Шут Маргиланский Искусство История

Автор текста известный телерадиожурналист Мухтар Ганиев.

«Мысль, высказанная вслух – ложь», сказал один из Восточных мудрецов. Иногда не знаешь, что поведать даже о себе. Вдумайтесь, загляните в себя. В каждом из нас половина хорошего, доброго, а о второй половине лучше промолчать. Думая об одном, мы не всегда говорим, о чем бы хотелось. Из круговорота мыслей мы выбираем лестное, порой лживое. Приукрашиваем собственное воображение набором красивых фраз. Пытаемся блеснуть умом, знанием. А если покопаться в потаенных глубинах собственного разума, наше повествование это всего, лишь чьи-то россказни, слухи, откровенная фантазия. А она через годы превращается в догму, источник.

Хватит словоблудия, ведь есть на этом свете ценности поважней. Поговорим о тех, кто и в жизни, среди людей хороших и плохих, богатых и бедных, и в истории человеческих отношений, оставили неизгладимый след. О которых мы с восхищением говорим, — да, это был Устоз, Уста — мастер. С древнейших времен мутрибы — музыканты, хафизы — певцы, аскиячи – острословы, кизикчи — шуты в Средней Азии считались городскими ремесленниками. Там где был мир и благополучие, добрые отношения в народе, много праздников, словом благополучие — там и развивалось эти древние виды народного искусства.

Маргилан один из исторических центров цивилизации. Здесь всегда процветали разные, нужные людям, ремесла. Благодатный климат, плодородная почва. Трудолюбивые дехкане занимались искусственным, орошением, выращивали самые сладкие в Ферганской долине виноград, инжир, гранаты. Знаменитые ткачи, обязательно мужчины, ткали в Маргилане лучшие в Средней Азии атласные ткани. Дети обучались в мечетях, медресе точным наукам, языкам, богословию, литературе, поэзии. Узбекский литературный язык базируется на маргиланском диалекте. Здесь жили узбеки, таджики, уйгуры, бухарские евреи, армяне. В песнопении, здесь существует свой Ферганский маком, направление — «катта ашула», ёр-ёры, лапары, баёты, рубаи.

Маргилан центр аския Узбекистана – состязаний острословов. На всех народных праздниках выступают раскрашенные шуты. Острословы — аскиячи разбиваются в группы и ведут культурный, словесный бой. Каждый короткий выпад аскиячи имеет два-три шутливого смысла. Партнер в считанные секунды отвечает тем же. А народ, домысливая каждое значение сказанного, смеется до упаду. Двенадцати летный Юсуфжан попал в среду известных Маргиланских шутников – Закиргов, Саади Махсим, Азиз Ходжи, Мулла Хошим, Мумин кишлачный, Бойбува куса, Нурмат, Башир, Ашир, Назир они пятнадцать лет возили его собой по всем праздникам Туркестанского края, учили мастерству шута, клоуна. Его главным наставником по жизни стал Саади Махсим.

Фото Юсуфжона Шакаржонова отсюда.

Настолько было сильно актерское мастерство Юсуф-ака. Юсуфжан-ака высоко ценил лучшие человеческие качества — совесть, дружбу, бескорыстность. Но, как бывает в человеческом обществе, хитрые, недобрые люди пользовались этим, предавали, пытались втоптать в грязь имя мастера. Он говорил: «Солнечный свет не погасить ногой, его луч поднимется на вашу ступню. Но интересно устроен человек, сначала пленит вас красотою услуг, лестью, покорностью. Потом свою почтительность внушает блеском слов, порой бесплодных, но цветастых. В конце же грязью наглости и клеветы взращивает к себе отвращение. Пусть рожденная корыстью дружба с низким, подленьким не коснется вас. А чтобы не было сожаления, разочарования, не создавайте себе кумира, не впускайте в душу разных мошенников, лицемеров, двуличных, вероломных. А чтобы отличить их от добрых, искренних, совестливых людей, — на то только помощь Аллаха и ваш внутренний фильтр – добропорядочность.

Как говорил его близкий друг Народный хафиз Узбекистана Джурахан Султанов, во второй половине жизни Юсуфжан-кизик редко шел на дружбу с новыми людьми, да и многих знакомых держал на расстоянии вытянутой руки. Даже близким не доверял своих секретов. Время было сложное, — тридцатые, сороковые годы, что косили мало-мальски отличающихся от общей толпы «белых ворон». Вероятно, поэтому Юсуфжан-кизик был до конца жизни популярен и востребован.

Откровенно, трудно говорить о человеке, которого видел в жизни всего пять или шесть раз. Но ваш покорный слуга много слышал о нем, от тех, которые долгие лета делили с ним хлеб и творчество, досуг и дело. Увы, свидетели эти уже давно в ином миру, как нет и тех, кто воочию видел Эзопово дитя. Какой простор писательскому воображению, вымыслу, всему поверят. Но чтобы быть до конца честным, не хочу примешивать, нелепые фантазии в историю этого великого человека, легенду острословия узбеков, ведь и за это где-то придется отвечать.

Запомнил я его статным, высоким, красивым. Врезались в память его, на редкость выразительные, зеленые глаза, игривый взгляд, необыкновенная улыбка. Юсуфжан-ака выходил на люди всегда слегка нагримированный. Толстые брови и яркие, изогнутые к верху ресницы подводил индийской сурьмой, это резко выделяло его. За это в народе его называли «буяк» — «крашенный». Но даже в этом была его неповторимость, индивидуальность Лицо белое, усы и бородка с проседью, коротко подстриженные, тоже подкрашенные. Яркий, в то же время степенный, важный, он казался очень крупным вельможей, аристократом, духовным сановником.

Своим ученикам, конкретно, моему отцу — скрипачу Ганиджану Ташматову Уста говорил: «Будь всегда чист, опрятен, красиво одевайся. Твоя речь должна быть изысканной, богатой, ее содержательность выражает твою образованность, вызывает интерес, притягивает слушателя. Потому что пустые слова это всего лишь нелепый, гортанный звук. Ты всегда должен, выделяться из общей толпы. Когда ты входишь в общество, все должны осознавать, что это не простой человек, — это видимо человек искусства, артист, поэт или писатель».

Носил Юсуфжан-кизик зеленого цвета богатый чекман – халат из толстой шерсти, европейскую рубаху белого или черного цвета, зеленую чалму поверх маргиланской тюбетейки, лакированные кожаные коуши – беззадники. Таков был внешний облик великого аскиячи — острослова Ферганской долины, пересмешника, шута Кокандских ханов, весельчака, артиста Юсуфжан-кизик Шакаржанова. Жил он не в столице Кокандского ханства, как хотела знать, а в Маргилане в махалле бухарских евреев. Он любил свой город, с гордостью говорил о Маргилане, как о центре исконной узбекской культуры, сосредоточии истинного, литературного языка узбеков. Таков и был этот город, образно говоря, это Суздаль — для русских. Родился Юсуф-кизик во второй половине прошлого века, в 1868, умер летом 1958 года. В его судьбе сменилось три эпохи, десятки правителей, идеологии, идеалы, а Восточная культура, образность мышления, красивая речь, добросердечная, гостеприимная черта характера народа остались.

Юсуфжан-кизик, вобравший в себя все лучшие грани культуры узбекского народа, был востребован во все времена, и в трех ханствах Туркестана, до завоевания Средней Азии Россией, и в эпоху царизма, затем и советских республиках. В свите Бухарского эмира Амира Алимхана, он веселил царя Николая в Петербурге. Видел живого Ленина. На Декаде Узбекской советской культуры встречался с Никитой Хрущевым. Ему рукоплескали москвичи, парижане, жители всей Средней Азии. Дружил с казахским акыном Джамбулом Джабаевым, таджикским поэтом Садриддином Айни, киргизским певцом «Манаса» Токтогулом. Но больше всего, он радовал своим веселым искусством свой народ. 1920 годы.

Молодая Советская страна в вихре гражданской войны. В Туркестане Красная армия во главе Михаила Фрунзе воюет с басмачами в Ферганской долине и на границе Бухарского эмирата. Юсуфжан-ака в душе понимал, что эта армия на стороне простого народа, она против гнета баев, ханов, эмиров, несет людям образование, свободу, равноправие. Вместе с друзьями и коллегами Хамзой Хакимзаде Ниязий, Мухиддином Кариякубовым, Мулла Туйчи, Абдукодир найчи, Ахмаджан кушнай, Ориф гармонь, Олимжан скрипка, Давлатохунд дутар – создали агитпоезд «Восток» и ездили с концертами по многим горячим точкам Туркестана. Радовали красноармейцев веселыми, острыми комедиями на злобу дня, красивым исполнением «Катта ашула», «Лапаров», «Уланов».

1923 год. В Москве открылась первая выставка достижений ремесленников и крестьян, работников искусств молодой страны Советов. Самобытную музыкальную культуру узбеков наряду с другими представляла труппа Юсуфжан-кизика. В ансамбле были Рустам метар, Амир сурнай, Хайдар, Тешабай карнай, Тухтасин гиджак, Уста Алим, Абдукодир най, Ахмаджан кушнай, Отаходжа чанг, танцоры, певицы среди которых, впервые были и женщины это Тамара-ханум и Мария Кузнецова. Артисты въехали на выставку большим караваном, огромные верблюды, впряженные в телеги, на них разукрашенные шуты, громкоголосые трубы карнаев, протяжные звуки сурнаев, барабаны, ногора. Для москвичей это была изумительная картинка. А на заключительном концерте Туркестанских мастеров искусств, среди высоких гостей был сам Владимир Ленин.

Через три года эта экспериментальная труппа поехала на гастроли по стране. Они радовали своим веселым искусством жителей Поволжья, Баку, Москвы, Ленинграда. Юсуфжан-кизик много лет работал в кукольных труппах Ферганской долины. 25 лет смешил народ на арене цирка. Юсуф-ака работал артистом Самаркандского Государственного театра, затем в Маргилане создал и возглавил Маргиланскую Государственную труппу, работал в Ташкенте Государственном театре эстрады имени Свердлова.

1937 год. В Москве состоялась первая декада мастеров искусств Узбекистана. За двадцать лет советской власти культура республики стала самой продвинутой в Средней Азии. В стране уже знали имена известных узбекских артистов Кори Якубова, Манона Уйгура, Етима Бабаджанова, Аброра Хидоятова, Марии Кузнецовой, Махсума Кариева, Уста Алима Камилова, Домло Халима Ибадова, Тухтасина Джалилова, Халимы Насыровой, Тамары-Ханум, Мукаррам Тургунбаевой. Юсуфжан-кизика выступал в шуточных, веселых сценических композициях – музыкантом, танцором, шутником, острословом. Все эти действия придумал и поставил на сцене сам Юсуф-ака. Хореография, самобытность, разнообразие граней народного фольклора, преподнесенные мастерами искусств Узбекистана, приводили в восторг москвичей и гостей столицы.

Юсуф-ака прекрасный собеседник, многие вечера был душой общества с известными поэтами Ферганской долины — Мукимий, Фуркатом, Завкий, Оразий. «Хорошая беседа не только снимает все душевные тяготы, — вспоминал Уста, — но и очищает разум от обыденной ржавчины, застоя». Советские писатели Гафур Гулям, Абдулла Кодирий, Чолпон при написании своих книг, романов, долгие часы записывали воспоминания Юсуфжан-ака, консультировались, вникали в детали жизни, традиции, биографии героев, исторические события. Потому что Уста имел энциклопедическую память. Через десятилетия он мог вспомнить, в каком одеянии на приеме был царь Николай, его супруга и дочери, имена, фамилии, прозвища многих артистов, коллег, руководителей разного ранга, а иногда просто хороших и плохих людей, что окружали его.

Юсуфджан родился в 1868 году в Маргилане в простой семье мастера тандыров – печей хлебопеков Шакаржан-ака и швеи Тожибиби. Отец был приятным собеседником, поэтому ему подходило его имя Шакаржан – сахарный, сладкий. Он мог в нужную минуту сострить, кинуть хорошую шутку, анекдот. Дед Юсуфджан-ака Риза, говорят, был хорошим хафизом – народным певцом. Юсуфжон-ака часто, с гордостью повторял, — «Я потомственный артист»… Семья Шакаржан-ака жила небогато, довольствовалась тем, что есть. Отец хотел дать достойное образование детям, мечтал вырастить грамотное потомство. Но в жизни не все бывает, так как мы хотим. В пору, когда старший сын, окончив школу, поступил в медресе, а Юсуфджан только начал учиться азам науки, отец умер. Великому, в будущем артисту, не было суждено иметь высшее, по тем временам, образование. Но любознательны мальчик сам постигал вершины узбекской и фарсиязычной литературы. Он любил поэзию, был знаком с произведениями известных литераторов, поэтов-классиков Востока.

После смерти кормильца, Юсуфжан стал помогать матери. Был мальчиком на побегушках в чайхане, разносил чай, хлеб, убирал, мыл посуду. В то далекое время чайхана была местом не только утоления голода, а местом встреч, бесед. Своеобразный мужской клуб, где происходили импровизированные концерты хафизов, состязания поэтов, острословов. Еще раз повторю, Маргилан один из древних культурных центров тюрков-узбеков, родина, платформа литературного языка узбеков. Именно такая чайхана стала местом произрастания в юном артисте таланта веселого аскиячи. Конечно, эти качества были заложены в душе неугомонного мальчика. Здесь он стал приобщаться к культуре танца, музыки, истории искусства. С восьми лет он радовал гостей, подражая голосам знаменитых людей, рассказывал веселые анекдоты, пел, танцевал, имитировал голоса птиц, животных. О нем стали говорить в Маргилане. Народ специально приходил в эту чайхану, чтобы посмотреть на проделки маленького артиста.

В один из дней в Маргилан приехали важные люди из Коканда, — столицы ханства. В красивом, тенистом саду готовились принять уважаемых гостей. Было решено удивить их талантом маленького Юсуфжана. «Давайте пойдем c подарком, скатертью самобранкой», — предложил маленький артист. Шутники наловили в озере много лягушек, положили в большой керамический ляган, обернули скатертью и поставили подарок в центре стола. Большой чиновник помыл руки, в надежде на вкусное угощение стал разворачивать скатерть. Утомленные жарой лягушки стали прыгать в разные стороны, гость очень не любил этих присмыкающих. От неожиданности он с криком побежал и упал в озерко с водой. Его приспешники, желая вытащить вельможу из воды, поскользнулись и сами оказались в водоеме. Сначала был конфуз, брань, огорчение, сметание, а затем долгий, веселый смех, прием удался на славу.

Весть, что в Маргилане появился маленький, задорный, бесстрашный шут, который не считался с чинами и регалиями, «ради красного словца не щадил даже отца» дошла до Коканда. Мне, к сожалению, довелось увидеть лишь только эту грань таланта мастера-острослова. Все остальные, вероятно, самые главные в его жизни, — талант музыканта, танцора, комика, артиста цирка, кукловода, познал я от тех кто, жил и трудился с ним в его время. Известный артист цирка Карим Зарифов вспоминает: «Мы с Юсуфжан-ака долгие годы проработали на сцене цирка. Его комические выступления имели ошеломительный успех, народ шел валом в цирк посмеяться его шуткам. Мы с Юсуф-ака объездили почти всю Среднюю Азию, Западный Китай»…

Автор уникальной антологии узбекского танца Уста Алим Камилов учился мастерству танца у Шакаржанова. В создании узбекского национального театра, он работал вместе с поэтом Хамзой Хакимзоде Ниязий. Под руководством Юсуфджан-ака, легендарная Тамара-ханум, Мухиддин кари Якубов стали началом узбекской национальной эстрады. Многие известные аскиячи с гордостью называют его своим устазом — наставником. Достоверной информации о танцевальной деятельности Уста-кизик, мы не нашли. Но есть его интервью, материалы в прессе, по которым можно сказать, что он проникся душой к узбекскому танцу. В беседе с известным искусствоведом Михаилом Верхацким, Юсуфжон-ака сообщает, что с семи до пятнадцати лет воспитывался у Уста Саади, затем у Уста Худайберды. Мастера обучали подростка многочисленным усулам – ритмам узбекского танца. Юсуф-ака хорошо играл на дутаре, чанге, ногора, нае, но больше всего любил отбивать узбекские ритмы на бубне. Это надо иметь удивительную музыкальную память, чтобы удерживать в мозгу около ста ритмов узбекской танцевальной музыки.

Он вспоминал – «Сегодня мне девяносто лет, и не подумайте, что я выживший из ума старик, семьдесят лет, я изучал Шашмаком, эту кладезь музыкальной жизни народа. Для каждого периода года, времени дня, есть свои макомы. Допустим, — зимой, рано утром исполняется «Баёт», «Дугох Хусайни». В полдень – «Чоргох». До заката – «Насри сегох». После заката солнца – «Сарпарда», «Рои баланд», «Дилхирож». В пору весны утром – «Амин насрулои», «Куик», «Кора занг». Днем – «Гулёри шахноз». После заката – «Бузрук», «Кари наво». Эти части Шашмакома в периоды года, дневного времени, придают самый оптимальный ритм жизни слушателя, способствуют здоровью, долголетию».

Вспоминает Народный артист Узбекистана Ганиджан Ташматов: «Его танец – это песня, радость волнение душа и тела, изящество движений, мужская доблесть. Он начинал движения, точно выдерживая ритм музыки, гордо подняв голову, орлиным взглядом охватывал все кругом, широко разведя руки, чуточку приподняв ладони, он начинал вращаться. В свои девяносто лет он танцевал стремительное «Лазги», а этот танец под силу молодым артистам! В нем проявление мужской отваги, победы человека, ритм радости. В исполнении Юсуфжан-ака в нем видны все прелести молодежного задора. Мастер знал не только сценические движения танцев Ферганской долины, но и историю их создания. Допустим, он часто рассказывал нам историю танцев «Ялла», «Катта само», «Чарх», «Садр», «Рок», «Ялли-ялли», «Коз ногора», «Коз Искандар». В репертуаре Юсуфжан-ака было десятки народных, ставших классическими танцев, но вершиной его танцевального творчества, я считаю «Катта уйин». По словам мастера, этот танец пришел к нам вместе с воинами Александра Македонского. Его ритм раньше отбивали не бубны, а ногора «Искандари». Большое, сложное, серьезное произведение, в исполнении Юсуф-ака это было незабываемое зрелище. Не каждый танцор берется исполнить его. А жаль этот танец ушел в историю вместе с Уста Юсуфжаном»…

Все крупные народные стройки, праздники, свадьбы Ферганской долины не проходили без Юсуфжан-кизика. На строительстве Большого Ферганского канала, он с труппой прошел от начала до конца искусственного водовода. А были еще Фархадская ГЭС, возведение больших и малых плотин, освоение земель Центральной Ферганы, возведение крупных промышленных предприятий республики. Представления обычно проходили ночью, после трудового дня на строительных площадках, у кромки полей, берегу строящихся каналов. Импровизированные сцены освещались факелами, кострами. Там где был Юсуфжан-кизик, там был восторг, радость, хорошее настроение. Юсуфжан-ака вспоминал, — «руководители того времени на новую стройку, сначала отправляли артистов, а затем рабочих. Вроде бы странно, но понятно, — народ ударно трудился, зная, что день завершиться чудным концертом»…

Мне было тринадцать лет, когда великий мастер слова покинул этот бренный мир. Я видел его в Ташкенте у нас дома, в Маргилане на свадьбах, в Вуадиле, Шахимардане на состязании лучших аскиячи — острослов Ферганской долины. Я запомнил его заразительный смех, мгновенные блистательные ответы. И если у партнеров тонкий словесный юмор имел в лучшем случае два смысловых значения, Юсуф-кизик закручивал в одно аскию до четырех вариантов веселых, смешных, острых ответов. Чтобы было понятней, в одной остроте он прятал четыре значения, разум слушателя раскручивал смысл игры слов и смеялся над каждым вариантом. Не успевал человек полностью расшифровать эту аския, как звучала новая. Поэтому на таких собраниях острословов, хохот стоял еще тот. Среди аскиячи того времени, когда острословие в Узбекистане считалась народным, этнографическим видом искусства, Юсуфжан-кизик Шакаржанову в стране не было равных.

Народный артист Узбекистана, ученик великого острослов Ганиджан Ташматов любезно рассказал несколько веселых историй, что имели место в жизни Юсуфжан Кизика.

УЧЕНИК МЯСНИКА.

В одно осеннее утро мама Тожибиби собрала шестилетнего Юсуфжана в школу. Шакаржан-ака дал ему несколько листов чистой бумаги, калам и чернильницу с тушью и объявил, что он с этого дня будет учиться читать и писать в начальной старометодной школе. Она располагалась в небольшой, старинной, махалиннской мечети, не далеко от дома. Юсуфжан и раньше знал, что туда ходят дети и взрослые. Не понимал, почему дети заходят туда нехотя, а выходят важные, надменные. Большого желания туда ходить у него не было, лучше в чайхане покрутиться, и сыт будешь, и разные истории послушаешь. Но деваться было некуда, отец сказал, — значит, закон. Они быстро дошли до школы. Долго ждали перемены, дети громко произносили суры из Корана. Ребятишки вышли на перемену, отец тут же подошел к муалиму, — молодому с редкой бородкой суфию. Они долго о чем-то говорили. Было видно, Шакаржан-ака убедительно просил муалима взять Юсуфжана в школу, сунул в его руку какой-то сверток. Важный суфий, в конце концов, согласился. Отец подозвал сына и стал расхваливать его, просил сделать его чтецом Корана. В конце произнес: — Он мальчик хороший, но всегда готов выкинуть какую нибудь шутку. Много в нем озорства, поэтому вы его не жалейте, больно наказывайте. Как говорится, — мяса его ваше, а кости наши… Шаловливый Юсуфжан, тут же удивленно произнес: — Отец! А, что этот умный дядя работает здесь мясником?.. Сначала отец и муалим остолбенели от вопроса Юсуфжана, затем, громко засмеялись. — Да-да, — глубокомысленно произнес учитель, — веселые у нас с ним будут занятия, и опять стал смеяться…

АХ, МОЛОДОСТЬ…

Возвращался Юсуфжан-кизик с базара с покупками. Решил срезать, сократить путь и пошел полями. Вдалеке увидел свою махалю. Но тут он заметил, — на знакомом ему арыке после позавчерашних селей разворотило узкий мост. Воды в арыке было больше обычного. Размер его был, вроде бы, не такой большой, ну около или больше двух метров. Юсуфжан-кизик присмотрелся, подумал, не идти же ему обратно. Отошел подальше, разбежался и с авоськами прыгнул через арык. То ли не рассчитал, то ли не набрал нужной скорости, вмиг оказался в середине арыка, по пояс в воде. Он вскрикнул от неожиданности. Картошка, лук, морковь, клубника стремительно поплыли по течению, хорошо мясо осталось при нем. Стоя в холодной воде, а он недолюбливал купания, громко произнес: — Ах, молодость, моя молодость, куда подевалась та прыть, что была все годы… Затем он вышел из воды, снял мокрую одежду, разложил ее на солнышке, огляделся, поняв, что никто не видел его позора, глубокомысленно произнес: — А если сказать честно, что же я в молодости был лучше…

ПОСРЕДНИК.

После неудачной охоты на исходе дня, хан Кокандский Амир Умархан возвращался в столицу Ферганской долины – Коканд. Уставшие охотники, охрана, челядь, проделав трудный путь по тугаям, зарослям камыша на берегу Сырдарьи, со скромными трофеями входили в город со стороны кишлака Кенагас. В это время, по пыльной улочке кишлака, пошатываясь, после веселой попойки, шел к себе домой пьяный джигит. Утомленные нукеры, даже не обратили внимания на бредущего парня, а расхрабрившийся юноша увидел красивого, белого коня – его заветную мечту детства. Охранники не успели опомниться, как парень подошел к хану, схватил лошадь за поводья. От неожиданности Умархан очнулся, улыбнулся и произнес: — Что тебе надо джигит? Каких ты будешь?.. — Я свободный кипчак! Я хочу купить твою лошадь! Я с детства мечтаю иметь такого друга. Я дам тебе за него любую цену… Подбежали нукеры, от злости и, являя преданность хану, они готовы были убить парня. Замахнулись изогнутыми саблями, но Умархан остановил их. Услышав шум, стали собираться сельчане. Свита ждала решение государя. Хан улыбнулся, весело посмотрел па парнишку вохмелю, понял, что разговор с пьяным джигитом может уронить достоинство правителя, весело сказал: — О, свободный кипчак! Считай, что конь теперь твой. Но дай, я доеду на нем до Коканда. Завтра, приходи во дворец и забирай твоего друга… — По рукам… Я сделал хорошую покупку. Да утра, я разрешаю тебе поездить на нем, — сказал юноша… Все были довольны, — хана развеселила эта шуточная встреча на длинном, монотонном пути. А довольный своей покупкой, плелся домой пьяный джигит. Свита, охрана радовались хорошему настроению Умархана. Народ возрадовался, что не пролилась кровь невинного дехканина. Утром Умархан, как обычно, восседал на троне Кокандского дворца, решал насущные вопросы государства. Вдруг хан засмеялся и сказал: — Ну ка, приведите ко мне того парня, что вчера хотел купить нашего белого гнедого!.. Нукеры засуетились. Через какое-то время в зал ввели, непонимающего происходящего, парня. Руки, ноги его были в цепях, на глазах повязка. Ему сняли повязку. Он был испуган. Кругом визири, вельможи, воины. Юноша ворошил свою память, не понимал, за что его бросили к ногам хана, в чем его вина. Смутно стал понимать, что вчера в кишлаке, он видел этого человека, что восседал на троне. С трудом сдерживаю улыбку, хан произнес: — Ну, что свободный кипчак! Ты вчера у себя в кишлаке хотел купить у меня белую лошадь – твою мечту. Мы готовы продать ее. Она стоит вычесанная, помытая в лучшем стойле нашей конюшни. Заплати нам тысячу золотых алтынов, и забирай ее себе… Разум юноши стремительно стал восстанавливать картинки вчерашних дел, встреч, разговоров. Он расплывчато стал вспоминать события и понял, в какую беду попал. Ведь у него не то что «золотого», медной таньги не было в кармане. Из-за долгов уже который жениться не может, а тут… Джигит упал на колени и твердо произнес: — О, великий хан! Это не я был покупателем вашего красавца-коня. Сжальтесь, я в жизни не выдел золотого алтына, во всем нашем кишлаке нет таких денег… — Да ты еще и лжец, — грозно произнес Умархан, — многие из этих уважаемых людей были на том торге. Призовите палача, отрубите ему голову… — Именем Аллаха прошу Вас, сжальтесь государь, дайте сказать последнее слово, затем казните, — гордо произнес юноша… — Скажи свое последнее слово! — Во вчерашнем торге я был посредником, а не покупателем… — Назови же имя покупателя? – сказал рассерженный хан. — Покупателем было ВИНО, что сидело в моем разуме, а тело было всего лишь посредником этой сделки… Сначала в тронном зале была тишина, затем во весь голос, заразительно засмеялся Умархан. Его подхватила вся знать, смеялся даже палач. Умархану понравилась эта аския – шутка острословие, проницательный ум юноши. Хан отпустил свободного кипчака. А чтобы он продолжил свое посредническое дело, подарил ему кувшин с хорошим вином…

СПОР У СВЕТИЛЬНИКА.

Припеваючи, шел Юсуфжан-кизик по старым улочкам Маргилана. Он был на свадьбе своего друга. Веселил людей своими остротами, шутками, анекдотами, состязался в аския – острословии. В то древнее время улицы города освещались масляными светильниками. Но не каждый маргиланец мог позволить такую роскошь. И только у домов богатых жителей были светильники. Масло, фитили, лампады были не по карману простых горожан. У одной такой лампады стояли два пьяных верзила и о чем-то горячо спорили. Подойдя к ним, Юсуфжан услышал: — Это светит солнце, — говорил один. — Нет сейчас ночь, это светит луна, — твердил другой. Когда Юсуфжан-кизик поравнялся с ними, первый схватил его за ворот, прижал к столбу, и грозно проговорил: — Вот мы поспорили, я говорю ему, что это светит солнце, а он говорит, что это луна. Так вот, ты внимательно посмотри на светило, постарайся, и рассуди нас… Юсуфжан-кизик внутренне понимал, скажи он – луна, побьет этот, с огромными ручищами. Скажи он – солнце побьет тот большой. Юсуф-кизик не любил драк и не умел этого. И очень не хотел прийти домой битым. Но здесь кого-то из них надо было признать правым. Он очень вежливо обратился к обоим: — Уважаемые братья, почтенные жители этой досточтимой махали. Я не могу сказать солнце это или луна, потому что живу в другой махалле Маргилана. — А-а-а, это другое дело, — сказали спорящие и отпустили, не признав в пьяном кайфе, великого острослова Ферганской долины…

ПОСТЕСНЯЛСЯ ВАШЕЙ ТЕТИ…

Руководителем басмачества в Ферганской долине был Мадаминбек. В праздник весеннего равноденствия «Навруз» главарь беков решил устроить праздник своим басмачам. Решили погулять в красивом предгорном кишлаке Вуадиль. Мадаминбек приказал своим воинам: — Хоть из-под земли найдите Юсуфжан-кизика и притащите к моим ногам… Хорошо вооруженные джигиты через два часа привезли измученного Юсуф-ака к главарю беков. А чтобы посмеяться над ним, молодые басмачи посадили Кизика на неоседланную, тощую клячу задом наперед и перевязали ноги острослова под брюхом лошади. Истерзанный такой ездой, бледный Юсуфжан-кизик был в плачевном состоянии. Затекшие ноги не слушались, его мутило. Но он старался выглядеть веселым, жизнерадостным. Увидев это, Мадаминбек грозно прорычал: — Ну, что шут, ты забыл о нас, если бы я не послал своих джигитов, ты бы здесь и не появился. Где твоя любезность, может быть, ты разбогател. Или ты у Советов перекрасился, совсем красным стал… Джигиты засмеялись аские своего главаря. — Нет, бек! Я бы и твоих джигитов не послушался, но ты милостиво прислал свою тетку, ей я отказать никак не мог. Но стесняясь посмотреть в ее лицо, я сел задом наперед… Юсуфжан-кизик вежливо указал на кобылу и здесь начался такой хохот. Все смеялись над Мадаминбеком, а ему пришлось проглотить аскию знаменитого острослова…

ОРУЖИЕ В РУКАХ ДУРАКА…

В один из дней, басмачи приехали к Юсуфжан-кизику, насильно посадили его в телегу и повезли в кишлак Ташлак под Ферганой. В тени большого, зеленого сада, у берега водоема, на широкой деревянной кровати, устланной шелковыми одеялами, среди огромных подушек, сидел известный предводитель отряда беков Соли Махсим. В руке он играл знаменитый в то время пистолет «Маузер». Он поздоровался с Юсуфжан-кизиком и предложил после трудной дороги, помыть лицо, руки в водоеме. Кизик снял верхнюю одежду, присел к хаузу и начал умываться. В это время Соли Махсим подошел сзади и ногой толкнул Юсуф-ака в водоем. Басмачи залились невообразимым хохотом. Озерко было неглубокое, но вода в ней холодная, Юсуфжан-кизик недолюбливал водные процедуры. Он попытался выйти на берег, но Соли угрожая «Маузером» снова сталкивал Юсуф-ака в водоем. Бил деревянным прикладом «Маузера» по носу Юсуфжан-кизика. Это повторялось снова и снова. В конце концов, молодые воины, как бы, помогли выйти ему из воды, сменили его одежду. Все это время басмачи потешились над острословом. Затем Соли Махсим попросил извинения, усадил рядом на кровати и стал говорить: — Ну, Юсуф-ака, я вижу, вы с дороги, разгоряченный, вот мы и побаловались, предложил вам прохладу, водных процедур. Думал, вам это понравилось. Так, что вы на нас не обижайтесь?.. — Ну, что вы господин курбаши, я совершенно не обижен на вас побаловались, так побаловались. Я на вас не в обиде, но я обиделся на мастера, который изобрел ваше оружие… — Почему Юсуф-ака?.. — Потому что у этого конструктора хватил ума изобрести такое смертельное оружие, но он не подумал, что такое страшное оружие может попасть в руки дурного человека, вот что меня озадачивает… Молодые воины, понявшие эту игру слов, схватились со смеху за животы… ЭТО — СВОИ… Поздно ночью закончилась свадьба в одном из Маргиланских кишлаков. Певцы, музыканты, шуты погрузились в телегу и медленно тронулись в город. Не успели скрыться огни кишлака, на музыкальный обоз налетели десяток всадников. Скинули всех с телеги и один из басмачей прокричал: — Что Кизик, со свадьбы Тургуна Шоро возвращаетесь! Продались Советам! Красных развлекали! Под их музыку теперь играете, крашенные! Предатели! Получайте за это… Бедные артисты были жестоко избиты. Их били плетями, прикладами ружей, пинали сапогами, но не резали не стреляли. Артисты самим басмачам могли пригодиться. Сделав свое гнусное дело, басмачи с победным криком, прихватив телегу и лошадей, поскакали, в строну Бозских песков. Через какое-то время избитые артисты пришли в себя, отдышались, в темноте ощупывали друг у друга раны, ссадины. К счастью переломов, серьезных ушибов не было. Они медленно, поддерживая друг друга, поплелись в Маргилан. Вдруг со стороны сая – небольшой речки, снова послышался конский топот. Певцы, музыканты кинулись в придорожный арык, благо он оказался сухим. Спрятали свои головы, какое-то время ни проронили, ни звука. Минут через десять Юсуфжан-кизик тихо поднял голову и трусливо прокричал: — Братцы, вы от беков или от своих босяков! Он трижды прокричал свой вопрос, но ответа не было. В это время тучи разошлись, и все озарилось лунным светом. Юсуф-ака увидел свору собак, перебегающую обмелевшую речку, и тихо произнес: — Вставайте друзья, опасности нет, эти оказались из своих… Артисты, увидев собак, позабыли об осторожности, побоях, стали весело смеяться. Потому что собака это прозвище или тайный псевдоним Юсуфжан-кизика…

ПОСЕВЫ ВПРОК…

Двор известного, богатого маргиланского бая. Время – около полуночи. Шум, веселье, свадьба не кончается. Поют хафизы, играют музыканты, состязаются в острословии аскиячи. Повара колдуют над котлами, кипят огромные самовары. Помощники таскают гостям еду, вино, бузу – ржаную водку. Словом, Маргилан радуется, гуляет и хвалит бая за щедрость. В центре горит огромный костер, размалеванный Юсуфжан-кизик, на импровизированной сцене в центре двора, веселит своими анекдотами, шутками, отвечает остротами своим партнерам. Далеко за полночь Юсуф-кизик громким воплем начал пророческую речь. Все притихли, думали, что он пронесет завершающую молитву и все разойдутся. Но не тут-то было. Кизик огляделся, понял, что все внимание веселящего люда, обращено к нему. В гриме шута, но очень серьезно, на фарси, на арабском, вперемешку с узбекским, он стал произносить всякие причитания. Это он делал превосходно, превращался в центр мироздания такого сборища, а вплетая в проповедь арабский и фарси, подчеркивал свою просвещенность, интеллект и духовность. В своей напыщенной проповеди он просил у Аллаха для всех его сограждан счастья и богатства, просил мира и спокойствия этому краю, удачи и блага народу. Затем он громко и таинственно произнес: — Жители Маргилана, у нашего почтенного и уважаемого Абдурахман-дома шесть девочек, к сожалению, нет у него продолжателя рода – сына. Давайте всей нашей общиной попросим у Аллаха, чтобы он подарил этому славному маргиланцу сыновей!.. Все подняли руки к небу и после, непонятных слов на арабском, произнесенных Юсуфжаном-кизиком, все присутствующие произнесли «Аминь». Народ был доволен великодушной молитвой. Мусульмане считают, что если свыше сорока человека, сообща попросят у Аллаха какое-то желание, – то это обязательно сбудется. После ночного веселья, по обычаю узбеков, рано утром жители округи приходят в этот дом на утренний плов. Угощения поддерживаются классическими песнями в исполнении хафизов и музыкантов. Словом артисты развлекают народ на свадьбах почти сутки. Так вот закончив той, артисты погрузились на примитивную карету и поехали по домам. Известный хафиз, друг Юсуф-ака – Джурахан Султанов вкрадчиво начал: — Уста, вечером я на свадьбе не видел людей Абдурахман-дома, и самого его не было ни вчера, ни сегодня. Что же вы так за него распинались, молились, причитали, народ будоражили… — Джура – сказал Юсуф-кизик, — в дальнем углу за деревьями, сидели два его близких друга, вот я и посыпал зернышко, а вдруг взойдут… Когда карета приблизилась к дому Юсуф-ака, у ворот стояли две телеги двое парней разгружали дрова, мешки с пшеницей и рисом. Увидев их, Джурахан-ака удивленно спросил: — Уста, а это от кого привезли?.. Уста-кизик засмеялся, поправил брови, бородку и глубокомысленно сказал: — Джура, это видимо проросли семена, что я раньше посеял. Вот ты своей песней услаждаешь только слух людей. А я радую душу не только бедных. Вот и зеленеет моя нива…

ВРАГ НИЩЕМУ, НИЩИЙ…

В один из дней, небольшую группа артистов во главе с Юсуфжан-кизик пригласили на знатную свадьбу в Коканд – столицу ханства. Уста собрал лучших Маргиланских шутов, певцов, музыкантов, наскребли денег на билеты в одну сторону, все надеялись на хороший гонорар в Коканде. Сели в общий вагон пассажирского поезда и под свист, гудок, стук колес паровоза двинулись в столицу Ферганы. Надо сказать, в то время между Маргиланом и Кокандом не было хороших дорог, народ из Маргилана, Андижана добирался на телегах за три-четыре дня. А благо комфортабельный, по тем временам, русский поезд довозил пассажиров до столицы ханства за пять часов. Здесь можно было попить чай с кусковым сахаром, почувствовать огромную скорость локомотива, поговорить с уважаемыми людьми. Словом, поездка в поезде, в начале двадцатого века в Ферганской долине, считалось большим удовольствием и приобщением к современной моде. Артисты прибыли в Коканд. Но, к сожалению, здесь их ждала неприятность. У хозяина свадьбы, богатого купца, ночью умер близкий родственник. Той отложили, а значит и артистов не надо. Какие-то люди извинились и довезли до вокзала. Труппа была в растерянности, денег на билеты не было. Юсуфжан-кизик растерянно сел на привокзальной площади и стал думать, как же доехать до Маргилана. Вдруг, Кизик увидел медленно идущего к ним дервиша. В Коканде их еще называли каландарами — отшельниками. На голове у него войлочный тюрбан. На нем теплый шерстяной чекман. На поясе у него множество подвязок, пучки разных трав, перьев птиц, шкурки, зубы лисицы, барсука и большая деревянная шохкоса – многолетняя, отполированная от древности, деревянная чаша для подаяний. Дервиш, произносил какие-то причитания, высматривал людей побогаче, чтобы быть с милостыней. Юсуфжан-кизик стал прихорашиваться. На нем огромная золотистая чалма, праздничный атласный маргиланский чапан, русские, яловые сапоги. Брови, ресницы подведены сурьмой, ухоженные усы, бородка. С виду богатый городской аристократ. Дервиш заметил его и тихо, но уверенно пошел к Юсуф-ака. Певуче стал произносить всевозможные заклинания. Таких дервишей можно было встретить на базарах, караван сараях, местах скопления народа, в поездах. Они хорошо знали с кем иметь дело, громко причитая, тут же начинал массировать, руки, ноги, туловище. Мастерство их заключалось в том, что при массаже конечностей, должен был слышан хруст суставов, конечностей, шейных позвонков, скул. Как бы, не обращая внимания, на идущего к нему каландара, Юсуф-ака тихо сказал: — Усмон-кори, смотри, сейчас этот начнет свои причитания, затем будет массировать руки, плечи, голову, шею. Вот когда хрустнет у меня в шее, я бесчувственно упаду на бок, дальше драму продолжишь ты… И точно, дервиш подошел к Юсуф-ака и громко стал читать странные заклинания, приводя имена пророков, всяких святых, пророчествовал. Свирепо, выговаривая, что это не он, а святые духи, через его пальцы дают исцелению душе и телу правоверного. Дервиш проворно потряхивал руки, пальцы, бил по плечам, сжимал голову Юсуф-ака. Дело дошло до шеи, он резко поворачивал голову Кизику то вправо, то влево. Группа расслышала хруст. Вдруг Юсуфжан-кизик, с пеной у рта повалился набок. Увидев эту картину, Усмон-кори издал вопль: — О, мусульмане вой-дод, этот мошенник сломал шею моего брата! О, правоверные, он убил моего брата! Что я теперь буду делать! Я путник, как покажусь своей родне! Горе мне, горе, вой-дод! С этими словами, Усмон-кори схватился за шохкосу, что висела на поясе у дервиша. Видит каландар дело плохо, бросил свою копилку и бросился наутек. Собрался народ, кто-то принес воду и стал обливать лицо Юсуф-ака, его приподняли, усадили. И через какое-то время Кизик стал приходить в себя, держался за шею и покачивал головой. Эта сцена на вокзале была настолько реальной, что жандарм прослезился выздоровлению Юсуф-ака. Усмон-кори пересчитал деньги в копилке, купили билеты, и через час вся труппа сидела в купе, пили чай и мчались в родной Маргилан. Но смотрите, как в жизни бывает, в этот поезд залез и дервиш. Медленно продвигаясь по вагонам, он исполнял свою игру. Дервиш не просил милостыню, а зарабатывал на хлеб, своей хитрой, древней профессией. Он издалека увидел, узнал богатого, живехонького аристократа и стал приближаться к веселой труппе. Они, заметив каландара, не смогли сдержаться от смеха, хохот стоял на весь вагон. — А, проклятые разбойники, мошенники! Как я не разглядел в тебе шута. Мой месячный заработок сперли, мерзавцы! Отдавай мою копилку, крашеный черт!.. Каландар выхватил свою шохкосу и, ругая артистов, на чем свет стоит, удалился. А труппа еще долго смеялась над дервишем и своей проделкой.

РИС ВПРОК.

Лет сто назад в Маргилане, как и во многих городах и кишлаках Ферганской долины полноводные арыки проходили через дворы горожан и сельчан. Ей пользовались для поливов небольших приусадебных участков и с утра наполняли большие хумы для питья. С раннего детства ребятишкам запрещали бросать мусор в воду, в арыке можно было купаться, но даже плевать в воду считалось большим грехом. Такой арык протекал и в доме Юсуфжон ака. Выходил поток из соседнего двора. В заборах, у всех, были сделаны, смазанные саманным раствором, небольшие отверстия. Из проема можно было обозревать часть соседского пространства. За глинобитным дувалом Юсуфжон Кизика жил молодой, крепкий, трудолюбивый джигит. Месяц назад, он женился на красавице из соседней махали. На веселой свадьбе сам Кизик и его труппа радовали гостей искусством песнопения, танца и острословия. Через месяц после бракосочетания Юсуфжан ака вышел рано утром во двор, подошел к проему и стал умываться. За забором к арыку подошла и присела у арыка молодая невестка и стала тщательно омывать свое красивое белое лицо, кисти, восхитительную шею. Пораженный прекрасным видом молодой купальщицы Юсуфжан Кизик два раза вкрадчиво, восторженным рыком самца кашлянул. Невестка заметила в проеме Кизика, покраснела, накинула на белоснежное лицо полотенце и отпрянула от арыка. На следующее утро Юсуфжан ака снова стал ждать у арыка и это бесстыдное действие снова повторилось. За завтраком молодая жена, с растерянностью и негодованием рассказала мужу о блудливых позывах стареющего соседа. Недолго думая, джигит посоветовал супруге, — на следующее утро на призывный кашель Кизика ответить нежным мурлыканием, кивнуть в сторону амбара и плавно, грациозно, подчеркивая прелести красивого тела, двинуться к воротам амбара. Утром, воспаленный страстью Кизик, снова ждал у арыка прелестное девичье личико. И она пришла. Весело стала плескаться прохладной водой арыка. От восторга Юсуфжан ака победно кашлянул. И вдруг невестка томно взглянула на него, улыбнулась, кивнула взглядом в сторону амбара и грациозно поплыла в ту часть двора. «О-о, свершилось», — вскрикнул Кизик и метнулся на невысокий забор, он даже не заметил, как перелетел его. Тихо, озираясь, как блудливый кот, он крался в чужом дворе за заветной добычей. Душа ждала счастливых минут с красавицей. Она тихо скрылась в темноте дворовой пристройки. Из полутьмы он услышал стыдливый стон — «Мулла ака, что вы хотите со мной сделать? Вы хотите меня опозорить! Только не насилуйте! Только не оставляйте синяков!!!». «Нет, милая, нет, красавица, душа моя», — успел воскликнуть возбужденный Донжуан, как за ним заперлись ворота амбара. Перед ним возникла огромная фигура молодого соседа. Невестка выбежала из полутемного помещения и накрепко закрыла двери амбара. Джигит принялся избивать Юсуф ака. Из амбара были слышны крики Кизика и мат ревнивого жениха. Избитый развратник лежал на дровах и стонал. Джигит отошел в темный угол, вытащил мешок шалы – неочищенного риса, и грозно прорычал, — «Вот тебе шала, а вот ступа, до моего прихода, чтобы весь рис был почищен, потом подумаем, что с тобой делать». Весь день Кизик бил в ступе шалу приговаривая, — «Поделом тебе старый развратник, в конце концов, твоя распутная жизнь должна была именно так закончится». Он засыпал весь рис в мешок, лузгу смел в угол, прилег. Сильно болели ребра, скулы от побоев, руки, плечи от непривычного труда, хотелось есть, особенно мучила жажда. Но тревожился Юсуф ака не за синяки, а за исход события, если узнают жители махали, тогда здесь ему не жить. А какой позор среди друзей, коллег, учеников. Он задремал. Очнулся Кизик от лязга открывающихся ворот амбара. Солнце садилось. В его красных лучах джигит казался великаном. Истошно крича, Кизик кинулся в светлый проем. Молодому парню ничего не стоило удержать его, но вероятно, увидев мешок очищенного риса, плачевный вид избитого короля шутов Ферганы, сжалился над ним и дал возможность бежать блудливому паяцу. Около месяца Юсуфжан ака не выходил в народ, зализывал раны, сводил синяки. К его радости никто в Маргилане не прознал позора короля острословов. Сегодня он рано пробудился ото сна, было красивое осеннее утро, Юсуфжан ака по привычке пошел помыться к арыку, зачерпывая ладонями прохладную воду, стал омывать лицо, голову, кисти. Вдруг в проеме возник ее красивый лик. Она улыбалась, глаза ее блистали, красивые черные локоны играли на щеках, восточная красавица была во всей красе. Невестка стала тихо, хитро, зазывающи покашливать. Поняв шутливый позыв, Кизик грозно посмотрел на невестку и ехидно произнес, — «Что блудница, в твоем хозяйстве рис кончился?» В этой острой, емкой фразе было сказано все…. Молодая женщина, как бы воскресила в памяти события тех дней, позор знаменитого острослова, от всей души засмеялась и удовлетворенная собой, пошла прочь.

ДА, ДА И СНОВА ДА…

Иногда у великих людей бывают не менее славные друзья. С молодости Юсуфжан Кизик дружил с бригадиром группы арабакешей Юлдашем Ахунбабаевым. Во время революции Юлдаш ота развил бурную деятельность встал на защиту интересов простых батраков и стал Председателем Верховного Совета Узбекистана. Дружба двух славных людей не прекращалась ни в трудные для страны годы, ни в дни хороших праздников. Они вместе ездили на встречи с дехканами республики, особенно часто по хозяйствам Ферганской долины, где их знали все. Они строили Большой Ферганский канал, создавали новые хозяйства, осваивали целинные земли. Юлдаш ота дехкане считали отцом, если он звал покинуть свои кишлаки и ехать на освоение заболоченных земель Ташкентской, предгорную богару Сурхандарьи и других областей народ поднимался и шел за своим лидером. А где появлялся Юсуфжан Кизик, там была радость и веселье. Интересная черта была в характере Ахунбабаева, он ни никому не сообщал в какое хозяйство едет. Если приезжал на стан бригады и знал, что будет обедать с дехканами, обязательно брал кетмень и шел на прополку трех-четырех длинных грядок. Тем самым, как бы честно отрабатывал свой обед. В этот день друзья приехали в Ташлакский район Ферганской области. В центре земель бригады красивый сад, виноградник, помещения для отдыха, большие деревянные скамейки для обеда, летняя кухня, огромный казан, вкусная похлебка, снующая повариха, она же понимает, — кто к ним приехал. Юлдаш ота заглянул в казан и сказал, — «Такой обед не пропустим». Позвал своего ординарца, взяли кетмени, и пошли на прополку хлопка. Юсуфжан ака устроился на большой деревянный топчан, подложил под бока подушки, и величаво наблюдал за происходящим вокруг. На нем красивый зеленый чекман, брови, ресницы его подведены сурьмой, красивые, ухоженные усы с проседью, короткая бородка, лицо слегка напудрены, белая чалма на голове. Он сидел столь торжественно, что казалось, что сам хан Кокандский приехал в бригаду. К месту воссидания Кизика медленно подкатились две телеги. Семеро русских мужиков, по видимому, крестьян окрестных русских хуторов узнав, или увидев черную правительственную «ЭМК»у, прибыли с какими-то просьбами, жалобами. В дореволюционное время, в дни завоевания генералом Скобелевым Ферганской долины, на освоение здешних, целинных земель были перевезены тысячи крестьянских семей из России. Староверы, молокане создавали хутора, поселения, занимались земледелием, жили замкнуто, поддерживали власть, которая есть, с местными узбеками жили в мире. Иногда обращались с просьбами. Сегодня был такой случай. Увидев величаво восседающего Кизика, хуторяне приняли его за важного чиновника из города и потянулись к нему. Сняли шапки, поклонились. Юсуфжан ака, ни проронив, ни слова, поманил их рукой. Самый старый из староверов поздоровался, задумчиво спросил, — — «Ты, — Юлдаш Ахунбабаев»? — «Да» — важно ответил Кизик. — «Мы, к тебе с просьбой, помоги приобрести нам керосин, за нашу пшеницу»… — «Да, да» — произнес Юсуфжан ака. — «Мы хотим продать часть собственного урожая ржи и овса государству, нам нужны бревна, кирпичи, гвозди» — сказал второй… — «Да-а-а», — многозначительно ответил Кизик. — «Хотим отремонтировать мельницу на речке, нужны сварочные работы», — сказал третий ходок. — «Да-да» — громко сказал Юсуфжан ака. Этот многоозначающий разговор длился минут пятнадцать. На все вопросы хуторян Кизик отвечал — «Да». Менялась только интонация, громкость и выражение лица. Оно становилось серьезным или вопросительным, восторженным или озабоченным. А ходоки все говоривали о своих чаяниях. Картину этих важных переговоров на полевом стане узрел Юлдаш ота. Подозвал ординарца, — «Пойди, посмотри, что там устроил «крашенный». Они видимо, ко мне пришли, о своих заботах говорят, а он, я смотрю, в роль вошел, уже решает государственные задачи»… Ординарец подошел к беседующим, представился, — «Вы, вероятно, пришли на встречу с Ахунбабаевым?» — «Да» — сказали ходоки… — «Да» — важно ответил Кизик… — «Вон он, грядку рыхлит, через полчаса будет здесь обедать. Так что все вопросы к нему. А это наш великий артист Юсуфжан Кизик Шакаржанов, прошу любить и жаловать»… — «Так ты не Юлдаш Ахунбабаев?» — «Да», — чинно ответил Кизик. — «Тьфу, да-а-а. Мы невежи, распинаемся тут перед его важным видом, а он всего лишь шут без креста». Самое смешное Юсуфжан ака в русском языке знал только два слова – «да» и «нет». И считал слова «да» более важным в разговоре больших начальников…

КЛЯНУСЬ КАРЛОМ МАРКСОМ…

В 1957 году в Москве отмечали декаду искусств Узбекистана. Сюда приехали деятели культуры – известные писатели, поэты, художественные коллективы, кинематографисты, художники, народные ансамбли республики. Цель таких праздников – ознакомить россиян с самобытным, красочным искусством узбеков. Группу острословов, шутов, клоунов, канатоходцев возглавил Юсуфжон Кизик Шакаржанов. Несколько трупп собрали у Большого театра, в то время самой большой сцены Советской страны. Заместитель министра культуры Узбекистана Низом Холдаров, кстати, близкий друг Юсуфжан ака, громко, размахивая руками, объявил, что через два часа репетиции, и чтобы ни один артист не отходил от Большого. И важно вошел в здание театра. После недолгого ожидания Юсуф Кизик и его соратники по веселому ремеслу, постепенно стали смещаться к гостинице «Метрополь». С интересом разглядывали витрины известных магазинов. В основном все они впервые попали в столицу Союза. Нерешительно зайдя в залы гастрономов, артисты оторопели. Глаза их разбежались. Чего здесь только не было. Россыпи конфет, изумительные чаи в коробочках, монпансье, колбасный дождь, экзотические фрукты, икра красная, икра черная в железных баночках, копченые рыбные балыки, варенья, джемы в красивых стеклянных банках. Словом, праздник еды…. Естественно, каждый стал думать о подарках родным и близким. Тут, в гастроном с воплем ворвался Низом Холдаров – тот замминистра. Накинулся с бранью на Кизика. Оторопевшие покупатели, продавцы, непонимающие узбекского языка, обступили группу артистов, не разумели сути происходящего. Замминистра красный от ярости кричал: — «Юсуфжан ака, я просил вас не отходить от театра ни на метр! Там срывается ваша репетиция, а вы здесь слюни распустили, гуляете, как по базару! Несерьезные люди, никчемные артисты, подражатели! Я приказал вам ждать меня у театра, а вы уважаемый Юсуф ака, увели своих шутов! Все мои люди ищут вас по Москве!» — «Я помню, — вежливо, тоном большого чиновника, ответил Кизик, — вы ясно сказали, что наша репетиция будет через два часа. И вы нас пригласите в зал. А не прошло и пятидесяти минут. Кизик, по-деловому взглянул на правую руку, затем на левую. По правде, наручных часов у него никогда и не было. Пошарил во внутренний карман и там «Павла Буре» не оказалось. — Клянусь, сейчас мы уже были бы у театра!» Чтобы придать своим словам политическую весомость и важность своего чина, Низом Холдаров прокричал: — «Клянусь духом Владимира Ильича Ленина, я просил вас ждать меня у театра!» В те годы развитого пролетарского, коммунистического сознания, призывать в своих клятвах Бога, Аллаха, пророков и других святых, особенно на людях, было небезопасно. А Ленин всегда живой, всегда со мной и в радости, и в горести…. Но тут, в середину стихийного собрания, величаво, с высоко поднятой головой, вышел Юсуф Кизик. Декларативно, поставленным, сценическим голосом, произнес: — «А я клянусь духом великого Карла Маркса и Энгельса, что должны были быть у Большого через два часа! И пусть покарают тебя духи великих пролетариев за буржуазную ложь! А ну ка, за мной друзья мои, к очагу нашей социалистической культуры! Нас ждет большая сцена, прекрасные представления, лучшие люди нашей необъятной Родины!» Окружающие, восторженно захлопали. Они не знали узбекского языка, но было ясно, что это классический монолог большого артиста из национальной республики, подобный Российским мастерам сцены — Меркурьеву, Цареву, Черкасову, Чиркову. Он красив, статен, политически грамотен, не понаслышке знаком с трудами духовных вождей пролетариата. Значит наш человек. А соратники Кизика весело засмеялись и пошли за своим кумиром. Они то понимают, что полное имя Энгельса Юсуф ака даже не знал. А как искусно вплел аскиячи имена Карла Маркса, Энгельса, слова пролетариат, буржуазия, социализм в свою клятву. Он их где-то слышал, понимал их магическое действие на умы социалистической массы, и умело воспользовался ими в нужную минуту и в нужном месте. Замминистра, тихо поплелся за артистами, понимая, что настоящее искусство делают именно они, а не подобные ему чиновники.

Источник фото.

ПРОЛОГ

В июне 1959 в Ташкент пришла тяжелая, скорбная весть: умер Юсуфжан-кизик…. Не стало великий мастера. Люди, близко знавшие его, почитатели таланта не могли поверить в случившееся. Смерть была не к лицу этому веселому, здоровому как чинара человеку. Жизнеутверждающий Юсуфжон и смерть, вечный покой были несовместимы, противоположны, люди верили, что он, его смех бессмертны…. Но пути господни неисповедимы. Наутро все газеты республики объявили эту скорбную весть — «Узбекская культура понесла тяжелую утрату – писала, центральная в то время, газета республики «Кизил Узбекистана», — 7 июня в городе Маргилане на девяносто первом году жизни скончался один из старейших мастеров искусств Узбекистана – Народный артист Узбекистана, великий народный острослов Юсуфжан-кизик Шакаржанов. Сын узбекского народа вся свою жизнь посвятил развитию национальной культуры. Своим ярким, самобытным талантом, метким критическим словом яростно вскрывал все негативные, пошлые явления мешающие прогрессу, строительству новой жизни». Действительно все свои силы Юсуфжан-кизик отдал искусству, воспитанию нового поколения. Он вырастил много известных сегодня талантливых узбекских артистов. Жизнь и творчество Шакаржанова, его скромность, трудолюбие, преданность своему народу, словно идеал служения интересам простых людей, культуре, всепоглощающей музе. Его труд, деятельность в развитие культуры страны отмечены высокими наградами — Юсуфжан-кизик Народный артист Узбекистана, кавалер ордена Красного Знамени, отмечен многими медалями, Почетными Грамотами Верховного Совета республики Узбекистан. Юсуфжан-кизик и как другие великие острословы умер с улыбкой на лице. В этот день народ всего Маргилана собрался у дома могучего актера. В городе, где консервативные, мусульманские традиции, даже в советские времена считались выше, чем в других районах республики, похоронная процессия стала уникальным прощальным спектаклем. Во дворе покойного хафизы пели печальную песню «Хайер энди» — «Теперь, прощай». Национальный гроб вынесли со двора под аплодисменты, и это было впервые в Узбекистане. На улице сыновья несли огромный портрет Юсуфжан-кизика. Звучала печальная песня на газель Алишера Навои «Кора кузум» — «Черные очи», таких проводов усопших, жители Маргилана не помнят. Гигант умер, но будут новые. А такого таланта, как Юсуф-кизик уже не будет. По крайней мере, в нашем веке такой не появился. Видимо еще не время…

Великого острослова похоронили на местном кладбище в махалле, где жил Юсуфжон-ака. В целях увековечении памяти Шакаржанова, его имя присвоили городской музыкальной школе. Улицу, на которой жил Народный артист Узбекистана, переименовали — Юсуфжан-кизик Шакаржанова. Благодарен Народному хафизу Узбекистана Джурахану Султанову, известному востоковеду академику Азизу Каюмову, писателю Тулкуну Абидову, моему отцу Народному артисту республики Ганиджану Ташматову и многим другим за их воспоминания о великом артисте, мастере слова, непобедимом аскиячи, ласковом наставнике.

Источник.