Встреча через жизнь Искусство

Николай КРАСИЛЬНИКОВ

Лет сорок тому назад, теперь уже в далёкой юности, в Ташкенте во Дворце железнодорожников существовало литературное объединение. На одном из заседаний обсуждались мои стихи. Председательствовал неизменный руководитель семинара и большой друг творческой молодёжи поэт-фронтовик Виталий Качаев. Стихи, надо сказать сразу, были слабыми, порой даже наивными… О вечерней школе, о заводе, о недавнем землетрясении… Мало в них было мастерства и элементарной поэтической культуры. Но тогда они мне самому казались верхом совершенства. Только в тот вечер, к моему огромному огорчению (и пользе – это я, конечно, понял позже), стихи новичка подверглись разносу. Как говорится, не осталось камня на камне… В перерыве, подавленный и мрачный, я выскользнул в коридор. И тут ко мне подошёл невысокий коренастый человек с пышной шевелюрой, на первый взгляд, очень серьёзный и немолодой…

– Не обижайтесь, – сказал он вполне сочувственно. – Пусть вам не покажется банальной старая истина: лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
– Я-то что, я ничего… – хмуро проронил я, мало этим утешенный.
– А вы читали Велимира Хлебникова? – спросил вдруг незнакомец.– А Дмитрия Кедрина, Владислава Ходасевича, Николая Гумилева, Осипа Мандельштама? – при этом имени, он, слегка шепелявя и закатив глаза, прочёл наизусть:

Тает в бочке, словно соль, звезда,
И вода студёная чернее,
Чище смерть, солёнее беда,
И земля правдивей и страшнее.

Особенно последние строки чтец старался выделить, показать, как они музыкальны, сколько в них мысли…
Имена этих поэтов я, конечно, уже слышал, а вот стихов их, к сожалению, не читал, – откуда?
– Эх, да где достать эти книги… – чистосердечно признался я.
– А вы приходите на наши семинары, я буду приносить, – и незнакомец протянул мне горячую ладонь: – Будем знакомы. Изяслав Вильскер…
С тех туманно-далёких пор я не встречал людей, которые так фанатично были бы преданы русской поэзии, так глубоко её изучали и понимали, как этот человек.

… Как желта в чёрном небе луна,
Точно пятка от долгой ходьбы.
Это наша беда, не вина, —
Топать слепо по следу судьбы.

Изяслав Вильскер родился перед войной в местечке на границе между Белоруссией и Польшей. Он рано лишился родителей. Воспитывался у чужих. Голодал, бродяжничал. И войну испытал на себе полной мерой, с лихвой, о чём напишет потом грустные, но полные правды и света строки. Белоруссия и Дальний Восток, солончаковые степи Прибалхашья и благодатный Узбекистан – вот неполный маршрут его скитаний. Поиски себя, своего места в жизни. Служба в армии, работа на заводе, в ботаническом саду, учительство в сельской школе… Смена профессий, обстоятельств, но неизменная преданность и любовь к слову, высокому «храму поэзии». И конечно, стихи, стихи, стихи… Об увиденном, пережитом, «процеженном» только сквозь сердце.
Некоторые стихи поэта изредка появляются в газетах, в альманахе. И запоминаются читателям.
Почувствовав пробел в образовании (бессистемная учёба всё же даёт мало), Изяслав Вильскер уже в зрелом возрасте поступает в республиканский Институт русского языка и литературы имени А.С.Пушкина. Здесь он знакомится с известными учёными-филологами, литературоведами и языковедами, профессорами А.Решетовым, С.Лиходзиевским, М.Сойфером. Слушание лекций, конспекты… И внутренний контакт, перераставший в дружбу между студентом и преподавателем. Тогда в Изяславе Вильскере, как бы заново родилась любовь к Пушкину, к декабристам, но уже с глубоким изучением их биографий и окружения… Эта горячая привязанность помогла ему написать незаёмные строки о великом поэте, внести в пушкиноведение пусть маленькую, но свою лепту.
Даже в самые застойные годы, когда в литературе «котировались» трескучий оптимизм и расслабленное благодушие, Изяслав Вильскер писал только по велению сердца и правды. Ему изначально глубоко была чужда всякая газетность, легкость пера, свойственная и иным мэтрам, и начинающим… Он писал о далекой Кушке – там прошла его армейская юность, о милом сердцу Полесье, где витал образ купринской Олеси, о печальных событиях на Даманском с гуманной мечтой: «Ну, а старые автоматы подарим китайским братьям», о вечном – о любви и смерти. Наконёц, в нём можно было уловить лёгкую, исцеляющую душу самоиронию. В поэзии и в жизни. «Ну, как я вам прочту эти стихи – во рту у меня словно ириски перекатываются»…
Необычная образность, звукопись, глубинное понимание жизни, радующее точной метафорой – «тишина – недостаток нашего слуха», незаданность переживаний лирического героя, – видимо, изначально отпугивали издателей. И стихи Изяслава Вильскера десятилетиями оседали в ящиках письменного стола. Но они жили и живут по незыблемым законам поэзии, ходят в машинописных листах, их читают наизусть, помнят отдельные строки. И теперь, собранные воедино, они дают полное представление о человеке с трудной судьбой – поэтической и гражданской, порой неуживчивого, но неизменно искреннего и, несомненно, отмеченного печатью таланта и тонкого вкуса. Пусть только искра, но «божья искра»…

Изяслав ВИЛЬСКЕР

Я ОТ МИРА СЕГО…

* * *

Я бродил по свету, как чернец…
На Неве, и у костра в Полесье,
За кальяном в черной чайхане
Я мечтал о невозможной песне.

В небе, как на голубом катке,
В сумерках скользили конькобежцы
Парами, как Мужество и Нежность…
Бог держал зеленый луч в руке.

Я б за эту песню отдал душу
Богу или дьяволу без торга,
Чтобы песню эту мир, услышав,
На мгновенье замер от восторга!
Происхождение
Я жил в захолустном местечке,
Где хилые наши отцы
Пекли в почерневших печках
На пасху сухую мацу.

Где матери наши, как клушки,
Лишь знали горшки да детей…
И не было в доме игрушки,
И не было в доме затей.

А главное – не было сказки –
Волшебного фонаря,
А были лишь мрачные краски
Еврейского календаря.

Отец свой молитвенник старый
Читал перед жирным меню,
И сальный свечной огарок
Коптил вечерами меня.

А мать мне куриную гузку
Совала в издерганный рот…
И был лишь единственный русский
В семье нашей – Васька-кот.

И грех возмущаться предками.
Но гены по их вине
Как брызги кривого зеркала
Засели навеки во мне.
Прощание с К…
Бог помочь вам, мои хорошие!
Небось – чужая сторона,
Где показалась медным грошиком
Еще Есенину луна.

Пускай с заманчивого Запада
С окольным ветром до меня
Доходят лакомые запахи, –
Я знаю: Запад – западня.

Я не хочу скулить над ладанкой
С родной землей: – Тоска, тоска…
И мне не надобно, не надобно
Уже другого языка.

* * *

Мне девять лет. У нас в дому
Живут заезжие актеры,
И с ними девочка –
Виктория,
Как кукла в розовом дыму.
Ах, кто я?
Местечковый мальчик.
А девочка – из Киевграда.
Какие у нее наряды!..
Когда стоял я с нею рядом,
Она, грозя, казала пальчик.
Я для неё в чужих садах
Рвал яблоки. Она бросала
Их в реку.
Громко хохотала,
И я тонул в крутых волнах,
Неся ей яблоки в зубах.
Мальчишки с улицы дразнили
Её «буржуйкою» за шик…
Шик вызывал в них только шок,
Поскольку все бедны мы были.
… Я в синяках ходил, как Бог.
Я плакал по ночам…
… Дитя!
Не понимал, что это горе –
Такое счастье, о котором
Мечтать я буду жизнь спустя.

Текст и публикация Николая КРАСИЛЬНИКОВА.

4 комментария

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.