Бейлинсон Марк Ефимович – последний романтик советской эпохи Ташкентцы

Владимир Вертелецкий

Удивительно, что самым трудным для меня оказалось написать о Марке. Удивительно, потому что Бейлинсон яркая, интересная и любимая мной личность, мой друг. Но, тем не менее, долгое время я не решался подступиться к этой работе. Как говорят «профессионалы»: «Материал не шел». Я для себя определился, что пишу только в трансе. И для этого мои впечатления должны придти в резонанс с чем-то во мне, то ли с душой, то ли с мозгами. В принципе ничего не изменилось за это время, но, тем не менее, только сейчас я взялся (ранее сказали бы «за перо») за клавиатуру.

С первых минут общения Марк привлек мое внимание как воплощение интеллигента (чуть не написал русского интеллигента). Но он еврейский интеллигент, хотя за долгие годы советской «переплавки наций и народностей» почти все мы потеряли «национальное лицо», что я искренне приветствую. Поскольку плодотворное взаимопроникновение культур приводит к их расцвету. И, наоборот, самоизоляция и концентрация на самом себе любимом приводит к «хиренею», что мы и наблюдаем в текущий момент в Узбекистане (и не только в нем).

Но вернемся к нашему Марку. Обаятельный, умный и тонкий участник праздничных застолий моего тестя (Бейлинсон его близкий друг) он всегда держался на втором плане, так как первый план был занят более шумными и (как всегда бывает в жизни) не самыми интересными людьми. Я очень люблю застолья, поскольку это яркое и веселое времяпрепровождение, особенно если собираются талантливые, умные, веселые и открытые люди, что всегда и было у тестя. Я понимаю, что шумное застолье, это не та область, где раскрывается душа человека. В ситуациях, подобных застолью, над человеком довлеет маска. Да и в подобном общении нет глубины. Из моего жизненного опыта максимально человек раскрывался в маленькой компании (человека три-четыре) в неторопливой долгой беседе под небольшую выпивку и закусь, обязательно без баб, что и произошло однажды у тестя.

У меня была такая традиция: по выходным готовить что-нибудь для «кулинарной души». Ну а, сотворив подобное, я звал в гости тестя с тещей или относил угощение им (благо жили они этажом выше). Это не желание похвастаться содеянным, а любовь разделять подобно Христу трапезу. И вот однажды звоню наверх, чтобы позвать родственников к себе за воскресный стол, а тесть говорит, что у него сейчас Марк. Тогда я беру ляган только что сваренного плова и иду наверх, зажав под мышкой бутылку водки. И вот под этот плов и запотевшую водку мы просидели несколько часов с тестем и Бейлинсоном. Причем водочка как-то легко и хорошо легла нам на душу (что у меня бывает очень редко по причине неприятия организмом ее родимой), и Марк стал вспоминать свою юность. И этот удивительный рассказ о бесшабашности и гриновском романтизме молодого Бейлинсона как-то окончательно выкристаллизовал в моем представлении его образ, который приобрел объем и плоть. А далее он стал проситься на бумагу. Но только теперь я выполняю эту просьбу. Этих нескольких часов конечно мало, чтобы иметь более или менее объективную картину о человеке. Но в данном случае достаточно, чтобы мне захотелось написать о нем. Воспоминания о его юности и молоодости вызвали во мне ассоциации то ли с Грином, то ли с Горьким, по жажде авантюризма, «безбашенности», можно даже сказать легкому криминальному налету, а также по тому обилию жизненных впечатлений и познанию человеческих характеров. Очень жаль, что он сам не записывает этот богатый жизненный материал, обладая великолепным мастерством рассказчика. Право, вышла бы преинтереснейшая книга.

В довоенное время Марк проводил каникулы у его бабушки в небольшом городке Дружковка, что на Украине. Разбирая старые фотографии, письма и документы, бабушка показала ему под «страшным» секретом царскую грамоту, выданную его прадеду-кантонисту со стороны отца и гласившую (передаю ее смысл): За безупречную 25-и летнюю службу царю и Отечеству, участие в Крымской кампании Якову Бейлинсону разрешается проживание в столичных городах, обучение его потомков до четвертого поколения в императорских учебных заведения на царском коште. Грамота была очень ветхая. Раньше, по словам бабушки, она висела на почетном месте в их доме, после же 1917 года ее пришлось спрятать, а с начала 30-х годов хранить этот документ было вообще опасно. Прадед был награжден Георгиевским крестом. В то время пребывание на действительной военной службе длилось двадцать пять лет. Еврейских же мальчиков забирали в армию уже в двенадцатилетнем возрасте. Их называли кантонистами. Часто несчастных подростков забирали силой. В армии на них сразу начинали оказывать давление с целью принятия православия.

После службы прадед поселился в Обаяньском уезде, Курской губернии. Несмотря на уговоры принять православие остался верным иудаизму.

Его сын – дед Марка, Захар Бейлинсон, поселился в Дружковке и был часовым мастером. В 1934 году он умер. У него было две дочери и три сына.

До войны на лето выезжали в станицу Славянскую Кубанского края. Железнодорожная станция рядом называлась «Протока». Фантастически дешевые продукты, купание в протоке Кубани, рыбалка были великолепны. Не портили впечатление спартанские условия проживания в хате с глиняными полами и многочисленные комары. Каково же было мое удивление, когда недалеко от дома моей дочери (она переехала в Россию в город Славянск-на-Кубани) я обнаружил железнодорожный вокзал с вывеской «Протока». Жизнь прихотлива.

Его отец был коммунистом, а бабушка ходила в ростовскую синагогу. Прознав об этом, его вызвали в партком. «Почему позволяете ей посещать синагогу? Ты должен убедить ее, что бога нет». На что отец ответил: «Я не вмешиваюсь в это». Ему тут же был объявлен выговор. В пору репрессий стали арестовывать соседей. За одного из них Ефим вступился. Ему сказали: «Да ты видно троцкист». После этого его друг заставил уехать на Урал, чтобы отсидется. Соседи подумали, что он арестован, и многие перестали с ними общаться. В 1940, когда репрессии стихли, Ефим вернулся в Ростов.

Началась война. Когда немцы подходили к Ростову, Ефим добровольцем записался в ополчение. Непосредственно перед сдачей города он сказал, чтобы семья эвакуировалась в тыл. Но бабушка наотрез отказалась, мотивируя тем, что в 1918 году она была под немцами, и они были порядочными людьми и только навели порядок. Бабушка осталась, а семью он посадил в эшелон. Ефим оставил бабушке продукты и дрова. Когда через 20 дней город отбили у немцев, бабушка рассказала ему, что по всему городу прокатились грабежи, и местные у нее отняли продукты, дрова и вещи со словами: «Они вам больше не понадобятся». Еще через несколько дней город был снова сдан, и бабушка была расстреляна немцами вместе со всеми остальными оставшимися евреями. Кто-то ходил и до этого переписывал евреев. Но таких подонков было меньшинство. После войны Марк студентом был в Ростове на практике, зашел в свою квартиру. Его соседи обрадовались, посадили за стол, накормили и отдали их некоторые семейные вещи, которые они сберегли для него. Что-то из мелочи Марк взял на память.

Марк не был традиционным еврейским ребёнком, сверхопекаемым мамой. Детство его было разбито войной. Спасаясь от оккупации, они эвакуировались в Узбекистан, где их после войны и нашел отец. По дороге эшелон с беженцами был разбомблен немецкой авиацией. Во время бомбежки он потерял мать. Нашли они друг друга только через несколько дней. Взрывы бомб, горящие и раскуроченные вагоны, мертвые и раненые кругом, кровь, крики, стоны, обезумевшие люди, потеря мамы оказали на психику ребенка такое воздействие, что он долгое время не говорил. А, когда, наконец, заговорил, то чудовищно заикался. С годами он это преодолел, но легкое заикание осталось у него на всю жизнь и только придавало Бейлинсону шарм. Сразу после бомбежки к разбитому эшелону ринулись подводы с местными, которые набивали их вещами из вагонов. На крики: «Что вы делаете?», отвечали: «Не пропадать же добру».

Приехав в Ташкент, их подселили в узбекскую семью. На всю жизнь Марк сохранил благодарность им за то, что их тепло встретили, кормили и делись многим, хотя никакого достатка в узбекской семье не было.

Вспомнил байку. Две сестры остались одни, и старшая помогала младшей, делясь всем немногим, что у нее было. Старшая так всю жизнь и жила небогато, а младшая поднялась и разбогатела. Младшая делала той крутые подарки: квартиру, машину и прочее. Когда та благодарила со словами, что не делала ничего подобного, отвечала: «Я дарю тебе то, что у самой в избытке, а ты делилась последним».

В Ташкенте во время войны, чтобы материально поддерживать семью в голодные годы, он устроился токарем на завод Ташсельмаш. По рабочей карточке выдавали 700 граммов хлеба. Вы, наверное, помните кадры хроники тех лет. Худенькие мальчишки и девчонки у больших станков, стоящие на перевернутых патронных ящиках, поскольку росту не хватало. По 10-12 часов в сутки точил снаряды, зачастую ночуя тут же в цеху на полу. За эту работу он впоследствии стал «Участником трудового фронта». Вначале мальчишки на заводе, зная о его национальности, подкалывали его. Спрашивали: «Где твой отец?». И когда он отвечал: «На фронте», смеялись: «Хлеборезом?». За что Марк тут же давал в морду. Его отец воевал на передовой. Шутки быстро прекратились. Вообще по жизни пауза между грубым оскорблением Бейлинсона и дачей обидчику в морду была минимальной. При всей своей внешней мягкости и интеллигентности он смелый и решительный человек и оскорбления не спускал. Надо сказать, что из многочисленных родственников Бейлинсона во время войны погибли 60 человек, из которых 14 на фронте. Места, где он родился, были под немцем. А мы знаем, чем заканчивалась немецкая оккупация для евреев.

Время было трудное и голодное. Завод располагался рядом с кладбищем, и Марк часто видел подводы с гробом или, что еще более щемяще, идущих пешком женщину и мужчину, в руках которого был небольшой ящик с умершим ребенком.

Марк потерял год учебы и доучивался в вечерней школе, в которой были прекрасные педагоги, теплую память о которых он сохранил. Они дали ему тот багаж знаний, который выручал его в дальнейшем.

На заводе после войны Бейлинсон подружился с подручным – пленным японцем, застенчивым, почти мальчишкой, с которым делился бутербродами. Незнание японцем русского языка, а Марком японского не мешало их отношениям. Бейлинсон, вообще, умел дружить (свойство, к сожалению, присущее не многим). Когда Марк стал студентом, и они случайно встретились в городе, то бросились друг другу в объятия. Японец подарил ему поршневую авторучку. Ценность этого подарка по тогдашним временам можно сравнить, разве что, с подарком теперь часов «Роллекс».

Во дворе дома Марк обратил внимание на соседа, Володю Додонова, фронтовика, мускулистого, спортивного, легко и красиво крутившего солнце на турнике. На просьбу научить его этому, парень сказал: «Хорошо. Но начнем с завтрашней пробежки в 7 утра на стадионе». И с этого времен каждое утро пробежка в несколько километров, зарядка, подтягивание на турнике. Тощий Бейлинсон окреп, появилась мускулатура. И только после этого парень научил его крутить солнце. Марк с таким удовольствием это делал, что его друг позвал его в секцию спортивной гимнастики. С этого времени начались серьезные занятия спортом с участием в различных соревнованиях. Серьезные настолько, что это отразилось на учебе. Достигнув уровня первого разряда, Марк понял, что дальше двигаться мешает возраст. Да и мудрый отец, обнаружив, что сын стал учиться через пень колоду, сказал: «Марк, выбирай. Или спорт, или учеба». Учеба победила. Но к спорту его душа лежала всю жизнь. Последний его тренер Саркисов, заслуженный тренер Узбекистана, с сожалением говорил ему впоследствии: « Жаль, что ты ушел. Я бы из тебя сделал мастера спорта».

Забавная деталь. Когда после смерти его друга Франка (основателя физкультурного диспансера в Ташкенте), у него возникли трудности с получением абонемента в этот диспансер, он пришел в совет ветеранов. Работавшая там женщина спросила, в чем его проблема, и приготовилась к просьбе о санатории, больнице, лекарстве, квартире, услышала: «Нужен абонемент в спортивный зал». Удивленно вскинув глаза, она рассмеялась: «За долгие годы моей работы здесь вы первый с такой просьбой». Напомню, ему тогда было далеко за 70. Однажды в физкультурный диспансер пришли телевизионщики. Когда они узнали, сколько лет Марку, то вцепились в него с просьбой снять сюжет типа «физкультуре все возрасты покорны». Сюжет был снят и показан по узбекскому телевидению.

Еще в школе сложилась лихая дружная компания из Бейлинсона, Костонжоглу, Кнорринга. В их среде обычным было подшучивание друг над другом. Так Костонжоглу во время урока по немецкому языку, который Марк знал, мягко говоря, не очень хорошо, подсунул ему для чтения книгу, напечатанную готическим шрифтом.

В районе Бешагача на крутом берегу Салара располагалось русское кладбище, теперь давно уже ликвидированное. Компания шалопаев участвовала в похоронах. Когда гроб с покойником уже заколотили, он вдруг сполз по крутому и скользкому после дождя склону. Набирая скорость, рухнул в воду и уплыл. Достать его не удалось. На поминках в своей компании Костонжоглу провозгласил тост: «За тех, кто в море».

Окончив вечернюю школу, Марк поступил на стройфак — в послевоенной стране была большая стройка. Восстанавливались разрушенные города, строились промышленные объекты

Сразу после института Бейлинсон получил направление на «стройку коммунизма» – Куйбышевскую ГЭС. Он стал старшим прорабом бригады бетонщиков. Бригада состояла из порядка 250-300 зэков. И это было еще одним серьезным жизненным испытанием. Среда зэков слабины и ошибок не прощает. Бетонные работы – ответственная часть строительства ГЭС: непрерывность заливки, строгий температурный режим, особенно во время морозов и прочее. Однажды в отсутствие Марка зэк запорол работу, за что был наказан. Зэк пожаловался «авторитету» зоны на то, что обижают блатного. Они были вызваны на разборку. Вначале свою версию изложил зэк, затем Бейлинсон. После чего «авторитет» приказал выбросить зэка в окно (это был второй этаж, и тот сломал ноги). Марку же была предложена кружка чифиря, от которой тот вежливо отказался.

После первой недели работы с зэками они принесли ему пачку денег. На вопрос: «Что это?», зэки сказали, что до вас все бригадиры этого требовали. Бейлинсон с гневом отверг деньги со словами: «Никогда этого не делайте». После чего отношение их к «зеленому» Марку (ему было чуть более 20-ти) было исключительно уважительное. И было таким на протяжении всех четырех лет его работы на ГЭС. Бейлинсон в меру своих сил помогал им. Так на его имя родственники зэков присылали посылки. Если посылка адресовывалась самому зэку, она не всегда доходила. А Бейлинсон всегда приносил посылку адресату.

Марку выделили комнату в общежитии. Она была по спартански обставлена, но была теплой и имела электрическое освещение. Там он и коротал свободное время, читая книги. Рядом была хорошая библиотека с прекрасным набором литературы, в которой он был чуть ли не единственным посетителем. С тех пор любовь к чтению не покидала его. За свою жизнь Бейлинсон собрал прекрасную библиотеку, которую отдал уезжающим в Москву детям.

Проработав на стройке несколько лет, Марк решил попытать счастья в Москве. С трудом устроился в проектный институт на какую-то ничтожную должность с мизерным окладом без жилья и без всяких перспектив на изменение положения. Это Бейлинсон посчитал унизительным и уволился.

Получив выходные и имея некоторые сбережения, Марк решил отдохнуть на Черноморском побережье Кавказа. Сняв комнату, он предался неге и окунулся в омут обычных курортных приключений. Но однажды в столовой пересекся с веселой компанией. Это была полусамодеятельная концертная бригада, окучивающая курорты. Они позвали его с собой. Марк с удовольствием влился в их коллектив, выполняя работу конферансье, массовика-затейника и прочего, что требовалось. Началась кочевая жизнь с переездами из одного курортного города в другой, с остановками на несколько дней. Необременительная работа, купание в море, бесконечные романы с официантками, буфетчицами и курортницами. Прознав про это, друзья Бейлинсон-отца говорили тому: «Фима, он сломает себе жизнь». На что мудрый отец отвечал: «Ничего. Видно это надо ему сейчас. Я верю в его порядочность». И мудрый отец опять был прав. Через несколько месяцев, исколесив все побережье, Марку это надоело, и он вернулся в Ташкент

В холостой жизни Бейлинсон пользовался большим успехом у женщин. Перед таким обаятельным, щедрым, спортивным, элегантным, интеллектуальным и душевно тонким мужчиной мало какая женщина устоит. И Марк умело пользовался этим успехом. Он не был ловеласом, а, скорее, был Казановой. Разница между ними в том, что первый берет от женщин, а второй отдает. И женщины всегда чувствуют эту разницу. Надо сказать, перейдя к семейному этапу, Марк стал образцовым верным мужем с традиционным набором семейных ценностей: семья, дети, дом. Но часто с благодарностью тепло вспоминал своих былых подружек. Думаю, что и они также вспоминали его.

По жизни Бейлинсон везунчик. Он всегда говорил, что чувствует какую-то поддержку свыше, типа ангела-хранителя. Но, надо сказать, события его жизни падали на «дрожжи» его человеческой натуры: позитивность, доброту к людям, упертость в достижении цели, умение усваивать информацию, креативность, энергичность и многое чего еще.

Коммуникабельность Бейлинсона и свойство всегда отблагодаривать тех, кто что-то делал для него, оставляли долгую и хорошую память в людях: кассиршах Аэрофлота, администраторшах гостиниц и прочих. У него везде были хорошие знакомые.

Директор «Гидропроекта», где работал Бейлинсон, пожаловался ему, что приглашен на конференцию в Тбилиси, но не может достать номер в гостинице. Марк подключил друзей из КГБ. Когда директор приземлился в аэропорту, к трапу подъехала черная «Волга», отвезла его в лучшую гостиницу Тбилиси. По броне КГБ его поселили в лучшем номере на зависть всем участникам конференции, ютившимся в менее презентабельных отелях.

Будучи в командировке в неспокойном Афганистане был приглашен к хозяину местности. На джипах с вооруженной охраной Марк приехал в далекий кишлак, где его в роскошном доме принял сам бай. Дом утопал в коврах, двор покрыт цветами и фруктовыми деревьями, журчали фонтаны, расхаживали павлины. Был накрыт обильный дастархан с неожиданной для исламской компании водкой. Марка тепло приветствовали и после также тепло проводили назад.

В Ташкенте друзья позвали его в институт «Гидроэлектропроект», где ему предложили через некоторое время заняться экологической экспертизой проектов. Эта отрасль только зарождалась в СССР. На слова Марка: «Но я же ничего не знаю в этой области», ему ответили: «А здесь никто в ней ничего не знает. Зато ты будешь первым и единственным в Средней Азии». И Бейлинсон пионерски занялся этой областью, не имея ни опыта, ни знаний. И это тоже характеризует его. Набирал в библиотеках книги и журналы с материалами по экологии (в том числе и на английском, который самостоятельно освоил), участвовал в семинарах и конференциях. Таким образом, Марк стал пионером экологии в Узбекистане. За долгие годы стал крупным специалистом в этой области, признанным и за рубежом. Как всякая новая наука экология (наука о взаимодействии живых организмов между собой и их средой обитания), возникла на стыке нескольких, ранее существующих: биологии, химии, математики, географии, эпидемиологии, биогеографии, социологии. Подобная наука требует энциклопедичности ее адепта, кем Марк и стал.

Мне очень нравится определение науки, данное каким-то крупным ученым (не помню фамилию). «Наука – это способ удовлетворения собственного любопытства за государственный счет». Исходя из этого, Марк объехал весь Союз от Камчатки до Калининграда, а также многие страны мира. В его списке: США, Канада, Италия, Германия, Франция, Япония, Вьетнам, Китай, Испания, Австралия, и может я что-то забыл. В этих поездках ему помогало знание английского языка, и общение с окружающими было полноценным, несмотря на, как бы вам сказать, не совсем оксфордность произношения.

За годы работы в «Гидэпе» Бейлинсон участвовал в десятках проектов: Андижанское водохранилище, Нурекская ГЭС, ГЭС на реке Кабул в Афганистане и много чего еще. Отметился в эпохальном проекте переброски сибирских рек и всегда был уверен в полезности этого. Уровень проектов того времени был мировым, а в современной энергетике Узбекистана значительно упал из-за отъезда и смерти ведущих специалистов. Сегодня царит эпоха продвинутых дилетантов, что, возможно, является причиной трагедии Сардобы.

Однажды, будучи в изыскательской экспедиции, Марк с группой товарищей попал в незнакомый кишлак. На подоконнике дома, к которому они подошли, нашли письмо, в котором сообщалось, что от сына хозяина, который был в другом городе, приедут его знакомые. Этими знакомыми и представились Марк со товарищи, получив по полной гостеприимство хозяев.

Как-то на ташкентской конференции по экологии Бейлинсон курировал японскую делегацию и оказал на них такое сильное впечатление, что те по возвращению прислали Марку вызов в Японию. В Ташкенте сразу сформировали делегацию из нескольких человек. Забавно, что сам Бейлинсон чуть не вылетел из нее по причине «пятого пункта».

Жизнь свела моего тестя Георгия Львовича Василенко с Бейлинсоном через Изю Клейнера, с кем тесть учился в медицинском институте. А Изя с Марком подружились на ниве спортивной гимнастики, которой оба занимались. Они вносили в жизнь и душу Георгия Львовича спортивный настрой, а к спорту душа тестя тянулась всю жизнь.

Вернувшись из Москвы после неудачной попытки устроится там по завершении «зэковской» эпопеи, в Ташкенте на улице Бейлинсон встретил Лену, жену Василенко, с дочерьми. Она подошла и спросила: «Вы Марк?». Получив утвердительный ответ, сказала: «Идемте к нам» и тут же привела в свой дом. С тех пор продолжилась дружба Бейлинсона и моего тестя, только уже на семейном уровне.

Изя Клейнер и Марк Бейлинсон

Изя стал хорошим хирургом, уехал в Москву, где и проработал вплоть до пенсии. Мне запал в душу рассказ о том, как в начале пятидесятых годов, будучи в длительной памирской экспедиции, Клейнер получил радиограмму о смерти в Ташкенте отца и с высоты за четыре тысячи метров спускался на лыжах до дороги, чтобы попасть на похороны. И еще, будучи вначале спортсменом-боксером и имея откачанные мускулы и великолепно поставленный удар, он никогда не пропускал уличные драки, благо криминальный разгул военного и послевоенного Ташкента постоянно давал повод, всегда выступая на стороне слабого. На просьбу «Дай закурить», после которой обычно следовал удар, он, не задумываясь, мгновенно отвечал упреждающим ударом, что часто спасало его. Но однажды, нарвавшись на многочисленных противников, был вырублен ударом сзади доской, отломанной от скамейки.

Марк всегда выделялся своей деликатностью общения, спортивной подтянутостью и сухощавостью. В прошлом хороший спортсмен-гимнаст он на всю жизнь сохранил любовь к спорту. Долгие годы Бейлинсон был другом Франка (того самого основателя знаменитого физкультурного диспансера, носящего теперь его имя). Всю свою жизнь, Марк в обеденный перерыв ходил в физкультурный диспансер и занимается там бегом и плаванием. Все это позволяло ему сохранять отменное здоровье и бодрость и быть стройным, подтянутым и энергичным мужчиной, выглядящим на половину своего возраста.

Первые «шаги» в медицине Бейлинсон сделал еще в ранней молодости. Его друг попросил сыграть роль врача-психиатра. Бабушка друга баронесса Кнорринг, преклонных годов, жаловалась всем на тяжелое нервное расстройство. После ухода приглашенных медиков-специалистов, не зависимо от их стажа, научных и профессиональных регалий, больная поливала их презрением и неудовольствием. Число визитов врачей перевалило за десяток, и в Ташкенте уже не осталось неиспользованных. Марк согласился, с условием достать ему белый халат, дорогой портфель и молоточек, для проверки нервных рефлексов.

В назначенный час в комнату больной вошел Бейлинсон в лучшем своем костюме, достал из портфеля ослепительно белый халат, надел его, взял в руки молоточек и проникновенно сказал: «Ну, на что жалуемся?». Далее полился поток рассказа о жуткой бессоннице, угнетающей раздражительности, пугающем отсутствии аппетита и прочее, прочее, прочее. Длительное многословие Марк с прежним выражением искренней заинтересованности и участия вежливо прерывал иногда то наводящими вопросами о симптомах, то оттягивая пальцем веко пациентки, чтоб рассмотреть глазное яблоко, то предлагая дотронуться до кончика носа, то ударяя молоточком под одним коленом, то под другим. Когда утомившаяся пациентка замолкла, «доктор» сказал: «Ну что. Ваше состояние в пределах возрастных изменений. Серьезной патологии я не наблюдаю. Но вам настоятельно рекомендую ежедневные прогулки на свежем воздухе, ни в коем случае не нервничать, побольше фруктов и овощей, полноценное сбалансированное питание. Уверяю вас, вы скоро почувствуете улучшение». Откланявшись, уже собрался уходить. Но пациентка сказала: «Доктор. Впервые мне привели настоящего специалиста. Вы великолепный доктор. Я надеюсь, что вы еще не раз посетите меня с визитом, и хочу вас отблагодарить». С этими словами она вышла в соседнюю комнату и вернулась с огромной дореволюционной хрустальной салатницей, оправленной в серебро. Марк взял эту тяжесть и вышел в коридор, где друг попытался отнять салатницу. Что Бейлинсон решительно отверг, заявив: «Это мой гонорар». Правда, спустя несколько дней, со смехом вернул.

Однажды в беседе с Изей Марк сказал, что ему было бы интересно поучаствовать в хирургической операции. Через некоторое время Клейнер позвонил и спросил, не передумал ли он. И, получив ответ, что не передумал, сказал: «Приходи сейчас, через час операция аппендоктомии». Бейлинсон пришел, помылся, продезинфицировал руки и под руководством Изи и по его чертежу йодом на животе больного, находящегося под наркозом, произвел скальпелем вскрытие брюшной полости. Дальнейшие действия по удалению аппендикса выполнил Клейнер. Это очень характеризует как Изю, так и Марка. Это выглядит кощунственно с точки зрения нормального хирурга и Гиппократа, но так было, и из песни слов не выкинешь. Несмотря на столь шалопайский подход к жизни, оба они стали очень хорошими специалистами в своих областях. А шалопайство, о котором теперешнее окружение Марка и не подозревает, не позволило «отяжелеть» душой, оставаться распахнутым жизни и легким в общении и восприятии жизни. Кстати, увидев, что «ассистент» не дрогнул и, тем более, не упал в обморок. Клейнер позвал его на следующую операцию. И когда Марк пришел, ему предложили участвовать в ампутации ноги. Изя разрезал мягкие ткани до кости, перевязал кровеносные сосуды. При этом один сосуд был не удачно перевязан. Струя крови фонтаном ударила Клейнеру в грудь, в результате чего он был по пояс в крови. Но опыт позволил быстро справиться с проблемой. Вид облитого кровью хирурга, белеющая кость, которую предстояло пилить, оказали шокирующее действие на Марка. Тем не менее, собравшись, он взял в руки пилу и, честно сказать с трудом, но выполнил это. Кстати, мой тесть тоже хирург, услышав мой рассказ про эту ампутацию, признался, что сам ненавидит подобные операции. И, если в его дежурство поступал больной с подобным предназначением, тесть делал необходимые приготовления, а саму ампутацию отдавал ассистенту. Хотя есть хирурги, которые относятся спокойно к подобным операциям. Эти операции требуют тоже мастерства и таланта, чтобы максимально сохранить и красиво и функционально сформировать культю для последующего протезирования.

После развода с первой женой в <Гидепе> он нашел вторую жену, мягкую, улыбчивую и красивую женщину. И у них родилась дочь. В этот момент Марку было 56 лет, и разница с женой в возрасте была почти 25. И это тоже характеризует Бейлинсона. Начать заново жизнь в 56 лет, когда другие ее заканчивают и духовно, и плотски. Но, возможно, получая от жизни подарки, предназначенные молодому человеку (новая жена, новая семья, новый ребенок), он радовался им еще и с высоты своего жизненного опыта. В этом возрасте все
происходит осознанно и обостренно, и в этом заключается и преимущества и трагизм, так как ушла анестезия молодости.

Когда дочери исполнилось 17 лет, она влюбилась. И все бы ничего, но любимый был в Израиле. Так что, в конце концов, дочь вышла замуж и уехала к мужу. Это, вообще-то отнюдь не редкое в жизни событие, тяжело было воспринято Марком. Это была плата за то жизненное счастье, подаренное ему в зрелые года. Но в эти года душа становится более ранимой, и разрыв связей воспринимается мучительней. И, наверное, это явилось еще одной причиной такого теплого его участия в судьбе моей дочери. Марк устроил ее после окончания института к себе в отдел. Маша окунулась в интеллектуальную атмосферу проектного института, бережно сохраненную еще с советских времен с интересными проектами, интеллигентными праздниками с капустниками и концертами, всем тем, чего так не хватает в нашей жизни.

Бейлинсон обрел во второй семье семейный покой, то важное для мужчины ощущение прочного семейного тыла, тепла женского участия и любви, возможности заняться работой с головой, зная, что семейные проблемы решит жена. Уже далеко за 80 у Марка обнаружили запущенный рак сигмовидной кишки. Врач, видя боевой настрой пациента, предложил хирургическую операцию, при этом сказав, что за пациентов такого возраста он обычно не берется. Бейлинсон, не раздумывая, согласился. Сложная операция была проведена в два этапа. На первом удалена опухоль, и прямая кишка выведены через стому на животе. На втором через несколько месяцев восстановлен естественный путь каловых масс. Обе эти операции он выдержал благодаря своему бойцовскому характеру, великолепной физической форме, поддержке и заботе жены.

За 25 лет моей жизни в среде Василенков я только однажды видел Марка с женой Людой на застольях в доме тестя. Люда говорила мужу, что чувствует себя там «не в своей тарелке». Удивительно, ведь дом был очень гостеприимным, не чопорным и без кичения регалиями и достатком. Скорее всего, виновата в том застенчивость Люды. Она всегда была скромной и не участвовала в публичной жизни. Даже когда я приходил в последние годы в гости к Бейлинсонам, она накрывала стол, присутствовала в течение пяти минут и тихо уходила в другую комнату.

35 лет семейного счастья Бейлинсона резко закончились с преждевременной и почти мгновенной смертью Люды от инсульта. Трагедия — остаться в таком преклонном возрасте вдвоем с тещей еще большего возраста. Пережить это Бейлинсон смог с трудом, только благодаря своему характеру и постоянным воспоминаниям о своем былом семейном счастье. До сих пор он не теряет оптимизма, ведет активный образ жизни, по телефону и интернету в курсе событий в жизни родни и мира.

Марк принадлежит к числу тех людей, которые делают мир чище и интересней, своей тонкостью души противостоят приземляющей тенденции жизни. Я всегда сравниваю его с осенним пейзажем: теплым, светлым, неярким в красках, но удивительно сбалансированным и гармоничным. Он осколок той, почти полностью ушедшей под воду, Атлантиды под названием «старый Ташкент», сосредоточения интернациональности, толерантности (тогда это называлась уважение), гостеприимства, душевной открытости, интеллектуальности и интеллигентности.

Марк Бейлинсон с супругой Людмилой Дзуцевой.

Зацепившись за японское звучание его фамилии, на 90-летие я написал ему адрес. Предвосхищая ваш вопрос, отвечаю: «Ничего самурайского в Бейлинсоне нет».

Бейлинсону 90

Мне очень нравится японская культура своей естественностью, человечностью, внешней простотой, близостью к природе. У японцев есть традиция прибавлять к имени уважаемого человека приставку «сан»: Акиро-сан, Мифуно-сан и т.п. Сегодня мы отмечаем юбилей человека, у которого, наверное, от японских предков фамилия Бейлин-сан. Правда по вине безграмотной паспортистки в паспорте стоит Бейлинсон. Но если его вывести из себя, что бывает крайне редко, то он неожиданно произносит: «Наригатэ катарумо». Что это означает, не знает никто, в том числе и Марк Ефимович. Но это приводит обидчика в шок и трепет. Надо сказать, что Марк Ефимович свято соблюдает бусидо — кодекс самурайской чести, и в его истории нет безоружных пострадавших. Кстати его японское почитание природы вылилось в профессию: он главный в Средней Азии специалист по охране окружающей среды, а также четверга, пятницы и т.д.

Я его очень люблю, хотя бы за то, что в свои 90 он для меня образец ума, обаяния, прекрасного физического состояния, доброжелательности и прочее, прочее, прочее. Нас объединяет еще и любовь к ушедшему Георгию Львовичу Василенко – моему тестю.

Отметим также, что с годами сокращается разница в возрасте между нами. Если в начале нашего знакомства Марк Ефимович был в два раза старше меня, то теперь только в 1.39.

Марк Ефимович долгих Вам лет на радость всем нам.

Хокку

Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, досамых высот!

КЁРАЙ (1651–1704)

Комментариев пока нет, вы можете стать первым комментатором.

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.