К 90-летию. Здоровья и радости, Дмитрий Антонович! Искусство Ташкентцы

Michael Knizhnik

ДМИТРИЙ СУХАРЕВ

Дмитрий Антонович Сухарев – человек-мост. Он соединяет собой Ташкент, где родился, с Москвой, где живет всю жизнь.

Он соединяет нынешний Ташкент с интеллигентным Ташкентом 20-30-х, с городом маэстро Волкова, Пославских, Ошаниных.
Он соединяет две профессии – литературу и биологию, в которых существует на самом высоком уровне, давая надежду многим страдальцам, ерзающим на двух стульях. Могу это утверждать, поскольку один из немногих прочитал не только его стихи, но и монографию «Генеалогия нейрона», и кое-что в ней понял.

Он соединяет настоящую, профессиональную поэзию с бардовскими напевами, в самоназвании которых присутствует слово «самодеятельный».
Он соединяет в своих стихах высокие чувства и глубокие мысли с простыми словами и низменными, будничными предметами: носками, сохнущими на веревке, прачечным номерком на сорочке, мусорным баком, в котором всегда найдутся кости для собаки.
Он соединяет младшие поколения поэтов и биологов, которых пестует, с поколением учителей, поколением Бориса Слуцкого и академика Коштоянца, существование которых продлевает, вспоминая о них, рассказывая, способствуя изданию их книг.
На этом следовало бы и закончить объективному составителю антологий, но я не могу не сказать, что все эти стихи, и многие другие, того же автора, знаю наизусть и просто – люблю.

Дмитрий Сухарев

ДВОР
А ташкентский перрон принимал, принимал, принимал эшелоны,
Погорельцы и беженцы падали в пыль от жары,
Растекались по улицам жалкие эти колонны,
Горемычная тьма набивалась в дома, наводняла дворы.
И на нашем дворе получился старушек излишек,
Получился избыток старух, избежавших огня,
И старухи старались укрыться под крыши домишек,
Ибо знали такое, что вряд ли дошло б до меня.
А середкой двора овладели, как водится, дети,
Заведя, как положено, тесный и замкнутый круг.
При стечении лиц, при вечернем и утреннем свете
Мы, мальчишки, глядели на новых печальных подруг.
И фактически, и фонетически, и хромосомно
Были разными мы. Но вращательный некий момент
Формовал нас, как глину, и ангелы нашего сонма,
Просыхая под солнцем, все больше являли цемент.
Я умел по-узбекски. Я купался в украинской мове.
И на идиш куплетик застрял, как осколок, во мне,
Пантюркизмы, и панславянизмы, и все горлопанства, панове,
Не для нас, затвердевших до срока на дворе, на великой войне.
Застарелую честь да хранит круговая порука!
Не тяните меня, доброхоты мои, алкаши,-
Я по- прежнему там, где, кружась и держась друг за друга,
Люди нашего круга тихонько поют от души.

1974

ТИФ
Как в тылу глубоком, в тыловой глуши,
У пустынь под боком, в городе Карши
Умирала мама от тифозной вши.
Бредила- горела, и в бреду таком
Распевала- пела тонким голоском,
Истлевала- тлела, плакала тайком.
А в тылу глубоком, а в тылу
В сыпняке лежали на полу,
А в тылу в ту пору голодали.
Ни родных, ни близких - ни души,
Но в Каршах, но в городе Карши
Моей маме умереть не дали.
Кто они, и где теперь они,
Люди, обеспечившие тихо,
Что живет положенные дни
Мама, умиравшая от тифа?
Железнодорожные огни,
Железнодорожная больница...
Надо бы хоть нынче поклониться.
Как ушли ступени из- под ватных ног,
Заплясали тени, зазвенел звонок,
Голова обрита: – Это я, сынок...

1973

ПЕРЕУЛОК
В Мельничном, вблизи завода
Мукомольного, вблизи
Вечности - себя до года
Возрастом вообрази.
Все арыки перерыла
Жизнь, а ты войди по грудь
В тот же - после перерыва
В пятьдесят каких-нибудь.
Что такое пятьдесят
Лет, когда вокруг висят
Ветви те же, что висели
В прошлом веке и вчера?
Легче птичьего пера
Пыль, мучнистая сестра
Вечности и колыбели.
В Мельничном без вечной спешки
Время движется - вблизи
Вешки, от которой пешки
Устремляются в ферзи.
Времени протяжна нота,
Мелет мельница, и нет
Обреченности цейтнота,
Быстротечности примет.
Мама вынесла мальца
В Мельничный, и нет конца
Вечности, и пыль мучниста,
Как цветочная пыльца.
Словно в саге романиста,
Время длится без конца.
СТИХИ О ТАШКЕНТСКОМ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИИ

1.

А в Ташкенте не тот пострадал,
Кому в бок кирпичом угодило.
Пострадал, кто глазами видал,
Как стена от стены уходила.
Коль уходит стена от стены
На виду у всего перекрёстка,
Значит, могут, и даже должны
Разойтись полушария мозга.
Полушария мира в тот миг
В бедном мозге разъялись от взрыва,
И ташкентец к любимым приник,
Напоследок приник торопливо.
Крик стоял над планетой, а в ней,
В глубине, рокотало повторно.
Между тем становилось ясней,
Что трясение нерукотворно.
Пыльный столб на руины осел,
И, я слышал, смеялись в палатке,
Даже пели! Ведь шарик-то цел,
Отчего бы не петь, всё в порядке.
Много ль нужно? Брезентовый кров,
Да какая-то малость одежды,
Да вдобавок хоть несколько крох
Утешенья, любви и надежды.

1966

2.

На родине моей осела пыль,
Которую усердно выбивала
Могучая и дикая рука.
Не так ли: выбьют пыль из тюфяка —
И колотьбы той будто не бывало?
Утихло содрогание земли.
Я видел, как бульдозеры скребли,
Верней сказать, я видел, как сгребали
Ту улицу, с которой я вбегал
В ту комнату, которую едва ли
Теперь припомню.
Но это было в прошлый мой приезд.
На этот раз на месте прежних мест
Шумит проспект. Терпение и вера
Мне помогли найти остатки сквера,
Но опознать деревьев я не мог.
Здесь у дверей курился наш дымок.
Здесь ясень был и был дымок мангала,
И девочкою мама в дверь вбегала,
Когда тот ясень веточкою был.
Постой ещё:
Здесь были дверь,
И стены,
И улица, которая теперь
Сошла со сцены.
Ах, если всяк да со своей святыней!
Не заглянуть ли лучше на базар,
Чтоб ввечеру потолковать за дыней
Под небом жилмассива Чиланзар?
Мы дыню разъедим, а завтра днём
В сухую землю веточки воткнём,
Узрим новорожденные кварталы
И с пылью их смешаем светлый прах,
Который унесли на башмаках...
Прости, привязчив я.

1970

И3 ТАШКЕНТСКИХ ГЕКЗАМЕТРОВ
1. ПРАЗДНЫЙ ДЕРЖА ЧЕРЕПОК
Если разбил пиалу, не горюй, поспеши на Алайский,
Жив, говорят, старичок — мастер искусный, усто.
Он осторожным сверлом черепки пробуравит — и в ямках
Скобок утопит концы, накрепко стянет фарфор.
Ай да мастак, вот кому говорить не устанешь спасибо!
Нет ли другого усто — сладить с напастью другой?
Я бы отнёс на базар черепки тонкостенного счастья.
Где там — ищи мастеров!.. Сам, бедолага, потей.
2. ФОНАРЩИК
Главный ташкентский фонарщик, предводитель ночных возжиганий,
Резвому внуку Володе должность свою завещал.
Век закоптил фонари, стал стариком и Володя.
Следом состарился я, Володин единственный внук.
Век небеса закоптил, и на Новомосковской, в роддоме,
Мальчик родился, Филипп, внучек единственный мой.
Резво, Липуня, расти! Помни, что должность наследна:
Впрок фитили навостряй, стёкла учись протирать.

1981

Комментариев пока нет, вы можете стать первым комментатором.

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.