День шахтёра и Ефим Михайлович Фишман История
Vladimir Li
По следам старых фотографий
Сегодня, в последнее воскресенье августа, мы традиционно отмечаем День шахтера. С праздником, дорогие друзья!
В связи с этим я вспомнил, что в июне текущего года городу узбекских шахтеров — Ангрену — исполнилось 75 лет.
По сути, мы с ним ровесники. Здесь я после войны родился в семье шахтера-переселенца, попавшего сюда по повестке военкомата на так называемый «Трудовой фронт». В 1946 году безвестному поселку в отрогах Кураминского хребта присвоили статус города. Сейчас это большой индустриальный центр с населением в 130 тысяч человек, а может уже и больше.
Недавно посчастливилось побывать на малой родине, где не был почти сорок лет. Слегка ностальгируя, прогулялся по старым улочкам, посидел у обмелевшей речки, заглянул в местный краеведческий музей. За три десятилетия независимости Узбекистана музей, конечно же, заметно изменился: устаревшие документы и архивные материалы перемещены в «запасники», а разделы пополнились новыми экспонатами, открылись экспозиции, рассказывающие о новейшей истории Ангрена за годы независимости.
В разделе трудовой славы города, рядом с бюстами прославленных шахтеров Ходжи Аликулова и Тургуна Хасанова, увидел экспозицию, посвященную Ефиму Михайловичу Фишману. Бессменный редактор городской газеты «Ангренская правда» — он ее возглавлял 35 лет (с 1948 по 1983 годы) — ветеран труда, Почетный гражданин города, его именем названа одна из центральных улиц города, где и поныне стоит здание редакции. Я вспомнил, как в далеком 1975-ом, по приглашению Фишмана приехал в тогдашний еще Соцгород, где находилось старое здание редакции, и постучался в кабинет редактора. За массивны столом, в массивном, сколоченным по индивидуальному заказу кресле сидел не менее массивный человек. Мне было уже почти тридцать, я трудился после окончания журфака в многотиражке Ташкентского университета и ютился вместе с семьей на съемной квартире. Наш разговор тогда можно было бы сравнить с беседой мудреца и младенца, поскольку моим визави по ту сторону стола был не столько редактор с 30-летним стажем, сколько человек, прошедший большую жизненную школу — ему исполнилось к тому времени уже 65.
-Так ты говоришь, где гарантии? Хо-хо-хо… — раскатисто рассмеялся он, когда я заикнулся о письменном обязательстве на получение жилья для семьи. — Гарантия — это я. Ты спроси в городе любого, кто такой Фишман!? И они тебе ответят: Фишман — это всё…
Я проработал в «Ангренке» около десяти лет. И воочию убедился, что Ефим Михайлович действительно слов на ветер не бросает. Мало того, что мне выделили двухкомнатную квартиру в новом кирпичном доме в течение полугода, он помог еще устроить ребенка в детсад, оформить кредиты на предметы домашнего обихода, наладить мои не совсем уставные «взаимоотношения» с военкоматом. И так было со всеми, кого он приглашал к себе на работу из Ташкента и кто на деле оправдывал его ожидания.
Ефим Михайлович умер в возрасте 75 лет, можно сказать, за редакторским столом. И оставил после себя светлую память. Прошло уже почти сорок лет после его смерти, а горожане до сих пор поминают его добрым словом.
Ефим Михайлович был мудрым человеком. Он руководствовался неизменным принципом — не брать на работу евреев. Как точно пишет в своем рассказе Михаил Книжник, «профессор был еврей и страдал тяжелым еврейским недугом: боялся, что его заподозрят в симпатии к соплеменникам». Этот недуг поразил в свое время бывшего завотделом пропаганды Андижанского обкома партии, который впоследствии работал в системе Гостелерадио. Ему выделили кабинет о двух столах, и когда руководство предложило ему посадить за второй стол еврея, которого этот партфункционер сам же на работу и пригласил, то отказался со следующей формулировкой: «Я не хочу, чтобы все подумали, будто я создаю здесь сионистскую ячейку. Да и там не поймут, уж я-то по Андижану знаю». И ткнул пальцем в потолок.
Любопытствующий[Цитировать]
Хороший улов!
KP[Цитировать]
«то отказался со следующей формулировкой: «Я не хочу, чтобы все подумали, будто я создаю здесь сионистскую ячейку. Да и там не поймут, уж я-то по Андижану знаю». И ткнул пальцем в потолок». Но это еще не конец истории. Когда об этом узнал, вытаращив глаза, еврей, которого спротежировал андижанский функционер, последний вполголоса объяснил: «Я же просто хотел, чтобы тебе достался отдельный кабинет, и ты спокойно занимался тем, для чего ты мне и понадобился. Для составления справок в ЦК партии. Можно работать как угодно, а вот справки в ЦК надо сочинять талантливо, умело и оперативно. Именно по ежеквартальным справкам судят об эффективности нашей работы. Чтобы они были на высшем уровне, тебе нужно уединение. Понял, о ком я пекусь? О тебе же, дурак!» Ну и на закуску. Высокий начальник Узрадио, услышав из уст андижанца про «сионистскую ячейку» (в тот момент на радио было 7 евреев в штате), сказал: «Я тебе, Леня, такого мудака в твой кабинет подсажу, надолго запомнишь!» Так и случилось.
Любопытствующий[Цитировать]