто четко, а даже с какой-то гипнотической, как мне показалось, убедительностью.

Этому Голосу я не особо удивилась, потому что давно заметила: именно во сне мои мысли и чувства приобретают необъяснимую способность преодолевать расстояния и попадать именно туда, где кем-то даются ответы на самые, казалось бы, риторические вопросы. Хотя своего вопроса в том сне я не запомнила, но сказанное прозвучало неким утверждением, позволяющим почувствовать себя настоящим писателем! После всего услышанного восне мое утреннее пробуждение было воистину счастливым!»

КОММЕНТАРИЙ:

Все-таки Голос из сна мне явно польстил, сказав, что я, как писатель, уже состоялась. Из книги «Имитатор» Сергея Есина выписала фразу, которая полностью лишает меня даже намека на самоудовлетворенность:

«– Что бы он – (Пикассо) – из себя представлял с одной ‘‘Герникой’’, не будь у него за плечами две тысячи картин?»

Это высказывание вызвало аналогичные мысли:

«Даже когда мне удастся за всю свою жизнь написать только одну по-настоящему уникальную книгу, то ей должно предшествовать не менее двух-трех десятков вполне приличных книг. Под самым выдающимся творением должен быть солидный фундамент. Это и справедливо, и надежно».

…Спустя много лет у аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса я вычитала мысль о том, что «сны, в которых не видно говорящего, но все слова произносятся четко – это ‘‘провидческие сны’’».

В начале 90-х годов, уже будучи несколько лет россиянкой, мне посчастливилось приобрести только что изданный на русском языке дневник обожаемого мной художника Сальвадора Дали. В нем я наконец-то нашла исчерпывающую расшифровку того прерванного ташкентского разговора с Наставником о таинственном «НЕКТО». Суть дневникового высказывания Дали сводилась к тому, что «КТО-ТО», по его мнению, это само ИСКУССТВО! И если ОНО тебя не примет, то все усилия живописца достичь высоких вершин окажутся тщетны.

Значит, для меня, писательницы, под этим загадочным местоимением скрывается ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВО ЛИТЕРАТУРА!

Именно она должна принять меня в свое лоно или же, как неугодной самозванке, бесцеремонно указать на дверь! И еще, конечно, в таком тонком деле не обойтись без Божьего благословения. Ибо:

«Не может человек ничего принимать на себя, если не будет дано ему с неба».

Все эти раздумья легли в основу сюжета миниатюры

ГИГАНТСКИЕ СЛОВА

Задумался Поэт, глядя в окно, впустившее в его кабинет созвездия звездной ночи.

– Почему, когда всматриваюсь в вас, небесные светила, ко мне входят в душу и становятся близкими, понятными такие гигантские слова, как: ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, ВСЕЛЕННАЯ, ВЕЧНОСТЬ?

В ожидании ответа сильнее обычного забилось сердце Поэта, и беспокойство, предшествующее вдохновению, подарило его чувствам божественную раскрепощенность!

Она помогла душе Поэта вырваться из околоземного пространства, достичь пульсирующего света дальней звезды и вверить ей свой сокровенный вопрос.

– Почему? Что бы ты, Поэт, не суетился, воспевая истины-однодневки, а все, затронувшее твою душу, было востребовано ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ, ВСЕЛЕННОЙ, ВЕЧНОСТЬЮ!»

16 марта

«Во время очередного разговора с Наставником впервые узнала, что:

– Вы, Лидолия, должны знать, что в литературе существует много разных законов. Одним из важнейших является ‘‘Закон последовательности творческого развития ученика’’. Учитель, предостерегая своего питомца от ошибок, довольно часто говорит: ‘‘За эту тему тебе еще рано браться, потому что ты многого не знаешь и не умеешь. Предварительно необходимо освоить то-то и то-то’’… Вы, Лидолия, как новичок в литературе, пока что не видите длиннот в своей прозе, а переход от одной сюжетной линии к другой у вас слишком явен, а это в целом лишает произведение интриги и как бы заранее раскрывает «карты» авторского замысла. Так что не обижайтесь если я на какую-то вашу задумку накладываю «вето», предупреждая, что выбранная тема пока вам ‘‘не по зубам’’…

– Согласна! Мне действительно еще необходимо многому учиться. Я не всегда соглашаюсь и принимаю ваши предостережения. Иногда они мне кажутся неуместными но со временем вижу вашу правоту и благодарна за своевременно сделанное предупреждение, которое сэкономило мне время и нервы. Недавно вы спросили меня:

‘‘– Лидолия, по собственным ощущениям, признайтесь, лучше ли за последние три года вы стали писать? Не слишком ли часто случайную эмоцию спешите закреплять на бумаге?’’

Не на все эти вопросы у меня сразу нашлись четкие ответы, но зато появилась убежденность в том, что выбор сюжетов в последний год стал более осмысленным. Я научилась ставить перед собой задачи и по возможности справляться с их решениями, в отличие от прежней стихийности. Однако удовольствия, испытываемого прежде от творческого процесса, почему-то заметно поубавилось. Но время, которое я все так же безжалостно транжирю, даже не поймешь на что, экономить почти не получается… это самое обидное.

Конечно, если бы не этот серьезный разговор с Наставником, вряд ли бы я занялась вечерним утомительным самоанализом. А сделан он мной не зря – удалось отыскать ошибку в рабочем распорядке дня. Это, прежде всего, неумение и нежелание четко планировать собственное время, быть беспощадной к капризам, а для этого необходимо избавиться от постоянных поблажек себе любимой».

13 апреля

«Мне неоднократно приходилось ощущать покровительство высших сил, может, ангелов, может, еще кого, словом, тех, кто едва ли не за руку приводил ко мне неожиданных людей, которые без всякого с моей стороны усилия или просьбы сами вдруг принимаются рассказывать какие-то невероятные истории своей жизни.

Вот и этот день обещал быть скучным, но неожиданно одарил множеством незабываемых эмоций, размышлений. Сейчас постараюсь описать все по порядку, пока случившееся свежо в памяти.

…Ленивый темп утра: кофе с сигаретой, многократное прослушивание новой пластинки с романсами любимой певицы Галины Каревой, рекомендованной мне знакомым журналистом Валентином Вильчиком… Однако к обеду вялый темп этого дня сам по себе вдруг сменился на лихорадочно-поспешный.

Не знаю почему, но мне вдруг срочно захотелось отправиться в парикмахерскую и сделать стрижку, хотя волосы находились в полном порядке. Причем что-то мне подсказывало, что визит откладывать нельзя. В необъяснимой спешке собралась и выбежала из своего подъезда на улицу. Едва осмотрелась вокруг, как сразу мое внимание привлекла толпа людей, заполнившая внушительное пространство возле дома, стоящего напротив нашего, причем на солидном расстоянии. Маршрут в парикмахерскую как раз проходил мимо него, так что обойти толпу было невозможно. Приблизившись, поняла, что народ собрался на чьи-то похороны. Не будучи большим любителем траурных церемоний, я тем не менее вместо того, чтобы ускорить шаги в сторону парикмахерской, сначала их замедлила, а секундой позже, будто от чьего-то толчка, оказалась в самом центре шмелем гудящей толпы. Остановилась лишь в полуметре от гроба с покойником, благодаря чему появилась возможность рассмотреть людей, собравшихся по такому печальному поводу. На самого усопшего сразу взглянуть отчего-то не решилась…

Прежде всего в траурной толпе меня поразили белые косынки женщин – оказалось, что это были корейские похороны, которые я видела впервые. Возле изголовья гроба, обитого белой тканью, стояла молодая бледная женщина, лет тридцати пяти, с опухшими синеватыми веками и сухими глазами. Она безотрывно всматривалась в желтоватое лицо молодого корейца с гладким, без единой морщинки лицом, чуть тронутыми сединой, аккуратно подстриженными жесткими густыми волосами.

Я находилась так близко от вдовы, что слышала все ее причитания, стоны, вздохи, адресованные покойному мужу:

– Скажи, что я еще должна была сделать, чтобы поставить тебя на ноги? Что? Говори, не молчи! А помнишь, дорогой, когда мы год назад были на похоронах твоего начальника, ты позавидовал, что проводить его пришло так много людей? Встань, посмотри, как много провожающих возле нашего подъезда! Все хотят попрощаться с тобой, ведь люди тебя уважали, любили…

Но мужчина не слышал слов жены, лежал бессловесно, отрешенный смертью от всего творящегося сейчас вокруг него. Ни щедрое весеннее солнце, ни звуки стоящего неподалеку духового оркестра, ни слезы и рыдания близких – уже ничто не интересовало этого, покинувшего мир живых, сорокалетнего мужчины.

А вдова тем временем продолжала причитать:

– Понимаешь, мне ничего, кроме фотографий, не осталось на память о тебе… Только фотографии… А твой смех, твой хрипловатый голос, твои ласковые руки – все забрала смерть, а меня зачем-то оставила… Но разве я смогу без всего, что ты дарил мне и нашим детям, жить дальше, любимый? Не лежи так тихо, прижмись к моей руке, обдай ее своим горячим дыханием!

Мне показалось, что остановить монолог убитой горем женщины невозможно. Но тут рядом с ней оказался широкоплечий мужчина с солидным брюшком и необычно громким голосом. Пожилой кореец, скорее всего, был либо начальником умершего, либо близким родственником, от которого я предполагала услышать положенные в таких случаях слова, но, к моему удивлению, он своей речью соединил прерванные его появлением возле гроба слова вдовы:

– Жесток человеческий закон… Вот мы сейчас вынесли гроб из дома нашего друга… И он никогда больше не вернется в него. Это очень тяжело, особенно если нельзя вернуться в свой дом сорокалетнему, полному жизненных сил мужчине. Да, не может он вернуться к тем, кому бесконечно нужен: к друзьям, которые его искреннее любили и уважали, к жене и детям, которые теперь лишись его каждодневной заботы… Но что делать? Жесток человеческий закон – закон нашей жизни. И нет никого, кто бы посмел его нарушить. Мы этому закону можем только подчиняться…

После этих слов процессия с четырьмя мужчинами, несущими гроб, и толпой провожающих, медленно двинулась к стоящему неподалеку катафалку. Одна женщина, идущая неподалеку от меня, вдруг замедлила шаги, чуть приостановилась у гроба и убрала со щеки покойника кровавую капельку тополиной сережки. А вдова двигалась все медленнее и все ниже опускала голову в белом платке, пока не лишилась чувств. Ее подхватили, не дав упасть, идущие рядом родственники. Потом все устремились к автобусам и личным автомашинам, а я, забыв о случайном желании посетить парикмахерскую, вышла из толпы и мысленно попрощалась с вдовой, которую две кореянки бережно усаживали в кабину черной ‘‘Волги’’. Платок на ее голове на какое-то мгновение мне показался черным…

Со слезами на глазах, даже не зная имени покойника, вернулась домой. Картина похорон сорокалетнего мужчины стояла перед глазами со всеми звуками и запахами солнечного весеннего дня до самой ночи. Я впервые испытала потрясение от особого отношения к смерти, чего ни на одних похоронах, на которых мне довелось присутствовать прежде, не ощущала.

Уже почти засыпая, вдруг вспомнила про парикмахерскую, которую кто-то надоумил меня посетить днем. Конечно, это мои Божественные Покровители, как их теперь называют, или ангелы Внешней Опеки придумали для меня безобидный повод, чтобы вывести из дома и показать глубоко тронувшее меня событие».

17 апреля

«Творчество! Мука моя и отрада! Ну, чем бы я изо дня в день занималась, не будь тебя? Лежала на диване, не отрывая взгляда от мельтешащих кадров безликих телепередач? Или читала бы детективы, содержание которых уже на второй день после завершения этого развлекательного ‘‘чтива’’ мгновенно забываешь?!

Зато сейчас привычная тишина вдохновенно вместе со мной заполняет страницы дневников, сочиняет сюжеты, работает над совершенствованием написанного!

Часто с замиранием сердца перечитываю свои записи, сделанные вечером или глубокой ночью. Очень меня радует то, что новые идеи бередят душу, хотя нередко их обилие порождает в душе настоящую панику. Однако при любой возможности стараюсь возникшие экспромты записать, иногда, к сожалению, так коротко, что не могу расшифровать суть беглого наброска. Но даже из-за таких мелочей, случается, сильно нервничаю. Ведь творчество– это такая завораживающая игра, во время которой никогда не знаешь, в какой день, час, минуту… энтузиазм сменится апатией, хандрой, полнейшей неуверенностью в своих возможностях.

Мне кажется, что для творческой личности самое страшное – это потерять чувство собственного достоинства, ощущение своей значимости, т. е. перестать быть самим собой, настоящим!

Но сколько на каждом шагу у любого человека обстоятельств, уничтожающих животворную неповторимость таланта!

Даже любовь менее уязвима, чем талант, поэтому он так часто гаснет, не сумев хоть сколько-нибудь реализоваться…»

18 апреля

«Наставник хочет, чтобы я, как робот, ежедневно ‘‘выдавала’’ определенное количество страниц и приучала себя таким образом к самодисциплине. Я бы и рада следовать этим требованиям, но давно заметила: если не хочется садиться за машинку, а я все же заставляю себя работать, то через несколько минут насилия над собственными мозгами у меня начинается сильнейшая головная боль, которая быстро переходит в физическую тошноту со всеми неприятными последствиями…

А они таковы, что могут не на день, а на неделю выбить меня из благоприятной колеи. Причина простая, хотя выявлена недавно: мне от собственного творчества необходимо получать удовольствие! Ведь денег оно мне в реальной жизни никогда не приносило. Да и в будущем строить финансовое благополучие за счет литературного труда не планирую. И не потому, что мне этого не хочется, а просто творчество и деньги мое богатое воображение почему-то до сих пор никак не может совместить…

А вот журналистика – совсем другое дело. В ней все четко: к такому-то сроку необходимо написать столько страниц и получить за них положенную плату. И я пишу! Если же что-то не успеваю, могу мгновенно проснуться среди ночи, завершить работу, чтобы своевременно отдать ее заказчику. Да и критерии к журналистике явно другие: доступность, актуальность, четкое выполнение поставленной передо мной задачи. Именно в журналистской работе явственнее, чем где бы то ни было, чувствуется раздвоение моей личности на Поэтессу и Журналистку, причем я всегда четко знаю, кто в данный момент ‘‘солирует’’, отстукивая на машинке нужный текст. И еще одно, весьма неожиданное наблюдение: если вдохновенно пишутся статьи, то Поэтесса ‘‘отдыхает’’, то есть ничего оригинального в ее духовное пространство не ‘‘залетает’’. Если же царит Поэтесса, пробиться Журналистке сквозь баррикады из всевозможных вымыслов и замыслов, тоже практически невозможно. Правильно говорят:

‘‘Когда палят пушки, Музы молчат’’, т. е. их совмещение для меня мало вероятно. По крайней мере, так происходит все последние годы».

19 апреля

«Запомнился мимолетный разговор с писателем и редактором издательства ‘‘Еш гвардия’’ Николаем Бондаренко. Он посетовал на то, что многие молодые ташкентские литераторы, такие как Субботин, Аксенов, выпустив по первой книжке, никак не осилят вторую. Вот и Наставник мне неоднократно говорил, что вторая книга обычно дается новичку в литературе труднее первой. Ведь в первую обычно входит почти весь скопленный за несколько лет осознания себя творческой личностью материал, а для второй необходимо более быстрыми темпами создавать нечто новое, желательно, чтобы оно не дублировало, а раскрывало иные грани нарождающегося таланта. И спешка здесь может только повредить, а то и вовсе погасить робкие ростки подающей надежды личности. Все эти ‘‘симптомы’’ мной были проверены на личном опыте. Но писать вторую книгу не только труднее, а значительно увлекательнее, потому что в процессе работы ощутимо расширяется круг возможностей. И в значительной мере больше, чем первая книга, воспитывает характер, учит преодолению собственной неуверенности. ‘‘Взялся за гуж, не говори, что не дюж!’’

Все последние дни апреля от занятий творчеством меня не отвлекало ни отсутствие денег на продукты, ни мелкие долги, ни ‘‘обветшалый гардероб с прошлогодними платьями’’… Каждый день, как на встречу с любимым, я спешила на свидание с чистым листом бумаги. Вот на него ложатся новые строчки – счастливый сплав вдохновения, каких-то случайностей, веры в себя и свою яркую литературную звезду! И в такие счастливые мгновения, кажется, что твоя звездочка на ночном небосклоне светит ярче обычного!

…Перед сном обычно старюсь оставить в дневнике мысли, заполнявшие мою голову на протяжении дня. Кажется, что за несколько минут до сна голова полностью освобождается от всего хоть в какой-то мере значимого. Но… утром, даже не знаю, как себе это объяснить, она переполнена дополнениями к чему-то, казалось бы, завершенному, неожиданными ассоциациями и желанием немедленно сесть за письменный стол.

Вдруг подумалось: если через много лет мои дневники попадут к какому-нибудь дотошному ученому, он будет явно разочарован, не обнаружив в них ничего нового, помимо того, что присутствует в моих книгах. Разница будет лишь в том, что в дневниках события написаны начерно, с натуры, а в книгах тщательно отобраны, отшлифованы и сброшюрованы под одной обложкой».

21 апреля

«Неожиданный визит после работы мне нанесли друзья-писатели Н. Бондаренко и Я. Джураев. В начале встречи, пока пили принесенное ими сухое вино, балагурили, сплетничали – все было хорошо. Но как только я прочитала им новую миниатюру ‘‘Некрасивая’’, адресованную молодежи, началась ожесточенная полемика:

– Неясна авторская позиция! Тема неактуальна! В сюжете много пробелов! – горячился Якуб, которого Николай немногословно поддерживал. Но спустя несколько минут возбужденного спора с явной агрессией в адрес моего нового творения я не выдержала и довольно бесцеремонно незадачливых гостей выпроводила восвояси.

Они ушли, а обида на неактуальную и совсем, на мой взгляд, неуместную критику, еще долго не позволяли приняться за начатый два дня назад рассказ. Эта критика ‘‘профессионалов’’ ни на мгновение не поколебала моей уверенности в собственных силах. Я точно знала, что в миниатюре ‘‘Некрасивая’’ все психологически верно еще и потому, что это не надуманный сюжет, а целиком взятый из жизни дочери моей подруги. Может, коллег-критиков смутила некоторая откровенность? Она и Наставника частенько смущала. Но ничего менять в характерах своих героинь не собираюсь да и не имею ни малейшего намерения подлаживаться под чужое мнение.

Конечно, я заметила, что все, начиная с Наставника и кончая редакторами издательств, панически боятся новизны в описании любовных переживаний, шарахаются от малейших намеков на сексуальность, как черт от ладана.

Но ни один жанр в искусстве не терпит топтания на месте: необходим порыв в неизведанное! Поэтому я, делая ставку на откровенность, лишаю своих молодых героинь – современных женщин и девушек, застарелых предрассудков и других отживших атрибутов прошлых столетий.

А сейчас о приятном. В 5-м номере журнала ‘‘Звезда Востока’’ все-таки выйдет моя новая подборка! Зря я пожаловалась Г. Е. на то, что ее собираются убрать из готовящегося номера.

Какую задачу ставлю перед собой на ближайшее время? Прежде всего, необходимо как можно больше узнать о самой себе, прочувствовать возможности, обнаружить слабости, которые мешают двигаться дальше».

22 апреля

«После утренней напряженности появилась возможность позвонить Наставнику. И тут вместо приветливого:

– Рад вас слышать, Лидолия! – из трубки доносится рык:

– И как вы смеете мне звонить после того, как нажаловались на нас в ЦК КПСС? Почему не позвонили мне, не выяснили ситуацию? Я в вас разочаровался! Учтите, вы стоите на краю гибели!!!

Я мгновенно ‘‘врубаюсь’’ в происходящее и вспоминаю, как все было, откуда взялась моя ‘‘жалоба’’ в ЦК.

…Накануне неподалеку от газетного издательства в центре города, мне встретился давний знакомый Г. Е., с которым меня познакомила работа в ‘‘Ташкентской правде’’. Это было почти двадцать лет назад. Общение с этим журналистом, впоследствии ставшим в ЦК КПСС Узбекистана высокопоставленным партийным чиновником, почти всегда было уличным, ни к чему не обязывающим. И в тот раз, огорченная известием (кто-то из сотрудников ‘‘Звезды Востока’’ передал мне неприятную весть), неожиданно встретила Г. Е., перебросилась со старым знакомым несколькими фразами.

Заметив мою кислую физиономию, Г. Е. принялся доброжелательно расспрашивать о причинах плохого настроения, потом неожиданно предложил заглянуть в кафе возле Кукольного театра ивыпить по чашке кофе. Конечно, в кафе я дала волю своим эмоциям и высказала все, что думаю по поводу снятия моих миниатюр из нового номера ‘‘Звезды Востока’’. Выплескивая жалобы Г. Е. я не учла его нынешней должности и, конечно же, не могла предположить о последствиях этого случайного разговора.

О давнем знакомом мне было известно, что ему искренне нравится мое творчество, поэтому, когда он еще работал ответственным секретарем ‘‘Ташкентской правды’’, а позже и ‘‘Вечернего Ташкента’’, часто печатал мои миниатюры в этих популярных газетах, а мне при мимолетных встречах в редакторских коридорах всегда говорил:

– Учти, я давний и преданный поклонник твоего таланта! И всегда буду рад оказать помощь, если в ней возникнет необходимость!

Видимо, мои слезные жалобы, он воспринял всерьез, хотя я сама уже через час о нашей беседе забыла. Свое давнее намерение помочь мне Г. Е. ‘‘отработал’’ в полном объеме. Его вмешательство и послужило причиной ссоры между мной и Наставником, единственной размолвке за многие годы дружеского общения.

Взяв себя в руки и полностью осознавая вину, робко говорю Альфреду Рудольфовичу в телефонную трубку:

– Может, мне сейчас придти к вам в журнал, чтобы все, что вы сейчас обо мне думаете, могли высказать прямо в лицо?

– Нет, Лидолия, не сегодня, я сейчас на вас очень злой! – и, не прощаясь, повесил трубку.

Из всего этого нелицеприятного разговора меня больше всего насторожила фраза Наставника о том, что ‘‘я стою на краю гибели!’’

Интересно, в чем А. Р. обнаружил мою гибель? Предположим, перестанут мои произведения печататься в журнале? Разве это гибель? Гибель, на мой взгляд, это совершенно другое: когда хочешь, но не можешь написать ни строчки в свою новую книгу. Все остальное можно пережить, изменить или просто начать заниматься чем-то иным. Со мной в этом плане все просто: есть любимая профессия – журналистика, которая и по сей дает не только приличный заработок, но и определенный статус. А из нее меня никто не изгонял, напротив, именно журналистикой карьерой мне пришлось пожертвовать ради писательской, все еще весьма туманной…

Чтобы наконец-то забыть о неприятном разговоре с Наставником, раскрыла наугад том своих любимых писателей братьев Гонкуров. И первые же выхваченные глазами строки легли бальзамом на мою душу, душу писательницы-горемыки, ощущающую огромную вину за причиненную обиду ни в чем неповинному дорогому Наставнику. Итак, что за высказывание Жюля и Эдмона послужило мне утешением и даже неким оправданием в такой мерзкой ситуации?

‘‘…на литературу следует смотреть как на профессию, которая вас не кормит, не поит, не греет, не дает крова и от которой нечего ждать вознаграждения за труды. И только если вы отнесетесь к литературе так, а не иначе и вступите на это поприще лишь потому, что к этому вас толкают ни жертвы, ни мученичество, а неистребимая любовь к прекрасному – только тогда у вас может быть талант. В наши дни, когда литература перестала быть ремеслом голодранцев, когда родители больше не проклинают детей, идущих в литературу, уже почти не существует истинного призвания, и может статься, что скоро не станется и талантов’’.

Не удержалась, чтобы не переписать в своей дневник и другой актуальной для меня мысли:

‘‘Я глубоко убежден, что человек, у которого нет в душе какой-либо страстной привязанности, будь то к женщине, к лошади, к вину, к безделушкам или цветам – словом, не важно к чему, человек, который хоть в чем-то не проявляет безрассудства и всегда буржуазно уравновешен, — такой человек никогда ничего не создаст в литературе. В нем нет горючего, чтобы бы переработать частицу его мозга в гениальную или хотя бы талантливую рукопись’’.

Мне очень понравилась мысль о ‘‘горючем’’. Ведь не зря же именно творчество чаще всего ассоциируется с огнем. Но для горения необходимо горючее! И тогда я стала искать в своем творчестве то, что ‘‘вызывает горение’’. Один из компонентов, составляющих мою личную марку ‘‘горячего’’, это ОДИНЧЕСТВО! Но есть, конечно же, и другие. К примеру, НЕУДАЧИ. Они меня здорово взбадривают, и во многих случаях именно неудачи являются побуждающим стимулом к преодолению возникающих трудностей. В каком-то из набросков мне попался интуитивный намек на собственное ‘‘горючее’’: ‘‘О неудачи я зажигаюсь!’’

Но самым мощным источником горючего, необходимого для моего творчества, вернее, настоящей атомной электростанцией, с самого начала взросления стали любовные переживания. И чем эти переживания оказывались болезненнее, труднее, тем выше был их ‘‘градус горения’’, а следовательно, и отдача!

Все-таки как много для подзарядки души дают книги талантливых авторов! Не будь в моей библиотеке двухтомника ‘‘Дневников’’ братьев Гонкуров, разве смогла бы я сама догадаться, что в творческом человеке непременно должна быть какая-то ‘‘чертовщинка’’, или ‘‘особая оптика’’, или наличие собственного ‘‘горючего?’’

Еще о ‘‘горючем’’, столь необходимом для любого творца. Чувствую, что тема любви в моих произведениях с годами станет еще важнее, чем сейчас. И хотя наблюдений, касающихся любви, пока у меня маловато, но тем не менее эти переживания являются теми ‘‘кирпичиками’’, на которых строятся многие сюжеты. Причина их скудости состоит в том, что на ‘‘Тропе любви’’ я мало искушенный путник по той причине, что ни разу не была ни влюблена, ни любима именно так, как бы мне этого хотелось.

Но любовь многолика! Я уверена, что даже в самом обычном дне есть искорка этого Вселенского чувства! И хотя не всегда получается самой быть источником любви, но даже в качестве пассивного зрителя я, как губка, впитываю любовь в виде ласкового утреннего ветерка, цветов, повернувших в мою сторону свои любопытные венчики, нежной мелодии, мимолетной улыбки прохожего…

Из недавней научной телепередачи узнала, что из воздуха можно добывать электричество! А любовь, уверена, тот же воздух, которым ежесекундно дышит наша душа, накапливая собственное ‘‘горючее’’. И когда его скопится достаточно, оно даст о себе знать – душа вспыхнет ярким пламенем. И тот, кому этот огонь будет предназначен, не сможет его не заметить!»

29 апреля

«Сегодня опять позвонила Наставнику. Он начал разговор в довольно напряженной манере, потом чуть отошел. Даже похвалил мой жизнерадостный голос. В процессе разговора выяснилось, что З. А. Туманова все перепутала, преждевременно позвонила Толику Шунину на радио в редакцию литдрамвещания и попросила передать мне, что никто миниатюры убирать из номера не собирался. Толик Ш. сначала меня не нашел, а потом забыл это сделать. Разговор с Наставником был долгим и интересным. Так, к его концу я выяснила, что прощена ‘‘за донос’’, помилована и что короны ‘‘фаворитки’’ эта история меня, к счастью, не лишила. Словом, наши обоюдно приятные деловые беседы будут продолжены! Ура!

Потом А. Р. много говорил о ташкентской поэтессе Наталье Буровой, шестидесятилетие которой накануне отмечали в русской секции. Он считает, что, как поэтесса, Бурова хорошая, но больная. И весь ее талант не от поэтической заполненнсти души, а скорее от неустойчивой психики.

Сама я с этой пожилой дамой никогда не была знакома, даже в глаза не видела ни ее саму, ни одного ее стихотворения не читала. Потом от других людей узнала, что вскоре после чествования, она куда-то ушла из дома, ее долго искали и обнаружили в пригороде Ташкента мертвой. Одета Н. Бурова была в халат и домашние тапочки. Кажется, поэтесса утонула…»

30 апреля

«Этот день подарил мне фразу, случайно услышанную от идущей впереди меня возле гостиницы ‘‘Узбекистан’’ юной пары:

– Жестокая вечность! – с вызовом произнесла хрупкая девушка, держащая за руку молодого человека. Я вздрогнула и замешкалась, услышав ТАКОЕ от юного создания в обычной уличной беседе со сверстником. Любопытно, девушка сама эту фразу придумала или же где-то вычитала?»

1-2 мая

«Как я люблю многодневные праздники! Позвонила друзьям, подругам, коллегам и всем сообщила, что лечу в Душанбе к папе в гости, а сама, заполнив холодильник самыми необходимыми продуктами, настроилась на серьезную работу над книгой ‘‘Осенняя элегия’’. К сегодняшнему дню в разных издательствах Ташкента находятся две моих творческих заявки на сборники миниатюр. Это ‘‘Осенняя элегия’’, которая особых издательских хлопот не вызывала по той причине, что в нее я включила серьезно переработанные вещицы, которые оказались за ‘‘бортом’’ первой книжки в 52 миниатюры – ‘‘Два шага, чтобы встретиться’’. Ведь после выхода этого сборника, величиной с ладошку, в моем распоряжении имелись еще две пухлые папки с набросками и вариантами новых сюжетов, которые я и включила во второй сборник. Признаюсь, особой новизной эта рукопись не отличалась, поэтому А.Р. посоветовал серьезно задуматься над ‘‘расширением типов лирических героев’’.

Действительно, до чего же у меня в этом плане скудно: любимый – нелюбимый; молодой – старый; удачливый – невезучий… На что мне Наставник деликатно намекнул:

– В своих ‘‘Этюдах о женщинах’’ вы уже значительно расширили типажи описываемых вами героев и героинь. Теперь надо смелее искать детали в проявлении этой новизны, особенности их характеров! Уверен, у вас, Лидолия, в самое ближайшее время это станет получаться лучше и оригинальнее, чем прежде! Больше экспериментируйте!

На интуитивном уровне я понимала, что двигаюсь именно в этом направлении. К примеру, даже в заготовках к ‘‘Этюдам о женщинах’’ появились новые типы героинь: ‘‘Странная’’, ‘‘Равнодушная’’, ‘‘Невезучая’’. Есть даже ‘‘Роковая’’. Вот над ней и буду работать эти дни, тем более что прототип этой Дамы во время учебы на филфаке долгое время был перед моими глазами. Ныне сморщенная и суетливая старушка в молодости одного за другим похоронила трех прекрасных мужей – молодых мужчин, погибших от нелепых случайностей. А в тридцать лет вышла замуж за настоящего ‘‘урода’’, но доброго и умного ученого. Она мне сама рассказывала, какой мистический ужас наводили смерти мужей на ее впечатлительную натуру. Она боялась лишний раз появляться на улице, потому что за спиной слышала, как злые языки называли ее ‘‘черной вдовой’’.

Сев за пишущую машинку днем, часов в 12, к вечеру я одолела 5 страниц набросков к ‘‘Роковой’’. Эта напряженнейшая работа полностью испепелила мои мозги, поэтому в сумерки я отправилась прогуляться возле дома. В нескольких метрах от подъезда нашла связку кем-то оброненных ключей, поиграла ими, как погремушкой и оставила их на ступеньках ярко освещенного магазина.

После возвращения с прогулки, уже во сне, бегала по какой-то незнакомой улице, останавливалась возле темных домов с наглухо запертыми дверями и пыталась, перебрав внушительную связку ключей, открыть хоть один замок, но с этой задачей в своем сне так и не справилась»…

КОММЕНТАРИЙ:

Тема «Ключей» неизвестно от чьих домов или предметов, например, шкатулок, сундуков, была для меня не нова. А все началось с одного прибалтийского музея, в котором я увидела картину, изображающую оригинальные старинные ключи. Почему-то дольше всего во время той музейной экскурсии я задержалась именно возле картины-ребуса с ключами. Мне нравилось придумывать дома, которые запирались бы большими коваными ключами; крохотные шкатулки с драгоценностями, ключи которые по своему изяществу напоминали перья райских птиц. Еще при разгадывании картины у меня возникло сравнение ключей не только с предметами, а и с людьми. Ведь в житейских разговорах часто можно услышать:

– Этому молодому человеку необходимо ПОДОБРАТЬ подходящую девушку! – будто речь идет о ключе к замку.

Спустя годы я написала рассказ о встрече в командировке молодого мужчины с женщиной намного старше него. В первой встрече-знакомстве они всю ночь рассказывали друг другу о своих жизнях, а во второй и последней, когда молодой человек, увлекшись Дамой, приехал в ее родной город, сбежав из командировки на два дня, они великолепно провели двое суток. Эти сорок восемь часов стали для обоих незабываемым любовным приключением, которое так им и осталось. А познакомил эту странную пару ключ от гостиничного номера, которым командировочная никак не могла отпереть свою дверь. Изначально этот рассказ я назвала «Ключ», но потом от него отказалась, дав другое, на мой взгляд, более убедительное – «Всполохи вечного огня», подразумевая любовь.

Словом, тема «Ключей» хоть и «заочно», но все-таки нашла свое отображение в моем дальнейшем творчестве. И так происходит почти всегда. Сначала какая-то маленькая «деталька» ненароком «залетает» на страницу моего дневника, потом, постоянно находясь «на пульте сознания», она «примагничивает» к себе все новые и новые ассоциации. Далее происходит чудо: эта «деталька» вдруг становится стержнем сюжета, вокруг которого моя фантазия разворачивает некое действо.

25 мая

«Наставник довольно часто упрекает меня в отсутствии тщеславия. Но какое может быть тщеславие, когда я так много времени провожу в уединении, избегаю многолюдных сборищ, не люблю распространяться о своих литературных трудах. Еще мы с ним по телефону обсудили новую рукопись, ‘‘стоящую в издательской очереди’’ под названием ‘‘ВРЕМЯ ЖЕНЩИНЫ’’. А. Р. сообщил, что, читая мой рабочий экземпляр, нашел для себя много интересного, но, к сожалению, так же обнаружил несколько рассказов, которые нуждаются в самой тщательной переработке. А даже предложил изъять неудавшиеся рассказы, заменив их новыми, появившимися в последнее время. Именно они, по его мнению, и придадут новой книге ‘‘шик’’!»

11 октября

«Сегодня особый день, когда, чуть ли не впервые получила удовольствие от физического бытового труда. Я с каким-то особым азартом ставила на газовую форсунку огромный бак, в котором кипятила постельное белье, отжимала маленькими руками тяжеленные льняные одеяла, выбивала половики…

И в этих домашних хлопотах чувствовала себя счастливой, везучей, радовалась свободе, самостоятельности и верила в то, что очень скоро стану писать хорошие рассказы, повести, в которых смогу быть оригинальной, ни на кого не похожей. К примеру, писатель В. И. Трифонов главными героями своих произведений сделал москвичей, и это читателям нравится, не кажется скучным. Мои же героини – это женщины всех возрастов с их внутренним миром, сложностью и непредсказуемостью, особенно в принятии неординарных решений, об их страстном желании как можно лучше разобраться в себе и близких, об осознании собственной значимости…

Эти размышления – своеобразный ответ на вопрос Наставника:

– Лидолия, очень интересно узнать, о ком вы собираетесь писать в ближайшее время свои книги, есть ли на примете подруги, общение с которыми поможет сделать их ‘‘прообразами’’ ваших литературных героев? Как более опытный ваш коллега, еще раз напоминаю, что лишь опираясь на факты, и, как говорят художники, на натуру, легче ‘‘лепить’’ портреты, создавать характеры героев, вписывать их в реалии нынешнего времени.

Многие читатели считают, что у меня богатая фантазия. Однако это заблуждение, потому что я всегда отталкивалась, даже в сказках, от какого-то заинтересовавшего меня реально существующего факта, особенности, связанной с неординарной личностью. Поэтому в процессе работы получается обобщенный образ: ‘‘подсказок’’ только одного прототипа мне явно недостаточно для сотворения литературного героя. Случается, работая над каким-то сюжетом, я умышленно оставляю ‘‘белые пятна’’, надеясь в будущем не только на собственную фантазию, но и на ‘‘подарки жизни’’, которые подходят под категорию ‘‘счастливый случай’’. А на такие случайности, честно признаюсь, мне здорово везет!

И еще маленькое дополнение: сюжет – это не только действие, но и чувство, причем чаще всего связанное с каким-нибудь вполне конкретным местом. Я всегда помню не только, где родилась мысль, но и время года и даже час суток: светло было или темно. Просто все эти нюансы указывают на то, насколько емким должно быть восприятие автора, рассказывающего о своем литературном герое».

15 октября

«Хочется продолжить мысль о счастливых случайностях в моей жизни.

Очень утомленная, уже затемно возвращалась домой из загородной поездки к заболевшей знакомой. И для чего надумала в такую даль надеть туфли на высоких каблуках – понять невозможно. И уже в сумерках, сойдя с автобуса, я медленно направилась к своему дому, еле передвигая ноги. Вдруг кто-то, стоявший возле огромного куста жасмина, выросшего чуть ли не на середине асфальтовой дорожки, говорит мне:

– Здравствуйте, Лидолия!

– Здравствуйте, – пытаясь в темноте разглядеть мужчину, неуверенно отвечаю ему. – Но мы, кажется, не знакомы?

– Я всегда с вами здороваюсь, а вы мне не отвечаете, – продолжает разговор невысокий полноватый мужчина в скромной домашней одежде, которую я разглядела, лишь поравнявшись с говорящим:

– Не припомню, – замедляя шаги, отвечаю незнакомцу.

– Вы не удивляйтесь, я всегда здороваюсь с вами мысленно, про себя. Признаюсь, я ваш самый давний литературный поклонник! С огромным удовольствием всегда читал ваши миниатюры, которые вы дарили моей жене, когда вместе с ней работали на радио. Каждый раз, перечитывая их, задаюсь вопросом: как этой женщине удалось сохранить в себе безупречную искренность, которой безоговорочно веришь? Нынче она так редко встречается в нашей жизни?

– Спасибо, мне было приятно поговорить с вами. До свидания!

– Вы не могли бы еще немного постоять со мной? Я тут встречаю жену – она тоже была бы рада вас увидеть.

– Я очень устала… Целый день на каблуках… Простите…

Остаток дороги я прошла легкой походкой, забыв о натертых мозолях и тяжелой сумке с подарками подруги.

Всего несколько добрых слов о моем творчестве незнакомого человека мгновенно изменили настроение. Весь этот вечер до самого сна я чувствовала себя невероятно счастливой!

Все-таки прав Наставник, когда, обнаружив какой-то мизерный успех или даже намек на него, умудряется несколько раз за время общения меня похвалить. Но это ему не мешает тут же обрушиться на недостатки и упрекнуть меня в том, что я лентяйка и не думаю о своем будущем…»

7 ноября

«Все-таки до чего хорошо, что есть в календаре праздники! Особенно если их не праздновать, а напротив, вместо шумных компаний проводить наедине со своими мыслями в крошечном кабинетике, сделанном из половинки балкона. Когда устану стучать на пишущей машинке, в полушаге – подоконник, облокотившись о который видно небо, а там так спокойно, хорошо. И в душе само собой отыскивается что-то устоявшееся, не суетное…

В недавней беседе Наставник завел речь об откровенности и писательской искренности, указав на их разницу. Этой разницы прежде я не ощущала, а тут вдруг подумалось: в творчестве, в придуманных обстоятельствах с вымышленными героями я стопроцентно откровенна, потому что мгновенно ‘‘включается’’ импровизация на заданную сюжетом тему. В этой импровизацию я частенько хитрю сама с собой, прикидываюсь то злючкой, то беззащитной овечкой, что позволяет с какой-то иной точки раскрыть сложную сюжетную линию. Когда рассказ написан, эта импровизация исчезает из памяти и остается жить только на бумаге.

Все-таки не зря я многие годы мечтала иметь собственного Наставника-Гуру! Учитель необходим не только в освоении сложнейших духовных техник, но и в путешествии по не менее сложным литературным лабиринтам, в безвестности которых так легко сгинуть самоучкам-любителям».

27 ноября

«Когда Наставник спрашивал, есть ли у меня реальные люди, которые служат прототипами моих героинь, ответила положительно. Но откуда берутся эти самые прототипы, ведь не на пустом же месте?! Прежде всего, это хорошо знакомое окружение друзей, которых я самым тщательным образом изучаю, стараясь зафиксировать то новое, что происходит с данным человеком в разные периоды его жизни. Вот, к примеру, последняя запись о близкой подруге Т.

Эту выписку из дневника намереваюсь показать в нашу следующую встречу-беседу А.Р.

‘‘Уже в предыдущих записях я отмечала, что Т. в последнее время здорово постарела. В основном, как она сама считает, это происходит из-за ее научной работы. Вот что услышала от подруги во время чаепития:

– В 38 лет я вдруг поняла, что не могу справиться с тем объемом работы, который в нашем институте на меня возложили. Поэтому стала очень быстро уставать, значительно снизилась работоспособность, особенно если необходимо решать сложные математические задачи. Очень боюсь, что сослуживцы обнаружат какие-то ошибки в расчетах, поэтому загодя нервничаю. Это создаст дополнительные трудности в защите кандидатской диссертации. Представляешь, вот уже шесть лет мне никак не удается ее защитить!

Вследствие постоянного стресса резко ухудшился характер – вчера со всеми домашними, буквально на пустом месте, переругалась. Раздражает кем-то скомканная тряпка у входной двери, волосы в расческе, не закрытый тюбик зубной пасты в ванной… Словом, всякая ерунда, на которую еще год назад, хотя все было точно так же, я не обращала внимания. А сейчас эти пустяки меня болезненно цепляют. Конечно, понимаю, что веду себя глупо, но ничего поделать со своими нервами не могу… И с наукой у меня все плохо. И с близкими тоже…

Хорошо, что хоть в причине трудностей по защите диссертации наконец-то разобралась. Суть в том, что я значительно переоценила собственные возможности: у меня хватило сил на рывок в самом начале работы над диссертацией, но их оказалось явно недостаточно для систематического рутинного исследования. Сейчас, спустя время, вся моя диссертация ‘‘рвется по швам’’, будто сброшюрована была гнилыми нитками…’’

Потом разговор перепорхнул на бытовые темы. Но они мне были не интересны».

КОММЕНТАРИЙ:

Что я сама думаю о близкой подруге? В чем причина ее сегодняшнего пессимистического настроения? Мне кажется, что она в молодые годы не воспользовалась каким-то очень важным для себя шансом, чего-то не приобрела, какими-то положительными эмоциями не запаслась «впрок». Столкнувшись с трудностями, из-за отсутствия запаса внутренней прочности Т. слишком поздно осознала, что свою молодую силу израсходовала вхолостую. По всей вероятности, ее главная ошибка – в выборе профессии. Но что-то менять в своей жизни ей уже поздно, поэтому придется взятые на себя непосильные обязательства нести, пока хватит сил и терпения.

Если же работа делается с удовольствием, легкостью, как это происходит со мной, то не чувствуешь края возможностей, а затраченные силы не только быстро восстанавливаются, но и удваиваются. Это я говорю о себе тридцативосьмилетней. К этому возрасту я пришла обогащенной многогранным личным опытом, наполненная богатыми впечатлениями, хоть жизнь и не была особо сладкой. Даже длительные перерывы в творчестве, когда почти не писалось, не лишили меня уверенности в правильности выбранной цели – стать самобытным писателем и до конца жизни писать свои книги!

Без знания собственной предназначенности, в этом я уверена, невозможно чувствовать себя счастливым человеком!

На примере наших с Т. судеб вижу, как обманчив первый успех и до чего же непросто сохранить, но еще и преумножить свой творческий потенциал! Да еще всем этим рационально распорядиться!

Наставник после прочтения записей о подруге, сказал:

– Лидолия, признаюсь, я не очень удивлен той беспристрастностью, с какой вы изучаете свою близкую подругу, будто биолог какое-то насекомое.

В ваших наблюдениях мне нравится особая тщательность в описании подруги. Вы жестоки в своих наблюдениях, в них отсутствует женская сентиментальность, вы ни в чем не похвали свой «объект наблюдения»… А знаете, мне это даже в вас нравится! Писатель схож с патологоанатомом. Разница лишь в том, что тот режет мертвое тело, а вы описываете конкретного живого, причем близкого вам человека. Однако если писатель слишком сентиментален – он многим становится скучен. Жесткая авторская позиция, напоминает мне художника-графика, у которого каждый штрих – фрагмент сюжета, который он разворачивает на своем рисунке. Слова писателя – те же самые штрихи, из которых создается новая реальность.

Поэтому наблюдения, которые вы используете в своих «Этюдах о женщинах», достоверны и убедительны. Пожалуйста, постарайтесь сохранить свою «снайперскую меткость» как можно дольше, а еще лучше, если сумеете внимание к малейшим деталям довести до автоматизма. Работайте, не ленитесь, я верю, что в вас есть те редкие душевные качества, без которых писателю в настоящей литературе просто нечего делать!

2 декабря

«Сегодня с утра снова решила ‘‘побаловать душу’’ беспорядочным чтением дневников Гонкуров. И сразу же, будто по заказу, мне попался фрагмент, который расширил мое представление о типах героев и как бы явился продолжением разговора с Наставником. Не поленюсь и перепечатаю эти размышления французских писателей. Ведь в самом ближайшем будущем они непременно мне пригодятся:

‘‘В наше время мало создать в литературе типы людей, которых публика не приветствовала бы как старых знакомых, мало найти оригинальные формы стиля; главное – изобрести новый бинокль; с его помощью вы заставите увидеть людей и вещи сквозь увеличительные стекла, какими еще никто не пользовался; вы покажете картины под углом зрения доселе неизвестным, вы создадите новую оптику… Этот бинокль изобрели мы; сегодня я вижу, как им пользуются все молодые авторы с такой обезоруживающей наивностью, словно в кармане у них патент на изобретение’’.

До чего бы я сама никогда не додумалась, так это до того, под каким углом зрения рассматривать заинтересовавший меня объект или предмет, словом, необходимо научиться как можно виртуозней пользоваться универсальной гонкуровской оптикой. Это открытие особенно важно применять на практике новичкам на литературном поприще вроде меня».

3 декабря

«Не успела завершить утренний туалет, звонок. Вижу в глазок поэта Е. Субботина.

Смущенно зашел и сообщил, что прочитал мою рукопись ‘‘Осенняя элегия’’, но дозвониться днем до меня не смог, вот и решил застать утром дома. Заодно поинтересовался моим мнением об оставленных несколько дней назад своих новых стихах.

– Извини, я на твои стихи написала разгромную рецензию, но ты ее не принимай всерьез, иногда я бываю настоящей злючкой! А как мои миниатюры? – спросила Женю уже за чашкой кофе на кухне.

– Прочитал их с удовольствием! В рукописи много вещей, которые требуют серьезной работы, но в целом впечатление яркое!

Во время скромного застолья Ж. неожиданно спрашивает:

– У тебя есть мужчина?

– Этот год был у меня совершенно пустым… Но вообще-то я поняла, что мое призвание – быть одинокой женщиной! Из всех благ в настоящее время мне нужнее всего свобода!

– Понимаю…

Прощаясь уже на маршрутной остановке, поэт Ж. Субботин пообещал в ближайшее время принести мне стихи Севака Паруйра и Вероники Тушновой, в которую я давно влюблена».

18 декабря

«Моему Наставнику нравится размышлять в наших беседах о различных душевных состояниях человека. В последней беседе перед новым годом сам собой зашел разговор о счастье. А. Р. спросил, часто ли я чувствую себя счастливой?

– Мне очень мало нужно для того, чтобы вдруг почувствовать себя счастливой, но еще меньше – чтобы признаться себе в том, что я – неудачница, что все у меня плохо… Иногда, чтобы из счастливого состояния перенестись в другое, достаточно недоброжелательного взгляда, чьей-то грубой реплики…

На что Наставник заметил:

– Писатель должен, как святой Себастьян, быть открыт для всех стрел, летящих в него. Это не черепаха, закованная пожизненно в свой панцирь, – подвел итог разговору о счастье Альфред Рудольфович.

А вечером, наскоро перекусив, я успела почувствовать себя счастливой, когда за три часа напечатала 10 страниц журналистского текста. Но уже через десять минут я превратилась в горемыку, обнаружив, что за эту неделю ни один из находящихся в работе набросков не удалось не только завершить, но хоть в чем-то улучшить…

Сенека о счастье. ‘‘Никогда не считай счастливым того, кто зависит от счастья! Пришлая радость уходит. Только рожденное из самого себя надежно и прочно, оно растет и остается с нами до конца, а прочее, чем восхищается толпа, это благо на день’’…

Какое точное наблюдение! Я всегда стараюсь избежать ‘‘рабства зависимости’’. Как хорошо, что ранняя самостоятельная жизнь, я имею ввиду, поездки на шахматные соревнования с двенадцатилетнего возраста, приучили меня экономно расходовать наличные деньги, выбирать друзей, ориентироваться в житейских обстоятельствах».

20 декабря

«Мне часто приходится от А. Р. слышать, что я эгоистка, очень расчетливый и не такой уж, как кажусь окружающим, открытый и бескорыстный человек. Интересно, почему эти качества он считает недостатками?

Конечно, знаю, что самостоятельна и независима от суждений людей, которые, в моем понимании, явно не соответствуют требованиям, которые я предъявляю к окружающим людям. И не в моем характере вступать в громкие споры, что-то доказывая, обычно я просто ‘‘ухожу в сторону’’. Пусть каждый остается при своем мнении.

А быть ‘‘флюгером’’, бесконечно в знак согласия кивать головой кому ни попадя считаю малодушием и беспринципностью.

Совершенно неожиданно мне захотелось порассуждать на тему ‘‘Малодушия’’.

И вот что у меня получилось.

…Малодушие притупляет остроту граней жизни; пасует перед трудными обстоятельствами; не принимает вызовов, без которых не обходится ни один день нашей жизни. И еще малодушие любит маскироваться под покорность, а само при первой же возможности вампиром вгрызается в душу слабака, уничтожает его малейшие попытки к сопротивлению. Последствия малодушия почти всегда трагичны. Это и самоубийства, и предательство, и измены… Только сильные духом люди способны даже в самых экстремальных обстоятельствах не впустить в душу этого невидимого монстра».

24 декабря

«Я прекрасно осознаю, что творческий процесс – это постоянное движение. Все скопленные впечатления и эмоции на каком-то этапе достигают своей внутренней завершенности, и тогда их необходимо срочно отдать бумаге, причем быстро, слету, не задумываясь о результате. Именно так высвобождается ‘‘место’’ для чего-то нового.

С черновиками я стараюсь работать без спешки, чтобы не ‘‘проскользнуть’’ мимо оригинальных мыслей, которые при вдумчивой работе подскажут сюжет для чего-то нового – миниатюры, рассказа, сказки.

Да, забыла описать вчерашний разговор с соседкой. Она чаще всего заглядывает ко мне на ‘‘огонек’’ вечерами и застает либо сидящей за машинкой, либо за столом, заваленным разными бумагами. На сей раз Таисия Ивановна робко спросила:

– Зачем вы, Лидолия Константиновна, все время возитесь со своими набросками? Жизнь на них тратите, а другой ведь не будет! И ничего в плане денег ваши труды не дают и в будущем не обещают…

Вместо ответа я пожала плечами, мол, сама не знаю…

Взяв какую-то мелочевку, соседка ушла, а я, разозлившись на ее слезливое сочувствие, тут же села за машинку и сочинила новую миниатюру. И когда ее перечитывала, делая незначительные правки, сказала себе:

– Нет, я тружусь не зря! Вон какая изящная вещичка сейчас у меня получилась! Я ее непременно вставлю в свою следующую книгу!

И уже в постели сочувствие соседки надолго лишило меня сна: мне захотелось как можно больше успеть написать из того, что никто за меня сделать не сможет. Я почти осязаемо ощутила себя листом бумаги, способным каким-то магически образом сохранить подробности земной жизни».

КОММЕНТАРИЙ:

Уже в новом тысячелетии, полвека спустя, мысль о том, что я– «лист бумаги», стала сюжетом стихотворения «СЦЕНАРИЙ»:

Я – просто чистый лист бумаги,

Который принимает письмена,

Ниспосланные мне Галактикой туманной:

В них – тайна имени и сложная судьба.

Уверена, сценарий моей жизни

Написан вдохновенною рукой!

Хоть он непрост и много в нем страданий,

Но вряд ли б мне понравился другой!

23 декабря

«Заметила, что уже несколько последних лет довольствуюсь микроскопическими удачами, едва ощутимыми радостями и какими-то эфемерными победами. Однако ни на минуту не забываю, что есть и большие всплески настоящего восторга! Они-то теперь и нужны мне больше всего! Хотя придется набраться терпения и мужества, ведь к рукотворным успехам я испытываю больше доверия, чем к заглядывающим на секунду удачам.

Вчера я сделала сама себе настоящий подарок, хотя день ничего путного не сулил.

Утром автоматически порылась в незавершенных набросках и, не доведя ни одного до финала, отправилась в ванную замачивать белье. И во время этой банальной работенки мне пришла на ум фраза: ‘‘Я иду по длинным улицам своего прошлого’’. Тут же все дела были отложены в сторону. С влажными руками поспешно села за письменный стол, взяла ручку и… уже через десять минут новая миниатюра была готова. Вот она:

‘‘Я иду по длинным улицам Прошлого. Мне все здесь хорошо знакомо: Дом детства, Скамейка первой обиды, Дерево счастливой встречи…

Там, в Прошлом, все должное случилось: измученное выздоровело; радостное – подступив вплотную, наградило счастьем, улыбкой. Поэтому Будущее не пугало!

Ведь каждая неудача, оставшись в Прошлом, сделала меня неуязвимее, преодоленные боли и неудачи закалили характер, а радости придали уверенность!’’

Легкость, с которой писалась эта миниатюра, меня в самом буквальном смысле ошарашила – ведь это со мной случилось за два десятилетия впервые! Перечитав новорожденную миниатюру несколько раз, я даже не знала, можно ли ее показать Наставнику, коллегам? А тут еще на глаза попался листок с цитатой Марины Цветаевой:

‘‘Не доверяешь вещи, родив за полчаса’’».

25 декабря

«Ощущение легкости от написания новой миниатюры из предыдущего дня перекочевало и в нынешний. Подумалось, что сегодня тоже может произойти нечто подобное. Увы, при виде листа бумаги, вложенного в машинку, уже при первой попытке мои мозги категорически отказались от нашей совместной работы: память выхватывает какие-то бессвязные эпизоды, хаотично пытается их как-то увязать в сюжет, словом, получается несусветная чушь. До чего же коварная эта ‘‘штуковина’’ – творчество!

Однако больше всего я боюсь разочароваться в собственном таланте. Но если впущу в душу сомнения – тогда ни на какую свою творческую высоту поднять не смогу…

Господи, ну откуда во мне, неумейке, все эти годы живет уверенность в наличии таланта? Ведь никто мне эту мысль не внушал, не убеждал, не пророчил… Мне хочется думать, что именно с этой предопределенностью я появилась на свет. Может, мне просто повезло, что эту Божественную тайну о себе я выявила довольно рано и принялась это крохотное зернышко взращивать в своей душе всеми доступными способами?

Ну, а талант и творчество – это сиамские близнецы, они неразделимы!»

26 декабря

«Чем ближе 1980 год, тем больше грустных мыслей одолевают мою непутевую голову. Прежде всего, это недовольство своей творческой медлительностью – имеется в наличии масса набросков, но чтобы завершить хоть один из них, мне необходим особый душевный настрой: либо всплеск эмоций, либо глубокое погружение в себя, что при нынешней суетной ситуации практически невозможно, либо какие-то экстремальные обстоятельства. И все потому, что: ‘‘В затхлости, в могильной тихости я ничего не могу творить’’.

Недавно Наставник очень верно подметил, что я люблю неожиданности, провоцирую их!

– У вас, Лидолия, непривычный подход даже к самым привычным вещам. Я уверен, что на данном этапе творчество для вас превыше всего! Но что такое творчество? Это ярко выраженный индивидуализм! Сильные эмоции! Если еще принять во внимание, что вы упрямы и эгоистичны, то получится, что ваша жизнь – это авантюрное приключение с самым непредсказуемым концом, в котором вы и герой и автор!

– О, как здорово вы сказали! Действительно, в этом путешествии я присутствую в дух лицах! Спасибо, ваши мысли мне очень понравились!»

27 декабря

«…Когда-то фантастикой мне показался выход первой книги, а сейчас работаю одновременно над двумя, и это в порядке вещей. Заметила, что при работе над новой рукописью мне важно сделать первый вариант от начала до конца, причем я его не должна никому показывать, советоваться. Лишь после того, как максимально рукопись улучшу, ‘‘обживусь’’ в ней – спокойно могу слушать любую критику, даже самую обидную и несправедливую, не говоря уже о бесконечных советах. Если советы идут от желания в чем-то помочь, указывают на ошибки, неточности – я их с благодарностью принимаю. Но когда критику подменяет явная агрессия или неприкрытая пустословием зависть, моя душа мгновенно ‘‘обряжается в непробиваемую броню’’, я игнорирую сказанное недоброжелателем, даже не пытаясь быть элементарно вежливой.

И все-таки до чего же мне интересна собственная жизнь во всей ее непредсказуемости, скрытых возможностях и заоблачных мечтах, которые имеют смелость изредка осуществляться!»

1980 год

1 января

«Этот Новый год справляла дома – идти никуда и ни к кому не хотелось. Когда в полночь с сыном и соседями пила шампанское, у меня не было никаких серьезных мыслей ни о творчестве, ни о работе, ни о доме… Я не загадала ни одного желания. Создалось внутреннее ощущение, будто все мечты осуществились в прошлом году. И даже сейчас, в первые часы нового года, у меня не родилось ни одной новой. Однако днем отправилась к соседям, у которых есть телефон, и первый звонок в этом году сделала Наставнику, пожелав ему не только здоровья, благополучия во всех делах, но и нашего дальнейшего продуктивного творческого общения, которое так меня обогащает! Он почти слово в слово повторил мои слова и мысли в своем новогоднем пожелании, чему я, конечно же, была рада. Ведь мы с А. Р. находимся на одной творческой и душевной волне! Сейчас в моей жизни все происходит именно так, как мне и хочется».

3 января

«С самого утра, едва открыла глаза, тут же ощутила какую-то вязкую пустоту. И все из-за того, что я стала с невероятной легкостью разочаровываться в людях. Кто-то еще недавно был пределом мечтаний, а сейчас даже имя этого человека вспоминать не хочется… Потому-то у меня и отсутствуют желания. Их заменяют мгновения не всегда мотивированной доброты, мимолетного каприза: сотворить какую-нибудь глупость и незамедлительно ее исправить!

До чего же отравляет душу эта вселенская пустота! Она не исчезает ни днем, ни ночью, напротив, оседает на дне души какой-то мутной тягостной надеждой…

Прежде всего, в новом году (– Ха! А желание все-таки появилось!) мне бы не хотелось разочароваться в собственных надеждах и отмахиваться от них как от назойливых мух. Напротив, быть для собственных надежд радостной и доступной. Ведь ядавно обнаружила в своей душе множество по-прежнему ‘‘нераспустившихся почек’’, которые раскрываются лишь моменты черной тоски, отчаяния, безнадежности. Создается впечатление, будто стрессовые ситуации – самое подходящее время для того, чтобы сбросить с души кожуру и явить себя миру не безобразной куколкой, а экзотической бабочкой, жаждущей принять участие в многоцветном празднике жизни!»

5 января

«Вожусь со своими черновиками, отрываюсь ненадолго от письменного стола, чтобы как можно быстрее вновь оказаться в родной творческой стихии. Когда что-то вдруг в процессе работы получается, во всей полноте ощущаю себя счастливой! Тогда мне никому не хочется звонить, куда-то или к кому-то идти… Даже Наставнику за весь прошедший месяц сделала только новогоднее поздравление, объясняя причину ‘‘затворничества’’ успешной работой… А. Р., как обычно, немного поворчал в телефонную трубку, но не обиделся, напротив, сказал, что искренне завидует моему самозабвенному творческому настрою и с нетерпением ждет нашей очной встречи.

Результаты, пусть и скромные, чувствую, все же есть. Но папки с набросками растут как на дрожжах! А мне хочется, чтобы как можно больше неудачных листков стали наконец-то готовыми произведениями! Но напрасно я себя тороплю и даже злюсь на собственную медлительность. Еще великий художник Ван Гог как-то сказал, что для того, чтобы стать хорошим художником, необходимо создать не менее 200 подготовительных работ к будущим картинам! Получается, что я следую заветам великого мастера!»

10 марта

«Недавно навестила Наставника. Мои труды, сделанные за время нашей затяжной разлуки, он оценил по достоинству, сказав, что я ‘‘мудрею’’, оставаясь при этом почти ‘‘юным созданием’’. Однако уже в конце встречи А. Р. обронил фразу, уж и не помню к чему сказанную:

– Лидолия, не забывайте, что в жизни за все надо платить!

…Со мной часто бывает, что я ‘‘цепляюсь’’ за какую-то фразу, выхваченную из общего разговора, не сразу, а иногда через неделю, месяц, и она начинает заполнять свое сознание, постоянно находясь в каком-то монотонном кружении. На сей раз такой ‘‘приманкой’’ для моих надоедливых мыслей стала фраза А. Р. – ‘‘За все надо платить!’’

Даже во сне я думала о плате, которую в одно прекрасное время от меня вдруг потребует жизнь. А может, кто-то более конкретный? На мой взгляд, по самому высокому ‘‘тарифу’’, оплачивается только любовь! Да и право быть талантливым тоже дорогого стоит! Но до сути сказанного Наставником я пока ‘‘докопаться’’ не сумела».

13 марта

«Наконец мои рассеянные мысли обрели четкость, и я определилась с ‘‘платой’’ за самое главное право – ЛЮБИТЬ. И вот как в черновых набросках я по этому поводу высказалась:

‘‘Если бы у меня была шкатулка с изысканными драгоценностями, добытыми величайшим трудом и терпением, я бы без сожаления отдавала сборщику подати любую из них в уплату за каждую удачную миниатюру. А если бы и этого оказалось мало– пожертвовала своей любовью – самой величайшей земной драгоценностью. И эта жертва, уверена, тоже была бы принята моей безжалостной Музой!’’

…До чего же много можно сделать открытий, если внимательно вглядываться в собственную душу, особенно если рядом есть человек, который постоянно напоминает о ее наличии, все время ‘‘подбрасывает дровишки’’ в ее костерок, чтобы он окончательно не погас».

6 апреля

«В телефонном разговоре А. Р. уже через несколько общих фраз вновь неожиданно принялся меня упрекать в отсутствии тщеславия. Может, просто не умею себя подать как ‘‘деликатесное блюдо’’? Но я давно и четко определилась, что тщеславие – явно не мой удел. Даже странно, что скромнейший человек, каким в повседневной жизни является мой Наставник, во второй раз со своей ученицей заговорил на такую странную тему. Может, ему хочется, чтобы мое творчество, которое ему нравится, стало более популярным и востребованным?

Кроме того, Наставник снова напомнил:

«– Если вы, Лидолия, сейчас, когда вам почти сорок лет, не освоите еще какой-нибудь другой жанр, то рано или поздно ощутите: только миниатюры для вас тесны, вы начнете в них задыхаться. Уверен, что от миниатюр вы взяли все! Теперь идите без страха дальше!»

17 апреля

«Все эти дни была ленива, заторможена в проявлении самых обычных эмоций, а мысли, напротив, обращены внутрь, будто в предчувствии чего-то особенного, все еще не выявленного и глубоко запрятанного в тайнике души. А сесть за машинку прямо сейчас больше всего мешает отсутствие конкретного замысла, над которым бы в данный момент захотелось с настроением поработать. Вот в таком ‘‘сомнабулическом’’ состоянии я слонялась по квартире почти весь день. Все кончилось тем, что прилегла на диван, возле которого на тумбочке обнаружила вчера оставленный томик Сенеки, перечитанный, в силу гениальности автора, не менее трех раз. И на этот раз выпускать книгу из рук мне тоже не хотелось.

Почему я с таким упоением весь этот год не только читаю новых для себя авторов, но и перечитываю любимых? Ответ простой: только в них в концентрированном виде мой мозг получает уникальную информацию, являющуюся не столько допингом, сколько жизненно необходимым ‘‘витамином’’, позволяющим опыт предшественников каким-то особым образом трансформировать в мою литературную реальность!

А Наставник почему-то считает мое бессистемное чтение бездарным растранжириванием времени. С этим утверждением я не согласна. Просто в каждой книге я ищу подсказку для создания своей особенной прозы с ее неповторимым ритмом и прочими нюансами, о которых пока могу лишь смутно догадываться… Иногда мне кажется: сяду за машинку, напечатаю несколько страниц и… с волнением обнаружу: задачка решена! Вот она, моя проза, которую невозможно спутать ни с чьей другой!

Все кончилось тем, что я с удовольствием поработала над миниатюрой ‘‘Молодожены’’, в которой описала сценку, подсмотренную в самолете, когда летела в Душанбе навестить больного папу. Эта вещица пока единственная, написанная в 1980 году».

18 апреля

«Как-то так складывается моя жизнь, что общение с Наставником становится все более эпизодичным, хотя мы по-прежнему перезваниваемся, я стараюсь держать его в курсе своих дел, особенно радостных. Ему первому позвонила и сообщила о выходе новой книжки миниатюр ‘‘Осенняя элегия’’».

25 апреля

«Я сама позвонила А. Р., поинтересовалась о том, передали или нет ему ‘‘Осеннюю элегию’’ и что он по этому поводу думает. Немногословно поздравил и сказал, что срочно надо делать третью книгу и ‘‘обживать’’ миниатюрами новые темы. Еще сказал, что следующая книга достанется труднее, чем две первых, потому что на эти две книги я копила литературный материал всю свою сознательную жизнь, а для третьей мне придется все начинать почти заново. Однако делать это необходимо на более высоком профессиональном уровне, чтобы был виден мой творческий рост, вместо топтания на месте.

Наставник, как всегда, прав: ‘‘Папки-закрома’’ – пусты… Я даже в какой-то момент почувствовала легкую панику – вдруг ничего больше не напишется? Тут же, чтобы ее погасить, бросилась к стеллажу с десятком дневниковых тетрадок. И они меня весьма обнадежили. Оказывается, в них много идей, сюжетов и прочего литературного богатства, которое требует углубленной и трудоемкой работы.

В моих дневниках много подробных описаний, сделанных на тропинках собственной судьбы. В них и пейзажи всех времен года, и портреты интересных людей, и яркие реплики… Остается только сосредоточиться на чем-то таком, что будет соответствовать моему душевному настрою. Непроизвольно остановилась на пейзажной зарисовке, сделанной два года назад во время журналистской командировки в Самарканд. Тогда я по заданию редакции много ездила из одного район в другой. И вдруг, случайно выглянув в окно машины, видела…

Странной формы облака и лучи заходящего солнца придали небу необычную форму в виде огромного купола. Розовая его поверхность напоминала море во время штиля в обрамлении деревьев, уменьшенных до кустарников. А крохотный самолет плыл лодкой, без паруса и весел из одного конца розового моря в другой, перевозя чью-то душу… И себя в эти мгновения я ощущала странником, очутившимся в какой-то иной жизни, где не существовало ни забот, ни болезней, ни утрат. И мои шаги по золотому песку вдоль этого невероятного озера казались первыми в моей новой судьбе».

КОММЕНТАРИЙ:

Когда в возрасте шестидесяти лет я серьезно «заболела» стихами, то этот пейзаж, некогда оставивший сильное впечатление и сохраненный в моем дневнике, стал началом одного из стихотворений:

Небо казалось выпуклым, розовым и огромным.

Держала земля его бережно в своих шершавых ладонях.

Не чувствуя тяжести тела, годов навалившихся бремени,

Спешила я на свиданье, сбросив кольцо обручальное.

23 марта

«Выход книги, общение с новыми читателями, лестные отзывы – все это способствовало тому, что я с энтузиазмом взялась за очередной литературный труд – свою третью книгу. Но когда в телефонном разговоре Наставник пригласил меня обсудить содержание, растерялась, так как готовых вещиц для нее оказалось слишком мало, чтобы о них можно было серьезно говорить. Мой отказ от встречи А. Р. встретил ворчливо, но согласился с тем, что выход каждой новой книги должен повышать мои требования к самой себе, а не расслаблять, как это случается со многими новичками на литературном поприще.

– Вы правы, Альфред Рудольфович! Именно поэтому все, что сейчас пишется, кажется мне слабым, неинтересным. Дайте еще пару недель! Я постараюсь вас порадовать чем-нибудь новеньким.

– Договорились! Главное, не ленитесь и не толстейте! – уже более добродушно завершил мой друг эту телефонную беседу».

12 апреля

«Сижу в своем любимом крохотном кабинетике. На полках – безмолвие любимых книг, а в папках ‘‘дозревают’’ незавершенные творения. Записи, сделанные на листах бумаги, мне кажутся разбросанными стальными опилками, которые заждались магнита. При его приближении они мгновенно оживут и ринутся навстречу. Воображаемый ‘‘магнит’’ – это озарение, которое невнятные наброски чудесным образом превращает в шедевр!

Что я сама думаю о своем втором ‘‘духовном ребенке’’ – ‘‘Осенней элегии’’, какие испытываю ощущения? На вид эта книжка красочнее первой и больше по размеру. Если бы я не была слишком капризной, то просто порадовалась бы новорожденной. Но что-то мне подсказывает, что мои книги требуют совершенно иной типографской подачи читателю, хотя сама я еще слишком неопытна, чтобы конкретно формулировать собственные запросы.

По пути в ‘‘Звезду Востока’’ несколько книг раздарила знакомым писателям: Борису Боксеру, детскому писателю Латифу Махмудову, другу-текстильщику Аркадию Шведову, а последнюю торжественно вручила Наставнику. Особого восторга на его лице не увидела, но выслушала очень серьезную информацию:

– Я вас искренне поздравляю с выходом второй книги! Это очень важно при вступлении в Союз писателей СССР. Имея на руках вторую книжку, смело можете готовить документы для Москвы. Конечно, это дело волокитное, сначала вас должны принять в нашем Союзе писателей, и только потом документы будут отправлены в столичную приемную комиссию. Обычно Москва не вмешивается в дела республик: все кандидаты в члены Союза получают писательские удостоверения. Да, вам еще необходимо заручиться двумя-тремя рекомендациями писателей для отправки в Москву, которые любят и ценят ваше творчество, а таких, я знаю, у вас много! Действуйте!

После услышанного настроение у меня резко пошло вверх: я вообразила, что билет у меня уже в сумочке, очень красивый, мне довелось видеть его у поэта Нузэта Умерова.

А поздним вечером я собралась с духом и вдумчиво перечитала свою официально рожденную ‘‘Осеннюю элегию’’. Не разочарована. Стесняться этой книги мне не придется, как и первой».

6 мая

«В душе ликование и какая-то особенная тишина. Вспомнила придуманную накануне фразу: ‘‘Жаль, что жизнь мне на любовь оставила меньше времени, чем на славу’’. Если бы радиорежиссер и мой молодой друг Борис Грейс вдруг услышал ее от меня, непременно бы съехидничал:

– Вы, Никитина, от скромности не умрете! – конечно, я бы сним согласилась, ведь скромность – не повод для смерти!

Этот день приобрел для меня некую значимость еще и благодаря беседе с пожилым врачом, от которого услышала весьма необычное признание:

‘‘С годами я понял, что мужчине и женщине вовсе необязательно идти в своих отношениях до конца. Значительно интереснее на каком-то этапе остановиться и дать друг другу возможность домыслить то, чего еще не случилось. Тут можно дать полную волю собственным фантазиям. А они скромничать не станут! И в зависимости от настроения или ситуации нарисуют невероятные картинки любовных приключений. Причем фантазии не имеют глупой привычки повторяться – они всегда себя творят заново!’’

Эти размышления врача побудили начать осознанную кампанию по сбору ‘‘драгоценностей’’ для литературной коллекции с названием ‘‘ЛЮБОВЬ’’. Эта ‘‘шкатулка’’ у меня будет второй. Первая, более скромная, предназначена для понравившихся слов, метких и необычных выражений и прочего ‘‘словесного мусора’’, который попадается каждому в общественном месте. Правда, нормальные люди тому, за чем я охочусь, обычно не придают никакого значения. И правильно делают!

Ну, а самая главная ‘‘шкатулка’’ — это я сама и мои дневники! Они для меня – настоящее чудо! Благодаря дневникам я так много узнаю о себе! В этих особых шкатулках спокойно живет мое Прошлое. Так что это не просто дневники-шкатулки, а огромный ‘‘сундук’’, не имеющий дна.

Несмотря на отчаянные попытки удержать себя за машинкой и ‘‘бросить хоть одну монетку’’ в папку с готовыми вещицами, на сей раз у меня ничего путного не получилось. Видимо, мое ‘‘люблю’’, взятое из пустоты, ею и осталось.

Чаще всего во время творческого процесса в моей душе происходит какая-то особенная ‘‘реакция’’: что-то в ней смещается, умирает и тут же возрождается, но уже в новом качестве. Нахлынувшие эмоции швыряют сознание из стороны в сторону, а потом незаметно все возвращается ‘‘на круги своя’’».

18 мая

«Не пойму, из-за чего все эти дни в творчестве такой сумбур. В наличии – бездна набросков, но ни с одним из них возиться явно не хочется. В результате мучительных раздумий свой выбор остановила на незавершенной миниатюре ‘‘Мы потерялись’’.

Набросок уже через час стал вполне приличной миниатюрой, едва ли, как сейчас мне кажется, не самой лучшей из написанного в этом году. Особенно нравятся финальные фразы:

‘‘… Веки моих глаз темны от несправедливости, и гулко стучит в висках кровь, вымывая из сердца твое имя, будто река песок для нового русла’’.

Здорово еще и то, что всего пару часов назад ни этих мыслей, ни этих строчек в моей голове не существовало! А изложенные на бумагу, они тут же получили права гражданства!

И хотя на часах всего одиннадцать, но ‘‘горючего’’ на сотворение еще чего-то в моих мозгах не осталось, а посему оставшимся временем могу заниматься без всяких угрызений совести: лениться, готовить обед и даже вымыть полы!»

30 мая

«Накануне обедали вместе с сотрудником журнала ‘‘Звезда Востока’’ Толиком Бауэром в столовой Союза писателей. Почему-то разговор он вел только обо мне, причем оказалось, что этот умный и очень эффектный молодой мужчина довольно высокого мнения о моей скромной персоне. За трапезой подарила ему недавно сотворенную миниатюру ‘‘Придумай меня’’. На момент дарения эта вещица казалась мне вполне завершенной, но тем не менее, перечитав ее перед сном, всю ‘‘исчиркала’’. Не зря мужчины произведения писательниц называют ‘‘женским рукоделием’’. Какому бы прозаику пришло в голову вполне готовую вещь заново, да еще по по несколько раз, переписывать, тратить время?!»

10 июня

«Свой перерыв провела в беседе с Наставником:

– Вы, Лидолия, сильно изменились… Не знаю, только ли внешне? Стали как-то мягче, женственнее! Может, влюбились? Нет? Тогда произошло что-то другое. В вас чувствуется какая-то особенная убежденность в правоте своего дела, а это, прежде всего, свойственно эгоистам! И не спорьте! Вы обычно больше думаете о себе, чем о других. Вспомните, как часто пропускали семинары только потому, что не хотели на них тратить свое время. Эгоистка вы и в том, что умеете как-то по-своему, очень мило, ласково заставить людей делать то, что вам надо. Но самое удивительно – даже посторонние с удовольствием выполняют все, что вам хочется!

А в конце беседы А. Р. попросил принести черновики, даже наброски всего, над чем я в данное время работаю. Словом, его дружелюбное отношение к моему творчеству, правда, не всегда, на мой взгляд, заслуженное, подняло, как всегда, настроение и реально настроило на серьезный рабочий лад.

Дома принялась анализировать недавний разговор, особенно мне понравилось то, что А. Р. назвал меня ‘‘законченной эгоисткой’’! И хотя я себя таковой до сегодняшнего дня не считала, но теперь – долой чрезмерную деликатность и интеллигентность, которую я часто проявляю в отношениях с друзьями и близкими в ущерб себе! Надо постараться соответствовать самому распространенному в мире типу успешных людей: ЭГОИСТОВ!

Это, конечно, юмор. А вот одна из фраз А. Р. навела меня на серьезные размышления: в чем именно Наставник почувствовал перемены, происходящие во мне?

…Существует образная фраза, и даже название книги: ‘‘Человек меняет кожу’’. Интересно, а можно ли поменять душу? Мне почему-то кажется, что я сейчас, каким-то невероятным образом, заменяю новой свою старую душу. Этот процесс напоминает мне переезд в только что построенный дом, в котором нет чужих следов, всюду главенствует запах свежести, нетронутости, чистоты.

Итак, моя душа – это новая квартира с просторными окнами, в которых невероятно много неба – ведь она расположена почти на крыше небоскреба. С этой высоты смотрю на проходящих мимо людей. Издали вижу их без раздражающих подробностей, да и ругань, пьяные возгласы, грохот машин – тоже до меня, по счастью, почти не долетают… Мой воображаемый ‘‘переезд’’, скорее всего, вызван усталостью от окружающих и конкретной жаждой перемен, обычно такие эмоции я называю ‘‘жаждой обновления’’. У меня есть в заготовках такая фраза:

‘‘Жажду перемен! От перемены в прическе, до перемены в судьбе!’’»

КОММЕНТАРИЙ:

Наставник все чаще просит меня приносить не только окончательные варианты миниатюр или рассказов, но и черновые наброски, одним словом все, что выходит из-под моего пера. Вначале я добросовестно выполняла эти его просьбы и приносила пухлые папки со всякой, на мой взгляд, ерундой. Но когда эта просьба– «приносить все», – стала слишком часто повторяться, я немного смутилась, занервничала. Может, А. Р. хочет получить контроль над всеми моими мыслями? Ведь творчество, как известно, это настоящий духовный стриптиз! Оно погружает сознание автора в особое состояние отрешенности, а оно, не ведая, что творит, выдает самые тайные желания писателя, разглагольствует о намерениях, явно не подлежащих огласке…

В силу большой разницы в возрасте Наставник не мог контролировать, а тем более претендовать ни на какие отношения, кроме деловых, поэтому мудро не вмешивался в мои краткосрочные романы с их «взлетами и падениями», вполне естественные в жизни свободной молодой женщины.

Из его реплик, частенько проскальзывающих в наших обстоятельных беседах, я однажды почувствовала, что он находится в курсе всех перипетий моей личной жизни. К счастью, его осведомленность ничуть не мешала нашему искреннему общению.

25 июня

«Сегодня мне на глаза попалась изящная брошюрка, которую я как-то купила при посещении музея имени Пушкина в Москве – ‘‘Адресаты лирики Пушкина’’. Глядя на портреты модных красавиц с умными глазами, невероятными прическами и драгоценными украшениями, понимаешь поэта: в такую юную Даму просто невозможно не влюбиться! А влюбившись, не посвятить ей страстных стихов! Женская красота всегда вдохновляла великого поэта, рождала любовные переживания, которые переплавлялись в поэзию высочайшей пробы!

И вдруг меня осенило, что и у женщин-писательниц или поэтесс тоже должны быть свои адресаты, вернее, лирические герои, которым они хотели бы посвящать свои произведения! Иметь конкретного мужчину, которому приятно прочесть только что рожденный стих, главу из повести или романа, увидеть на его удивленном лице улыбку восхищения – это ли не счастье?! Но кроме Наставника, мне свои скромные творения показывать, а тем более адресовать, некому. Даже самые мои робкие попытки перевести разговор в плоскость литературы у собеседника чаще всего вызывают либо недоумение, либо раздражение. До сих пор помню, как несколько лет назад я сделала попытку влюбленному в меня молодому человеку прочитать миниатюры, написанные под впечатлением от нашего знакомства. Результат оказался плачевным – герой моего романа оказался совершенно невосприимчив клитературе, а тем более к такому тонкому жанру, как миниатюры. Поэтому мне пришлось надолго забыть свою мечту не только об адресате, но и о рядовом слушателе…

Но есть много поэтов и писателей, которым повезло больше, чем мне. Например, Владимиру Маяковскому! У него был всем известный адресат его гениальной поэзии – Лиля Бриг. Видимо, по складу своего характера безадресно он просто не мог творить! Поэтому все им написанное, кроме трех стихотворений, подаренных парижанке Татьяне Яковлевой, своей последней любви, Маяковский посвящал Лиле. В эту замужнюю Даму он очень быстро влюбился и на всю свою жизнь сделал своей Музой! Но трех стихов, обращенных к другой женщине, Лиля до конца своей длинной жизни поэту, даже после трагической смерти, так и не сумела простить.

Благодаря ‘‘Адресату’’ Маяковский был спокоен за судьбу своего творчества, ведь Лиля Бриг, как никто другой, не только понимала его гениальную поэзию, но и искренне любила ее!

Вот бы и мне определиться с конкретным адресатом! Кто захочет им стать, кого выберет в качестве ‘‘иконы’’ моя робкая Муза – по сей день за завесой неизвестности.

Для чего мне необходим адресат? Все очень просто: для него не смогу писать плохо, небрежно, скучно! Именно в этом мне видится главная ценность личного адреса».

29 июня

«Запомнился оживленный разговор с журналистской Витой Демиховой о ее сестре, пятнадцать лет назад удачно вышедшей замуж за сверстника. На мой вопрос:

– В чем ты, Вика, видишь причину столь удачного брака? – она ответила:

– Они сразу, еще до записи, договорились: этот брак у них один на всю жизнь! И никаких других вариантов, ни при каких обстоятельствах в их семейной жизни, быть не может!

Как, оказывается, все просто: договорились любить друг друга, понимать, не изменять… И вот уже пятнадцать лет все эти ‘‘установки’’ работают. Я же, ни за что на свете не согласилась бы прожить вечность с кем-то одним. Мне необходимы ошибки, промахи, новые впечатления, близость с людьми разных характеров, судеб. С одними и теми же мужчинами при долгом общении мне скоро становится скучно, муторно, утрачивается чувство новизны, куда-то исчезают самые вожделенные желания. В идеале мне нужен какой-то творчески неисчерпаемый мужчина, который бы смог держать меня в постоянном напряжении, менялся сам и не позволял ни на миг лениться моей душе, успокаиваться, терять цель…. Но как ничтожны все, кто находится в поле моего зрения! И как я сама ничтожна, находясь в этом окружении!»

КОММЕНТАРИЙ:

Мне очень созвучно признание писательницы Нины Берберовой о ее взаимоотношениях с мужчинами из книги «КУРСИВ МОЙ».

«И теперь я знаю, чего не знала тогда: я не могу жить с одним человеком всю жизнь, не могу делать его центром мира навеки, что я не могу принадлежать одному человеку всегда, ‘‘не калеча себя’’.

Спустя много лет я тоже пришла к точно такому же выводу. Более того, мне удалось «вычислить», что прочность моих отношений с одним мужчиной длится ровно пять лет. И этому я тоже нашла объяснение.

По гороскопу я Змея! Эта рептилия меняет свою старую кожу на новую раз в пять лет. Она кожу меняет, а я – одну любовь на другую.

А вечером, часов в девять, мне захотелось перечитать стихи Беллы Ахмадулиной. Не могу сказать, что они мне не нравятся. Стихи невероятно талантливы, но с каким-то излишеством сложных ассоциаций, не всегда, на мой взгляд, уместной помпезностью. Все задуманное поэтессой, можно выразить значительно проще.

Только вопрос в том, нужна ли ее стихам моя простота? Конечно нет, как и моему творчеству не нужны ее излишества».

9 июля

«За весь хлопотливый день в памяти уцелел крохотный момент, во время которого я пила замечательный кофе под новую пластинку с вальсами Шопена.

Эта музыка погрузила меня в какое-то волшебное оцепенение, а в нем слова превращались в какие-то расплывчатые многоцветные формы, каждая из которых имела определенное значение. Эти звуки-иероглифы я прекрасно понимала, они мне казались сюжетом сказочной пантомимы. Едва музыка закончилась, я на бумажной салфетке написала странную, вовсе не к месту явленную, фразу:

‘‘Я тебя разлюблю… если ты меня вдруг полюбишь’’».

КОММЕНТАРИЙ из XXI века:

Каким-то невероятным образом эта бумажная салфетка сничего не объясняющей фразой переехала со мной в Ульяновск. Изредка она попадалась мне на глаза, но все мои попытки развить мысль и вставить ее в какую-нибудь миниатюру не удавались.

Лишь в 2001 году, когда я весьма неожиданно начала писать стихи, эта странная фраза легла в основу одного из моих самых любимых стихотворений. А молодая ульяновская певица и композитор Лилиана Черновалова с большим вдохновением сочинила музыку на этот текст и стала сама исполнять романс под названием «Я ТЕБЯ РАЗЛЮБЛЮ». Теперь этот романс звучит на многих концертных площадках Ульяновска. Его Лилиана включила ив свой первый музыкальный диск. На моих литературных встречах романс «Я ТЕБЯ РАЗЛЮБЛЮ» нередко можно услышать как в записи, так и в живом исполнении. Никого из слушателей он не оставляет равнодушным.

Так идея, родившаяся в далеком 1980-м году, смогла стать произведением искусства лишь после того, как сменился век, в котором развалился Советский Союз; я переехала из Узбекистана вРоссию и стала наряду с прозой сочинять стихи.

Сколько метаморфоз за это время произошло, пока случайно написанная на клочке бумаги бессмысленная, на первый взгляд фраза, превратилась в романс!

КОММЕНТАРИЙ (продолжение):

Я где-то читала, что у Пушкина была особая ваза, куда он бросал свернутые в трубочку клочки бумаги с какими-то заинтересовавшими его фразами, мыслями. В моменты раздумий он наобум вытаскивал тот или иной листок, читал, вдумывался… Случайно попавшее на глаза слово частенько превращалось в сказочный: ‘‘Сезам, откройся!’’, в результате чего рождался очередной шедевр.

Все это указывает на то, что пишущий человек должен относиться к своим черновикам, наброскам и прочил пометкам ‘‘по-плюшкински’’, т. е. ни в коем случае ничего не выбрасывать. Ведь в пору недовольства собой, раздражения так легко ‘‘вместе с водой выплеснуть и ребенка’’.

Чудом сбереженная фраза на бумажной салфетке из непонятного и странного ‘‘гусенка’’, в конце концов, преобразилась в ‘‘прекрасного лебедя’’».

5 июля

«Днем по журналистским делам заходила в свой любимый Ташкентский художественный музей – это уникальное здание было построено вместо разрушенного во время апрельского землетрясения 1966 года старинного особняка. На сей раз в одном из выставочных залов мне понравилась картина, суть которой проста: плохое от хорошего отделяет очень тонкая грань, которую я мысленно назвала ‘‘перегородкой’’. При ассоциации со словом ‘‘перегородка’’, в мозгах будто что-то ‘‘щелкнуло’’! Так случается лишь в том случае, когда моя поэтическая интуиция что-то ‘‘учуяла’’, хотя разум ‘‘проскочил’’ мимо.

Перед сном, взяв чистый лист бумаги, принялась записывать на него все, что придет в голову по поводу осмысления увиденной днем картины:

‘‘Тонкие перегородки отделяют бытие от небытия; минуту от секунды; встречу от разлуки; любимого от нелюбимого… Ведь не зря же говорят, что ‘‘От любви до ненависти – один шаг’’, то есть, всего одна тонюсенькая перегородка… А какие тонкие перегородки отделяют слово от молчания? Где благо эти перегородки? Где зло?’’

Со словом ‘‘перегородки’’ примерно около одиннадцати часов ночи заснула. А утром, 6 июля, проснулась с совершенно готовой миниатюрой ‘‘Невидимые перегородки’’».

КОММЕНТАРИЙ:

Эта миниатюра с годами не потеряла своего значения. И по сей день у многих моих читателей она либо переписана в их записные книжки, либо прочно вошла в память, где храниться самое любимое.

Наставник при мне дважды прочел эту мою новинку вслух и очень доброжелательно прокомментировал новый опус:

– Вы, Лидолия, мудреете не по дням, а по часам! Читателям нравится, когда смысл написанного, требует от них некоего усилия, расшифровки. Да и в памяти такие произведения хранятся намного дольше привычных поэтических банальностей.

НЕВИДИМЫЕ ПЕРЕГОРОДКИ

Чтобы постичь затаенное в людях – ломаю невидимые перегородки.

Чтобы защититься от равнодушия – возвожу их.

Чтобы разделить чужую боль – ломаю невидимые перегородки.

Чтобы не выдать своей – возвожу их.

С ловкостью иллюзиониста, с добросовестностью мастерового то рушу, то заново воздвигаю эти никому невидимые сооружения.

И больше всего страшусь времени, когда силы души, помогающие мне в этом, окажутся на исходе…

19 июля

«Встала с больной головой. Выпила таблетку и жду, пока она подействует. А мысли, вопреки головной боли, вполне внятные. Мне хочется какого-то особенного общения с единомышленниками, но никто из знакомых, кроме Наставника, на роль Собеседника в данное время не подходит. И тогда под влиянием ‘‘Писем’’ Сенеки я надумала начать переписку… с самой собой! Даже название придумала: ‘‘Письма к Человеку, который меня понимает’’, подразумевая под абстрактным ‘‘человеком’’ саму себя.

Правда, на этом вдохновение внезапно закончились, в свои права вступила скучнейшая проза жизни, в которой необходимо полоскать накануне выстиранное постельное белье, вешать его для просушки на балкон, разложить по банкам варенье, из-за этого уже несколько дней не могу освободить большую суповую кастрюлю…

Размышление о поиске единомышленника спровоцировала еще и только что прочитанная книга ‘‘Мир дельфина’’. Я даже всплакнула, читая эту прекрасную историю молодой дельфинихи, которая отбилась от своего стада и во всех других сообществах соплеменников, с которыми ее сталкивала судьба, бедняжка всегда оставалась чужой. Ее усилия стать своей в чужой стае, вопреки всем стараниям, так и не оправдались…

На примере дельфинихи поняла, что нередко веду себя глупо, когда хочу от посторонних людей более бережного отношения к себе по причине наличия у меня таланта. Но талант, так почему-то Боженька распорядился, обывателям не нужен… Вот и существует всего один трагический вариант признания ТАЛАНТА – это смерть! Помню, одна знакомая учительница сказала:

– Я уверена, как только умрете, ваши произведения все, кто их хулил, тут же признают классикой!

– Лестно, конечно, но умирать мне пока не очень хочется! – отшутилась я.

Вспомнилась цитата, хотя не уверена, что запомнила ее дословно:

‘‘Живой творец не нужен Власти –

Она любить умеет только мертвых!’’»

КОММЕНТАРИЙ из XXI века:

После моего переезда из Ташкента в Ульяновск, хотя прошло уже более тридцати лет, я, подобно молодой дельфинихе, потерявшей родную стаю, все эти годы ощущаю себя чужой в ульяновском сообществе. Жаль, что среди новых литературных коллег родные души мне так и не встретились. Но вера во встречу с духовно близкими людьми, к счастью, все еще не утрачена.

Может, мое творческое одиночество вызвано тем, что старшее поколение нынешних российских писателей утратило тягу к общению? Менее дружелюбно настроено по отношению к успехам друг друга? До чего же эта творческая разобщенность вредит нашему общему делу, а, главное, рвет тончайшую нить преемственности поколений. Нынешние молодые литераторы, не пройдя школу жесткой критики профессионалов, не получив навыков серьезной работы над своими произведениями, зачастую изначально мнят себя гениями, самородками, а любую критику более опытных коллег попросту игнорируют. К сожалению, я с этим сталкиваюсь постоянно.

10 августа

«Ищу сюжет для рассказа, который ждет от меня Наставник. В одну из наших бесед в очередной раз он спросил о первом импульсе возникновения темы, сюжета для рассказа или миниатюры. Чтобы дать ответ Наставнику, необходимо сосредоточиться, но вместо логически выстроенных мыслей в моем сознании сплошной сумбур.

‘‘Клочки впечатлений’’ хранятся в моей памяти, будто семена в земле до тех пор, пока какое-то слово, необходимое именно этому ‘‘клочку’’, не будет произнесено; или сделан кем-то, не обязательно мной, особый поступок… Словом, должно совершиться нечто, способное разбудить, оживить эти ‘‘семена’’. Только после этого ‘‘толчка’’ они смогут пойти в рост, дать сочные побеги, стебли, цветы, а уж потом – плоды!

И еще вспомнилось мнение А. Р. о том, что ни одно свое произведение я не создала, по его предположениям, сразу, единым махом! Верно! Интуицией Наставника я до сих пор не перестаю восхищаться! Откуда он знает о мучительной подборке нужных деталей? О бесконечных черновиках, суть которых может изменить даже запятая, перенесенная с одного места строки на другое.

И что означает для меня фраза: ‘‘подборка деталей, впечатлений’’? Откуда все это взялось? Ведь никто меня специально этому не учил? А вот и нет! Меня этому изо дня в день учило собственное Детство!

… Живо вспомнились военные годы. Мне, наверное, около четырех лет, потому что я постоянно о чем-то разговариваю с мамой-художницей. Она показывает мне тюбики с масляной краской и сообщает их названия: краплак, белила, ультрамарин, охра…

– А вот эту ярко-синюю краску раньше называли ‘‘жандармской’’, – поясняет мама. – «Потому что царские жандармы, это как сейчас милиционеры, носили мундиры ярко-синего цвета».

… Даже в годы войны люди стремились как-то приукрасить свой убогий быт. Маме приносили старые байковые одеяла, и она на них масляными красками рисовала орнаменты ‘‘персидских ковров’’. Я даже помню, что за каждый раскрашенный ‘‘ковер’’ ей платили 100 рублей! Вполне приличные деньги, другого заработка не было, ведь все мужчины нашей семьи – папа и дядя Олег – воевали на фронте!

Я была смышленой девочкой и быстро запомнила последовательность, с которой мама наносила на ‘‘ковер’’ трафарет орнамента. Обычно работа начиналась с самого невзрачного трафарета с несколькими большими дырками в середине, которые напоминали рассыпанные в беспорядке кубики. Потом, по мере наложения других трафаретов с более сложными рисунками и яркими красками, поверхность одеяла прямо на моих глазах превращалась в роскошный ковер.

К чему сейчас эти воспоминания из очень отдаленного детства? Да к тому, что я, совершенно интуитивно, при написании своих миниатюр выбрала мамин метод ‘‘НАЛОЖЕНИЯ’’ одного трафарета на другой, желая в итоге получить яркий сюжет-орнамент! Итак: замысел – это трафарет скучного рисунка с огромными дырами пустот. Он напоминал мне трафарет №1, который постепенно обогащался яркими красками-впечатлениями, чтобы, в конце концов, стать великолепным ‘‘персидским ковром’’! ‘‘Процесс наложения’’ лишь в редких миниатюрах получался быстрым и результативным. Чаще всего он затягивался на недели и даже на месяцы.

На моей памяти существовала одна миниатюра, в процессе работы над которой за десять лет я сделала более пятидесяти вариантов, причем, даже после ее публикации в книге ‘‘Зеленые яблоки’’, она продолжала напоминать о себе какой-то мелкой незавершенностью. Лишь десятилетие спустя в случайно услышанном разговоре, посвященном обсуждении именно этой миниатюры на встрече с читателями, кем-то из них была произнесена фраза:

– Да ведь здесь идет речь о 1937 годе! – и все встало на свои места. В следующую свою книгу я поместила эту миниатюру, сменив название: вместо ‘‘Бушующей аллеи’’ написала ‘‘1937 год’’!

Только после этого душа отпустила миниатюру-мучительницу в бессрочное плавание по волнам житейского моря.

И еще одно небольшое отступление, связанное именно с этой миниатюрой. Забавный эпизод произошел во время моей работы редактором на узбекском радио.

Мой шеф, Эней Акимович Давшан, интеллигентный и эрудированный журналист, как-то восхитился легкостью, с которой я пишу не только передачи, но и миниатюры. Не знаю уж почему, его комплимент меня разозлил. Ни слова не сказав, на следующий день я принесла в редакцию пухлую папку со злополучной миниатюрой, о которой говорила выше, и показала черновики. Эней Акимович очень внимательно просмотрел бесчисленные наброски, написанные на разных клочках бумаги разными чернилами, долго молчал, а потом задумчиво промолвил:

– Знаешь, старуха, после увиденного я тебя сильно ‘‘зауважал!’’ Слово ‘‘старуха’’ на журналистском жаргоне в то время соответствовало слову ‘‘ас’’, ‘‘мастер’’. Им попросту коллеги в разговоре друг с другом не бросались».

17 августа

«Все-таки очень медленно я работаю над новой рукописью. Так много отвлекающих от творчества бытовых моментов, от которых никуда не денешься. Решив не обращать внимание на усталую голову, села за машинку переделывать ‘‘Слова-царапины’’. Азабракованных вариантов оказалось больше двадцати… Что-то ускользает от меня в этой изящной вещице, хотя уверена, что она должна получиться! Еще раз вспомнила свое пребывание у папы на Санглоке, горные тропинки, протоптанные среди кустов колючего барбариса, и увиденную на его шипах прозрачную кожу змеи. Ею легонько играл летний ветерок… Почему-то этот эпизод настойчиво просился в какую-нибудь мою миниатюру, но требовал особого осмысления, а его-то я никак не могла придумать.

На сей раз у меня почему-то возникла уверенность, что мучения с этим клочком змеиной кожи сегодня, наконец-то, будут прекращены! Вот что у меня получилось:

СЛОВА-ЦАРАПИНЫ

Однажды в горах на глаза мне попался клочок старой змеиной кожи, напоминающий пергамент древней рукописи.

– Да ведь в этом, выгоревшем на солнце свитке, еще недавно билось живое сердце! Радость оставляла ему свои царапины. Боль– свои. Время – свои.

…Ветер-слепец, едва прикасаясь к словам-царапинам, вплетал их извечную суть в свою мелодию.

Завороженная ее протяжными звуками, я остановилась, сняла с шипа барбариса шелестящий клок змеиной кожи и, положив на свою ладонь, принялась разглядывать. Каково же было мое изумление, когда обнаружила схожесть линий на своей ладони и клочке змеиной кожи. Показалось, жизнь по ним водила одним и тем же резцом!»

10 октября

«За весь этот, довольно свободный день, я так и не напечатала ни одной строчки. Но ругать себя за бездарно потраченное время не было повода. Я просто не могла оторваться от чтения собственных дневников. И столько в них обнаружила чувств, эмоций, сюжетов! Например:

‘‘Когда понимаешь, что рубеж неопределенности и неверия в свои силы пройден, а, тем не менее, все равно сталкиваешься с отчаянием, вдруг обнаруживаешь, что теперь отчаяние высвечивает не только бездонную пропасть души, но и ее высоту!’’

Еще размышление, заставившее меня во всей полноте осознать такое понятие, как ‘‘Божья благодать’’:

‘‘Не так уж и часто в момент зарождения замысла я испытываю к нему благоговение. И чем четче замысел проясняется, тем больше во мне этого райского чувства, иначе и не скажешь. А когда замысел в моем воображении принимает вполне четкие формы, спешу запечатлеть его во всех подробностях на бумаге. Успеваю, случается не все сохранить, но мгновенная картинка настолько ярка, что с нее, даже несколько дней спустя, можно ‘‘срисовывать’’ нужное, как с фотографии, что находится на расстоянии вытянутой руки’’.

В другом дневнике встретилось размышление о любви.

А спустя полчаса родилось неожиданное умозаключение:

‘‘Я – все нелюбимые женщины земли!’’

Уверена, что даже ‘‘клочки’’ каких-то не связанных между собой фраз когда-нибудь мне очень пригодятся. До многих этих фраз-подсказок мне еще предстоит ‘‘дорасти’’.

‘‘Время любви для меня никогда не кончится, потому что словами моей любви, оставленными в миниатюрах, девушки и женщины новых поколений будут признаваться своим избранникам в этом великом чувстве!’’ – и таких экскурсов в Будущее в моих дневниках много. Далеко за примером ходить не надо. Из разбросанных по разным тетрадям возгласов, призывов, в конце концов, родилось прекрасное четверостишье белого стиха:

Я – смелая! Захочу – стану твоей!

Я – щедрая! Нужен другой – отдам!

Я – смертная! Будь моим навсегда!

Я – вечная! Не опоздай…

А этот текст из другой тетради:

‘‘В работе стараюсь каждой фразе придать определенное душевное состояние, которое у меня стихийно возникает в момент работы над каким-нибудь произведением. Оно так же непредсказуемо исчезает. Такие состояния, выхваченные из потока жизни и сохраненные в дневниках, при работе все чаще кажутся мне настоящими драгоценностями!

Иногда мне хочется дать какую-нибудь свою дневниковую тетрадь почитать Наставнику, чтобы он лишний раз убедился: литература для меня не какое-то побочное увлечение. Хотя я помню его фразу о том, что ни одна миниатюра не далась мне даром, что каждая требует больших душевных, физических затрат и временных затрат. Если бы я халатно относилась к своему призванию, уверена, этот очень занятый человек не стал бы вкладывать в меня всю свою душу!’’»

5 ноября

«Что-то в последнее время мне стало лень вести дневник. Может, потому, что нет каких-то ярких событий? Или, напротив, их стало слишком много, потому все сливается в серую краску, словно при невероятно быстрой езде?

Но сегодня уже первые минуты пробуждения показали явную перемену в настроении. Я вдруг поняла, что в данное время не пишется по причине переполненности какими-то вовсе необязательными встречами, знакомствами, пустыми разговорами… Поэтому и главенствует настроение ненужности, бессмысленности жизни, а в результате ставлю себе ‘‘диагноз’’ – я бездарь, пустоцвет!

Когда же из-под моего пера появляются новые творения, внутренние ощущения совершенно другие: я принимаюсь мысленно нахваливать себя, называю умницей, а душа при этом состоянии переполнена счастьем и оптимизмом. Вывод напрашивается простой: счастье и творчество для меня невозможны одно без другого. Если бы ко всем этим эмоциям прибавить любовь, для меня на земле был бы настоящий рай!

Почему я все время мечтаю о какой-то особенной любви? Скорее всего потому, что только сильное чувство способно во влюбленном отыскать НЕЧТО бесценное, необходимое для души, полноты жизни и собственного предназначения».

27 ноября

«Много событий вместила новая неделя. В этот день я не планировала, но тем не менее, оказалась в ‘‘Звезде Востока’’. Альфред Рудольфович встретил меня настороженно. Главной темой нашего разговора стало мое творчество, о котором он уже несколько месяцев не имеет ни малейшей информации.

– Вы, Лидолия, не приходите, почти ни с кем из писателей не общаетесь, а ведь сами считаете меня своим литературным Наставником! Знайте, в изоляции вы многое теряете. Поймите, сейчас перевелись люди, искренне заинтересованные в вашей творческой судьбе. Мне даже обидно ваше, едва ли непренебрежительное, отношение ко мне. Получается, будто я со своими услугами навязываюсь…

– Дорогой Альфред Рудольфович! Дело в том, что у меня на сегодня почти нет новых вещей. А ходить к вам с пустыми руками не хочется. Понимаете, наступил очень ответственный момент, когда я вдруг почувствовала, что свое творчество адресую потомкам, поэтому не имею права писать плохо, в спешке. Уж лучше помолчать, собраться со свежими мыслями, поискать увлекательные сюжеты… В литературе теперь я не чувствую себя ‘‘первоклашкой’’, как еще пару лет назад, которой прощаются любые промахи.

Наставник, не дав договорить, сам попытался продолжить мою мысль:

– Да, понимаю, вы – особый художник, которому необходима творческая сосредоточенность. Представляю, как в нашей повседневной жизни сейчас сложно все это иметь…

– Скоро отправлю сына в армию, тогда для творчества высвободится больше времени, – заверила я перед уходом А. Р.

В разговоре, довольно длительном, Наставник, как обычно, высказывал много интересных и актуальных мыслей о том, что:

– Лидолия, сейчас невозможно ориентироваться только на будущее! Каждому необходимо ‘‘забить’’ себе место под солнцем уже сегодня. И вы тоже спешите утвердиться в литературе, пока молоды, амбициозны и удачливы! Знайте, в республике едва найдется два-три человека, которые способны указать вам на ошибки, погрешности, еще меньше тех, кто захочет помочь вам встать на ноги, создать условия для вашего максимального творческого раскрытия!

Я ещё что-то хотела вставить в этот увлекательный разговор, но Наставник вдруг резко сменил тему:

– Признайтесь, своим близким мужчинам вы показываете свои произведения? Наверняка, спрашиваете, нравится ли им то, что вы написали, а они с удовольствием вас критикуют, дают пошлые советы, предлагают что-то изменить, исправить, верно?

– Случается, но…

– Никаких но! Пускай тот, кого вы выбрали, будет с вами, но не подпускайте его к своим бумагам! Не стремитесь мужчину поднять до своего уровня, все равно это у вас не получится! Он должен каждую написанную вами строчку воспринимать как ‘‘Евангелие’’!

Поймите, браня, я хочу поднять вашу самооценку! Да, еще, вы сказали, что взялись писать историю завода ‘‘Сигнал’’. Жаль, что до сих пор не отважитесь полностью отдаться творчеству. Поймите, уже пора. Вы и так упустили много времени, отдавая его журналистике. Надо нагонять, пока это еще возможно. Ну, а теперь снова насчет того, каким должен быть ваш близкий Мужчина? Поймите, это очень важно! Главная его обязанность состоит в том, что он должен всячески способствовать вашему духовному росту! Это означает: во всем помогать, а не препятствовать! Запомните! И хватит быть покровительницей для своего молодого человека!

Неужели вы не видите, как много времени он отнимает у вас ивашей главной работы? – явно смутив меня подробностями моей личной жизни, Наставник резко умолк.

А перед моим уходом из редакции еще раз напомнил о том, что ничего не следует откладывать, все необходимо делать своевременно. И вдруг с каким-то отстраненным видом, будто меня нет рядом, очень тихо произнес:

– Представляете, сейчас даже кирпичи на могилы многие пожилые люди сами себе закупают, потому что не уверены в том, что дети захотят заниматься этими ‘‘мелочами’’.

Я была чрезвычайно растрогана этой встречей. Пообещала в ближайшее время принести все, что написано в последние месяцы. А это были значительно дополненные папки с ‘‘Этюдами о женщинах’’. Хотелось удивить Наставника хотя бы десятком новых сюжетов, но большинство рассказов находилось в почти ‘‘зачаточном’’ состоянии.

Прощаясь, Наставник сказал:

– Мне с вами интересно общаться, потому что я вижу, как вы растете! В вас нет усталости, чувствуется большая устремленность в будущее! Я верю в то, что оно у вас будет СЧАСТЛИВЫМ!»

8 декабря

«Всю эту неделю ощущаю в себе ни с чем не сравнимое ликование таланта. И нет во мне никакого тщеславия, лишь тревога: на что направить? Ведь его пребывание во мне еще очень робкое, едва ли не символическое. Как бы талант не спугнуть, не расплескать по мелочам, не обесценить?!

И, вообще, откуда он взялся? Иногда думаю, что он всегда во мне был, но никак не проявлялся. В другой раз, напротив, пытаюсь убедить себя в том, что его отсутствие или присутствие от моего желания совершенно не зависит. Я – просто сосуд, наиболее приспособленный для хранения каких-то особых чувств, эмоций, событий своей безостановочно текущей жизни… Почему талант избрал меня? Может, я меньше других создаю помех для его реализации, поэтому он и заполняет особым божественным бальзамом поры моей души!» – все это вычитала в своих дневниках.

ФРАЗЫ С РАЗНЫХ ЛИСТКОВ (без даты)

«Наставник (ворчливо при перелистывании новой рукописи):

– Один спит с ней, а другой мучается с ее бумажками! Ладно, ладно, шучу, простите! И приносите свои новые творения! Прочитаю, никуда не денусь! Да, все хотел спросить:

– Как вы относитесь к неудачам?

– У меня к ошибкам, промахам и неудачам особое отношение: я отношусь к ним как к цементу, который железной хваткой скрепляет так легко рассыпающиеся кирпичики радости, удачи, беззаботности… Без неудач, мне кажется, многое происходящее в повседневной жизни потеряло бы ценность, перестало быть чудом, подарком судьбы!

Конечно, если неудачи исключение, а не правило. Еще кажется, что неудачи – вечные стражи человеческого счастья! Как свет и тьма. Без одного – нет другого!»

Из записной книжки (без даты)

– Лидолия, без финансовой поддержки сейчас ничего не добьешься. Неужели люди вашей крови, в отличие, к примеру, от евреев, не захотят и не смогут вам помочь в реализации вашего таланта? Например, Дине Рубиной очень помогает ее клан, Она там – кумир! У всех на языке!

– Русские сегодня очень разобщены и чрезмерно болезненно воспринимают чужие успехи. Кроме папы мне надеяться не на кого.

И верно, отец, умерев в 1986 году, оставил мне солидное наследство – 30 тысяч рублей. На эти деньги можно было в советские времена купить 3 машины марки «Волга»! Я же, переехав в Ульяновск, быстро осознала, что для писателя этот город – «волжский тупик», в нем нет ни одного литературного журнала или издательства художественной литературы: все газеты и журналы сориентированы только на Ленинскую тематику, пропаганду советского образа жизни. Поэтому в первый же год перестройки решила издавать книги самостоятельно, то есть не в государственных, а в частных типографиях, оплачивая расходы папиным наследством.

В трехтомнике: «Юности счастливые мгновения», «Быть женщиной» и «Еще бы немного любви» – я реализовала заветную мечту: печатать что хочу, как хочу и сколько хочу! Все отцовские деньги до единого рублика ушли на этот трехтомник миниатюр, выпущенный в конце ХХ века. Эти книги оказались первыми «визитными карточками» писательницы Лидолии Никитиной на российской земле.

Однако, даже спустя три десятилетия, каждую новую книгу мне по-прежнему приходится издавать самостоятельно. Как имоему покойному мужу, замечательному краеведу, исследователю, члену Союза писателей и архитекторов России – Борису Васильевичу Аржанцеву.

Последний гонорар за свой литературный труд, помнится, я получала еще в Советском Союзе. В Ульяновске же более двух десятков книг разных жанров, адресованных молодежи 21 века, не говоря уже о книге к собственному 75-летию, мне пришлось оплачивать самой: у города, видимо, нет заинтересованности в издании книг современных писателей и продолжении высоких традиций русской литературы.

13 декабря

«Этот разговор с Наставником сразу получился напряженный и даже нервный. Почему-то А.Р. начал его с нападок. Оказывается, я лентяйка, не расту в творческом плане, не думаю о своем литературном будущем…

Защищаясь от несправедливых выпадов, достала свою рабочую тетрадь и стала читать фразы, которые, не знаю уж и для чего, недавно выписала из черновиков.

  1. Все, что дается мне с огромным трудом, не могу же я кому попало отдавать с беспечной легкостью.
  2. Чем меньше впечатлений попадает в поле моего зрения, тем пристальнее всматриваюсь в доступные мне вещи.
  3. Когда никаких ярких событий в моей жизни нет, их трудно придумать. Когда же они есть – легко не заметить.
  4. Если написанное нравится мне на следующий день, то это еще не указывает на то, что миниатюра удалась. Если нет желания ее почеркать через неделю, могу считать данную вещицу вполне приличным наброском. Но если она порадует меня через год, тогда охотно положу ее в папку с многообещающим названием ‘‘НОВАЯ РУКОПИСЬ’’.
  5. Очень хочется, чтобы в моих произведениях читатели, прежде всего, узнавали себя, верили и сопереживали написанному.

Дальше читать наброски не стала. Наставнику мои размышления понравились. Он их слушал с явным интересом. Прощаясь, сказала:

– Альфред Рудольфович, не обижайтесь на меня… Поймите, я очень ответственно подхожу к тому, что пишу…

Наставник долго с какой-то старческой растроганностью пожимал мне руку и даже встал со своего кресла, чтобы проводить до двери».

17 декабря

«Самым ярким в этом насыщенном многими неожиданными событиями дне стал двухчасовой разговор с А. Р. о любовном цикле, который я назвала ‘‘Черная жемчужина’’. Мало сказать, что почти все миниатюры, вставленные в него и даже специально написанные, А.Р. тут же обозвал банальными, вторичными, не убедительными…

Результатом нашей бурной беседы стало мое вынужденное признание неудачи этого нового цикла миниатюр о невзаимной любви, который я назвала ‘‘Черная жемчужина’’.

Зато внутренне, в общении с А. Р., за всеми нашими дискуссиями и спорами, я четко осознала, что чувства влюбленной женщины более серьезны, многослойны, нежели чувства мужчины. Поэтому именно мужчины чаще всего являются инициаторами необременительных отношений, которые в любую минуту можно без объяснения причин прекратить. Именно на стыке этих противоречий, как мне кажется, и происходит настоящий любовный конфликт! Влюбленной женщине нужны серьезные ответственные отношения, а мужчины бегут от них, как черт от ладана.

А может, Наставник меня просто ревнует? Благодаря моим новым миниатюрам, он почувствовал, что я по-настоящему влюбилась, обиделся? Прежде он никогда не был таким категоричным и даже озлобленным…

Вечером этого же дня я пересказала любимому мужчине весь разговор с Наставником, который он прокомментировал довольно цинично:

– Думаешь, если бы ты, женщина, не была ему интересна, стал бы он так с тобой возиться? Будь даже у тебя таланта в три раза больше?!

– Не знаю, – смутилась я…

И вдруг мне вспомнилась фраза из текста, который А.Р. прочитал вслух из злополучной ‘‘Жемчужины’’:

‘‘Тело мое не понимало его ласк’’.

Именно эту фразу он почему-то особо выделил в моих набросках и повторил несколько раз полушепотом:

– Это, конечно, хорошо подмечено, очень откровенно! Читателю понравится…

По его интонации, уже дома, я поняла, что моя откровенность как-то его взбудоражила, и эти эмоции явно касалась не души, а тела седовласого рыцаря».

21 декабря

«Завтра хочу непременно встретиться с Наставником и узнать, какое впечатление произвели на него ‘‘Этюды о женщинах’’. Но доехать до ‘‘Звезды Востока’’, как планировала, не удалось. Было много разной непредвиденной суеты на заводе ‘‘Сигнал’’, о котором я недавно начала писать документальную книгу.

Зато в телефонном разговоре все-таки спросила мнение о новой рукописи. А. Р. сообщил, что все прочитал, многое его удивило и порадовало, даже нашел кое-какие ‘‘открытия’’, но в связи с подготовкой нового номера, нашу встречу, попросил перенести».

26 декабря

«В 18 часов была в редакции. Наставник сказал, что мои этюды о женщинах в недалеком будущем он видит яркой современной книгой!

– Многое, необходимое для полноценной прозы, в них уже есть, но и недостатков, над которыми необходимо самым тщательным образом работать, предостаточно! – заявился он, едва я перешагнула порог кабинета.

А еще А. Р. посоветовал добавить несколько новых рассказов, наброски к которым давно одобрил, пояснив, что книга от солидного объема только выиграет.

Поразило в этой беседе то, что А. Р. очень часто вставлял в свой монолог следующую фразу:

‘‘У нас с вами, Лидолия…’’

На будущее договорились, что я отбираю наиболее удачные вещицы и начинаю над ними систематически работать, он курирует, выискивает ‘‘дырки в сюжете’’ и помогает их ‘‘латать’’.

В заключение довольно продолжительной беседы добавил:

– Вы уже видите своих героев, но еще не научились смотреть на события их глазами!

Как всегда, со всеми доводами А. Р. я согласилась. Ведь с некоторых пор я и сама начала чувствовать явные недостатки своей прозы, о чем свидетельствует фраза в дневнике, сделанная несколькими днями раньше:

‘‘Мне надо научиться перевоплощаться в своих героев!’’

Во время последнего разговора наиболее детально удалось обсудить рассказ ‘‘Некрасивая’’. Думаю, советы А. Р. помогут завершить этот рассказ в ближайшие два-три дня.

Листая страницы рукописи, Наставник, обнаружив какую-то неточность в тексте, обычно указывал на нее, но своей рукой не поправил ни одной моей фразы, мотивируя это тем, что:

– Если ваши произведения кто-то надумает переделывать, то вас, как автора, в них не будет… Человек, который считает, что вас можно править, просто не понимает истинной природы творчества.

– У меня недавно была встреча с давним другом, журналистом. Так он с моими миниатюрами не церемонился! Читал и тут же что-то правил, причем по ходу чтения, не смущаясь тем, что не знает конца предложения.

Я еще что-то хотела добавить, но пожилой человек гневно меня перебил:

– Да ваш знакомый не литератор и даже не редактор – он подчитчик! Правщик! Это чисто газетная привычка! – и, чуть успокоившись, вспомнил еще одну из своих историй, которые мне так нравилось не только слушать, но и впоследствии использовать в качестве сюжетов. Против моего ‘‘плагиата’’ А. Р. никогда не возражал, напротив, радовался, так как понимал, что многие его задумки, в силу огромной занятости в журнале, возраста и других объективных причин, сам он реализовать уже не успеет».

РАССКАЗ–ПОДАРОК НАСТАВНИКА

(Альфреда Рудольфовича Бендера)

Однажды в редакцию журнала пришла далеко не молодая, скромно одетая женщина и принесла две общих тетради, исписанных неуверенным почерком. Я всю ночь читал эти тетради. Не мог от них оторваться. В ее нескладных строчках жизнь была передана так, что казалось: она пылает! А если прикоснешься – обожжет. Но… каждую фразу надо было переделывать… Она же, в отличие от вас, Лидолия, править себя не могла. Для этого у нее не было литературных навыков, мастерства, но и постороннему вмешиваться в ее текст тоже было невозможно.

При очередном визите этой женщины в журнал я дал ей нужные книги, попросил звонить, консультироваться, но она вскоре все мои книги вернула со словами:

– Когда я начинаю писать так, как рекомендуется в ваших книгах, у меня внутри все гаснет и глохнет…

Больше я эту женщину никогда не видел. Прощаясь, она попросила о своем визите в редакцию никому не рассказывать, так как очень боялась, что ее попытка писать станет известна взрослому сыну и мужу:

– Если бы они увидели мои тетради и прочитали их, то своими презрительными усмешками просто убили бы меня!

* * *

К чему я все это вам рассказал? Просто не все люди литературного труда знают, что не каждый текст позволяет чужому правщику в него внедряться. Ваши произведения именно из этого разряда.

Потом А. Р. начал заново просматривать мои ‘‘Этюды о женщинах’’ и признался, что его в них смущает авторская откровенность. Но именно это замечание меня ничуть не удивило. Нечто подобное, я уже слышала от самаркандской читательницы. Совпадение в оценках совершенно разных людей меня, напротив, обрадовало: значит, оба ощутили особенность моего творческого почерка! Конечно, не удержалась от спора, пытаясь себя защитить:

– Сейчас в литературе, чтобы стать интересным и оригинальным автором, необходимо идти вглубь характера современного человека. Все внешние эффекты уже многократно использованы. Поэтому нынешнему времени необходим более глубинный срез психологических наслоений, освобождающий характеры современных людей от давно надоевших допотопных догм. В ‘‘Этюдах о женщинах’’ именно к этому я и стремлюсь.

– Но если показывать женщин так откровенно, как вы этого делаете со своими молодыми героинями, они могут потерять особую прелесть недосказанности.

– Может, нам, женщинам, давно пришла пора отказаться от чего-то разгаданного? И наступило время открыть в героине новые грани ее характера, присущие нынешнему времени? Забыть о постоянной оглядке на прошлое?

Спора у нас не получилось: каждый остался при своем мнении».

КОММЕНТАРИЙ:

Книга рассказов «ПОРТРЕТЫ ЖЕНЩИН В ИНТЕРЬЕРЕ ЖИЗНИ», изданная мной в Ульяновске в 2004 году, целиком состоит из тех самых «Этюдах о женщинах», которые мы когда-то бурно обсуждали в Ташкенте с Наставником. Иллюстрации для нее сделала моя подруга Маргарита Юст, сразу же после перестройки переехавшая в Германию. Обложку этой долгожданной для меня, автора, книги украсил мой портрет известной ульяновской художницы Веры Чуенко. Когда книга вышла к читателям, была многолюдная презентация во Дворце книги, но по-ульяновскому «обычаю», никакой прессы, критики, отзывов читателей на мой новый литературный труд, не последовало.

В Ульяновске лишь в советское время в разных газетах и журналах выходили критические и информационные статьи о творчестве ульяновских писателей, давались оценки литературным новинкам авторитетными филологами, чаще всего, преподавателями университетов. А последние 25 лет хозяева местной прессы любое упоминание о вышедшей книге приравнивают к рекламе и требуют подобающую оплату. И это происходит в «самом читающем регионе Поволжья!»

28 декабря

«Позвонила Наставнику, спросила, вышел ли в свет 12 номер журнала, в котором планировалось напечатать рецензию профессора-филолога, в бытность учебы моего педагога, Н. П. Малахова. Заодно попросила оставить для домашнего архива два экземпляра, Наставник пообещал. Надо сразу же после новогодних праздников выбрать время и зайти за журналами. Эта рецензия – добрый знак для моего нового литературного года!»

ВЫПИСКИ:

В эту общую тетрадь я бессистемно записываю все, что придет в голову, когда нахожусь вне дома.

«Умер Константин Симонов. Я в это время лечилась в Сочи.…

Тут же вспомнила, что чуть ли не в восемь лет прочитала небольшой сборник его военных стихотворений в синей обложке, а самые понравившиеся стихи мгновенно выучила наизусть. Причем у меня даже не было мысли кому-то об этом рассказывать. До сих пор помню некоторые строки из них:

«Кружится испанская пластинка, изогнувшись в черную дугу.

Женщина под черною косынкой пляшет на вертящемся кругу.

Одержима яростную верой в то, что он когда-нибудь придет,

Вечные слова ‘‘же ту киерра’’ пляшущая женщина поет…»

Странно, но этот стих с детских своих лет потом мне ни разу не встречался в других его многочисленных сборниках.

Еще мне повезло однажды увидеть любимого поэта в Ташкенте на юбилее знаменитой узбекской поэтессы Зульфии. К. Симонов сидел вместе с другими почетными гостями в президиуме. В своем поздравлении юбилярше он был предельно краток:

– Вас любят! Вас знают! Что еще нужно поэту? – такими емкими словами поздравил седовласый аксакал свою коллегу по поэтическому цеху.

Само же известие о смерти К. Симонова вызвало во мне следующие размышления:

… Отныне ни одна строчка не будет им самим добавлена к уже имеющимся произведениям ни одна неудачная строка не будет вычеркнута его рукой. Но зато его земная жизнь станет обрастать бесконечными подробностями, не всегда справедливыми и подлинными. Тома таких воспоминаний примутся расти как на дрожжах, и печатать их станут большими тиражами более охотно, чем некогда издательства тиражировали его собственные живые строки. Жизнь поэта вступит в новую фазу – ОСМЫСЛЕНИЯ, причем не только современниками, но и потомками.

Еще мысль, но уже о собственном творчестве:

‘‘В каждой своей новой книге я стараюсь быть другой. Мне понравилось выражение неизвестного автора о том, что каждый писатель всю свою жизнь пишет только одну книгу – книгу своей судьбы!’’

В этой тетради, вдруг оказавшейся в поле моего зрения, оказалось много других интересных рассуждений, но к моим беседам с Наставником, не имеющим никакого отношения, поэтому я ее отложила до лучших времен».

31 декабря

«Всякие мистические мысли чаще всего меня посещают в такие особенные дни, как последний день уходящего года или же первый – наступившего. На сей раз я вспомнила о том, будто судьба постоянно читает мои дневники, едва ли не заглядывая от любопытства через плечо, когда я делюсь своими, только что возникшими мыслями с единственным доверенным – чистым листом бумаги!

А сегодня, за несколько часов до наступления 1981 года, сочинила небольшой монолог на эту необычную тему:

‘‘Судьба, будь моим поводырем на едва пригрезившихся тропах! Видишь, я спокойно протягиваю тебе навстречу свои руки! Ихоть глаза мои широко раскрыты, все же не могу разглядеть даже того, что происходит за оконным стеклом моей спальни. Сердце спокойно бьется в груди, ничего непредвиденного не ожидая, и не опасаясь…

Судьба, чем одаришь меня в новом году?

Я прошу у тебя здоровья, вдохновения и радостных перемен! И еще: знай, я так же любопытна, как и ты, поэтому не томи меня неизвестностью, действуй!’’

А потом под бой московских курантов в кругу друзей я пила шампанское! Всем было весело и по-новогоднему волнующе!»

1981 год

10 января

«Я прочитал два ваших рассказа, Лидолия! Вы сможете стать настоящим новеллистом! Ваш талант долго зрел, но он не был растрачен по мелочам. Вам надо писать рассказы и сделать из них сборник. Это, я уверен, будет очень любопытный сборник! Конечно, в вашей прозе есть слабости, неточности, издержки, доставшиеся в наследство от миниатюр. Есть резкие грани, которые вы еще не умеете растворять в сюжете. Но все-таки есть и рассказ! Вы можете художественным словом создавать живую ткань, движущуюся… чему я искренне рад! К следующей нашей встрече я подчеркну все неточности, и мы вместе подумаем, как их исправить».

Этот разговор с Альфредом Рудольфовичем меня, как всегда, зарядил энтузиазмом. К тому же во время нашего неспешного общения Наставник подарил мне прекрасный сюжет и посоветовал над ним самостоятельно поработать».

13 января

«Совсем забыла записать мнение Наставника о рукописи миниатюр ‘‘Время Женщины’’. Хорошо, что мне под руку попался листок из записной книжки, на котором я сделала короткую запись нашей случайной телефонной беседы:

– Над этой новой рукописью – ‘‘ВРЕМЯ ЖЕНЩИНЫ’’ – я бы вам посоветовал поработать! Но в ней уже есть НЕЧТО очень ценное для читателей, особенно – читательниц».

В другой записи я призналась А. Р., что мне намного продуктивнее и азартнее работается, когда рукопись с ‘‘Заявкой’’ лежит не в письменном столе, а в издательстве.

Опять наброски на листках, а не в дневнике, с фрагментами беседы с Наставником еще об одной, написанной прежде ‘‘Времени женщины’’ и отнесенной в издательство «Литература и искусство имени Гафура Гуляма» рукописи с названием ‘‘Зеленые яблоки’’. Оба в телефонной беседе посетовали на то, что эта небольшая, но емкая по содержанию книжка уж слишком залежалась на полках редакции – более четырех лет».

КОММЕНТАРИЙ:

Этот сборник миниатюр– «Зеленые яблоки» вышел в свет лишь после вмешательства Секретаря Союза писателей Уз ССР Сарвара Алимджановича Азимова в 1985 году, спустя несколько лет после моего вступления в члены Союза писателей СССР.

1983 год

23 января

«Странно этот день у меня начался с самого утра: я едва ли не осязаемо ощутила, что всю меня заполнила пустота. Более того, она распространилась на комнату, где я находилась, на улицу, город… Причина в том, что я стала с бессмысленной легкостью разочаровываться в людях. Кто-то совсем недавно казался мне едва ли не пределом мечтаний, а теперь вместо восхищения – пустота… В собственной душе тоже ничего путного обнаружить не удалось– какие-то всплески абстрактной доброты, слабость духа… До чего же отравляет душу эта пустота, увеличиваясь с каждой несбывшейся надеждой, оплошностью, но более всего она ‘‘пыжится’’ от совершенных глупостей, от неконтролируемого желания их творить. Жаль, что от этой привычки до сих пор мне не удается избавиться.

К ночи совершенно неожиданно пустота приобрела цвет серого пепла. И тут в моей голове что-то ‘‘включилось’’ – она просто загудела от нахлынувшего неведомо откуда потока ассоциаций.

… Каждый прожитый в пустоте день покрывает душу слоем пепла. Он проступает на моем лице – прячет свежесть молодой кожи, гасит румянец, веки превращает в свинцовые пластины, такие тяжелые, что глаза не хочется открывать…

И воздух, которым дышу, – тоже пепельного цвета. И все потому, что в пепел превратились мои слова, мечты, смех. Но самое непереносимое – это ощущение будто и моя память тоже погребена под пеплом, исторгнутым из жерла Вселенского Везувия. Его пепел мне показался самым смертоносным из всех пеплов, когда-либо выпадающих на землю.

Уже за полночь с трудом оторвалась от тетради. На глазах были слезы. Одна слезинка выдала себя, упав на раскрытый лист, исписанный вот этим беспорядочными мыслями о пустоте, превратившей все вокруг в вездесущий пепел».

5 февраля

«Очень интересным за время нашей беседы с Наставником было обсуждение моих новых рассказов. Напоследок Альфред Рудольфович сделал мне настоящий подарок – рассказал историю о деревенской девушке-сказочнице, посоветовав сделать на этом материале свою сказочную историю».

КОММЕНТАРИЙ:

Эта история о деревенской девушке-почтальонке меня захватила. Несколько лет я ложилась и просыпалась с надеждой, что, наконец-то сюжет «созрел» и я смогу с ним самостоятельно справиться, показать Наставнику.

Я даже имя своей героине придумала – Ксюша! Так звали пожилую почтальоншу, которая всю войну приносила в наш дом письма с фронтов от папы и дяди.

На сегодняшний день рассказ «ПОЧТАЛЬОНКА КСЮША»– один из моих самых любимых еще и потому, что в нем почти осязаемо живет душа Наставника: я слышу интонацию его голоса, вижу несуетливые жесты рук, плавно листающих страницы рукописных листов моей очередной книги, особый запах самого кабинета и приглушенную гардинами ташкентскую яростную жару…

1985 год

15 мая

«Подарила Наставнику только что вышедший свой четвертый сборник миниатюр ‘‘Зеленые яблоки’’! При встрече он сказал:

– Поздравляю, Лидолия! Не каждые десять лет выходят в свет такие оригинальные книги!»

3 декабря

«Привезла в редакцию и отдала Наставнику 14 новых ‘‘Этюдов о женщинах’’. Он уделил мне массу времени, я услышала много полезных сведений, причем не только о литературе, но и о себе:

– Ваши вещи надо читать по складам, а не одним махом всю книгу!

Хорошую строку за свою жизнь может написать каждый. Кто-то даже целый абзац! Но это не делает автора абзаца писателем!

Читая Ваши произведения, ощущаешь ту проделанную вами огромную духовную работу, которая потребовалась на их создание! Как профессионал, чувствую тщательный отбор деталей, углубление изначального замысла, чистку от ненужных подробностей. Если кто-то возьмется вас править – от вашего творчества ничего не останется. Правщику просто не дано понять глубинной природы вашего уникального творчества. Да, размышляя над вашей рукописью, я вдруг выявил закономерность между критическим началом и творческим. В самом начале молодой человек, одержимый жаждой творить, вообще не помышляет ни о каком из этих. Потом, под влиянием самых разных причин, это критическое начало все же в нем прорезается. Самые сильные вещи молодой автор создает в тот период, когда творческое и критическое начала идут рядом, то есть, когда человек начинает серьезно заниматься литературой и относиться к ней с большим уважением. В зрелом же возрасте роль критического начала преобладает и… это ни к чему выдающемуся писателя не приводит. Вот на какие открытия меня побудило ваше творчество, дорогая Лидолия!

Подводя некую невидимую черту под нашим разговором. Альфред Рудольфович вдруг сказал:

– А вы знаете, что в будущем я вас вижу мистической писательницей! Ведь что по-настоящему интересно в человеке? Его душа, внутренний мир! У вас, я это давно заметил, интерес к внутреннему мир человека всегда преобладает над интересом к внешнему. И это в настоящей литературе – самое ценное! Так что вы как самобытный писатель – на правильном пути!»

КОММЕНТАРИЙ:

Перепечатывая давние записи, поражаюсь «пророческому дару» своего Наставника! Если бы он знал, что к 1999 году мной будет написан целый том современных мистических новелл! Правда, из-за финансовых проблем книгу «КОГДА ПАДАЛА ЗВЕЗДА», состоящую из этих новелл, мне удастся выпустить лишь в 2012 году! Именно эта книга у моих читателей и по сей день самая востребованная!

1986 год

17 января

«Чувствую себя певцом, потерявшим голос; пианистом со сломанным пальцем; художником, из-за частичной потери зрения переставшим различать краски…

И куда только подевалось то, что составляло многие годы мою истинную суть – желание систематически работать над своими не только написанными, но и будущими произведениями?

…Ни за что не хочется браться, хотя папки с набросками, будто голодные птенцы, требуют моего незамедлительного внимания, терпения, трудолюбия. Что-то во мне будто умерло, стало тишиной, угнетающим психику безмолвием. От собственной беспомощности, кажется, можно сойти с ума.

Кроме того, я опасаюсь не столько нынешнего ‘‘творческого столбняка’’, сколько будущих невзгод. Но, хватит ныть! Ведь причина страха мне хорошо известна: главная ее составляющая – это лень и неверие в собственные силы. Но и ‘‘лекарство от этой болезни духа’’ мне отлично известно: необходимо срочно взяться за написание новой книги: ‘‘Клин клином вышибают!’’

Самое трудное в данной ситуации – это усадить себя за машинку и заставить напечатать 10-15 страниц чего попало, любой ерунды.

Потом без сожаления выбросить этот пятнадцатистраничный мусор. Только после этого путь к созидательной работе будет открыт! Ура! Словом, ‘‘механизм запущен’’ – в рай или ад – не известно, но ворота распахнуты настежь!

Сейчас начало второго. На стоящую неподалеку пишущую машинку смотрю без недавней ненависти. Апатия, как туман, медленно покидает мое сознание. Спать…»

6 июня

«Эта встреча с Наставником произошла после моей командировки в Красноярск. Первым делом он меня спросил:

– Лидолия, почувствовали вы Красноярск своим родным городом?

– Нет… Скорее всего, этот город я восприняла как новую декорацию к собственной жизни.

– А знаете, ведь вы – везде чужая! И Восток, как Родина, не занял в вашем творчестве своего места. И Россия не произвела на вас большого впечатления. Ваша душа все еще нигде не обрела своего пристанища…

– Верно, хотя сама я над этим никогда не задумывалась.

– Это плохо, все же вы должны отыскать Родину для своей души! А так – вы писатель любого большого современного города! Любого! Это и хорошо, и плохо…

– Согласна, но мне кажется, если бы я полюбила какого-нибудь мужчину из любого города на планете, то его Родина стала бы и моей!

– Сомневаюсь, в вас не чувствуется желания быть в подчинении у кого-то, зато слишком много решительности, самостоятельности, силы воли. Я в вашем характере явно ощущаю определенное бойцовское упорство, видимо, оно идет от шахмат, хотя в творчестве это уже нечто другое…

Потом возникло молчание, которое нарушил Наставник:

– Вы – невероятно загадочная женщина! Иногда мне кажется, что я в вас все разгадал, разложил по полочкам, но какой-то неожиданный житейский поворот и… снова ваша жизнь для меня сплошная загадка, неизвестность. И, тем не менее, обещаю создать ваш психологический портрет, причем скоро! Только вы, пожалуйста, не теряйтесь надолго! Договорились?»

КОММЕНТАРИЙ:

А я не просто потерялась, а вскоре переехала из Узбекистана в Ульяновск. Ведь все мои предки со стороны мамы были волжане: бабушка родилась в Саратове, дедушка почти всю молодость прожил в Казани, где закончил в Императорском Казанском университете юридический факультет, тот же самый, что и В.И. Ленин.

Так что считаю свое возвращение на Волгу через несколько десятилетий не только вполне закономерным, но и оправданным.

Однако в момент разговора об отсутствии у меня духовной Родины я забыла признаться Альфреду Рудольфовичу, что у моей души есть Родина, хотя там я не была никогда. Это Япония. Подтверждение тому запись в дневнике, сделанная 13 декабря 1968 года.

«Чем больше читаю книг о Японии, например, ‘‘Японские записи’’ Н. Федоренко, тем больше чувствую, что моя душа изначально, еще до моего рождения, принадлежала Японии. Почему-то во мне живет весьма ощутимая уверенность в том, что именно у японских ценителей русской литературы когда-нибудь я буду любимой писательницей! Даже звезды указывают на это, ведь родилась я в большой японский праздник – День хризантем, который отмечается ежегодно 23 сентября. Еще одна деталь: в детстве меня из-за хрупкости и бледности называли Японкой.

Мой папа Великую Отечественную войну закончил не в мае, а поздней осенью: его эшелон сразу отправили после победы над Германией воевать на Дальний Восток, где началась война с Японией. С этой войны папа привез не только японскую лаковую шкатулку с веерами, но и медаль «За победу над Японией». А меня ждал особый подарок: колыбельная песенка на японском языке. Ее мне перед сном пел папа. Некоторые слова из этой детской песенки я помню до сих пор, хотя смысла не знаю:

‘‘…А никадема, а шервербума,

Рихо, рихо, рихо-хо-хо-хо!

Тумба, тумба, тумба, тумба ква!’’

Иногда мне даже снятся сны о Японии! Недавно приснилось, будто у маленькой японки в национальном халате я на улице покупаю какие-то сладости. Она очень приветливо меня угощает, улыбается. Мне даже запомнила особый вкус этого лакомства, если попробую – непременно узнаю! В другом сне вместе с японскими девочками в национальной одежде я танцевала на зеленой лужайке, которую обрамляли цветущие деревья сакуры! Во сне мне показалось, что цветы сделаны – из тончайшего розового шелка!»

1988 год

26 ноября, Ульяновск.

«Я на несколько дней впервые приехала из Ульяновска в Ташкент навестить сына, внучку Сашеньку и Наставника. Едва пришла в себя после дороги, сразу же нанесла удачный визит своему замечательному другу. Рассказала о себе, об ульяновских впечатлениях, о том, что подошла в своем творчестве к психологической фантастике. Оставила газеты со сказками, новые миниатюры, местные литературные журналы со своими публикациями и, конечно же, две книги миниатюр: ‘‘Юности счастливые мгновения’’ и ‘‘Быть женщиной’’. Завершающая часть трилогии – ‘‘Еще бы немного любви’’ – к этому времени не была напечатана, но уже находилась в издательстве. Прочитав миниатюру ‘‘Напоминание’’, выбранную наугад, Альфред Рудольфович какое-то время молчал, а потом сказал, что я в этом произведении предстала перед ним в совершенно новом качестве – без красивостей, узкого женского мирка, который весь уже давно сама ‘‘истоптала’’:

– Я бы не узнал вас в этом произведении. Вы теперь – совсем другая!

Потом подарила Наставнику замечательную книгу японской писательницы Сей-Сёнагон со словами:

– Это Вам, дорогой Альфред Рудольфович, от русской Сей-Сенагон!

Наставник обнял меня и долго не выпускал из своих объятий, будто прощался навсегда.

Завершив церемонию подарков, оба присели на диван, обмениваясь любопытными взглядами, а чуть позже Наставник принялся листать подаренные книги… И вдруг с явным волнением в голосе произнес:

– Так мало из прошлого люди сумели освоить… Ведь, по сути, мы ничего не открываем… Лишь плутаем в собственном невежестве… А если что-то и берем, пропуская через собственную душу, обогащаем ее, то это сейчас, к сожалению, никому не нужно… Хорошо, что вы, Лидолия уехали в Россию! Писательская жизнь в Ташкенте становится все напряженнее… а перед расставанием еще раз хочу вам напомнить:

‘‘ПИСАТЕЛЬ ДОЛЖЕН БЫТЬ ДОБРЫМ!’’ – эти слова остались в моей памяти как напутствие, жизненное кредо и житейский совет мудрого и дорого мне ЧЕЛОВЕКА».

КОММЕНТАРИЙ:

Прожив несколько лет в Ульяновске, я не раз вспоминала слова Наставника о том, что у меня нет конкретной Родины. Даже кровные связи ослабевают с каждым годом разлуки, не говоря уже о дружеских.

Вся моя нынешняя жизнь, в основном, сосредоточена на творчестве, а ему безразлично, какая земля у меня под ногами и что за небо над моей головой, лишь бы меньше было помех, особенно финансовых и бытовых.

2002 год

21 февраля

«Вчера получила письмо из Ташкента от своей подруги – узбекской поэтессы Нодры Рашидовой, живущей с Альфредом Рудольфовичем на одной лестничной площадке. Из него узнала, что мой дорогой Наставник умер 1 февраля 2002 года в Ташкенте. И та наша встреча, во время которой я подарила ему свои российские книги, к огромному сожалению, оказалась для обоих последней».

КОММЕНТАРИЙ:

Я благодарю судьбу за встречу и многолетнюю дружбу с этим уникальным писателем, редактором и человеком! И, конечно же, огромная благодарность родному Ташкенту. Он не поскупился на бесценные дары, которые до сих пор помогают жить и творить, вопреки преградам – их с годами на моем пути не становится меньше.

ЭПИЛОГ

Моя любимая природная стихия – ветер. Наверное, поэтому в 46 лет я переехала на постоянное место жительства в Ульяновск– город семи ветров.

Под бесконечные завывания симбирских ветров, особенно яростных зимой, люблю засыпать, как некогда: то под мамину колыбельную, то под папину. А еще мне почему-то кажется, что именно через ветер осуществляется какая-то особая мистическая связь моей души с человечеством и космосом.

начато 23 июля 1999 года,

завершено 4 марта 2018 года,

Ульяновск

МОЙ СЛОЖНЫЙ ПУТЬ В ПОЭЗИЮ

«Я найду в своих стихах

Все, чего не будет в жизни».

Марина Цветаева

Дорогие мои друзья!

Во второй части этой книги я решила рассказать о своем сложном пути к поэзии, ведь всерьез занялась ей лишь за два года до своего шестидесятилетнего юбилея. К этому времени я считалась среди коллег, знакомых и читателей, ценящих мое творчество, только прозаиком – на моем счету было более десятка сборников миниатюр, рассказов, выпущенных как в Ташкенте, так и в России.

К тому же, являясь профессиональным журналистом, много лет проработавшим не только в Госкомитете по телевидению и радиовещанию Узбекистана, но и в других СМИ республики, я написала две серьезных исторических книги: о Ташкентском текстильном комбинате к его пятидесятилетию «ЗДЕСЬ НАША СУДЬБА» (1984 год); и о заводе «Сигнал», ставшим маяком компьютерной техники в конце прошлого века – «ОТ МЕТЕО-ПРИБОРОВ ДО РОБОТОВ» (1987 год).

А уже в Ульяновске, к 80-летию Областной типографии «Печатный двор», мной была написана книга воспоминаний типографистов об их родном предприятии «САМИ О СЕБЕ» (1992 год).

Первыми путеводителями на моем пути в поэзию я выбрала фрагменты «Предисловий» к пяти поэтическим сборникам. Они уже вошли в мой творческий актив и стали знакомы не только ульяновским читателям, но и, благодаря интернету, друзьям, разбросанным судьбой по разным странам нашей планеты.

ФРАГМЕНТЫ К ПРЕДИСЛОВИЯМ

«ВАРИАНТЫ СУДЬБЫ»

Ульяновск, 2001 год

«Ульяновская писательница Лидолия Никитина хорошо знакома читателям как автор лирических миниатюр и рассказов. Асейчас, со страниц этого сборника, она предстанет в новом для читателей амплуа – поэтессы!

Главная тема всего творчества Лидолии – ЛЮБОВЬ, ЖИЗНЬ, СУДЬБА! А вот что рассказывает сама Лидолия:

– Если бы не эта крохотная книжечка, я бы никогда не вспомнила о том, что желание написать нечто СВОЕ впервые у меня возникло в третьем классе, когда я, будучи редактором стенной газеты, вместо заметки о двоечнице, написала стишок! Кое-что из него до сих пор уцелело в памяти:

Сегодня с Марусей случилась беда –

Она получила по русскому два.

Учитель строго спросил: «Почему,

Не сделала дома урок по письму?»

………………………………………..

А время проходит, и четверть прошла.

Но двойку исправить она не смогла.

Дома вместо уроков, вдохновленная первым поэтическим успехом, начала еще о чем-то писать, но бабушка, весьма строгая дама старой закалки, увидев рифмованные строчки, тут же порвала листки с еще не высохшими чернилами и настрого мне приказала впредь этой ерундой не заниматься. А причина была в том, что к этому времени я уже начала успешно играть в шахматы в Ташкентском Дворце пионеров, и бабушке не хотелось, чтобы я тратила время на посторонние вещи. Поэтому поэтический «перл» о двоечнице Марусе до 2000 года был в моем «активе» единственным!

Однако уже во время своей журналисткой работы в местной прессе, я неожиданно стала сочинять миниатюры. Случалось, что вместо них или вместе с ними, появлялись стихи, с которыми я всячески боролась.

… Первое сожаление о том, что я не умею сочинять стихи, сохранилось в памяти благодаря необычной ситуации.

Я тогда жила в Ташкенте. К 1982 году в местных издательствах Узбекистана были выпущены две моих книжки миниатюр, а третья «стояла» в очереди, дожидаясь, когда ее включат в Тематический план одного из трех издательств художественной литературы. Все вышеперечисленное давало мне право быть принятой в члены Союза писателей СССР.

Вскоре моя мечта сбылась! Авторитетными писателями я была принята в Большой Союз советских литературных гениев! Для получения писательского билета предстояло фотографироваться, поэтому я отправилась в фотоателье, что находилось неподалеку от дома.

Сделав официальный снимок, фотограф неожиданно предложил мне сфотографироваться с гитарой, которая висела на стене студии. Конечно, я запротестовала, так как данный инструмент ни разу не держала в руках, но, пользуясь моей растерянностью, фотограф все же успел сделать с гитарой несколько снимков. Однако самое поразительное случилось позже, когда я покинула ателье и направилась к дому. Вдруг, иначе и не скажешь, на меня обрушились отрывки каких-то музыкальных фраз, текстов, никогда прежде не слышанных песен, а рифмы устроили в голове невообразимый сумбур…

Именно в эти минуты я с сожалением подумала о том, что не пишу стихов, а музыканты не превращают их в песни. Мысль о стихах и песнях была мимолетной, ни к чему не обязывающей.

Работа на Республиканском радио в Ташкенте постоянно сталкивала меня с музыкантами, композиторами, артистами, режиссерами – ведь мы записывали сказки, поэтические альбомы, детские пьески…

Здесь, на радио, я встретилась с членом Союза композиторов СССР Седой Григорьевной Бабаевой, мамой известной советской певицы Роксаны Бабаян. Познакомившись с моими миниатюрами о Великой Отечественной войне, Седа Григорьевна предложила начать совместную работу над военным циклом к 45-летию Победы. Мы вдохновенно трудились почти год. Итогом нашей совместной работы с Седой Григорьевной стали написанные на мои прозаические строки чудесный вальс «Победа», романс о проводах уходящих на фронт солдат, «Колыбельная», которую поет мать взрослому сыну-солдату, перед его уходом на войну… Но случилось непредвиденное: Седа Григорьевна ноты этого музыкального цикла по рассеянности оставила в такси. Они бесследно пропали. Я огорчилась, даже немного всплакнула ночью, сожалея о внезапной потере не только нот, сколько мечты – услышать свои творения, звучащие вместе с прекрасной музыкой талантливого композитора.

Но сам опыт работы над текстами с профессиональным музыкантом оставил в душе незабываемые с годами впечатления. Ведь, благодаря Седе Григорьевне, я впервые ощутила, насколько гармонично звучат слова, положенные на музыку, как сильно они волнуют, проникая в душу, вызывая в ней особое, долго сохраняемое впечатление, поднимают значимость прозаического текста!

2000 год для меня – год музыкальных сюрпризов! Их было много, но главным стало сотрудничество с бардом, моим ташкентским земляком, Владимиром Михиным, другом нашей семьи.

Одним из первых сочиненных мной стихотворений стало «Ироническое танго». Едва переписала «Танго» набело, тут же прочитала стих по телефону Володе. Он его очаровал, и под мою диктовку Володя записал текст. Музыка к «Ироническому танго» была им написана легко и быстро. А уже через неделю «Ироническое танго» бард Владимир Михин исполнил на моем литературном вечере на сцене филармонии. Это произошло 4 марта 2000 года, о чем свидетельствует сохранившаяся афиша. Примечательно и то, что ведущей того литературного вечера стала моя ученица из литературной студии «ЛИДОЛИЯ» Марина Шкробова, ныне выступающая под псевдонимом Верналис. Сейчас она хозяйка известного московского литературно-музыкального салона. С программой «Поэзия серебряного века» Марина побывала во многих странах мира, пропагандируя на высочайшем уровне нашу русскую поэзию!

В начале сюжеты для стихов возникали довольно редко – власть прозы над моим сознанием все еще была безраздельной! Но на помощь стихам неожиданно пришел… ремонт! Он длился несколько месяцев. Все это время я даже помыслить не смела отом, чтобы достать из-под стола многочисленные папки с незавершенными рассказами, сказками, миниатюрами…

Но без творческой реализации я теряю интерес к жизни и, в буквальном смысле, начинаю чахнуть. А чтобы это избежать, «на коленке», подложив кухонную доску под лист бумаги, довольно неожиданно даже для себя принялась сочинять стихи. Почти каждое начиналось с какой-то одной, неведомо откуда залетевшей в сознание строчки, кем-то сказанной фразы или вдруг напомнившего о себе сюжета незавершенной миниатюры. Тогда мгновенно в моем сознании возникало особое ощущение «охоты» или «куража». В такие моменты, забросив все кухонные и прочие дела, я самозабвенно погружалась в стихию поэтического вымысла. Время наивысшего напряжения, за которое в моем сознании складывалось либо все стихотворение, либо его ядро, обычно длилось не более 15-20 минут. Потом эмоции гасли так же неожиданно, как это происходило и в работе над миниатюрами, сказками, журналистскими статьями. (По своей основной профессии я журналист с двадцатилетним стажем работы в солидной прессе Узбекистана).

Но вернемся к творческому процессу. Следующий этап – это безжалостная «чистка» и «шлифовка» всего произведения в целом:

Я не заигрываю с рифмой –

Другие цели у меня:

В чужие души, сняв покровы,

Проникнуть магией стиха!

(30 января 2001 года)

«СОЛНЕЧНЫЕ КАПЛИ СЛЕПОГО ДОЖДЯ»

Третий сборник моих стихов после выпуска второго «ВАРИАНТЫ СУДЬБЫ-2», изданного все в том же 2001 году, создавался с более длинными интервалами из-за отсутствия прежнего поэтического запала. Возможно, были и другие более прозаические причины. Но бросать свое увлечение поэзией я теперь не собиралась, потому что, худо ли, бедно ли, новые стихотворения систематически пополняли папку будущей книги.

И вот, в одну из болезненных пауз, а такое со мной нередко случается, у супруга родилась идея помочь мне выпустить новую книгу. Он посоветовал начать ее миниатюрами, а завершить стихами. Более того, Борис предложил в качестве иллюстраций использовать фотографии не только из нашего семейного архива, но и его цветные фотоэтюды об Ульяновске, которые на местных выставках удостаивались грамот и дипломов победителя.

В этот же вечер супруг по всем комнатам разложил свои фотографии, а я принялась тщательно отбирать для сборника миниатюры и стихи. И началось прекрасное со-творчество! Через два дня муж показал мне небольшой блокнотик, в котором стих или миниатюра помечались цифрами, идентичными с теми, что на его фотографиях, подобранных в качестве иллюстраций. Дальше – больше! Выяснилось, что книжка-малышка под его фотографии не подходит. Поэтому было решено наше коллективное творение издавать дорого и солидно!

Книга «СОЛНЕЧНЫЕ КАПЛИ СЛЕПОГО ДОЖДЯ» вышла в 2005 году в твердом переплете с фотографиями на атласной бумаге! До сих пор эта книга из всех 25 других книг самая шикарная! И еще она примечательна тем, что ознаменовала своим рождением новый этап моего творческого пути: миниатюры и стихи в ней были помещены под одной обложкой. Это не вызвало в читателях никакой критики, сожалений, напротив, «Капли…» стали предметом гордости моих преданных почитателей, которые стремятся иметь в своей библиотеке все мои литературные труды, называя их «золотым фондом» своих домашних библиотек.

МИСТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

У четвертого поэтического сборника долго не было никакого названия, пока я не написала стихотворение «ВОЗДУШНАЯ КУКЛА». Вот его текст:

От всех свободная и всем чужая,

Лечу над городом, земли не замечая,

Оборваны все нити притяжения:

Любви, надежды, веры, подчинения.

Отныне быть марионеткой не желаю!

Ничьим рукам себя не доверяю!

Ведь как бы ни был Кукловод искусен –

Ему свобода кукол – не по вкусу!

Вот почему я всем теперь чужая,

Лечу над городом, земли не замечая…

Передо мной четыре страны света!

В какой из них меня ждет счастье? –

Нет ответа…

Стих мне сразу понравился, поэтому я решила новому сборнику дать название «ВОЗДУШНАЯ КУКЛА». Вскоре это стихотворение разместила в интернете и попросила знакомую художницу изобразить на обложке будущей книги примитивную куклу в белой бесформенной хламиде, как бы парящую над маленьким городком с башнями и куполами деревьев.

Но что-то с идей оформления сборника и с самим его выходом к читателям застопорилось. Папка со стихами каким-то странным образом исчезла с письменного стола, а я этого даже не заметила, потому что снова вернулась к прозе и продолжила давно начатую работу над современными мистическими новеллами.

Вскоре совсем забыла о «ВОЗДУШНОЙ КУКЛЕ», к тому же новеллы обещали стать большой и затратной книгой. Оплату же типографских расходов предстояло взять на себя (о гонорарах в России у меня даже не возникает шальной мысли, ведь все годы жизни в Ульяновске государственная поддержка не была оказана ни одной моей книге).

Но каково было удивление, когда с гостившей у меня внучкой Александрой, приехавшей из Ташкента в гости, зашел разговор о «Воздушной кукле».

– Бабуля, ты же эту книгу несколько лет назад мне присылала! На обложке красовалась какая-то странная кукла в белом плаще, парящая в небе вместе с облаками, а внизу маленький сказочный городок, все дома с башенками, бегают собачки, кошки…

Я от этих ее подробностей онемела:

– Да, я мечтала именно о такой обложке, но дальше моих замыслов дело не пошло. Понимаешь, этой книге не суждено было родиться. До сих пор десятка три стихов, написанных для нее, все еще лежат в папке невостребованными…

Конечно, каким-то разумным образом объяснить ни себе, ни внучке произошедшее с «ВОЗДУШНОЙ КУКЛОЙ» я так и не смогла, хотя в этой истории все очень просто: я мечтала именно о такой книге, а Сашенька материализовала мои фантазии. Вот что значит мыслить образами, картинками! Видимо, для телепатического общения эта форма – самая подходящая!

«РОДИЛАСЬ НА ЗЕМЛЕ ДЕВОЧКА»

Эта реальная, в противовес предыдущей, а не мистическая четвертая книга сложилась как молодежная. А когда она была почти готова, решила посвятить ее внучке. Ведь у нее скоро день рождения! Вот и подарю ей эту новую книжку. Очень удачно внучка прислала мне на электронную почту много фотографий своего отдыха в Турции. Так что к молодежным стихам я прибавила внучкины фотографии, а дизайнер Яна Телещук, изрядно намучившись, наконец-то принесла мне великолепную обложку с девочкой в соломенной шляпке, бредущей сквозь зеленеющее поле к своему горизонту.

Вот так появилась в 2012 году милая книжечка «стихов о любви для юношества и молодежи 21 века «РОДИЛАСЬ НА ЗЕМЛЕ ДЕВОЧКА». В «ЭПИЛОГЕ» этого сборника я написала:

«Не верится, что с момента выхода в свет моего первого сборника стихов прошло целых пять лет! Я даже привыкла к тому, что некоторые постоянные читатели, а их в Ульяновске довольно много, успели забыть о моем ‘‘коронном прозаическом жанре’’ – миниатюрах, которым я отдала сорок лет литературной жизни, и сейчас воспринимают мою персону только как поэтессу».

Когда книга для молодежи прошла привычный ритуал «ПРЕЗЕНТАЦИИ» и вышла к читателям, вскоре услышала от своей подруги – директора библиотеки №8 Людмилы Ильиной, весьма примечательную фразу:

– Лидолия, я заметила, что твои стихи больше нравятся молодежи, а миниатюры людям солидного возраста!

Завершить экскурс в книгу «Родилась на земле девочка» я решила выдержкой из рецензии на нее замечательного ульяновского преподавателя русского языка и литературы Л. Н. Чубаевой:

«Ваши произведения, Лидолия Константиновна, я бы непременно включила в школьную программу! А то сейчас не знаешь, чем заинтересовать старшеклассников, какую их умам дать духовную пищу?»

«ЦВЕТЫ НАЧАЛА ЛИСТОПАДА»

стихи для дам

Так я назвала пятую книгу, которая на сегодняшний день замыкает «поэтическую коллекцию». Издана она, как и все предыдущие сборники, на мои личные средства в 2014 году.

Ее посвятила я своей бабушке: актрисе, педагогу и просто мудрой женщине, которая после ранней смерти моей мамы в 36 лет сделала все возможное и невозможное, чтобы я получила высшее университетское образование, стала известной шахматисткой, журналистом, а впоследствии и членом Союза писателей СССР!

В предисловии к новой работе я написала:

«Стихи – это диалог с собственной душой, они дают пищу для ярких переживаний и сердечного общения.

… Очарование поэзии в том, что она непроизвольно затрагивает в нас чувственность, пробуждает воображение и частенько расшифровывает тайные знаки души».

И далее призналась своим читателям, что и стихи, и те, кому они адресованы, в последнее время значительно повзрослели. Старшее поколение, т. е. своих ровесников, я считаю истинными ценителями русской поэзии:

«… ибо любовь к стихам у них родилась не на пустом месте, а является продолжением семейных традиций интеллигенции нашей прекрасной России!»

* * *

Перечитывая кое-какие дневниковые записи, касающиеся моих первых подступов к ПОЭЗИИ, я как бы со стороны взглянула на 2000 год и ту особую насыщенность души творческой жизнью, которую так неожиданно подарили мне собственные стихотворные вирши.

И подумалось, что поклонники литературы вне зависимости от возраста, кому близки подобные эмоции, настроения, желания, с интересом почитают эти записи. А самые внимательные еще и найдут в них любопытные факты, детали, помогающие лучше представить «поэтическую кухню», довольно экзотичную, даже для меня, профессионального литератора, осмелившегося расширить за счет стихов свою «творческую палитру» в преддверии шестидесятилетнего юбилея.

ВЫПИСКИ ИЗ ДНЕВНИКОВ РАЗНЫХ ЛЕТ

«У меня в душе ни одного седого волоса».

Владимир Маяковский

2000 год

18 октября

«Стихи даются с поразительной легкостью. Одна рифма тянет за собой другую. Недостатка в сюжетах тоже, к счастью, пока нет. Чувствую, что многие миниатюры безболезненно смогут перевоплотиться из прозы в поэзию.

В начале литературного пути рифмы, часто возникающие в процессе написания миниатюр, меня злили, служили помехой, в отличие от нынешнего времени. Тогда я их считала своими врагами. На многих черновиках семидесятых годов имеются ремарки: ‘‘Перевести этот абзац в прозу!’’

Все эти внутренние конфликты возникали из ошибочной уверенности в том, что я – только прозаик, и никто больше!

Сейчас об этой своей негибкости сожалею. Ведь попади Муза Поэзии изначально в более благоприятную атмосферу, глядишь, к нынешнему времени у нее оказалось бы значительно больше опыта преодоления разнообразных трудностей».

ЭКСКУРС В ПРОШЛОЕ

1970 год

13 августа

«Предложения в миниатюрах надо строить без вычурности, красивостей, которые все же у меня в них просачиваются и здорово мешают работе. А еще эта окаянная рифма! Сколько душевных сил приходится тратить на борьбу с этой коварной напастью, причем всегда неожиданной!»

КОММЕНТАРИЙ:

«Словно с оводами я боролась с рифмами до тех пор, пока «не сдалась на милость победителя», т. е. смирилась с ‘‘поэтической напастью’’. Как сейчас обидно сознавать, что на эту изнурительную борьбу у меня ушло целых четыре десятилетия!

Если бы я в молодости могла представить, что стихи придадут свободу моей фантазии в сочинении сюжетов, добавят новые краски в повседневное восприятие мира, познакомят с молодыми читателями, заведут «дружбу» с бардами, композиторами…

К тому же стихи весьма неожиданно подняли уровень моей самооценки, обогатили творческую сторону души еще чем-то, пока не вполне мной осознанным, научили меня быть разной и единой в собственном творчестве!»

2 ноября

«В последнее время с особой четкостью поняла, что стихи теперь для меня – не каприз, не бессмысленная трата времени, а нечто, имеющее право БЫТЬ в моих книгах.

Более того, появилась уверенность, что в ближайшее время смогу выпустить собственный поэтический сборник! Название ему уже придумала «ВАРИАНТЫ СУДЬБЫ». Ведь и сами стихи – это тоже ее вариант, причем весьма неожиданный!

Однако я уверена, что настоящая творческая личность имеет право преображать особо значимые события своей жизни в произведения искусства, наполняя их индивидуальностью. Так, банальная встреча с разлюбленной женщиной через много лет под пером Пушкина превратилась в мировой шедевр ‘‘Я встретил вас’’!

Серьезная работа над стихами убеждает в том, что все, происходящее со мной в служении литературе, – не случайно, а предопределено».

5 декабря

«Как рождаются мои стихи? Это для меня все еще загадка. Даже не могу определить, что они: случайность или неизбежность? Воспоминания или предчувствия?

… Закрыла глаза и представила: над моей клумбой с засыхающими цветами, которые поливать мне почему-то долгое время не хотелось, случайная тучка пролила свои живительные воды. Яи не заметила, как гибнущие цветы ожили и стали радовать меня своими неземными ароматами, расцветкой!

Может, не воображаемые цветы, а саму меня с ног до головы окатила какая-то ‘‘мистическая тучка’’? Ведь только после этого «душа» сняла собственные запреты на создание стихов, а мой поэтический первенец ‘‘Ироническое танго’’ или, как назвал его бард Владимир Михин, ‘‘Танго старых ботинок’’, подарило мне море положительных эмоций, из-за чего я на длительное время потеряла к миниатюрам интерес. Ведь такой радости, как стихи, ставшие песнями, они мне за все годы нашей взаимной любви ни разу не подарили».

2000 год

9 декабря

«Сегодня очень конкретно захотелось, чтобы и другие стихи тоже стали песнями! В моих мечтах очень просился стать песней стих, недавно опубликованный в местной прессе, ‘‘Недостроенный мост’’.

Буквально через час после этих фантазий кто-то позвонил в нашу квартиру, муж пошел открывать дверь и увидел молодого мужчину. Я была на кухне и слышала разговор Бориса с незнакомцем.

– Меня зовут Юра Валиев, я сочинил музыку на стих поэтессы Лидолии Никитиной, напечатанный в газете ‘‘Ульяновск сегодня’’. Мне бы хотелось свою песню, если это возможно, подарить Лидолии Константиновне. Я принес с собой кассету с магнитофонной записью этой песни!

Борис еще не успел отреагировать на визит молодого человека, как я оказалась в прихожей и пригласила гостя войти. При знакомстве он сообщил, что работает на железной дороге сцепщиком, сам поет и сочиняет музыку на понравившиеся стихи. И в подтверждение сказанного вставил кассету в принесенный с собой портативный магнитофон. Удобно разместившись на диване, мы с мужем с удовольствием прослушали песню, прозвучавшую в авторском исполнении. Я была потрясена всем случившимся – не успела подумать, как моя мечта тут же осуществилась! После непродолжительного визита и ухода Юрия В., мы с мужем обменялись впечатлениями. По словам Бориса, мой стих в переложении на музыку молодым бардом прозвучал вполне прилично.

Когда перед сном села записывать в дневник это событие, у меня, как у алкоголика, впервые в жизни дрожали руки: вдруг показалось, что кто-то (Судьба) не только время от времени читает мои дневники, но еще и подслушивает мысли».

15 декабря

«Ой, как, оказывается, не случайно с самого детства меня потянуло к стихам. Свидетельство тому вот эта запись, обнаруженная в дневнике за 13 марта 1977 года, когда я сделала попытку приблизить миниатюры к стихам:

‘‘Изломала свои строчки до неузнаваемости для того, чтобы они стали подвластны смычку скрипки, клавишам рояля, взмаху дирижерской палочки, губам певца…

Мечтаю, чтобы такие гибкие и покорные превратились в песню!

… Мои изувеченные миниатюры теперь вам нужнее, люди?’’

Видимо, в этом вопле отчаяния отразилось негативное отношение литературных чиновников к моим миниатюрам на протяжении многих лет, да еще надоедливые советы ‘‘доброжелателей’’ как можно скорее перейти на что-то ‘‘другое’’, более доступное и принимаемое издательствами и прочими покупателями произведений искусства»…

17 декабря

«Попыталась разобраться, какие побуждающие мысли толкают меня к письменному столу? Во-первых, обнаружила, что постоянно сама с собой разговариваю, причем в стихах чаще присутствуют диалоги, чем монологи. И еще какая-то не свойственная мне в повседневной жизни убежденность в том, что написанное кому-то непременно должно понадобится в качестве душевного опыта!

Ведь в стихах я не только возвращаюсь к пережитому, но и заглядываю в еще не наступившее будущее, и, конечно же, осмысливаю настоящее. Все это многообразие раздумий дает пищу воображению, преображая его в особую реальность, а слияние воедино моей женской и творческой энергии становится толчком к созданию нового произведения.

Вспомнилась где-то вычитанная фраза о том, что ‘‘поэзия–правда жизни, одухотворенная человеком’’, с сутью которой я полностью согласна. Поэтому общество справедливо требует от авторов не графоманских стихов, повторяющих общеизвестные истины, а именно поэзии! Ведь она, как никакой другой жанр, способна реально помочь людям в тупиковых душевных ситуациях, а главное, заставляет лучше понимать собственную душу!

При этом я отдаю отчет в том, что все эти разговоры с собой, стремление в особом ракурсе увидеть повседневность – не норма нашей обыденной жизни, а исключение. К примеру, зачем дворнику дяде Васе вспоминать пустяковый эпизод из детства, когда он, мальчуган, спрятался в чулане, чтобы выкурить запретную папиросу! И какое этот эпизод имеет отношение к его сегодняшней жизни? Аналогичная ситуация произошла и со мной, пятилетней девочкой, когда я, спрятавшись в кустах шиповника на довольно длительное время, изрисовала толстую книгу своими детскими каракулями, вписывая их в просветы между чужими строчками. Отлично помню, что это была игра, в которой я изображала себя настоящим писателем! Аналогом мне послужила известная ташкентская журналистка Надежда Сырова – соседка по двору. В моем варианте – это событие является ключом к пониманию всей дальнейшей писательской Судьбы».

27 декабря

«Оказывается, появление у себя ‘‘поэтического настроения’’ контролировать невозможно, а вот не упустить его – в моих силах. Я даже научилась просыпаться ночью, если какие-то хорошие строчки рождались во время сна. Правда, вначале пробовала их запомнить, но к утру от сочиненных ночью стихов обычно в моей памяти ничего не оставалось, что было обидно до слез. Поэтому на прикроватной тумбочке всегда лежат рядом с лекарствами записная книжка с очками и ручкой.

В отличие от миниатюр, готовые стихи в большинстве случаев ‘‘чиркать’’ нет надобности – они являют себя мне в почти готовом виде! Этим качеством стихи отличаются от трудоемкой прозы, будь то миниатюры, сказки, рассказы, эссе – их я редактирую годами».

2001 год

17 января

«Работая очень незначительное время в стихотворном жанре, обнаружила, что уже успела приобрести весьма актуальный и для прозы опыт ‘‘мгновенного сочинения сюжета’’. Признаюсь, весьма полезная штука!

Мне сейчас кажется, что мои стихи ничуть не хуже миниатюр, ведь и в них происходят какие-то, пусть и незначительные, события. Однако в миниатюрах событие подается как результат, а в стихе действие развивается на глазах читателя, что намного увлекательнее. Радует еще и то, стихи чаще всего пишутся без предварительных заготовок, а как бы ‘‘сваливаются на голову’’ неведомо откуда и без всякой на то причины. Очень верно опытные поэты говорят, что стихи неизвестно откуда приходят и неизвестно куда уходят, конечно, при условии, что они созвучны внутренним побуждениям автора.

Например, сегодня слету, меньше чем за час, я сотворила ‘‘Афишную тумбу’’ и ‘‘Цветы’’. Об их качестве, в силу мгновенности написания, ничего сказать не могу. Еще потребуется некоторое время, чтобы самой привыкнуть к ‘‘новорожденным’’».

КОММЕНТАРИЙ:

Сейчас я знаю, что мои стихи нравятся многим, хотя не все написанное в поэтическом жанре профессионалы считают именно стихами. Я не спорю. Трудно что-либо доказывать, когда эмоция, изначально рожденная от каких-то не всегда внятных внутренних ощущений, в момент написания, принимает ту или иную форму самовыражения, не всегда мной, автором, контролируемую. Не стану же я, как это делала многие годы, рвущиеся на бумагу стихи в угоду кому-то безжалостно калечить, подгонять под общепринятые шаблоны? Я рада, что именно стихи подарили мне ощущение настоящей свободы в собственном внутреннем мире, которую я завоевала в жестокой борьбе с внешним миром.

…Недавно две дамы на моей литературной встрече продекламировали стихи из недавно выпущенного сборника ‘‘ВАРИАНТЫ СУДЬБЫ’’. Ощущение от впервые услышанного из посторонних уст стиха было непередаваемо волнующим!

А знакомая молодая поэтесса мне призналась, что несколько дней назад вынула из сумочки любимый сборник миниатюр ‘‘Под защитой белых хризантем’’ и заменила его на стихотворный:

– Ваши стихи для меня с каждым новым прочтением становятся все интереснее и значимее! – так она объяснила мне смену ‘‘кумиров’’».

20 января

«Все эти дни очень плохо чувствует себя мой супруг. Ощущение приближающейся потери, какой-то неистребимый ‘‘запах смерти’’ начал преследовать меня, особенно усиленно этой ночью. А утром, сразу же после завтрака сев за компьютер, без черновиков, я написала:

К смерти надо готовиться загодя:

Привести в порядок дела.

И в душе все очистить от шлаков –

В ней немало пылало огня.

Хорошо бы родным, что остались,

Написать, как нужны были мне,

А без них разве б жизнь состоялась?

Как бы справилась с бездной проблем?

О друзьях говорить могу сутками –

Каждый знал, чем помочь может мне.

А в минуты отчаянья искренне

Сострадал, необидно жалел.

Хорошо посадить, пока силы есть,

Хризантемы в любимом саду.

Их цветы красоты изумительной

Украшали всегда жизнь мою.

На роду что написано – сделаю!

Ни к чему мне долги оставлять.

И с душою легкой, без тела я,

Полечу в небеса отдыхать!

Для написания этого стихотворения мне потребовалось всего несколько минут! И целая ночь мучительных предчувствий, страхов, отчаяния… Дважды перечитав написанное, подумала, что поэзия – это настоящий подарок судьбы! При этом я, что весьма странно, не всегда чувствую себя автором, а скорее каким-то примитивным ‘‘записывающим устройством’’».

20-21 января

«С моей подачи активно начала писать стихи соседка Света Терентьева. Все ее стихи ‘‘вырастают’’ из школьных черновых набросков, которые она, по счастью, сберегла до сегодняшнего времени. А я же, в основном, все беру ‘‘из пустоты’’. Стих ‘‘Тишина’’, как и многие написанные к сегодняшнему дню, начался экспромтом: ‘‘зацепилась’’ за первую строчку:

‘‘Я пребываю в тишине’’, что соответствовало действительности, а потом сам по себе выстроился простенький стишок с милой концовкой:

Так в тишине родился стих.

Он как щенок-найденыш робкий.

Не знаю, нужен ли он мне?

Пока пусть спит в тетрадке скромной!

Этот стих лишний раз меня убеждает, что в последние годы не только в сказках я научилась мгновенно перевоплощаться в любого, в кого только захочу! Обычно такие мгновенные перевоплощения легко даются детям. Кстати, о детях. На многочисленных встречах в школьных классах мной было замечено, что дети, будь то пятиклассники или старшеклассники, прекрасно понимают подтекст – он их не отпугивает, даже нравится. Однако осмысление подтекста детьми и взрослыми сильно рознятся. У каждого ребенка – свой, а взрослые почти всегда его ‘‘расшифровывают одинаково’’».

25 января

«После того как убедила себя не огорчаться и бросить обращать внимание на безразличие и молчание окружающих меня людей, вновь ‘‘поперли’’ на бумагу новые творения. Сегодня – это шуточный стишок ‘‘Невидимка’’. Откуда он взялся – понятия не имею.

Ему не давали нормально работать –

Всегда отвлекали по пустякам,

Но что-то случилось однажды с Вадимом:

У всех на глазах он вдруг взял и пропал!

Пропал для пустых разговоров в курилке,

Для беготни за бутылками пива.

Не стал выполнять глупых женских капризов –

Для всех это стало не лучшим сюрпризом…

Пока он не нужен – сидит, как обычно,

Уткнувшись в компьютер, как школьник-

отличник.

Но стоит кому-то сказать по привычке:

– Сынок, принеси нам чаек или спички!

В мгновение ока Вадим исчезает…

Куда он девается – сам черт не знает!

Однако в компьютере текст набирается,

Клавиатура едва с ним справляется,

Мелькают картинки, заставки и цифры,

Но кресло пустое, не видно парнишки.

Колпак ли волшебный ему подарили?

Иль йоги его исчезать научили?

Ответ на вопрос так никто и не знает,

Но только Вадиму с тех пор не мешают.

А накануне сложился ‘‘Клубочек’’. Я тут же по телефону прочитала его своей ташкентской подруге Сталине, маме Володи Михина. Она назвала этот стих ‘‘гениальным’’! Ха-ха! А миниатюры таких оценок почти не удостаивались. Весь сюжет ‘‘Клубочка’’– это отголосок моей двухгодичной работы воспитательницей в детском саду, куда я была вынуждена пойти, чтобы не волноваться за маленького сынишку, которого не с кем было оставлять дома.

Хорошо помню, как в группе с трехлетними малышами я проводила урок рисования, темой которого был ‘‘Клубочек’’. Дети с удовольствием рисовали ‘‘каля-маля’’. Но трактовку клубку в качестве ‘‘путеводителя по жизни’’ я дала именно в процессе сочинения этого стихотворения».

4 февраля

«Днем мы с поэтессой Леной К. по приглашению моей бывшей ученицы Марины Шкробовой, преподавателя истории, отправились за Волгу во Дворец культуры ‘‘Руслан’’ на презентацию сборника ее стихов.

Впечатление от самого литературно-музыкального вечера было сильнейшим! Я прежде никогда не присутствовала на таком красивом поэтическом празднике! Конечно, Марина в своих восхитительных туалетах со шляпкой выглядела шикарно, но меня и Лену больше всего покорили музыка на Маринины стихи, душевно исполненная Ириной Ефимовой. Было полное ощущение настоящего дореволюционного Литературного салона!

А в конце вечера я вышла на сцену и поздравила поэтессу с прекрасным событием ее жизни – выходом первой книги и вручила ей стихи Марины Цветаевой.

Настоящее литературное шоу, сотворенное Мариной, подарило много идей для празднования приближающегося юбилея. Ипомогло определиться с выбором места, где желательно его проводить».

КОММЕНТАРИЙ (забегая вперед):

Мой юбилейный вечер, как я и мечтала, прошел в старинном здании нашей замечательной Филармонии! Там прозвучали песни и романсы на мои стихи в исполнении профессиональных певцов и бардов. Например, заслуженная артистка Валентина Смирницкая исполнила романс ‘‘СЕЙЧАС МНЕ ХОРОШО’’, музыку для которого написал руководитель оркестра народных инструментов Е. Федоров, а замечательные актрисы Кларина Шатько и Зоя Самсонова читали стихи… Я же мысленно благодарила за такую праздничную программу Марину, ведь это ее поэтический вечер дал мне множество подсказок для проведения юбилея.

Сейчас у Марины в Москве свой Литературный салон! С ним, пропагандируя поэзию ‘‘СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА’’, Марина Верналис (такой сейчас у Марины псевдоним), наша землячка, побывала во многих российских городах с выступлениями, а также в разных странах мира.

Сейчас ульяновская поэтесса является членом Союза писателей России, автором нескольких поэтических книг, множества песен, написанных разными композиторами на ее лирические стихи. К тому же она – великолепная актриса, читающая своим неподражаемым, завораживающим голосом русскую классику. Марина– частый гость в Ульяновске, участник значимых литературных мероприятий.

Мне приятно, что в самом начале своего приобщения к миру поэзии, Марина пришла в мою студию ‘‘ЛИДОЛИЯ’’, где мы с ней познакомились, и до сих пор не теряем друг друга из вида».

5 февраля

«Временами поругиваю себя за ‘‘измену’’ прозе и даже прошу у нее прощения. Но, если вникнуть в происходящее глубже, то никакой измены нет. Ведь поэтическая папка чаще всего пополняется за счет того, что ‘‘худеют’’ прозаические папки, в которых годами лежали наброски с оригинальными мыслями. Однако по неизвестной мне причине многолетние попытки довести их до ‘‘кондиции’’, успеха не приносили. А стихи с этими нереализованными идеями ‘‘расправляются’’ с невероятной легкостью и быстротой, чему я рада!

Какое счастье, что стихи, преодолев многолетние преграды, все же сумели убедить меня в том, что мы нужны друг другу! Так что написание стихов для меня теперь не каприз, а служение!

Хотя, честно признаюсь, никаких обещающих перспектив на этой новой стезе не предвижу. Куда меня приведет мой поэтический ‘‘Клубочек’’, одному Богу известно. А пока стихи точно так же безжалостно меня ‘‘банкротят’’ как и миниатюры»…

15 февраля

«Вечером разговаривала по телефону с В. Михиным. Со спонсорами для издания скромной книжечки стихов, у него ничего не получается… Опять мне самой придется тратить свои нищенские финансы на недешевые ‘‘капризы’’.

Этот отказ в помощи подействовал на меня отрезвляюще. Яприняла решение вернуться к прозе. Сам опыт работы над стихами, уверена, в будущем мне пригодится.

Год, полностью отданный поэзии, стал временем приобретений, а не потерь. К примеру, устав от напряженной работы над каким-нибудь рассказом, не тратя зря времени на отдых, теперь смогу переключиться на стихи, которые почти всегда приносят удовольствие».

2 марта

«Сегодня мне очередной визит нанес Ю. Валиев. На сей раз он сочинил музыку к весьма, на мой взгляд, неподходящему для песни стиху ‘‘К СМЕРТИ НАДО ГОТОВИТЬСЯ ЗАГОДЯ’’. Но этот выбор темы Юрий объяснил тем, что недавно похоронил маму, которая одна его воспитывала».

16 марта

«Получила по телефону приглашение из 65-й школы поучаствовать в открытии музея российского художника Никаса Сафронова, которое с удовольствием приняла. На шикарном банкете было много оживленных разговоров, восхищений талантом нашего земляка. Мы с художником, работы которого мне нравятся, оказались за столом рядом. Он был щедр на комплименты в мой адрес, от которых я давно отвыкла. Потом Борис нас сфотографировал. На снимке мы стоим близко друг к другу, Никас меня обнимает за плечи. Снимок хорош, но темноват.

Домой мы с мужем вернулись уже к вечеру в прекрасном настроении с огромными охапками букетов. Когда я цветы распределяла по вазам, появилась идея написать стих именно об этих цветах, среди которых особой красотой и свежестью отличались желтый тюльпан и огромная бордовая роза».

КОММЕНТАРИЙ:

Именно эти два цветка станут героями одного из моих стихов, в которых останется память о том дне, когда мы сидели с Никасом рядом и оживленно беседовали в день радостного события – открытия в нашем городе его личного музея.

Стих с названием «МИМОЛЕТНАЯ ВСТРЕЧА» наглядно показывает, как мало нужно моему творческому воображению для того, чтобы «на пустом месте ‘‘раскрутить’’» любовный сюжет!

На стих, написанный 10 августа 2003 года, в 2006 году екатеринбургский композитор Аркадий Гуревич напишет романс.

22 апреля

«Ходила в университетскую типографию. Обещают в понедельник показать макет второго сборника стихов, сочиненного каким-то не очень понятным образом. Суть в том, что я специально им не занималась, как это было с первым. Едва ли не через два месяца после появления моих стихов обнаружила, что скопилось столько же, сколько было написано за всю жизнь! К примеру, за январь 2001 года – более десяти штук!

Оригинал-макет будет в японском стиле, что мне нравится. Кназванию на обложке ‘‘ВАРИАНТЫ СУДЬБЫ-2’’ добавила стихи, тексты для песен и романсов.

Книжечка маленькая, миленькая, ее можно носить в кармане пиджака и в дамской сумочке. Дней через десять смогу забрать готовые сборники. А дома с сыном Бориса Андреем, большим ценителем поэзии, завела разговор о новом сборнике:

– Андрей, может, не надо было выпускать эту книжку?

– Надо! Даже вот за эти две строчки:

‘‘Я уже не хочу любви – мне хватает в душе руин!’’ – у этой твоей книжки есть право на жизнь!»

19 мая

«Неожиданно написала стихотворение о немецкой певице и кинозвезде ХХ века Марлен Дитрих. Исполненное этой певицей ‘‘Танго’’ было заиграно моей молодой мамой на ее любимой пластинке до такой степени, что патефонная игра, не воспроизводя музыку, просто скользила по стершимся бороздкам, как по масляному пятну. А вчера в маршрутке, когда спешила к друзьям на день рождения, впервые за много лет услышала знакомую мелодию старого танго по радио. Музыка, явно переписанная с заигранной пластинки – с потрескиваниями и шипением, стала для меня настоящим подарком и приветом от мамы. Однако выйдя из маршрутки, я тут же забыла об этом эпизоде! Но, к счастью, временно. Взволновавшая меня встреча с маминой песней, оказывается, здорово ‘‘поработала’’ с моей душой. Утром следующего дня на свет божий появился новый стих ‘‘Марлен Дитрих’’.

В последние недели этого месяца желание работать над стихами пропало. Причина не во мне, а в отношении к моему творчеству… Вернее, отсутствии всякого отношения.

Написанные с большим вдохновением два первых сборника, раздаренные друзьям и поклонникам во время презентаций, как и миниатюры, уже через месяц, попали в зловещую ‘‘провинциальную тишину’’. Никаких откликов и рецензий в газетах и прочих СМИ. Правда, в кое-каких киосках, где согласились реализовывать мои стихи, народ, особенно приезжий, книжки все же покупает…

Словом, и со стихами, как и с прозой, мое творчество в финансовом плане оказалось невостребованным. Очень верно, еще в начале писательской карьеры (какое странное слово я сейчас употребила – «карьера»), вернее судьбы, старейший русский поэт, живущий в Узбекистане в ХХ веке, А. М. Иванов сказал мне, начинающей писательнице:

– Теперь, тебе, Лидолия, надо терпеливо ждать того, кто по-настоящему оценит твой талант и поможет ему стать достоянием культурного общества!»

КОММЕНТАРИЙ:

Но такого ЦЕНИТЕЛЯ как не было у меня в 30 лет, так нет его и спустя сорок лет… Конечно, постоянно ощущать ненужность своего литературного труда современникам тяжело, но это еще не повод отказаться от «ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ» и жить «как все»: радоваться магазинной «голубой курице» или купленной у спекулянтов банке растворимого кофе! Видимо, моему разнообразному творчеству необходимо время для того, чтобы произведения «проросли в людских душах»! А то, что они в будущем дадут свои животворные ростки, я ни минуты не сомневаюсь!

28 мая

«Почти каждый день вижу сны о Ташкенте, а нынешней ночью оказалась в увитой спелыми виноградными гроздьями беседке.

Долго любовалась огромной, переливающейся зеленым перламутром виноградной кистью. Потом не удержалась и сорвала несколько ягод, съела их, испытывая знакомые ощущения. И прямо во сне родились строки, которые я, заставив себя проснуться, записала в блокнот:

Рву виноград своих воспоминаний.

Плоды налиты соком дум пьянящих –

О днях любви, всю жизнь дары хранящих,

О дружбе – не фальшивой, настоящей!

Чувствую, что для меня в данное время стихи – это отдых от миниатюр, которые изрядно ‘‘помучили меня’’ за время писательской жизни. Но полностью расставаться с ними я не намерена, напротив, мне кажется, что эта затянувшаяся пауза необходима для того, чтобы на собственную прозу посмотреть под иным углом зрения, соскучиться по ней».

1 июня

«В миниатюрах я всегда предельно искренна, а вот в стихах, недавно обретенном жанре, чаще всего господствует мое воображение, царит импровизация! Здесь я даю свободу собственным фантазиям, а они компенсируют отсутствующие у меня: стихотворный опыт, дефицит ярких эмоций, оригинальных сюжетов…

Зато интуиция убеждает: у «придуманных романов» больше радостных случайностей, сумасбродства, волнующих происшествий, чем в реальной повседневности, опирающейся на «протокольную» достоверность».

КОММЕНТАРИЙ: ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПРОШЛОЕ.

В рабочей журналистской тетрадке наткнулась на следующее размышление:

«Музу надо постоянно взращивать. Ее рост – это сама жизнь с повседневными мыслями об изменениях в лучшую сторону. Уверена, что в одно прекрасное время моя Муза окажется вровень со мной, нынешней. А при напряженной работе над своим эго сможет даже меня обогнать, что весьма желательно. Ведь в этом случае придется дотягиваться до нее. А еще многое Муза научится делать не только вместе со мной, но и за меня.

Вдохновенные состояния души мне знакомы. Их я называю ОЗАРЕНИЯМИ! Именно тогда хозяйкой ситуации является Муза!

Поэзия – это то, что остается в людской памяти, даже когда забыты слова, а эмоции, которую они вызвали, не умирают!»

7 июня

«Днем просматривала тетрадь со своими первыми стихами. После этого перед сном все их мысленно проговорила. Удивительно, но ‘‘забракованных’’ не обнаружила!

Зато вспомнилось накануне полученное письмо от питерской подруги Тамары Ханиной, в котором она передала мнение Ирэны Сергеевой, замечательной поэтессы, своей соседки. Тамара всегда знакомит Ирэну с присланными мной книгами. Прочитав первую ‘‘ВАРИАНТЫ СУДЬБЫ’’, Ирэна сказала, что это вовсе не стихи…Но что? Ответа она пока не знает…

С мнением мастера поэтического слова я согласилась. Однако захотелось самостоятельно расшифровать это ее ‘‘Но’’.

Наряду с ненавязчивой рифмой в моих стихах есть многое от верлибра, которым я грежу ни одно десятилетие, присутствует в них и кое-что от миниатюр. Так что, на мой взгляд, в целом, у меня получился синтетический жанр: от верлибра в стихах интонация, от миниатюр – сюжет, философский подтекст, неожиданные концовки.

Какие преимущества? Мои стихи просты, эмоциональны, легко воспринимаются на слух, динамичны, так как в них есть сюжет, событие. Любой стих высвечивает человечность, нюансы личностных взаимоотношений, вызывает свои эмоции у каждого читателя.

Фраза Ирэны Сергеевой меня не обидела, не испугала, не отвратила от желания работать именно в ‘‘своем’’ поэтическом жанре. Она побуждает меня относиться к работе над сочинительством с еще большей серьезностью.

Вспомнилось рассуждение Наставника о том, что я своим творчеством значительно обогатила старейший литературный жанр миниатюры. Этот мой вклад нуждается в осмыслении литературоведов новых поколений. А вдруг и с поэзией я сотворила нечто свое, ни на каких предшественников не похожее? Ведь, как поет в одной из своих песен Булат Окуджава:

‘‘Каждый пишет, как он дышит’’.

А в XXI веке дышится иначе, чем в XIX и XX веках»…

10 июня

«Настроение мерзкое. Ощущение беспомощности растет, а провоцируют его нищета и публичная пустота. Да еще заботы о ‘‘хлебе насущном’’ постоянно вводят меня в транс, в котором могу только спать…

Ну почему я должна постоянно зависеть от совершенно ненужных мне людей, улыбаться, соглашаться с их нелепыми требованиями? Почему мой литературный труд общество не желает хоть как-то оплачивать? И у мужа, автора уникальных дорогостоящих исследований, ситуация такая же несправедливая».

17 июня

«Сегодня впервые по ульяновскому радио прозвучала песня на мои стихи ‘‘Я улетаю’’ в исполнении барда-композитора Владимира Михина».

КОММЕНТАРИЙ:

«Впоследствии эту песню, более других, полюбит мой супруг. А в январе 2007 года, за три дня до своей смерти именно эту песню он только и станет слушать…

Полюбилась она и многим любителям бардовской песни во время Грушинского фестиваля, на котором жюри этого солидного конкурса выбрало из обширного репертуара Володи именно ‘‘Я улетаю’’. Вошла она и в наш общий с ним диск, наряду с другими стихами, которые талантливый музыкант превратил в романсы. Теперь Дни памяти Бориса Аржанцева – не обходятся без этой трогающей душу каждого песни!»

18 июня

«Один заезжий бард назвал свои песни ‘‘письмами’’. В разговоре со мной пожаловался, что в начале его приобщения к бардовской песне никто из близких, друзей, случайной публики не хотели всерьез воспринимать ни его музыку, ни тексты. Но со временем первыми начали вслушиваться дальние – чужие, потому что они раньше других получили от него ‘‘письма’’ в виде самодеятельных аудио-кассет, редких радио- и теле-эфиров.

Это размышление молодого человека мне показалось интересным. Как часто открытие таланта, не замеченного и не оцененного современниками, делают более беспристрастные потомки – ‘‘дальние’’.

Вопрос к самой себе о том, что мне дают стихи, и по сей день не перестает волновать. Скорее всего, чисто интуитивно, я почувствовала, что с их помощью смогу расширить свое литературное пространство, реализовать спящие глубоким сном амбиции, словом, захотелось кардинального обновления!

…Удивила услышанная в телепрограмме фраза:

‘‘Лермонтов сам себя приговорил к неземной любви, а потом от нее отказался. Вот и погиб’’.

Может, и к стихам человек сам себя приговаривает? Ведь любое творчество сродни любви! Поэтому измена писателя или поэта своему предназначению жестоко карается Высшими силами. Какие странные мысли сегодня будоражат мой ум».

26 июля

«Никчемно начавшийся день подарил мне два удачных стиха: ‘‘ГАЛА И ДАЛИ’’, ‘‘СЕМЬ ШАЛЬНЫХ ВЕТРОВ!’’ Когда их в готовом виде, прежде чем перепечатать на компьютере, вслух перечитала, то ощутила в каждом особую музыкальную мелодию. Может, кто-то тоже ее со временем обнаружит?»

1 августа

«И это утро одарило меня новым стихотворением. Когда написала в тетрадь первые две строчки, то понятия не имела, чем завершу неожиданно возникшую в сознании мысль – ведь дальнейшее развитие сюжета произошло так стремительно!

Я чувствую в теле пружину,

Ее заряженность движеньем.

И мыслей своих устремленность

К чему-то не проясненному!

Мне хочется взрывом эмоций

Такую познать беспредельность,

В которой не чувством, а словом –

Осмыслить понятие ‘‘ВЕЧНОСТЬ’’!

Конечно, в моем ‘‘поэтическом выбросе’’ не все гладко, но это наглядный пример причастности моего сознания к ‘‘космической поэтической кухне’’. Я отлично понимаю, что пренебрежительно относиться к подобным подаркам – непростительный грех.

Через стихи мне дается недоступная иным путем информация, чему я, естественно, рада. Ведь общения с коллегами в Ульяновске нет, показать готовую рукопись, а тем более обсудить ее спрофессионалами, заоблачная мечта. В местных газетах отсутствуют ‘‘Литературные страницы’’, нет ни критиков, ни рецензентов, как в советское время… Вот и получается, что вся надежда на духовную подпитку, называемую в эзотерике ‘‘облаком смыслов’’ или чем-то другим, что выше человеческого понимания! А моя душа к особому восприятию готова! Наверное, поэтому никаких ‘‘черных мыслей’’ в стихах нет. Ведь, по словам философа В. Соловьева: «Главное в поэзии – нравственная польза».

И вдруг подумалось, что и самой поэзии я тоже для чего-то стала нужна! Иначе бы не удостаивалась, чуть ли не ежедневно, ее прекрасных подарков!»

9 августа

«Как для меня необходима повседневная работа над стихами! Только благодаря ей удалось многие ‘‘неподдающиеся’’ прозаические сюжеты, наконец-то, довести до готовности! К примеру, наброски к миниатюре о Пушкине и его жене – красавице Натали, которых я обожаю с детства:

НАТАЛИ

Пленился Пушкин Натали –

Познал с ней радость и блаженство,

Он все прощал своей жене

За красоту ее божественную!

Лишь сам Ваятель-виртуоз

Смог воплотить черты богини

В обычной девочке. С тех пор

Таких красавиц нет в России.

Пленялись ликом Натали

Высокомудрые вельможи.

Сам царь от пушкинской жены

Не мог убрать в восторге взора!

За право быть ее супругом

Поэт на все согласен был!

Он бросил пылкие интриги,

Свою Мадонну лишь любил!

Всего семь лет союз их длился.

Потом Дантес, дуэль и смерть…

Но гений Пушкина и ныне

Не разлучился с Натали!

Я получаю огромное удовольствие от непредсказуемости каждого новорожденного стиха! Но это вовсе не означает, что он возникает ‘‘на пустом месте’’. Не зря говорится в Евангелии от Матфея: «Где ничего не положено, там взять нечего».

Почти все темы моих стихов ‘‘обжиты’’ в бесчисленных прозаических черновиках, а главное, они вобрали в себя мой разнообразный жизненный опыт».

10 августа

«Знакомая учительница русского языка, встретив меня в трамвае, шутя посетовала:

– Представляете, мои восьмиклашки с удовольствием заучивают ваши стихи наизусть, хотя я им велела просто их почитать, познакомиться с содержанием, чтобы пересказать своими словами. Но дети говорят, что ваши стихи запоминаются сами!

И со мной, автором, происходит нечто подобное. Мне, так и не выучившей наизусть ни одной собственной миниатюры, без труда удается вспомнить любой свой стих хоть днем, хоть ночью!

А еще я заметила, что даже такие мимолетные встречи с доброжелательно настроенными по отношению ко мне, писателю, людьми ‘‘лечат повседневное провинциальное пренебрежение’’, болезненно ощущаемое даже спустя годы, прошедшие после моего переезда из Ташкента.

Перед сном, вспоминая молодую учительницу и ее учеников, с которыми мы месяц назад встречались, вдруг подумала:

– А не сделать ли мне еще и третью поэтическую книгу?»

24 августа

«На улице прохладно. По всему чувствуется, что лето кончилось. А праздника от лета моя душа, прижатая к земле ‘‘делами насущными’’, так и не почувствовала. Самое неприятное в том, что я не могу придумать, чем бы создать себе, если не праздничное настроение, то хотя бы предпраздничное. Без настроения мне ничего не хочется делать, даже если это очень нужно».

КОММЕНТАРИЙ:

Причина апатии банальна: мои рукописи лежат дома мертвым грузом. Их у меня пять, все – после возврата из Союза писателей с нелестными комментариями «чиновников от литературы». Это: «ВОЛШЕБНЫЕ ФОНАРИКИ» – сказки с великолепными рецензиями для детей и взрослых; «ЦЕНА БУДУЩЕГО» – с воспоминаниями моего отца о Великой Отечественной войне, миниатюрами, стихами и рассказами; «КОГДА ПАДАЛА ЗВЕЗДА» – сборник современных мистических новелл; «ПОРТРЕТЫ ЖЕНЩИН В ИНТЕРЬЕРЕ ЖИЗНИ» и «ПОД ЗАЩИТОЙ БЕЛЫХ ХРИЗАНТЕМ»– сминиатюрами о любви.

Уже после смерти мужа я потихоньку начала их самостоятельно выпускать. На сегодня все, кроме детских сказок, мной изданы. На смену давно написанным приходят новые книги, чему я, вопреки финансовым трудностям, всегда рада.

18 сентября

«Утром пока варила кофе, родилась строчка:

‘‘Парит душа над Парижем’’, а через час был готов весь стих. Больше всего в новом творении мне нравится следующее четверостишье:

Таланту не ведомо тление!

Ему не нужны кладбища!

Он судьбы живых озаряет –

Богатыми делает нищих!

Судя только по этому четверостишью, поэзия все еще дается мне с поразительной легкостью. Одна рифма тянет за собой не просто другую рифму, но и неожиданную мысль, оригинальные сравнение. Откуда у меня, пожилой дамы, стоящей возле кухонной плиты, созерцающей в мойке груду немытой посуды, ни на минуту, не забывающей о трехмесячном долге за квартиру, стоптанных каблуках и прочих ‘‘бытовых реалиях’’ – рождается чудо: новый стих! Сие – великая тайна!

В другой раз доподлинно знаю, что данный сюжет ‘‘вырос’’ на благодатной почве, облагороженной мучениями, вызванными неудачами в работе с той или иной миниатюрой. Стих о Париже, неведомо как залетевший сегодня в мою ‘‘поэтическую мастерскую’’, сразу оживил воображение! Лишь на следующий день я поняла его истоки. Это рассказ подруги-художницы Нины Черноваловой о Никасе Сафронове, детство которого прошло в жуткой нищете. Но он не только сам себя вытащил из бедности, но и стал всемирно известным художником, а еще и богатым человеком! И появлению Парижа тоже нашла объяснение – несколько дней назад в 8-й библиотеке рассматривала замечательный альбом с рисунками Модильяни. Наверное, изначально я хотела делать стих о нем, но потом вспомнился Никас, с которым я была знакома. Этот факт сработал в пользу ульяновца. Отсюда и посвящение – ‘‘Никасу Сафронову’’».

КОММЕНТАРИЙ:

Каким-то образом мне удалось это стихотворение, вернее сборник, в который оно вошло, подарить музею 65-й школы, где открыт музей Никаса. Мы случайно встретились с художником во время выставки его картин в Мемориале, и Никас меня поблагодарил за посвященный ему стих, сказав, что он ему понравился.

25 сентября

«Вычитала, что для Анны Ахматовой долгое время проза была ‘‘тайна и соблазн’’. Для меня, прозаика, напротив, поэзия была тайной, правда, без соблазна. И все же лишний раз убеждаюсь, что для любого творчества необходима цельность натуры и особая сосредоточенность на собственном внутреннем мире.

В продолжение мысли В. Соловьева о нравственной пользе поэзии сегодня нашла аналогичное высказывание у немецкого поэта Рильке, друга Марины Цветаевой:

‘‘… миссия поэта, как преобразователя жизни, проникающего во все жизненные тайны’’».

4 ноября

«Странно, но мне уже давно мало просто стихов – хочется, чтобы на них писались песни! Мечта о диске с текстами моих стихов сегодня оживила фантазию! Едва села за письменный стол, как сразу возник сюжет, о котором еще несколько минут назад я не имела никакого понятия! Чуть ли не с кончика ‘‘пера’’ на бумагу соскальзывали одна за другой нужные рифмы, более того, они отлично сливались с какой-то душевной мелодией, которая довольно внятно звучала в моей душе. В такие блаженные моменты я чувствую себя настоящим баловнем судьбы!

Вечером снова читала стихи Марины Цветаевой. Ее поэзия устраивает в моем сознании какую-то бешеную «пляску» рваных ритмов, фраз, мыслей… Кажется, если бы насущные дела оставили меня в покое, могла бы сутками напролет безостановочно писать что-то свое, но в особом ‘‘вихревом цветаевском стиле’’.

Вот какое возбуждающее действие оказывает на меня гениальное творчество этой поэтессы! Ее поэзия манит к себе таинственной бездонностью, безграничностью!

Смолоду я почувствовала, что Марина Цветаева – очень значимая мощная личность в моей литературной работе. И поэтому запретила себе погружаться так, как мне бы хотелось, в ее поэтическое наследие, хотя являлась счастливым обладателем сборника стихов и поэм из серии ‘‘Большая библиотека поэта’’, впервые выпущенного в СССР в 1965 году. А причина проста: боязнь всецело попасть под ее влияние. С годам страх перед этой зависимостью пропал, осталось лишь восхищение и радость сопричастности к гигантскому таланту этой непостижимой Поэтессы!»

6 ноября

«Стихи – это не только передышка от миниатюр. Благодаря им я научилась лучше ‘‘чувствовать’’ сюжетные линии собственной прозы. Более того, каким-то непостижимым образом именно стихи в моем духовном пространстве концентрируют особую энергию – энергию созидания! Для меня это означает, что стихи не вампиры! После работы с ними я не чувствую опустошенности, тупой головной боли, напротив, прибавляется силы для чтения книг, общения по интернету и прочих разнообразных дел.

А мечтаю теперь я о том, чтобы как можно больше моих стихов со временем стали песнями. Чтобы это стало возможным, в них должна быть явлена общечеловеческая искренность, новизна переживаний, осмысление значимого события. Именно так глубоко эмоционально воспринимаю обожаемые с детства старинные русские романсы. Вот почему мне всегда хотелось, чтобы моими творениями, будь то проза или поэзия, влюбленные объяснялись в своих чувствах, а цитаты из них вставлялись в письма, телефонные разговоры… Ведь иного пути остаться в памяти современников нет».

13 ноября

«Поразительно, но мои стихи раскупаются, хоть и в мизерных количествах, охотнее, чем миниатюры. Может потому, что книжечки маленькие и дешевые? Но одна пожилая дама нашла другие доводы:

– Ваши стихи лично для меня – это те же самые миниатюры по своему внутреннему содержанию. В них есть философские обобщения, мудрость. Но главный их плюс в том, что они дают людям больше шансов для общения друг с другом. Ведь, благодаря музыке,– их можно петь, декламировать, записывать на диски… Кпрозе такая маневренность почти не относится.

С доводами читательницы я согласилась. Но в душе слегка недоумевала: ведь и миниатюры слушателями прекрасно воспринимались на слух, о чем свидетельствуют мои частые выступления по радио и телевидению. Их и по сей день охотно включают в свои сольные программы наши драматические актрисы: Лия Радина, Кларина Шадько, Зоя Самсонова»…

«Помню, как сразу после выхода сборника прозы о Великой Отечественной войне ‘‘Долгий путь’’, когда стала всерьез задумываться о тематике следующей книги, то представить не могла, что ею станет поэтическая книжка «Варианты судьбы». А, тем более, что тут же, следом за первой, появится в этом же году вторая с точно таким же названием, как бы ее продолжением.

Видимо, я так долго противилась природе стиха, что, дав ей наконец-то свободу, была поражена своими возможностям на этом новом для меня поприще. А, может, это обиженная запретами на свою поэзию Марина Цветаева наконец-то прорвалась к моей душе и что-то в ней наколдовала?»

19 ноября

«Перечитывая написанное за последний месяц, обнаружила, что серьезных стихов пишется больше, чем ‘‘пустышек’’. Это сказывается мой многолетний опыт, который каждый писатель, как и любой творческий человек, собирает по крохам всю свою жизнь. А уж потом вместе с вдохновением, потребностью в общении с чистым листом бумаги, желанием самореализации и многими другими составляющими принимается за обустройство собственной реальности!»

27 ноября

«Была в типографии. Издание второго, такого же крошечного по формату, сборника количеством в 500 экземпляров обойдется мне в 5 тысяч рублей! Сама не знаю, как после разорительного шестидесятилетнего юбилея удалось скопить нужную сумму?!

Но, истратив всю наличность, обнаружила, что осталась без необходимой зимней одежды, лекарств, косметики. Однако особых огорчений по этому поводу нет, ведь и по сей день остается главным удовлетворение духовных, а не телесных или материальных потребностей.

Отрадно, что 26 новых стихов, добавленных в первый сборник, не снизили уровень моих первых поэтических опытов».

30 ноября

«Сегодня явно ощутила, что поэтический пыл начал быстро угасать, надеюсь, не навсегда… Сейчас вызывает удивление тот факт, что за короткий промежуток времени, при каком-то немыслимом стечении обстоятельств, мне удалось насочинять в целом больше сотни стихов!»

17 декабря

«Уже через 3-4 дня я стану обладателем своей второй поэтической книжечки ‘‘ВАРИАНТЫ СУДЬБЫ – 2’’. Какое счастье, что теперь имеется у каждого пишущего возможность не стоять в многолетних очередях на право быть опубликованным, не ‘‘прогибаться’’ перед бездарными редакторами, не впадать в депрессию, получая обидные мизерные гонорары…

Себя же я хвалю за настойчивость и чувствую победителем над серостью провинциальной жизни.

Если бы кто-то меня спросил:

– Лидолия, а для чего вам, состоявшемуся прозаику, вдруг понадобилось сочинять стихи? – я бы ответила просто:

– Только стихи так замечательно умеют гармонизировать мое духовное пространство! Благодаря стихам стала лучше понимать себя. К тому же, сквозь их ‘‘фильтр’’ меньше негатива просачивается в ‘‘святая святых’’ моей души. Разве этого мало?»

19 декабря

«Случайно узнала, что за мой стих ‘‘СЕЙЧАС МНЕ ХОРОШО’’ Юрий Трифонов из Измайловского района стал победителем Областного конкурса самодеятельных композиторов!

Как все-таки хорошо, что я смогла выпустить еще один сборник своей поэзии! Ведь стих, привлекший внимание незнакомого мне музыканта, оказался во втором сборнике!»

2002 год

2 января

«Настраиваюсь на серьезную работу, конкретнее, на стихи! Я им очень благодарна за то, что они заполнили собой весь мой душевный вакуум, более того, приблизили к современности. Миниатюры, которые я пишу много лет, особо в современности не нуждаются. Она для них – камуфляж, потому что этот жанр в моем сознании ассоциируются с античными статуями своей простотой и человечностью».

8 января

«Сегодня, уже под утро, увидела во сне двух лежащих на скошенной траве лошадей. У них на боках были рыже-белые пятна на коричневом фоне. Я этих лошадей приняла за супружескую пару. А когда они поднялись с земли, стала их гладить, снимать налипшие соломинки, расчесывать густые пегие гривы. Все эти действия доставляли мне удовольствие. Даже проснувшись, кожа моих ладоней помнила ощущение тепла и мягкости лошадиных крупов. А когда после чашки кофе села за компьютер, эти же ощущения мгновенно превратились в стих. Правда, лошади в нем не присутствовали, а подразумевались. Стих назвала ‘‘Удача’’, потому что в соннике вычитала, что видеть во сне лошадей – к удаче!

УДАЧА

Я вся в предвкушении чуда Удачи!

Волшебной, ликующей, бешено скачущей!

Губы пылают, щеки в румянце,

Кровь быстро бежит, не дает расслабляться!

И сердце-провидец предчувствует счастье:

– Мы встретимся! Больше не надо печалиться!

По жизни вдвоем зашагаем уверенно!

– Ты – мой? Только мой?

– Навсегда, несравненная!

До встречи остались минуты – не сутки.

Удача! Ты – наша! Не дай разминуться!

После ‘‘УДАЧИ’’ еще немного покопалась в папках с набросками, но безрезультатно – сегодняшний творческий запал, видимо, целиком остался в утреннем стихотворении.

Все-таки, я поступила правильно, начав утро с компьютера, а не с мытья вчерашней грязной посуды или приготовления обеда».

9 января

«…Под руки подвернулся листок бумаги с моей рецензией для ‘‘Ульяновской правды’’ какому-то случайному автору. В этой газете я много лет была платным рецензентом. Вот несколько фраз из нее:

‘‘Ваши стихи актуальны и грамотны. В них много положительных эмоций. Но, на мой взгляд, им не хватает какой-то малости, ‘‘чудинки’’, что-ли, которая придает рифмованным строчкам особую поэтическую магию!’’

Общее настроение этого дня мерзкое. Почему я чаще преувеличиваю значение неудач в своей жизни, а суть удач умаляю? Так запросто можно превратиться в нытика. Оптимисты поступают правильнее!»

17 февраля

«Сегодня много и результативно трудилась не меньше трех часов.

Итогом трудов стали два стихотворения: ‘‘Шелковый платочек’’ и ‘‘Встреча друзей’’».

21 января

«До отупения четыре дня читала солидный том стихов молодой поэтессы Л. Сделала много замечаний, устранила явные ошибки.

Но, каково же было мое недоумение, когда поэтессой мои попытки улучшить еще неряшливое творение были отметены со словами:

– Мои стихи править нельзя! Они мне даются небом! И воспринимать их читатели должны в первозданном виде!

Что же, это хороший урок! Впредь необходимо спрашивать автора, какую он преследует цель, давая читать свою рукопись? Да и стоит ли тратить свое время на тупую бесплатную работу?»

6 апреля

«В центре города встретила Игоря Петровича Кошелева, директора музыкального училища, и подарила ему «ВАРИАНТЫ СУДЬБЫ-2». Он сказал, что ему нравится мое творчество, и он с удовольствием поищет в новом сборнике стихи, на которые ему захочется сочинить музыку. Мы обменялись телефонами и тепло простились. А я потом весь вечер перелистывала свои книжки со стихами, стараясь угадать, что же привлечет внимание музыканта? Зная, какой он патриот Ульяновска, предположила, что ему понравится стихи о Карамзинском сквере».

КОММЕНТАРИЙ:

Забегая вперед, сообщу, что никаких телефонных обсуждений по поводу моих стихов и музыки к ним Игоря Петровича Кошелева за эту неделю не случилось по очень грустной причине: этот человек, полный физических и творческих сил, вскоре после нашей встречи на улице скоропостижно скончался. Об этом я узнала совершенно случайно и без всяких подробностей.

8 апреля

«Я часто получаю во сне важные для своей жизни советы. Исегодня мне кто-то посоветовал заняться подготовкой своего сайта в интернете. Но я самостоятельно с этой задачей не справлюсь. Да и свободного доступа к компьютеру у меня нет, так как довольно часто к нам приходят помощники Бориса и печатают для издательства его объемные сборники, конечно же, не бесплатно. Но, диктуя, Борис значительно ускоряет процесс подготовки своих архивных исследований для типографии. В настоящее время он форсирует ‘‘АРХИТЕКТУРНЫЕ ОБРАЗЫ СИМБИРСКА’’. Другую книгу ‘‘ОТ НИЩЕГО ДО ВОЕВОДЫ’’ взялся оплатить деловой человек В.И. Сахаров, с которым Борис познакомился недавно.

Понимая, что наш скромный семейный бюджет двух ‘‘писателей’’ не потянет, я добровольно уступаю первенство в издании книг Борису. А мне, чтобы издать свою следующую работу, пока даже не знаю какую, придется походить по спонсорам с протянутой рукой. Именно этот вариант больше всего меня размагничивает. Ведь жить в бытовом плане приходится не на доходы мужа, а на деньги, которые я зарабатываю в Ундоровских санаториях, продавая книги трехтомника миниатюр, изданные еще до замужества на солидное папино наследство.

Все же не зря я отважилась на выпуск своих поэтических сборников! А вдруг когда-нибудь стану соавтором гениальной песни? Как, например, симбирский поэт Садовников?! В Вашингтоне, во время моей поездки на Конференцию, я слышала как его песню ‘‘Из-за острова на стрежень’’ пели поляки вместе с китайцами на русском языке во время прощального банкета. Это было в 1997 году – целую вечность тому назад».

14 апреля

«Позвонила днем подруге Сталине. Она сообщила, что Володя написал музыку еще к одному моему стихотворению. Получился великолепный романс ‘‘ЖИТЬ БЕЗ ТЕБЯ Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ’’. Когда музыка была готова, Володя спел этот романс родителям. Оба не могли удержать слез – так эта вещица им понравилась!»

19 апреля

«Долго разговаривала по телефону с Евгений Константиновной Бурдиной, ‘‘крестной’’ всех моих российских книг, которые были выпущены в типографии «Печатный Двор». Со смехом подруга рассказала, что ее внучка весь день распевает стих ‘‘Звезда Альтаир’’ на собственный мотив. И ей, и внучке мои стихи нравятся больше, чем общепризнанных местных поэтесс! Юмор, да и только!»

27 апреля

«Получаю огромное удовольствие от чтения ‘‘Японской любовной лирики’’. Кое-что решила из нее выписать.

‘‘Не имея возможности видеть женщину, мужчина судил о ней по искусству слагать стихи и красоте почерка. Недаром в эпоху Хэйан самыми совершенными красавицами считались прославленные поэтессы’’. Ведь в ту далекую пору:

‘‘Главным было умение быстро и красиво написать письмо, выбрав для этой цели подходящую по цвету бумагу’’.

Я в юности обожала писать письма! У меня было несколько школьных эпистолярных романов, а один взрослый закончился браком на Леониде Маслове, мастере спорта по шахматам, чемпионе Литвы. Правда, из-за пристрастия к алкоголю наш брак через пять лет ‘‘рассыпался, как карточный домик’’. Но, окажись я Японии 16 века, непременно стала бы там признанной поэтессой. Ведь сочинение писем, в основном шахматистам из разных республик огромной страны, в юности было самым любимым занятием. Незря литературным кумиром многие годы является классик древней японской литературы Сэй-Сёнагон с ее единственной книгой ‘‘Записки у изголовья’’.

Вчитываясь в стихи других поэтесс Древней Японии, испытываю внутреннее духовное родство и радуюсь ему. Ведь за минувшие три столетия люди в своих эмоциях не так уж далеко ушли от своих предшественников!

И еще любопытный факт: в древности японцы считали, что дневники – это «женское писание». Я с четырнадцати лет начала систематически вести свои дневники. Как-то мои дневниковые тетради попали в руки бабушки, она все их внимательно прочитала и решила, что их надо сжечь, так как некоторые суждения показались ей компрометирующими меня, порядочную девочку. Суть этих дневниковых откровений была в том, что по своей природе я – довольно замкнутая личность. Поэтому свои девичьи мечты и секреты могла доверять только бумаге. Все закончилось тем, что бабушка разожгла печь и зорко смотрела, как я со слезами на глазах сжигаю исписанные от корочки до корочки общие тетрадки.

И пока она была жива, а умерла бабушка через год после рождения моего сына в 1963 году, дневников я не писала…

После ее смерти возобновила дневниковые записи, но и их мне не удалось сберечь. Во время одной из командировок пять дневниковых тетрадей на антресолях балкона обнаружил мой муж Леонид. Их ждала та же участь, что и мои юношеские тетрадки – сожжение. Этот его поступок переполнил чашу моего терпения – я подала на развод и стала свободной!

Если бы кто знал, как мне обидно, что с помощью дневников я не могу сейчас вернуться в свою юность, которая, благодаря шахматам, была очень интересной на встречи с уникальными людьми; вспомнить города Советского Союза, в которых проходили соревнования, тренировочные сборы, впечатления от увиденного… Чтобы не расплакаться от так и незажившей по сию пору раны, закрываю свою нынешнюю дневниковую тетрадь, иду смотреть телевизор»…

29 апреля

«Так обидно, что никто из друзей, которым я раздарила свои поэтические сборники, не удосужился даже позвонить, хоть как-то прокомментировать написанное. Ведь в поэзии я новичок, который нуждается не только в добрых отзывах, но и в простой дружелюбной улыбке…А в Ульяновске все это – в большом дефиците.

Поражаюсь еще и тому, что у российских писателей нет желания собраться, поговорить о своих литературных делах, что-то почитать коллегам из нового, как это обычно делалось в Ташкенте.

До сих пор не могу забыть встречи с известной Поэтессой, редактирующей местный литературный журнал. Я напросилась на встречу с ней и дала почитать только что вышедшую книгу ‘‘СОЛНЕЧНЫЕ КАПЛИ СЛЕПОГО ДОЖДЯ’’. При повторной встрече литературная Дама вернула мою книгу без единого слова. А я-то, наивная, думала, что мы непременно обсудим ее содержание, мне будут высказаны какие-то пожелания, приглашение быть напечатанной в редактируемом ею издании»…

26 июля

«День из-за больной головы обещал быть бездарным. Новсе-таки удалось к вечеру сконцентрироваться и довести до готовности два стиха – один о симбирских ветрах, а второй о моем любимом художнике Сальвадоре Дали и его жене Гала. Стих об Ульяновске мне хотелось сочинить давно, но не было подходящего сюжета, хотя словосочетание ‘‘семь симбирских ветров’’ долго кружило в моей памяти, но было невостребованным, аж до сегодняшнего дня! Все-таки в прозе такой концентрации эмоций, как в стихах, добиться мне удавалось значительно реже, к сожалению.

А замысел стиха о художнике Дали зрел лет десять, не менее. А сам стих сложился лишь после того, как я сумела имя «ГАЛА» совместить со словом ‘‘галактика’’, что сразу показало масштабность и значимость этой русской женщины в творческой судьбе гения».

7 августа

«Бегаю по чиновникам в надежде на помощь в издании ‘‘Избранного’’. Это мои прозаические произведения, созданные за семь лет. Но мои просьбы о помощи в публикации везде встречают одни отказы. Пока искала спонсоров, раздарила очень много книг трилогии разным чиновникам и предпринимателям, но щедрость, увы, не была взаимной…

Свои творения я называю ‘‘ спорами души’’. И все эти бесчисленные дарения воспринимаю как сеяние этих ‘‘спор’’ в чужие души. Авось, хоть в одной они дадут новые ростки!

А вчера новый сборник стихов подарила журналисту и писателю Геннадию Демину. Он пообещал сделать на него рецензию, чему я рада».

24 августа

«Какие у меня накануне юбилея ощущения от прожитой жизни?

Главенствует чувство морального удовлетворения от проделанной литературной работы, но в то же время, не могу избавиться от ощущения придавленности нищетой, особенно чувствительно она проявляется в мелочах: нет денег на лак для ногтей, отсутствует возможность купить взамен обветшалой сумочку новую, сделать подарок подруге на день рождения… И еще эта удушающая провинциальная атмосфера, когда напрочь отсутствуют коллеги-единомышленники, с которыми бы мне хотелось обсудить свое и их творчество, жарко поспорить и в знак примирения в какой-нибудь кафешке устроить веселую пирушку!»

31 августа

«Днем мне позвонила заслуженная артистка, певица из филармонии Валентина Смирницкая и сказала, что дирижер оркестра народных инструментов Евгений Федоров написал на мои стихи романс ‘‘Сейчас мне хорошо’’. Она охотно исполнит его на моем юбилейном вечере.

Вопреки всем трудностям, творчество с каждым годом все более становится моим плечом-крылом, которое вот-вот позволит мне воспарить над несправедливостями, трудностями и обидами повседневности… Только в этом случае в моей душе созреет настоящая радость! Для созревания этого Божественного плода душе необходимы не только весна и лето, но все без исключения времена моей жизни!»

3 сентября

«Одна приятная новость – газета ‘‘Ульяновск сегодня’’ поместила статью Ирины Морозовой о моем юбилее с весьма приличным снимком».

10 сентября

«С утра было отличное настроение. Я, включив кассету с песнями Осина, принялась жарить рыбу, но не только присматривала, чтобы она не пригорала, но еще и умудрялось приплясывать в такт музыке. А внутреннее ощущение было таким, будто мне через пару недель исполнится не шестьдесят лет, а всего тридцать! Легкость, необременительные мечты, а главное, по непонятной причине в эти минуты я очень нравилась себе! Все это делало меня счастливой! На какое-то короткое время показалось, что ‘‘командный пульт’’ судьбы я держу в собственных руках!»

11 сентября

«Приятный сюрприз! Наконец-то получила удостоверение ‘‘ВЕТЕРАН ТРУДА’’! Это дает право на бесплатный проезд и льготы в оплате за квартиру. Это удостоверение я получила ‘‘За выдающиеся достижения во время работы в Госкомитете по телевидению и радиовещанию УзССР’’, где много лет работала старшим редактором программ для детей и юношества. Благодарственное письмо с эти текстом было за подписью Г. Лапина, возглавляющего Госкомитет СССР! Спасибо за этот подарок любимому Ташкенту! Даже о моей старости замечательный город сумел позаботиться!»

22 сентября, 5 утра

«Итак, что я намерена оставить потомкам на память о своем пребывание на земле? Конечно же, книги! На сегодня это: ‘‘Портреты женщин в интерьере жизни’’, ‘‘Современные мистические новеллы’’, ‘‘Сказки для детей и взрослых’’ и несколько сборников стихов, адресованных, в основном, молодежи! К сожалению, многое из вполне готового к изданию, до настоящего времени издать все не удается.

В своем первом юношеском сборнике Марина Цветаева высказала уверенность в том, что:

‘‘Моим стихам, как драгоценным винам, наступит своей черед!’’ Уверена, успех когда-нибудь придет и ко всему написанному мной!

Уже вечером, почти засыпая после хлопотливого дня, все же нашла силы и записала в дневнике:

‘‘Чего жду именно от этого дня рождения? Прежде всего, более заинтересованного отношения к своему творчеству со стороны власти. С прессой я поработала успешно, юбилей не останется незамеченным. Эта реклама мне нужна для более обширного общения с молодежной аудиторией, особенно сейчас, когда я пишу все больше произведений именно для этой читательской аудитории. Еще хочется увидеть в прекрасном зале филармонии знакомых людей, читателей и почитателей моего творчества разных возрастов. Встреча с ними для меня всегда подарок!’’»

23 сентября

«Было много народа, выступлений, музыки… Мне вручали всевозможные грамоты, начиная от губернатора, УлГу, где я часто провожу встречи с молодежью, нескольких библиотек. А цветов от зрителей было море! Словом, все намеченное – сбылось!»

24 сентября

«Утром следующего дня стала размышлять о том, что же изменилось в моей жизни после этого торжества? И вдруг – звонок из Думы с приглашением немедленно прибыть в нее, так как машина уже отправлена. Мигом собираюсь, еду и получаю от какого-то большого чиновника, фамилию не запомнила, букет голубых хризантем и Поздравительный адрес вкупе с огромной коробкой шоколадных конфет! Благодарю, и осчастливленная, возвращаюсь домой. А по дороге бормочу :

‘‘Я люблю только радости мира

И цветы голубых хризантем’’.

Это подражание Анны Ахматовой И.Ф. Анненскому, которое мгновенно вспомнилось, как только необычный букет оказался в моих руках.

Все-таки, что-то в мире за эту ночь изменилось, хотя бы то, что впервые в жизни я получила в подарок голубые хризантемы вместо белых».

30 сентября

«С огромным удовольствием читаю ‘‘Избранное’’ Экзюпери, в котором опубликован роман ‘‘Цитадель’’, впервые переведенный с французского языка на русский. Это подарок моего друга, страстного поклонника и пропагандиста творчества летчика-писателя Экзюпери – Николая Ильича Яценко. С первых же страниц невероятно емкий по насыщенности и эмоциям однотомник побудил меня сделать выписку:

‘‘Не получая, а отдавая, обретаешь благородство’’.

Мне легко быть бескорыстной, потому что Боженька с рождения наградил меня этим качеством души. Говорят, что ‘‘подобное притягивает подобное’’, поэтому среди моих близких друзей много по-настоящему добрых людей. Мне с ними легко и приятно общаться, в отличие от жадных. С жадюгами у меня другие ощущения, например, зная о жадности какого-нибудь знакомого, у меня ‘‘автоматом’’ включается точно такая же реакция на его скупость – ‘‘Как аукнется, так и откликнется’’.

Да, забыла написать о недавней встрече в Мемориале с Никасом Сафроновым. Он попросил Бориса подыскать ему чертежи для небольшой часовни, которую он намерен возвести при въезде в Ундоры в память о своей матери. В разговоре Никас посетовал:

– Когда мама была жива, она мечтала, чтобы кто-нибудь из нас выиграл в лотерею машину. Сейчас я могу не только машину, но целый гараж с двадцатью машинами приобрести в любую минуту, а мама этого не узнает. Не порадуется»…

13 ноября

«Что-то совсем забросила дневники… Причина – не о чем писать.

Хотя за прошедший месяц сочинила несколько стихов. В том числе: ‘‘Балладу о мести’’, ‘‘Я не ревную’’, ‘‘Ревность’’, ‘‘Слепая женская любовь’’, ‘‘Встречу на перекрестке’’. Сегодня все наброски перепечатала и тут же позвонила Михиным, чтобы познакомить эту музыкальную семью с новинками. Борис Митрофанович меня внимательно выслушал и ни одного стиха не забраковал, напротив, похвалил. С его оценкой я всегда считаюсь».

20 ноября

«Друг нашей семьи Владимир Конов пригласил меня с мужем в ЗАГС на предмет выдачи Настеньке, их новорожденной дочке, ‘‘Свидетельства о рождении’’. По этому поводу я сочинила стих ‘‘Родилась на земле Девочка’’. Один экземпляр тут же на торжестве подарила сотруднице ЗАГСа, которая начала очень эмоционально меня благодарить, пообещала, что и другим девочкам будет его читать при вручении ‘‘Свидетельств’’. Потом у Конновых дома было небольшое семейное торжество, а его героиня – Настенька – тихонько посапывала в спальне».

27 ноября

«Днем с Борисом побывали на юбилее детско-юношеской библиотеки. Я подарила именинникам сборник ‘‘Женская проза планеты’’ на немецком языке, выпущенный в Берлине, в котором опубликован мой мистический рассказ ‘‘Диагональное платье’’ и подборка миниатюр. Перевод с русского осуществила моя немецкая подруга Лидия Вайсбергер, с которой мы познакомились в Ульяновске. И вот уже почти десять лет дружим. Она создала в городе Вольсбург ‘‘Клуб поклонников творчества Лидолии Никитиной’’. На его заседаниях любители русской культуры обсуждают мои произведения, а понравившиеся переводят на немецкий язык, рисуют свои иллюстрации и постоянно присылают своеобразные ‘‘Отчеты’’ с переводами, за что я Лидии чрезмерно благодарна. Еще Лидия ‘‘Диагональное платье’’ переделала в одноактную пьесу, и самодеятельные артисты в День Театра исполнили ее на какой-то престижной сцене. Мне были присланы 400 марок на билет, но присутствовать на премьере не удалось из-за тяжелой болезни папы в Душанбе».

3 декабря

«Весь день провела дома, занимаясь хозяйственными делами: стирала, мыла, гладила… А вечером принялась конспектировать биографические заметки обожаемого Гете. Потом мне под руки попался альбом с моими ташкентскими фотографиями. Всматриваясь в них, вдруг с какой-то щемящей болью осознала: как же скромно я всегда жила, но совершенно не чувствовала этого. И еще вдруг обнаружила, что на многих снимках я довольно красивая. Но причина моей неприметности была в том, что я не только не осознавала свою красоту, напротив, нередко считала себя едва ли не уродиной… Окружающие тоже воспринимали мою яркую внешность вполне обыденно. Уже в зрелом возрасте знакомый шахматист признался, что я была самой красивой девочкой-шахматисткой в команде не только Узбекистана.

– А чего вы мне тогда об этом не говорили?

– Чтобы не зазнавалась!»

5 декабря

«Где-то вычитала мысль о том, что стихи должны людям помогать в трудных жизненных ситуациях. Если этого не происходит, значит, перед нами не искусство, а графомания. Для меня читательский интерес – главный побуждающий стимул при написании того или иного произведения. И еще: готовя книгу к печати, я никогда не думаю о возможности получить какую-либо плату. Бывает обидно, что такой кропотливый и напряженный труд обществом совершенно не вознаграждается, но я, как мифическая ткачиха Арахна, превращенная в паука, приговорена судьбой к этой благородной работе пожизненно!»

10 декабря

«На улице не столько холодно, сколь ветрено. Чуть не обморозила лицо, пока из сберкассы добиралась до дома. Собираю все имеющиеся у меня деньги на оплату типографских услуг сборника стихов».

12 декабря

«На этой неделе корреспонденту ‘‘Ульяновской правды’’ А.Филатову показала книгу недавно умершего русского писателя-фронтовика Виктора Астафьева (1924-2001) ‘‘ВСЕМУ СВОЙ ЧАС’’ с его автографом. Эту книгу Виктор Петрович прислал мне сам, после того как мой знакомый красноярский писатель при визите в его родное село Овсянка подарил Астафьеву сборник моих миниатюр ‘‘ЗЕЛЕНЫЕ ЯБЛОКИ’’. Автограф оказался немногословым:

‘‘Лидолии Никитиной – поклон из Овсянки. 20 июня 1986 г.’’

Тогда я, еще живя в Ташкенте, получая на почте бандероль от Виктора Астафьева, конечно, понимала, что ее отправитель– всемирно известный советский писатель, но откуда он узнал мой адрес? Что в этой бандероли? Лишь потом узнала подробности и была искреннее благодарна Виктору Петровичу за то, что он нашел возможность ободрить молодого автора таким щедрым подарком. Ведь эта книга особая! Она непосредственно адресована не просто молодежи, а той, что приобщается к литературному процессу. Еежанр писатель определил как ‘‘СЮЖЕТЫ И СУДЬБЫ’’, а в подзаголовке уточнил: ‘‘Монолог о времени и о себе’’. Эпиграф в книге дан рукописный. Вот его поучительный текст:

‘‘Занятия литературой дело сложное, не терпящее баловства, никакой самодеятельности, и нет писателю никаких поблажек, сорвешь голос – пеняй на себя. Захочешь поберечься и петь вполголоса, вполсилы – дольше проживешь, но только уже для себя и жить, и петь будешь. Однако в литературе жизнь для себя равносильна смерти’’.

Эта небольшая бандероль послужила мне отличным уроком мудрости, доброты, отзывчивости. Помня о В. П. Астафьеве, я всегда стараюсь бережно и заинтересованно относиться к тем, кто нуждается в моей помощи, поддержке, элементарной доброжелательности. В какой-то мере подарок сибирского писателя подтолкнул меня к решению организовать свою собственную литературную студию ‘‘ЛИДОЛИЯ’’ для литературно-одаренной молодежи Ульяновска. Эта студия с небольшими перерывами без всякой поддержки со стороны чиновников от культуры просуществовала более десяти лет».

2003 год

19 января

«Возможно нечто, не совсем привычное, я вкладываю и в свои нынешние поэтические творения, многие из которых ‘‘произрастают’’ из несостоявшихся миниатюр… Но, тем не менее, при работе над стихами на интуитивном уровне чувствую, что стихи в отличие от прозы – обитатели иного духовного измерения!»

ПОДВОДЯ ИТОГИ:

12 февраля 2018 года

«Сейчас написание новых стихов стало моей повседневной жизнью и работой. Поэтому рождение нового стиха, в отличие от того, как это происходило два года назад в период освоения нового для меня жанра, теперь каких-то особых эмоций не вызывает, – настолько это стало естественным. Нередко, работая над рассказом, я откладываю его в сторону, чтобы записать неожиданную стихотворную фразу, и тут же продолжаю прерванную работу, будто и не было никакого ‘‘постороннего’’ вмешательства.

Поэтому заметно оскудели и дневниковые записи, касающиеся некогда нового для меня направления в литературной работе».

ЛЮБИМЫЕ ЦИТАТЫ

А. Пушкин: «Ты царь, живи один».

А. Блок о Пушкине: «Поэт умирает потому, что дышать ему больше нечем».

Андре Моруа:

«Поэт этимологически – это «тот, кто делает». Поэзия – это искусство переделывания, переосмысления мира для человека, то есть придания миру формы, и, главное, ритма.

…сочетать природу с эмоциями человеческой души, включать энергию жизни в просторные ритмы движения облаков и солнца, весны и зимы, юности и старости – значит, быть поэтом»…

Девиз Н. Гумилева:

«Всегда линия наибольшего сопротивления».

Рафаэль (певец):

«Я всегда только начинаюсь!»

О. Мандельштам:

«Нет лирика без диалога, он же определяет поэта как двуполое существо».

«Не многие для вечности живут».

В. Шкловский:

«…сами стихи – тоже действительность, и очень крепкая действительность, как будто исключенная из времени, потому что она оживает тогда, когда то, что создало стихи, должно быть просто забыто».

«Очень важен для творческой личности опыт успеха».

Дж. Лоуэл:

«Факел поэтов зажигается только о пламя любви».

Р. Киплинг:

«Слова – самый сильный наркотик, который использует человечество».

В. Соловьев:

«Инстинкт самооценки, который дается всем избранным людям».

«Поэзия сама по себе не есть ни добро, ни зло: она есть цветение и сияние духовных сил – добрых или злых».

П. И. Чайковский:

«Вдохновение не посещает ленивых».

Гете:

«Искусству не нужны слабовольные».

«…умственному труду следует помогать всякого рода затеями».

«Поведать о многообразии собственного мира – задача творца».

Д. Самойлов об Ахматовой:

«Поэты чаще всего учатся не у предшественников, а у предтеч. От предшественников отталкиваются».

Игнатий Ивановский из воспоминаний об Ахматовой:

«А. Ахматова о стихах говорила так:

«Если вам скажут, что стихи – занятие для молодых людей, не верьте. Возраст не играет никакой роли!»

Б. В. Кривулин:

«…поэзия – это такая вещь, которая выбивает из действительности… существует вопреки реальному течению времени».

«В творчестве раздеваешься, обнажаешься, а не прячешься ни под какой маской, то есть акт творения совершается при обнаженности души».

Профессор Федоров:

«Поэзия и проза – две грани драгоценного металла».

В. Брюсов о М. Цветаевой:

«Марина Цветаева может дать настоящую поэзию интимной жизни».

А. Саакян о М. Цветаевой:

«Дело, впрочем, не столько в количестве, сколько в чудесном многообразии, в поразительном расцвете творческих сил. Создается впечатление, что ее поэтическая энергия становилась тем сильнее, чем непосильнее делалось для нее внешнее бытовое существование».

Пауло Каэльо:

«Помни, что когда ты чего-нибудь захочешь, вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы желание твое сбылось».

Рильке:

«Не надо торопиться со стихами. Потому что стихи – это не чувства. А опыт. Ради одной строчки надо увидеть много городов и людей, и вещей, надо знать животных, надо чувствовать, как летают птицы…»

«Отчего, чуть появился любимый,

Вы так богаты грядущим?»

Сенека:

«Две вещи укрепляют дух: вера в истину и вера в себя».

Владимир Леви:

«Многие гении не состоялись из-за отсутствия любви к своему духовному существу».

«Поэзия – жесточайшее из явлений природы».

«Стихи – род болезни, они нами пишут, а не мы их пишем… если идут – останавливать их не надо, опасно, я не шучу, можно сойти с ума».

«Эгоцентризм – непременное качество поэтов, без него стихов писать нельзя!»

Б. Пастернак:

«Нужно писать вещи небывалые, совершать открытия, и чтобы с тобой происходили неслыханности, это жизнь, остальное все вздор».

«Талант в высочайшем понятии есть дар жизни».

«…поэзия требует наиболее ясного, отчетливого отпечатка жизни во всей ее прозаической напряженности».

Монтень:

«Самая великая вещь на свете – умение принадлежать себе».

Эккерман: (биограф Гете, из их бесед)

«… произведение растет, даже если к нему лишь время от времени что-то добавляется».

Владимир Цыбин (поэт):

«Я не мучаю слова до тех пор, пока из них не выскрится вдохновение. Делать стихи нельзя. Тем более принуждать себя кпоэзии.

Стихи даются нам как бы в подарок за добро, боль, измученность воспоминаниями. В поэзии, как в теории относительности, миг уравнен с вечностью. Более того, миг – это сжатое в точку время. Вот почему оно становится болевой точкой сердца».

Бэрд Сполдинг:

«Вы ничего не добьетесь, пока не соединитесь со своей целью».

«Без веры не может быть никакой творческой силы».

«Настоящий художник – человек, преодолевающий иллюзию собственной значимости».

Из интернета:

«Остановка на миг может стать остановкой навсегда».

В. Катаев:

«Я думаю, что у всех нас, малых гениев, в истоках нашей горькой поэзии была мало кому известная любовная драма. Крушение первой любви – рана, которая уже почти никогда не заживала, кровоточила всю жизнь».

М. Пришвин:

«Мне думается, что поэзия есть важнейшая духовная сила, образующая личность».

Зинаида Миркина:

«Истинный певец, божественный певец – тот, кто перестает быть певцом, превращаясь в свою песню. Мы можем эту песню взять внутрь себя и преобразиться. И это единственное, что нужно от нас истинному певцу, поэту, артисту».

«Все образы – лишь следы, ведущие внутрь».

«Никакая встреча во внешнем мире не заменит встречи с самим собой».

«Не всякий, бросающийся в огонь, оказывается Фениксом».

Лидолия:

«Еще жива в моей душе мечта!

Она-то и рождает эти строки».

«На собственном опыте многолетнего общения с литературой знаю, что амбиции и профессионализм – это совершенно разные вещи. И многим они больше мешают, чем помогают».

«Все, что со мной происходит, не случайно. Очень верно подметила Марина Цветаева, что:

«…Ничего не делать через себя, дать высшему действовать через нас».

«Жаль, что жизнь мне на любовь оставила намного меньше времени, чем на славу» (1979 год, Ташкент).

Карлос Кастанеда:

«Я знал, что эти песни – лично мои – неоспоримое доказательство моей единственности».

«…бесполезно тратить свою жизнь на один-единственный путь, особенно если этот путь не имеет сердца».

«А вот путь с сердцем легок».

Д. Лихачев:

«…действительность, правильно воспринятая человеческим сознанием, и есть поэзия, которая одновременно является и первородной прозой».

«Поэзия разлита в мире, она не в поэте, а в окружающем. Вобразе преображенной действительности она является творцу».

«Внутренний мир поэта необычен, внешний же обычен. Поэтому поэзия самая праздничная, самая богатая неожиданностями, самая торжественная слагается из обыденностей, но в их необыденном положении – в их активности, в их вторжении во внутренний мир поэта».

Марина Цветаева:

«Тело живет в мистическом браке с душой неслиянно и нераздельно с ним».

«Настоящий творец ничего не творит от себя.

Творчество есть причастность к космическому дыханию».

Хорхе Луис Борхес:

«Известно, что на одну осмысленную строчку или истинное сообщение приходятся тысячи бессмыслиц, груды словесного хлама и абракадабры».

Николай Коняев, автор книги «Николай Рубцов»

«Просто настоящий поэт ничего и ни у кого просить не будет….. Ему все дается само собой… Нищета и гонения зачастую дают такие всплески гениальности, которые возносят униженные и озлобленные души на те вершины, достичь которых, быть может, они никогда бы не смогли в самой благополучной и сверх- комфортной жизни… Предпочтение более благоприятной, менее тернистой жизненной дороги всегда отмечается и оборачивается потерей самого себя, оплачивается отказом от предназначения».

В. Розанов:

«Человека надо оценивать не по судьбе, а по залогам души».

Георгий Иванов:

«Гениальность без ключа к ее пониманию – обречена…»

У. Хэзлит:

«Во всем, что пишет женщина, сразу же обнажается ее душа, будто мы слышим живой голос автора. Кажется, так писала бы сама Венера!»

Максим Горький – Эльзе Триоле:

«Писать же надо, опираясь только на свои впечатления».

«О древней Японии»:

«Если женщина вызвала хоть в одном мужчине страстную любовь, ненависть или зависть, она не зря прожила свою жизнь».

Бальмонт:
«День только в вечеру хорош.
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти».

Шодерло де Лакло:
«Писатели – величайшие сплетники и доносчики и перво-наперво на себя и своих близких».

Юрий Нагибин (из дневников):
«Литературная бездарность идет от жизненной бездарности».
«Злоба плоха тем, что она обесценивает жизнь».
«У человека избранного порок не становится уютом, он мучает, терзает и превращается в творчество».
«Обретай мудрую жестокость старости! Все доделывать, доводить до конца пусть становится моим принципом».

Эдвард Радзинский:
«…он играл время, когда подлинность уходит, когда царит всеобщая середина. Он играл бунт против этой середины».

Пословица:
«Камни бросают только в плодоносящие деревья».

И. Ефремов:
«В бедной душе откуда возьмется богатство грез?»

6 комментариев

  • Фото аватара Хорезмская 49:

    ««У нас в литературе сейчас господствует потребитель, но почти нет ценителя, который узнает и встречает каждого нового творца как личность единственную и неповторимую». Михаил Пришвин
    Странно, что Лидолия Никитина вспомнила писателя, который первым среди советских литераторов открыто приветствовал возможную власть Гитлера в СССР. Другая странность: переезд в Российскую Федерацию по приглашению обкома КПСС, тогда как Никитина никогда не была членом КПСС, а обком КПСС никогда не имел полномочий по такому приглашению, обеспечению жильем. За какие заслуги перед городом Ульяновском и его парторганизацией беспартийной ташкентской поэтессе подобные привилегии?

      [Цитировать]

  • Фото аватара Фома:

    Нет, как ни обрабатывай
    Строку средь прочих дел, —
    Сравнение с Ахматовой —
    Не твой, пардон, удел.

      [Цитировать]

  • Фото аватара urman:

    «А еще эта окаянная рифма! Сколько душевных сил приходится тратить на борьбу с этой коварной напастью…»
    Лучше не скажешь!

      [Цитировать]

  • Фото аватара Фома:

    urman:
    «А еще эта окаянная рифма! Сколько душевных сил приходится тратить на борьбу с этой коварной напастью…»
    Лучше не скажешь!»

    Я и говорю: у девушки, стоящей накануне 9-го десятка, — явно клинический случай. На полном серьезе равнять себя с Ахматовой.

      [Цитировать]

    • Фото аватара urman:

      Автор и восклицает в отчаянии — сколько душевных сил приходится тратить на борьбу (!) с рифмой, но всё равно рифма сопротивляется и отказывается попасть хотя бы в одно из процитированных «стихотворений». Ну не хочет рифма дружить с автором. (В знак солидарности и ритм решил не приближаться к этим стихам).

        [Цитировать]

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.