От Бухары до Самарканда. Окончание История

Прислала Е. Морозова. Соловьев М.М. Экспедиция в Бухару в 1841-1842 гг. при участии натуралиста А. Лемана. – М., Л., 1936. Из третьей главы. Начало здесь и здесь.

Глава III От Бухары до Самарканда.

3. Горы  Карнап-тау. Вдоль берегов вверх  по течению реки Зеравшана до стен Самарканда

Снова Рамазан повел экспедицию по равнине большой караванной дорогой, старательно избегая гористых местностей. Члены миссии недоумевали. „В горах надо искать золото, — говорили они своему руководителю, посланцу эмира,— а не на большой военной дороге, по которой мы двигаемся». Что такое поведение  Рамазана вместе  с тем лишало членов миссии возможности выполнить и секрет­ные поручения русского правительства, этого они не договаривали. Рамазан, однако, упорствовал.

Положение усложнялось еще тем, что члены горной партии были лишены возможности довести до сведения своего начальника Бутенева о возни­кающих между ними и Рамазаном разногласиях. Последний вопреки обещанию, данному им Бутеневу перед отъездом партии в Самарканд, не поз­волил ни Богословскому ни Леману в продолжение всего путешествия сноситься письмами с Бутеневым. А мотивов для жалоб на Рамазана было более, чем достаточно.

Впоследствии Бутенев, ознакомившись с ходом работ партии, писал Канкрину (рапорт от 10 сен­тября 1842 г.): „В продолжение сего путешествия обнаружился злой и сварливый характер сопро­вождавшего партию юзбаши-Рамазана, который хотел распоряжаться вполне и путеследованием и занятиями горной партии. Часто брал он путь в противность желаниям их и надеждам на откры­тие, препятствовал собирать минералы и растения, останавливался отдыхать и задерживал их в то время, когда нужно было итти вперед, и заставлял делать большие утомительные переходы в то время, когда они находили нужным отдых для больных людей команды их.

Имея от эмира сумму столовых денег для всех, находившихся в горной партии, он кормил их очень дурно, а часто заставлял совершенно голо­довать, не позволял им в селениях покупать пищу и на собственные деньги; наконец, были примеры, что он позволял себе даже делать угрозы им.

Подозрения его особенно  обращены  были на г. Богословского 2-го,  от  которого  он  во  весь путь не отъезжал ни на шаг и во всяком поднятом им  с земли камне думал  видеть золотую руду и отбирал его  от него.  Хотя  пользуясь сим, имел более  свободы  г. Леман, но  и  на него Рамазан делал часто нападения и однажды едва не сбросил в воду все собранные им гербариумы. Бухарские проводники, кажется, воображали золото и во всех травках, собираемых им, и когда он срывал какую-нибудь  из них, то помощники Рамазана срывали себе подобную, если же другой подобной не было вблизи,  то отнимали от Лемана  взятую  им,  так что наконец он не иначе мог собирать растения как   с   особою  хитростью,   скрывая   то, которое было ему в самом деле нужно».

Всю эту ситуацию прекрасно использовал третий член экспедиции, топограф Яковлев. В то время как  Рамазан   со  своими   бухарцами   неотступно следил  за каждым  движением   Богословского  и Лемана, Яковлев незаметно и систематически про­изводил тайную  топографическую  съемку прохо­димых   местностей,  дав   Бутеневу   впоследствии богатейший материал для его основной, особо се­кретной работы „о военном походе России на Бухарию».

„Иногда», пишет Бутенев в секретном рапорте, Яковлев „делал путь свой без всякого надзора, когда же и подъезжали к нему бухарцы, он всегда умел с достаточной ловкостью обмануть их бди­тельность, взять компасом направление дороги на замечательные предметы в окружности,, и все это нарисовать и заметить в своей книжке. Зато при открытии его занятий он подвергся бы наибольшим неприятностям».

Вамбери подтверждает, что „члены ученой экс­педиции Бутенева подвергались на каждом шагу строгому надзору, точно опасные шпионы, так что на работы Лемана и Яковлева следует смо­треть как на чудо».

Только тогда, когда экспедиции уже никак нельзя было избегнуть близости цепи Карнап-тау (в части, называемой Сияддин-тау), Рамазан решил­ся отпустить путешественников ближе к границам Бухары в горы. Голые, почти лишенные раститель­ности, крутые возвышенности слагались из глини­стого и слюдяного сланцев и прорезались похожей на диорит массивной породой. Чем выше подни­малась экспедиция, тем мощнее становилась эта последняя порода. На предельных высотах она уже всецело властвовала над сланцами, приобретая характер порфира. В узком ущелье, в которое исследователи проникли, стены и глыбы камней сплошь состояли из таких порфировидных „’плу­тонических образований».

Южный склон Карнап-тау оказался менее мрач­ным и пустынным, чем северный. Кое-где видне­лись на склонах гор группы деревьев. Текли ключи, и по берегам их росли камыши, сыти и сит­ники. Около сочащейся по скалам воды, под нависшими скалами в тени прятались сизого цвета дикие голуби. Встречались на склонах гор и аулы, вблизи которых на хороших горных пастбищах паслись обширные стада овец.

Ознакомившись с возвышенностями Карнап-тау, экспедиция переправилась через главный канал реки Зеравшана— Нарупай, соединенный в свою очередь с Зеравшаном бесчисленным количеством каналов. К ночи караван достиг города Сияддина (Зияуеддин). Не задерживаясь в нем, экспедиция продолжала свой путь среди плодороднейших, тщательно возделанных полей. Вскоре нивы однако сменились опять бесплодной глинистой равниной. На горизонте с северной стороны, на правом берегу Зеравшана, подымались снеговые гребни Ак-тау, с южной — невысокая цепь гор Кирган-тау.

Следуя дальше, экспедиция подошла, наконец, к одному из главных, официальных предметов изы­сканий экспедиции — к берегам предположительно золотоносной в этих районах реки Зеравшана. Вдоль ее берегов и шел теперь путь экспедиции вплоть до самого Самарканда.

На протяжении 660 км. течет эта главная река Бухары, „оплодотворяя громадные простран­ства обработанной земли». Существование всего Бухарского оазиса теснейшим образом связано с ней. Из Зеравшана посредством целой сети ка­налов проводится вода для орошения полей. Почва в большинстве местностей Бухары вполне благо­приятствует земледелию. Лессовидные глины и супесчаный лесс при достаточном снабжении, водой дают прекрасные урожаи, и если избытков земле­дельческих продуктов получается сравнительно немного, то это следует приписать исключительно недостатку воды. Вот почему почти все проточные воды Бухары утилизируются до последней капли для орошения полей.

В нижнем своем течении Зеравшан является хотя и быстроходной, но мелкой  рекой, несущей свои воды  по непрерывному ряду садов — этому мерилу  богатства  и зажиточности  бухарца. Дно ее представляет собой красный  песок, удобный для перехода вброд. В некоторых, однако, местах дно делается илистым и вязким, и там река стано­вится  уже  более  глубокой.   Изыскания   Лемана удостоверяют,  что  Зеравшан  в  былые   времена имел уровень воды несравненно выше настоящего. Несмотря на несудоходность Зеравшана, по нему все-таки сплавляли к г. Бухаре лес, растущий на горах  за Самаркандом. Картина сплава живо на­поминала Россию.  Плот  из нескольких  десятков бревен, связанных вместе, несся вниз по течению. Им управляли один  или два человека,  беспре­станно отталкиваясь шестами от берегов, так так плот  все время  прибивало  к берегам   сильным течением.

Правый берег Зеравшана был пологий. Разливы на левом берегу задерживались крутым обрывом, отстоявшим от русла реки километров на 10. Все пространство от реки идо обрыва представляло со­бою широкую зеленую полосу возделанных полей. Здесь по берегам этой бухарской „Волги» узбеки пасли многочисленные стада овец и коз, здесь же и жили они летом  в красивых белых войлочных кошомных кибитках, увешанных яркими, квадрат­ными лоскутами и различными вышивками. Внут­ренность  кибиток была  также   разукрашена. По стенам их висели небольшие коврики тёмнокрас­ного  и кирпичного цвета.  На полу были разост­ланы   кошмы   и   ковры   и   положены   подушки, у стен   стояли  разнообразные  сундуки.  Вообще вид кибитки был довольно опрятный. Сами узбеки, мужчины  и женщины, чисто и аккуратно одетые, работали в своих садах. В садах же стояли и их кибитки. Женщины ходили  с открытыми лицами. Закрывали они их только при посещении городов.  Держали себя узбеки   с большим   достоинством. Вокруг   кибиток   бродили   собаки  и   полунагие дети. Кое-кто из ребят дрался,   кое-кто   бренчал на двуструнной  балалайке.  Над стоянкой людей плавно парил в воздухе, распластав свои крылья и высматривая добычу, самый маленький из гри­фов — белый стервятник (джурчи).

Первую остановку в дальнейшем пути экспеди­ция сделала в городе Кятты-Курган, состоявшем из чрезвычайно скученных плоскокрыших саклей — ничтожных глиняных лачуг среди невозможно узких, кривых улиц, но в то же самое время являвшемся родиной одного из лучших в мире по вкусу, весьма крупного сорта винограда с шаро­видными ягодами.

Конечно, и тут была крепостца, на стенах которой висели пищали, пики и сабли. Впервые в Бухаре в садах, окружающих этот город, Леман встретил обширные табачные плантации, снабжавшие таба­ком значительную часть всего ханства.

В Чимбай, месте следующей остановки экспе­диции, был базарный день. Толпа продавцов и покупателей кишела среди гор фруктов и хлеба, баранины и бычачьего мяса.

В лавках продавались халаты, рубашки, обувь, сбруя, канаты и т. п. Бросались в глаза грубые кин­жалы в кожаных ножнах, заполнявшие многие при­лавки. Много было и гончарных изделий, различной глиняной посуды, кончая глиняными лампами.

За городом потянулись обширные рисовые поля, настолько залитые водой, что Леман признал их сперва за пруды. Попадались по дороге аулы узбеков в обрамлении громаднейших фруктовых рощ, садов и цветущих полей, охваченных вдали выжженной, бесплодной глинистой степью.

В одном месте, по указанию Рамазана, караван свернул с дороги и направился в узкое ущелье, которое вывело его на группу холмов. Один из хол­мов был окружен высокой глинобитной стеной. По­пасть по ту сторону ее можно было только через одну единственную дверь. Внутри стены находился усаженный ивами водный бассейн, к удивлению Лемана лишенный каких-либо каналов, которые могли бы приводить к нему воду. Здесь во время своих поездок по стране останавливался на ночь эмир с отрядом своих телохранителей. Переноче­вали здесь и путешественники.

Экспедиция приближалась к Самарканду. Кот­ловина заметно сужалась, пронизываясь массой ру­кавов Зеравшана. Среди них благоденствовали пло­дороднейшие плантации полевых и садовых куль­турных растений. Иногда долина становилась топ­кой и даже болотистой. Тростники, рогоза и другие болотные растения в изобилии росли в этих местах.

За 10 км до города экспедицию встретили посланные Курган-бека, градоначальника Самар­канда, в парадных парчевых халатах и вышитых золотом тюрбанах. Они принесли поздравления от бека по случаю благополучного прибытия и с утон­ченной вежливостью и большой озабоченностью поставили миссии несколько ошеломивших ее во­просов. „Здоров ли его величество царь и его ви­зири?»— спрашивали они. „Жидок ли их костный жир?» „Жирен ли их головной мозг?» „Отправили ли они миссию в путь в добрый час?» Члены мис­сии поспешили успокоить вопрошавших, дав утвер­дительный ответ на все интересовавшие их во­просы. Приведя себя в порядок, они отправились в гости к приглашавшему их беку, который, однако, принял их только на следующий день.

Путешественники были первыми образованны европейцами, вступившими в этот город со времен Тамерлана через 440 лет после испанского путешественника Гонзаго Клавиго, побывавшего до них в Самарканде (1403-1406).