Алексей Хабаров. «КИ-РА-СИ-ИН! и другие крики уличных торговцев» Разное

Ташкент I vsedaokolo.uz

Из повести «Дунганская редька»

Моя ташкентская улица, на которой я родился и вырос, была длинной-предлинной. На картах, документах и табличке на доме, называлась она «ул. Гоголя», но ещё с позапрошлого века называли её просто Гоголевская.

Протянулась моя улица от самого Алайского базара до трамвайного парка «Таштрам», пересекая Пушкинскую, Карла Маркса, Куйбышевскую и Пролетарскую. Но, по-настоящему своей, я считал её от школы номер шестьдесят, имени Шумилова — до улицы Ремесленной. Везде давно уже был асфальт, но здесь сохранилось изначальное мощение булыжником – из окатаных в речках, розовых и серых гранитных камней.

Застроена моя Гоголевская была одноэтажными жилыми домами. У каждого – два-три окна на улицу и входная дверь в нише фасада — с крыльцом и каменными ступенями. Назывался такой вход по-ленинградски – «парадная».
Между домами – деревянные ворота с калитками. За домами – дворы и сады. Вдоль домов – тротуар, за ним — широкий травяной газон и арык* с проточной водой. По сторонам – в два ряда, высокие деревья: клёны, ясени, акации и гледиции, орешины, высоченные пирамидальные тополя, катальпы, с огромными листьями в форме сердца — их называли адамовым деревом**, и красавцы айлантусы, по прозвищу вонючки.

* арык – в Средней Азии так называется небольшой оросительный канал.
** дерево катальпу ташкентцы, в те времена, ошибочно называли адамовым, настоящее адамово дерево — это павловния, но оно гораздо реже встречалось на улицах города.

Магазинов на улице не было, но через заборы, каждый день, мы слышали крики торговцев.
Ма-ла-кё-у-у! Кислий-пресний-малакё-у! – с раннего утра звали покупателей молочницы-узбечки. Молоко, каймак, сузьму и творог в бидонах и банках, упрятанные в две большущие холщовые сумки, они носили на коромыслах, а приезжали в город из окраинных кишлаков. Нашу молочницу мы называли Муккарам-апа. Только у неё бабушка покупала много лет подряд, ещё с довоенных времён – и Муккарам, подходя к нашему дому, кричала из-за ворот совсем по-другому: «Рая-сестра-а-а-ююю!».
Иногда раздавался протяжный и хриплый стон: Ве-еи-и-и-и-ищщщь… Ве-еи-и-и-и-ищщщь… Старий веищь биром! Это шёл по улице и кричал похожий на старика Хаттабыча, одноглазый туземный еврей*-старьёвщик. В длинном халате, с мешками, перекинутыми через плечо, шёл он, приглашая выносить на продажу ношеную одежду, обувь и ненужный домашний скарб.
— На-а-жи! Нажи-и-тачить-ножницы-ы-ы! – волновал домохозяек бродячий точильщик. Звали его странным именем — Август Иваныч. Под его коротким носом всегда топорщились коротенькие, седые усики с пробором. На лысой голове он носил узбекскую тюбетейку. На плече Август Иваныч таскал свой главный инструмент — верстак с точильным камнем, ножной педалью и колесом с ременным приводом. Работая, всегда повязывал фартук, от плеч — до колен, из вытертого до серой ткани, коричневого дерматина.
По воскресеньям, ещё до молочниц, нас будил бесцеремонный стук в ворота.
— Аткривай! Му-у-ср-р! Мусорный директор приехал! Аткривай! — хрипло орал мусорщик — тощий, носастый грек «Гриса»** (так он произносил имя Гриша). Он был обряжен в неимоверно замызганый костюм – но всегда с галстуком. Приезжал на раздолбаной, вонючей мусоровозке, у которой всё время то глох, то стрелял двигатель. Дед мой называл Гришу нечистой силой — но тот не обижался. Работа у него была тяжёлая и грязная, но справлялся «Гриса» идеально — делал всё весело, быстро и аккуратно.

* Туземные евреи — так, по-старому, называли иногда бухарских евреев, которых немало было в Ташкенте.
** Ташкентские греки – это были ссыльные крымские греки из Ставропольского края, или политические эмигранты из Греции, приехавшие в 1949 году. Гриша был крымским.

Пару раз в месяц раздавалось цоканье лошадиных копыт и грохот колёс по булыжной мостовой. Затем — трубные звуки. Это приезжал на конной повозке с бочкой татарин-керосинщик Наиль и пел в жестяную рупор: «Ки-ира-а-си-ин! Ки-ира-син!». И все старухи нашей улицы наперегонки, с бидончиками в руках, спешили занимать очередь… Это было время керосинок и керогазов – на них готовили и разогревали еду.
У Наиля, маленького, пожилого, но крепкого и жилистого мужичка, было необыкновенно морщинистое безволосое лицо, без ресниц и бровей. Все на нашей улице знали, что керосинщик Наиль воевал, и горел в бронемашине. Кожа его лица и рук была словно из мятой полупрозрачной бумаги, в которую бабушка любила заворачивать свои пироги. Она называла такую бумагу восковой калькой.
Бабушка всегда брала меня с собой на улицу. Я помогал нести ей бидон. Потом мы стояли в очереди – повозка всегда останавливалась между перекрёстками — и первыми успевали не мы, а те, кто жил напротив….
… Запах керосина растекался над мостовой… Подходила наша очередь. Бабушка следила за воронкой в бидоне и струёй из бочки – чтобы не было недолива.
Я же следил за другой струёй. Каждый раз, когда заканчивали разливать керосин, лошадь принималась нетерпеливо перебирать копытами. Керосинщик прикрикивал на неё — и одергивал вожжи. Тогда лошадь фыркала и принималась мочиться широченной пенной струёй с брызгами. Бабульки в очереди ругались и отпрыгивали.
— Ээ-э-э, сектен — достала ты меня! – ругался керосинщик. Но струю было уже не остановить — она казалось бесконечной. Я глаз не мог оторвать — всё ждал: когда же «керосин» у лошади кончится?

Однажды произошёл перерыв в керосиновом снабжении. Очень долго не приезжал Наиль. Поначалу бабушки-соседки занимали керосин у самых запасливых. Все жаловались друг-другу и обсуждали эту больную тему.
И вот наконец раздалась с улицы долгожданная керосинная песня. Бабульки похватали бидоны, внуков и внучек и рванули занимать очередь. Но повозки с цистерной на улице не было.
Старушки рыскали по нашей Гоголевской то к одному перекрёстку, то к другому.
— Уехал? Не дождался?
И вдруг, из-за угла, с Ремесленной донеслось: «Ки-ра-си-ин!».
Бабки, гремя бидончиками, рванули туда. Надо было успеть — ведь на чужой территории уже другая очередь! Внучата не поспевали. Кто-то упал, заревел. Кому-то чуть ручонку не оторвали. Однако и на Ремесленной ни повозки, ни Наиля уже не было…
— Опять опоздали?
Но уже с Жуковской кричат: «Ки-ра-си-и-и-и-ин!».
И все – понеслись туда…
Долго бегали старушки по улицам. И себя и внучат умотали. Некоторые, особенно упорные, до вечера бродили… Но керосинщика так и не нашли.
Наиль приехал через неделю. И тогда выяснилось, что это был розыгрыш парней с Ремесленной. Они сделали рупор из старой кровельной жести. Кричали в него из-за угла, а потом прятались — то в глубоком сухом арыке, то за чьей-то калиткой. И умирали со смеху, глядя как хорошей физкультурной рысью, носятся друг-за другом бабульки с маленькими внуками.
Все бабушки разные… Некоторые, узнав про обман, плакали от обиды. А другие смеялись, рассказывая про то, как их провели.

…Иногда с улицы доносился и вовсе странный крик: Шара-бара! Шара-бара! И звук: цок-цок-цок — как у лошади керосинщика, но тише и мягче…
Что такое Шара-бара? Кто это цокает? Я пытался подглядеть в щёлку калитки. Но доски в ней были пригнаны без щелей. Разглядеть, кто кричит, было невозможно.
Молочницу я видел – она к нам во двор приходила. Точильщик тоже работал во дворе. Я всегда стоял рядом, пока он возился с ножами для Бабы Раи и соседки Ханифы, и заворожено смотрел на искры, летящие из-под точильного круга. Это было лучше бенгальского огня!
Всех я видел, кроме таинственного Шара-бара. Во двор он не заходил, а меня, пока я был дошколёнком, одному, без взрослых, на улицу выходить не разрешали. Но от моих вопросов, кто это такой, отец отмахивался, а бабушка недовольно поджимала губы и отвечала коротко: «Жулики». Что значит это слово я тоже не знал, но догадывался – к жуликам меня не пустят.

Когда в очередной раз приехал керосинщик, я, услышав его трубный призыв, опрометью побежал сообщить бабушке. Каждый выход на улицу был для меня приключением. Я так спешил в этот раз, что мы оказались в очереди вторыми — сразу же за нашей соседкой Марьпалной. Но, как только керосин полился в бидон, лошадь, брыкнула, вскинула голову, и зазвенев упряжью, пронзительно заржала.
— Тпру-у-у-у! – крикнул Наиль.
И сразу же – от перекрёстка с улицей Ремесленной, мы услышали хриплый контральтовый вопль: Иии-Ааа! Иии-Ааа! Иии-Ааа!
— Баба Рая! – восторженно закричал я, — Это ишак!
Навстречу керосиновой очереди, по булыжной мостовой громыхала двухколёсная, запряжённая ишаком, повозка. Рядом, держа поводья, шёл человек в грязном ватном халате. На макушке его бритой головы была свалявшаяся шапка ушанка, какого-то детского размера. Вот он дёрнул повод – ишак, лязгнув по камням подковами, остановился… человек рупором приложил ладонь ко рту, явно собираясь что-то крикнуть…
…сердце у меня вдруг замерло… и за несколько мгновений до того, как раздался его крик, я понял, что сейчас услышу!
— Баба Рая, — шёпотом спросил я, — это жулик Шара-Бара?

© Алексей Хабаров, 2018.

11 комментариев

  • Фото аватара Лев Абрамыч:

    Спасибо! Браво!

      [Цитировать]

  • Фото аватара Лидия Козлова:

    Спасибо! Всё так и было! Ещё ходили по дворам лудильщики кастрюль и однорукий акробат с девочкой. Думаю, если они передвигались по Жуковской, то и на Гоголевскую должны были заглянуть.

      [Цитировать]

  • Фото аватара Зоркий сокол:

    Помниться, старик ходил с мешком на плече и кричал: «старвеееещь, щара-бара!». Что такое «щара-бара», я до сих пор не знаю.

      [Цитировать]

    • Фото аватара Евгений:

      «А шара-бара — это был всегда узбекский дедушка на деревянной телеге, запряженной лошадью. Иногда — ишаком. А в телеге — сокровища Али-бабы: колечки с красным камушком, мячики на резинке, свистульки. Вот мы и меняли бутылки на все эти чудеса»….. Буквально — торговец всякой мелочью.

        [Цитировать]

  • Фото аватара дима литвинов:

    жареный кукуруз!

      [Цитировать]

  • Фото аватара Алекс:

    Рассказ сразу, как катапультой
    забросило в детство,на Жуковскую,посколько все тоже происходило и с нами!
    Только пропустили еще весьма калорийную фигуру,которая бродила по нашему району!
    Высокий очень смуглый мужчина лет 40,без ноги,на костылях,с железным котелком на боку,что то еще у него с боку болталось,уже не припомню(прошло 65 лет),но вид у него был как у пирата и не очень ухоженный,однако мы его почему-то
    не боялись,а вот однорукого акробата не помню,видимо не попадался мне,а то бы точно запомнил!
    На Ремесленную ходили в Сельхозинститут(там факультет был) играли в футбол -паргвай на баскетбольной площадке.
    В конце был стадион «Пищевик»где впервые увидел игру Гены Красницкого,потом в центре поля пробурили скважину ,кажется довольно долго фонтанировала минеральная вода,а потом построили бассейн.
    Всем с Жуковской,Гоголя,Ремесленной-большой привет из детства!

      [Цитировать]

    • Фото аватара Лидия Козлова:

      Вспомнила! Ещё были стекольщики. Они носили плоские ящики с деревянной ручкой (со стеклом). А что кричали — не помню. И ещё один вид услуг. По улицам курсировали глубокие тележки, запряжённые ишачками. В тележках был уголь. Возницы никогда не «рекламировали» свой товар. Наоборот, жительницы их останавливали и приглашали заехать во двор, где происходила покупка топлива. Мои родители за углём ездили сами куда-то далеко. Кажется, они получали особый ордер на топливо. Акробат выступал с маленькой девочкой. Они стелили что-то на землю. Не ковёр, отнюдь. Мужчина снимал рубаху и демонстрировал плечо без руки. Потом он делал что-то вроде баланса на одной руке. Остальное выступление принадлежало девочке, а он был «нижним» акробатом. Это всё были желанные гости в каждом дворе. А нежеланными были живодёры, которые разъезжали на телеге, которую называли «собачий ящик». Их все ненавидели.

        [Цитировать]

      • Фото аватара Vasiliy Nikitin:

        На угольной базе приобретался талон, который потом обменивался на уголь. В каждой тележке, запряженной ишаком вмещалось полтонны угля. Мы на зиму покупали 1 тонну угля и осенью караулили эту угольную арбу.
        А ещё, ходил точильщик с точильным станком на плече, который кричал «Ножи-нолжницы точим». К нам раз в три-четыре месяцев заходил точильщик дядя Вася.
        Как давно это было — уже больше 60 лет прошло!

          [Цитировать]

  • Фото аватара Vasiliy Nikitin:

    А по нашей улице, Батумская, вплоть до 60 годов тоже ездила такая же бочка. И на ней была надпись: Керасин Лампа мой.

      [Цитировать]

  • Фото аватара Юрий Берлин:

    “Не в интересах истины, а в интересах правды”. Ул. Гоголя продолжалась и после Таштрам, до ул. Шевченко. На этом коротком участке находились музей искусств и управление Ср.Аз. ЖД.

      [Цитировать]

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.