Запечатленный Шашмаком Искусство История

Народный артист Узбекистана, этнограф, композитор Виктор Успенский по инициативе и при непосредственном участии писателя, ученого, государственного деятеля Абдурауфа Фитрата без малого сто лет назад осуществил нотную запись Шашмакома. Накануне 140-й годовщины со дня рождения доктора искусствоведения, профессора на документальной основе расскажем о некоторых подробностях этого знаменательного события.

Прославленная когорта

«Шашмаком пользуется в Бухаре огромным вниманием и любовью народа, в чем я смог убедиться в 1923 году, когда на празднике Саил многотысячная аудитория слушала пение знаменитого певца Ата Джалала Насырова… Замечательный пример того, как можно любить и надо слушать музыку!» — восклицал Виктор Александрович.

И прежде изучали маком весьма одаренные деятели культуры. Напомним имена тех земляков, которые способствовали обогащению науки об этом искусстве, широкому распространению и освоению его эстетики. Еще в 1572-м издал «Рисолаи мусика» («Трактат о музыке») Дарвишали Чанги, занимавшийся теорией и практикой этой сферы. Текст поражает не только академической глубиной, но и поэтическим настроем. Фитрат, недолгую жизнь посвятивший литературе и государственной деятельности, на всем ее протяжении занимался и музыкой. Будучи государственным деятелем, создал в Бухаре все условия для нотной записи Шашмакома. Применил к макому понятие цветокультуры вместе со своим единомышленником Гулямом Зафари — поэтом, драматургом, общепризнанным знатоком национальной мелодики. Неслучайно тот же Успен­ский писал о последнем добрые слова, обращаясь к московскому другу и коллеге — одному из крупнейших этномузыковедов XX века Виктору Беляеву: «В Самарканде встретился с Гулямом Зафари. Очень советую связаться с ним, много он знает о музыке, и самое главное, имеет близкое соприкосновение к книгам, и очень редкостным».

Некоторых из этой прославленной когорты я видел, слушал, а в недавнем прошлом и общался с ними. Академик Юнус Раджаби был частым гостем у нас, в семьях музыковеда Ильяса и композитора Икрама Акбаровых. В небольшой комнате рядом с книжными полками висели дутар, тамбур, дойра — инструменты, сделанные непревзойденным мастером — усто Усманом Зуфаровым. На самом почетном месте — игравшее с утра до вечера старенькое пианино немецкого производства. Слова звучали куда реже. «Говорили» инструменты, нотные листы заполнялись знаками.

Юнус-ака и профессор Ильяс Акбаров готовили к изданию многотомные книги «Узбек халк мусикаси» («Узбекская народная музыка»), где речь шла и о макоме. Запомнились такие слова академика о народной артистке Берте Давыдовой — певице, в основе репертуара которой был этот жанр: «Верните ее. Без нее невозможно исполнение макома, она рождена для него!». Он просил, требовал ее возвращения из Москвы, куда та уехала по семейным обстоятельствам. И Берта-апа вернулась…

Добрейшим, мудрейшим представителем династии Раджаби был Исхак Раджабов, изучавший восточную музыкальную литературу в подлиннике. Мы были свидетелями его долгой кропотливой работы над малоизученным материалом. Ставшее ее результатом фундаментальное исследование «Маком хакида» («О макоме») и сейчас представляет большую научную ценность.

Сам Успенский по натуре был веселым, щедрым и добрым человеком. Очень любил ребятню, но своих детей не было. Ежегодно наряжал елку — живую, пахнущую лесным ароматом — и приглашал махаллинских мальчишек и девчонок. С Ксенией Михайловной — женой, заслуженным учителем — накрывал стол и составлял план своеобразного музыкального утренника. Дом (находился в той части Ташкента, где ныне красуются корпуса Дома радио) был полон веселья, музыки, танцев, игр. За фортепиано попеременно садились он и супруга. Автор этих строк — тогда еще восьми-девятилетний мальчик — на правах сына верного ученика Успенского тоже исполнял веселые песни в том хороводе…

Однажды, проводив часть гостей, Виктор Александрович вернулся к роялю и одной рукой подобрал красивую мелодию. Задумался… Объяснил: «Она называется «Найларам». Звучит и в нашей музыкальной драме «Фархад и Ширин». Продолжил играть, но уже двумя руками, громко. Все подошли к роялю. «Под эту музыку умирает Ширин… И я бы хотел умереть под нее», — во всеуслышание сказал он. Убрав пальцы с клавиш, тихо произнес в наступившей тишине: «Умереть мне не страшно. Страшно не жить…»

Могучий диптих

В исследованиях, посвященных композитору М. Балакиреву и созданному им кружку, куда вошли также знаменитые Мусоргский, Кюи, Рим­ский-Корсаков, Бородин, с особым чувством любви и благодарности ведется рассказ о «могучей кучке». Так назвали тот знаменитый круг выдающихся творческих деятелей. Их труд оценен очень высоко — писали, что это целая эпоха «в развитии русского и мирового музыкального искусства». Думается, аналогичный эпитет уместен в отношении тех, кто осуществил графическую фиксацию макома и издание Шашмакома отдельной книгой. Это стало целой школой для музыкантов, исследователей, учащихся не только в Бухаре, но и на всей обширной территории Туркестана тех и последующих лет. В дальнейшем музыкально-этнографические экспедиции продолжили в Ферганской долине, Хорезмском оазисе. Но начало было положено именно в древнем городе.

Инициатива создать нотную письменность макома, видимо, принадлежит Фитрату, служившему тогда назиром (министром) по иностранным делам Бухарской республики. В письме Успенского на его имя (январь 1923 года) говорится: «Согласно Вашего предложения работать по записям бухарских напевов…». Значит, предложение было сделано официально в письменной или устной форме «свободному художнику», окончившему Петербургскую консерваторию и на основании решения ее худсовета (подписанного самим Александром Глазуновым) приехавшему в Туркестан для сбора и изучения народных песен. В ответ Виктор Александрович просил предоставить жилье, певцов и музыкантов для записей, бухарские музыкальные инструменты, фонограф Эдисона.

Хотел бы разъяснить некоторые пункты, где обозначены суммы расходов, включая плату за работу. В воспоминаниях упоминается пережитое Успенским ранее в Ашхабаде: «Ужасное землетрясение, нервное потрясение, он стал заикаться. Лечили… уничтожить не удалось». Беляев писал, что у того «слабые легкие», потом «развился активный процесс туберкулеза», и ему приходилось проходить регулярные курсы лечения, что было связано с расходами.

В письме Виктора Александровича упоминаются лишь организационные и финансовые моменты, вопросы бытового характера и технического оснащения. Научная же концепция изложена в статьях, в том числе на страницах газеты «Правда Востока», в письмах, беседах с Фитратом, Гулямом Зафари, Чулпаном, Ильясом Акбаровым. Еще 22 августа 1922 года в письме Беляеву Виктор Александрович пишет о своем желании: «заинтересовать культурный центр настоящей восточной музыкой, которой в России не знают, заинтересовать теоретиков — много, много в этой музыке интересного, красочного. Работа интересная, но слишком сложная для такого маленького музыканта, как я, и совершенно одинокого (в работе — пометка Успенского)».

Фитрат в ответном письме сообщил:
«Уважаемый товарищ Успенский! Представленный Вами план предлагаемых работ по музыкальной этнографии БНСР нами одобрен и условия, на которых Вы согласитесь выполнить указанную работу, приняты с некоторыми изменениями…

Со своей стороны Бухарская республика ждет от вас выполнения следующих работ:
* Вы будете давать уроки нот в музыкальной школе «Шарк».
* Организуете музыкальный оркестр из нынешних учеников музыкальной школы «Шарк».

Соглашение было достигнуто. Договор о сотрудничестве заключен 13 октября 1923 года Успенским с назиром просвещения Мусаджаном Саиджановым. Вскоре этот пост занял Фитрат. Возглавляемое им ведомство курировало научно-педагогическую сферу. Следовательно, оба духовно близких деятеля науки и культуры получили возможность непосредственного непрерывного контакта. Это принесло пользу делу, начатому ими в нелегкую пору, и каждому из них в отдельности. Они почувствовали потребность в более широком распространении макома, его увековечении.

Графическая фиксация

То было время веселых ритмов, напевных композиций и… происходящих на этом фоне трагедий изгнанников общества. В монументальном звучании макома Фитрат и Успенский находили и тайную печаль интеллигенции, почувствовавшей надвигавшиеся грозные тучи. Так и случилось. Вскоре последовал арест бесконечно одаренного, всесторонне образованного Мунаввар-кары Абдурашидханова с последующей высшей мерой наказания. Единомышленники, работавшие над публикацией макомов, в своих грустных настроениях опережали окружение.

Сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что создавшие этот единый в своем роде альянс интересовались не только гуманитарными науками, музыковедением, этнографией. Объектом исследования стали также теория и практики биофизики. Какой степени колебания улавливают наши слуховые органы? В какой момент мы их можем воспринять? Поиски в этом направлении навели их на мысль о необходимости определения цвета мелодий, соответствующей им гаммы красок. В размышлениях на тему Успенский указывает: «Судя по сведениям Фитрата макому «Рост» соответствует красный цвет, «Ирок» — феруз — голубой, «Бузрук» — золотистый, «Наво» — цвет сандала». Он приводит и вариант Гуляма Зафари: у «Наво» — пепельный цвет, «Муножот» — темно-коричневый, «Чоргох» — белый.

После интенсивной работы в Бухаре размышления Виктора Александровича коснулись схожести цветовых решений мечетей и звучащих в том же пространстве голосов. Он предлагает изучить этот интересный, но довольный сложный вопрос.

Переписка, личные контакты, встречи с Фитратом и длительное общение с певцами старой закалки, изучение музыкальной этнографии в древнем культурном центре Востока способствовали расширению сферы исследований Успенского-музыковеда и этнографа, повлияли на его творческое кредо как композитора и педагога. Этим, в частности, объясняется наше более подробное повествование о его пребывании в Бухаре и истории графической фиксации Шашмакома в целом.

Виктор Александрович отмечал глубокие познания узбекских коллег, поражался их синтетическому мышлению, выражал восторг, услышав суждения о разнообразии красок, соответствующих конкретным мелодиям. В ходе многочисленных прослушиваний в процессе записи палитра его обогащалась, концепция углублялась. Динамика музыкальной мысли зафиксирована в письмах. Так, в 1927 году он рассказывает, что Зафари сообщил ему следующее: «Исполняют «Дугох» до 10 часов утра, «Баёт» — 10-12 часов, «Чоргох» — 5-6 часов вечера, «Сегох» — вечером, «Шахноз» — среди ночи, «Насруллои» — 12 часов ночи до шести утра. Это туркестанские макомы, возможно, что в Бухаре макомы также были связаны со временем исполнения».

Воспоминания свидетельствуют о том, что Успенского интересовали не только манера, техника исполнения хафизов, но и их биография, процесс становления творческого содружества певцов. Например, он писал: «Хафиз Ата Джалал Насыров является единственным, последним представителем бухарского макома. В период правления трех эмиров он служил дворцовым хафизом — с семи лет изучал музыку. В шестнадцать лет в оркестре самого амира, с макомом его познакомила мать. Он был современником широко известных хафизов…»

Мелодии в исполнении таких мастеров своего дела и были записаны на валики фонографа, зафиксированы нотными знаками. А изданная в Москве книга явилась впоследствии источником вдохновения для многих композиторов и музыкантов. В связи с этим одной строкой письма Виктора Александровича ответим его оппонентам, считающим большим недостатком отсутствие текстов стихов в вокальных частях Шашмакома. На этом настоял Фитрат, сообщал Успенский Беляеву. Кстати, переписка их, быть может, самое богатое и до­стоверное в своем роде повествование о том многосложном труде.

«Шесть музыкальных поэм (маком), записанных В.А. Успенским в Бухаре» — так написано заглавными буквами на обложке того самого сборника. Приведены их названия — «Ирок», «Рост», «Дугох», «Наво», «Бузрук» и «Сегох». Они проверены специальной комиссией Народного назирата просвещения и одобрены ученым советом 15 марта 1924 года. На верхней части обложки — портреты Успенского, музыкантов Ата Гияза Абдугани и Ата Джалала Насырова. В нижней четко написано «Под редакцией А. Фитрата и Н.Н. Миронова». Кто-то старался стереть имя репрессированного в дальнейшем покровителя культуры Фитрата. Не смог!

Муза искусства и науки была благосклонна к содружеству музыкантов — исследователей и хафизов, к небольшой группе энтузиастов, возглавляемой Успенским и Фитратом — феноменальными личностями XX века. Они работали в активной среде профес­сионалов высокого класса. Неугомонный Виктор Александрович продолжил деятельность в этом направлении — изучал, теоретически осмысливал макомы в городах и кишлаках. А к записи вокальной части макома приступил в 1946-м. Тогда уже приближалась година траурного звучания заветной мелодии «Найларам»…

Хамидулла Акбаров.
Доктор филологических наук, профессор.

Опубликовано в газете «Правда Востока» № 44 (29007) от 5 марта 2019 года.