И про козу Искусство История

Alexander Volkov:

Посещения раскопок Кносского дворца, неудачная попытка вызвать Минотавра на бой, а через несколько дней поездка на раскопки Гортины невольно сдвинули наслоения в собственной памяти. Вскрываются пласты, по которым ты спускаешься в глубины собственной жизни. Всплывает неожиданно такое, о чем не думал десятилетиями.
Бродя по залам Археологического музея Ираклиона, окружённый витринами, в которых выставлены обломки и целые кувшины, скульптуры, фрески минойской культуры, естественно вспомнил собственные встречи с археологией.

Много лет приезжая в Нукус, мы останавливались у И.В. Савицкого, директора музея искусств, тогда ещё расположенного в здании краеведческого музея.

Все было предельно демократично.
Мы располагались в комнате, где стояли раскладушки, лежали матрасы и прочие вещи, необходимые для археологических экспедиций. Рядом была дверь в фонды, где кроме живописи хранились результаты последних экспедиций. Музей вел регулярные раскопки. Игорь Витальевич кроме того, что он собирал живопись, был страстным археологом, увлекшийся этим ещё в экспедиции Толстого. Мне кажется, что внутри себя каждый археолог мечтает отрыть свою Трою.

Мы свободно бродили по музею не только днём, но и ночью. Рядом были открытые двери в запасники. Чего только там не было: керамика, бронзовые монеты и скульптурки, ковры, картины. Представить себе, что кто-то может покуситься на это, никому не приходило в голову. Только И.В.Савицкий знал истинную цену всему, но не в коммерческом плане, а культурологическом. Ну, конечно, он знал, кого он может пустить ночевать в свой храм. Он сам ночевал в своём кабинете на директорском столе. Быт музея был очень прост, иногда Игорь Витальевич что-то готовил для своих сотрудников. Что нас удивляло, так это, что чай они заваривали в химических колбах, хотя культура приготовления чая – это ритуал известный каждому местному жителю. Никаких эпикурейских застолий или распивания напитков в музее не было заведено.

Со временем он получил квартиру в новом многоэтажном доме, гордости города. Большей частью в ней жили приехавшие в музей гости или командировочные. Мы почти ежегодно приезжали в Нукус в течение десятилетий. Это мой брат Валерий, Дамир Рузыбаев, Евгений Кравченко и я, как мы называли себя «Бригада». Уже прошла наша выставка в музее. Работы были приобретены, и мы стали как бы узаконенными друзьями музея. Игорь Витальевич снисходительно и по-доброму относился ко всяким нашим чудачествам.

Ценя нас как художников, он понимал что это нам нужно для нашей творческой жизни. Давал нам музейный грузовик, чтобы мы могли поехать на рыбалку или закатиться в дальний кишлак, писать этюды или бродить, а, главное, отдыхать и спасаться от перегрузок столичной жизни. Ходил в обком партии, добиваясь для нас сопроводительных писем, без которых в советское время безнаказанно долго болтаться по пустыням и не попасться по подозрению в лапы милиции, было невозможно. Всякие командировочные бумажки из Москвы не имели той силы, как командировочная из местного обкома партии, да ещё с подписью первого секретаря. Тут уже серьёзные Раисы (председатели колхозов или сельсоветов), увидев такую бумагу, тут же принимали решение поселить нас в гостинице или частном доме, организовать питание. Опять же улететь в те годы из Нукуса в Москву простому человеку не было никакой возможности. Савицкий надевал свой единственный пиджак с какими-то значками и медалью и шёл опять выбивать бронь.

И вот в очередной наш приезд он поселил нас в своей квартире. Прошло уже несколько лет со дня постройки, и дом потерял свой былой блеск. Входим в квартиру и понимаем, что попали в филиал запасника. Кругом стоят кувшины, целые и разбитые, всевозможная керамическая посуда, ещё не очищенные толком от земли. Старинные, почти потерявшие цвет, обрывки ковров и вышивок, бронзовые изделия. Всё это вырыто из земли и почти потеряло свой цвет. На чем мы спали, не помню, но, возможно, на тех же раскладушках. Но всему этому концерту последним аккордом служили обои, которые за давностью лет потеряли своё лицо, а, главное, целиком отошли от стен, как бы создавая комнату в комнате. И чтобы эта внутренняя комната не рухнула на эти сокровища, обои были подперты досками под углом, создавая такие своеобразные контрфорсы. Что-то при строительстве не учли, и из почвы поднимались соленые воды, которые и внесли свои разрушительные коррективы. В музее не хватало помещений, и Игорь Витальевич тащил все из экспедиций домой, чтобы, обработав, потом передать в музей. Нужно ещё сказать о коллективах этих экспедиций. Представьте себе, что такое экспедиция в пустыне или степях. Это палящее солнце, зной, отсутствие воды и растительности. Кроме нескольких энтузиастов и сотрудников музея набирались ещё (сейчас бы их назвали волонтерами , или, вернее, наемниками) совершенно случайные люди, иногда психически неадекватные. Так что тот ещё конгломерат!

В один из приездов Игорь Витальевич предлагает: « Саша, поехали на раскопки, а потом вместе вернемся!» Не помню, почему я тогда приехал на несколько дней один. Я сразу сказал: « Нет, копать я не буду». Но он и не рассчитывал на меня в этом плане. «Будете жить свободно, просто посмотрите». Ну, конечно, мне было любопытно посмотреть на эту братию.

Сам И.В. Савицкий был человеком необыкновенно целеустремленным, погруженным в свои мысли и планы, редко предававшийся пустой болтовне. Иногда со странными реакциями на окружающую его жизнь и невозмутимый ни при каких обстоятельствах. К этому нужно добавить, что у него был очень высокий голос, и если не видеть, ктоговорит, его можно было принять за женщину. Ну про него ходит много баек. Расскажу одну. Как -то раз идёт он в палатку, где обитает одна из постоянных участниц экспедиций. Была она писательница, зимой жила в Питере, а летом приезжала в экспедиции. Отношения между ними были, мягко говоря, непростые, и она при случае могла сказать что-нибудь завуалировано ядовитое. На что Игорь Витальевич всегда отвечал очень спокойно. Вот подходит он к палатке, из неё навстречу ему выползает змея. Он невозмутимо сторонится, пропуская змею, и, обращаясь к сотруднице вежливо, без всякой подколки, говорит « Это Ваша змея?». Не знаю, что ответила дама, но прозвище за ней осталось, многие, знавшие её, за глаза называли её «змея».

Прошло пару дней, праздно болтаюсь среди занятых делом людей, сделал несколько рисунков. Наблюдаю за раскопом в некотором отдалении. Вижу, в траншее движется хум (такой огромный кувшин) в полчеловеческого роста. Днищем вверх. Движется по траншее сам, кто его несёт, не видно, явно человек недюжинной силы. Постепенно хум поднимается на поверхность, вижу этого титана в полный рост. К моему изумлению это оказывается И.В. Савицкий. Поставив ребром горла кувшина на плечи, спрятав голову внутрь, медленно, но неуклонно несёт его в лагерь. На мой вопрос находящимся рядом рабочим, куда они смотрят – пожилой человек тащит такую охлаботину, и никто из них не поможет, спокойно отвечают: «Вы что, не знаете Игоря Витальевича? Да он никому не доверяет, боится, что уроним, разобьём». В этом весь И.В. Савицкий. Он многое делал сам, вплоть до того, что сам мыл полы в музее, не доверяя уборщицам.

Недалёко от раскопа копали ирригационный канал, в него недавно запустили воду, которая бурным потоком стремилась в невиданную даль. Среди волонтеров нашёлся рыбак, который снабдил меня леской, крючками и какой-то наживкой. Ловля была примитивной, никаких поплавков, удилищ и прочая. Канал узкий, и течение бешеное. Просто привязываешь леску к руке, крючок типа блесны, легкое грузило, забрасываешь и по дерганию лески подсекаешь. Мне повезло: поймал двух жерехов больше пятидесяти см, под килограмм каждый.

Мы с братом страстные рыболовы-любители, это значит, что мы оба очень нервные и, в отличии от серьёзных рыбаков, путаемся в снастях. Если клюнет серьёзная рыба, большей частью упускаем её. К тому же всю жизнь идёт спор, кто из нас лучше. Ну телефонов с фото тогда не было. Пленочный аппарат я забыл в Нукусе. Как похвастаться добычей?! Я приложил рыбу к листу из альбома, благо он был большого размера, и добросовестно обвёл её по контуру. Предполагая, что брат не поверит, обратился к И Савицкому: «Игорь Витальевич, Вы же знаете моего брата! Из-за моих частых розыгрышей он не поверит, что это такая рыба! Скажет, ты натёр бумагу небольшой рыбешкой и следы чешуи для верности отпечатал. Он знает, что Вы абсолютно честный человек, не поддадитесь на мой розыгрыш и будете объективны.» Игорь Витальевич невозмутимо посмотрел на меня и сказал:« Но я то что могу сделать?» – « Как что! Распишитесь на рисунке и всё.» Подумав, я говорю :«Этого мало. Напишите справку». – «У меня бланков нет.» – говорит Савицкий – « И какого содержания ?» Тут меня осенило: «Печать-то у Вас с собой?»

«Да» — говорит он. Меня понесло. Понимая всю абсурдность ситуации, а так же то, что ставлю его в неловкое положение, всё же говорю: « Вот лист бумаги. Пишите: я, такой-то, директор музея удостоверяю, что данную рыбу (рисунок прилагается) поймал на раскопке художник А. Волков. Такого-то числа, месяц, год. А теперь подпись». И.В. подписал бумагу и протянул её мне. «Нет, – говорю я – Вы же знаете моего брата, он скажет, что и рыбу я сочинил, и бумагу подделал! Ставьте музейную печать.» Игорь Витальевич так же невозмутимо достал и поставил мне печать.
Когда я вернулся в Москву и рассказал брату о победной рыбалке он, конечно, не поверил. Тут я достал из альбома заветный лист (почти монотипию) с оттиском рыбы. В ответ он только ядовито ухмыльнулся. Тогда, выдержав паузу, вынул заветную справку, и брат был сражён.

Много историй, связанных с археологами вспомнилось, но особенно одна, рассказанная моим другом Евгением Кравченко. Правда, как говорит наш общий друг, Дамир Рузыбаев, Женя всё сочиняет, но рассказ стоит того, чтобы его передать.
В течение ряда лет Женя ездил в археологические экспедиции, которые организовывал зав отделом из музея Востока археолог, Игорь Пичикян . Он был хорошим психологом и понимал , чтобы вдали от Москвы ( раскопки он вёл на границе Узбекистана и Туркмении), в палящей жаром степи провести несколько месяцев в отрыве от нормальной цивилизации, нужно подобрать кроме профессионалов, ещё и рабочих на тяжелые полевые работы. Кого только не было в его экспедициях! В основном романтики – это большей частью студенты. Один из них в будущем стал великолепным переводчиком-синхронистом с итальянского языка, специалистом по итальянской литературе. Был отставной военный в запасе (чуть ли не подполковник), страстный любитель путешествовать в неизведанное. Женю он брал в экспедицию, потому что он, как художник, кроме фото с места находок (для этого был фотограф профессионал) должен был делать зарисовки найденых артефактов. А, главное, он ценил Женю как художника и понимал, как важно тому выбраться в родные степи. И ещё Женя, сын геолога, был лёгок на подъем и, перемещаясь, мог на любом месте быстро обустроить быт и находить мосты общения между разными людьми, сглаживать противоречия, возникающие даже в небольшом коллективе, живущем автономно. В своей среде мы даже иногда упрекали Женю за его мягкотелость и в шутку называли его «соглашателем».

Но не всегда всё бывало гладко, без конфликтов не бывает. Как-то после получения аванса, в выходной, вся экспедиция поехала в ближайший райцентр на родном экспедиционном грузовике. Были две заветные цели – помыться в бане и выпить холодного пива, которое, честно говоря, пивом можно было назвать с большой натяжкой. Но после пары недель, проведённых в пустыне, любая влага, особенно холодная, казалась манной небесной. И вот когда вся компания, расслабленная баней и холодным напитком, кайфовала в местной столовой, один из местных нанятых землекопов, такой типичный бродяга, здоровенный дядя, под воздействием алкоголя вдруг пошёл на Игоря Пичикяна, обвиняя его во всех смертных грехах, а, главное, в том, что он зажимает общественные деньги и не доплачивает работягам. Вся компания онемела и застыла от неожиданности. Бродяга шёл как медведь на зайца, на маленького ростом Игоря, который был ему по плечо. Он не учёл одного: в молодости Игорь серьёзно занимался классической борьбой, был мастером спорта. В следующий момент Игорь схватил его железным борцовским захватом, оторвал от земли, после чего донёс до окна и выбросал его на улицу. Потом сел и невозмутимо продолжил пить пиво. Бродяга испарился, авторитет руководителя стал ещё более непоколебим. И до этого все знали, что вывести Игоря из себя очень трудно, он умел держать себя в руках. но бывают исключения из правил.

Люди копают и копают, их не очень радуют те черепки, которые они находят уже не первый год. Естественно, начинаются всяческие шутки и розыгрыши, чтобы как-то развлечься, тем более, что в экспедиции сухой закон. Один Игорь в приподнятом настроении: появляются новые черепки, которые буквально со дня на день должны окончательно подтвердить его археологическую концепцию. Тут ребята, уже кое-что понимающие в археологии, решают его разыграть. Находят очередной черепок и говорят Жене: « Старик, нарисуй здесь на нем продолжение орнамента, который ты рисовал с предыдущей находки». Женя, наивный и доверчивый, не понимая, в какую авантюру он ввязывается, старательно, даже с удовольствием, наводит гуашью не достающий рисунок. Он рад, что может блеснуть мастерством копииста, ведь он уже перерисовал кучу черепков и набил руку. Потом эти ребята зарывают этот черепок с расчётом, что через несколько дней там по плану придётся копать. И вот наступает это день. Появляется черепок, его начинают аккуратно обмахивать кисточками, все знают навязчивую идею Игоря, и как он ждёт её подтверждения. Зовут шефа, он просит, чтобы все отошли, он сам доведёт дело до конца. Заветный черепок у него в руках. УДАЧА! Его идеи подтвердились! Сияющий от счастья Игорь, ничего не видя вокруг, выбирается из раскопа и двигается в степь. Горе-археологи только сейчас поняли, какую подлую шутку они затеяли. Все замерли, не зная, что делать. И вдруг из степи донёсся рык, переходящий в рев льва: «ВСЕХ УБЬЮ !!!!!!Кто придумал !!!» Горе-археологи бросились в степь в разные стороны. Впереди всех, несмотря на лёгкую хромоту, летел Женя. До него только сейчас дошло, что он натворил: ведь кроме него никто не мог так подделать находку. Всех поглотила ночь. Встала луна, стало светло и постепенно, как прокаженные изгои, потянулись в лагерь юмористы. Игорь уже остыл, сказал: « Да ладно, зовите уж художника.» Однако, несмотря на эту историю они остались большими друзьями и ещё не один год ездили вместе в экспедиции.
В этот момент из дебрей памяти в действительность меня вернул голос экскурсовода.
Она начала рассказывать о тавромахии или играх с быком, бытовавшим в те далекие времена. На стенах висели остатки фресок, где изображалось это действо. С быками играли юноши и девушки где-то до 17 лет. Нужно было перепрыгнуть через рога разъяренного животного, сделав при этом сальто, ну и всякие штуки в виде джигитовки. У меня в башке опять заработали ассоциации. Всплыл из глубин памяти ещё один период жизни, совсем ранний, о котором давно не думал.
Лето. Любимое время года. Ташкент. Каникулы. Не надо ходить в ненавистную школу, надевать одежды, сковывающие движения. Трусы и сандалии – и Всё. Причём, сандалии – как официальная одежда для выхода за пределы своего квартала. Просыпаешься рано утром, солнце ещё только встаёт. Родители спят, маме не нужно идти на работу в школу, и она может хоть немного выспаться после тяжелого учебного года. Отец не встаёт с ней из солидарности . Тебя же распирает энергия, во дворе друзья и бесконечные игры и беготня. Тихо проходишь мимо родителей и пулей вылетаешь во двор. Во дворе пока никого. Солнце ещё только местами пробивается сквозь листву. Утром ещё прохладно, тем более ты только в трусах. Выбираешь местечко, куда попадают лучи солнца, садишься на корточки ( чисто азиатская привычка ) и греешься, поджидая приятелей . Постепенно все они выползают во двор, и тут уже захватила и закружила восторгом детская вольница. Кроме пряток, игры в колдунчики, в футбол, лапту и ещё много чего. Конечно, всевозможные шалости и мелкое хулиганство. Мы, малыши лет от семи до десяти, носились своей стаей, мальчишки старше, к четырнадцати –пятнадцати, уже якшались с местной шпаной, а к шестнадцати- семнадцати исчезали в основном в детские колонии за мелкое воровство или серьёзное хулиганство. Те, кто ухитрились и были призваны по возрасту в армию, были счастьем для родителей: вернувшись из армии, а служили тогда три года, они уже становились взрослыми мужиками, быстро женились и становились обывателями.
Всякие у нас были забавы, одна из них – дразнить козу. У дворничихи, тёти Нюры, что жила в дальнем тупике нашего двора, была коза. Для неё рядом с сарайчиком был построен небольшой загон. Загон этот был обнесён забором из обрезков старых досок, кусков железа, и вообще из всего, что можно было найти на помойке. Коза была необходимым подспорьем – давала молоко, часть которого шла на продажу, поэтому у неё иногда появлялись чудные козлятки, которые куда-то потом исчезали. Коза была огромная, белая, с длиннющими рогами и огромной бородой желтого от старости цвета. С живота тоже свисала шерсть, отливающая желтым. Конечно, мальчишки её дразнили, и она их взаимно ненавидела. Любимым развлечением было петь ей песню. Помню один куплет , но их было больше:

У меня была коза
Через жопу тормоза
Я на ней дрова возил
Через жопу тормозил ….

Услышав эту песню, коза приходила в неистовство. Глаза её наливались кровью, она вставала на задние ноги свечкой, а потом, нагнув башку, бросалась на забор и с размаху бодала. Грохот раздавался неимоверный. В следующий момент из дома вылетала тётя Нюра с метлой или мокрой тряпкой, всем, что попадалось ей под руку. И ватага мальчишек разлеталась как стая воробьев. Такие забавы проходили, часто превращаясь в ритуал. Коза, увидев мальчишек, начинала мотать головой, и всё повторялось вновь. К обоюдному удовольствию. Конечно, козе хотелось забодать кого-нибудь из этих нахалов, но они были за забором, что, видимо, козу очень огорчало. Но, разведав , когда тетя Нюра удалялась из дома по своим делам, мальчишки постарше, лет пятнадцати, перемахивали через забор, когда коза их не видела, и, прежде чем она успевала встать на дыбы, хватали её за рога, не давая ей подняться. Тут начиналось самое весёлое: коза, пытаясь освободиться, мотала головой, пятилась назад, всячески брыкалась. Тут, державшие её за рога, иногда один или два пацана, давали отмашку, и мелкота перелезала через забор и прыгала вокруг, дразня бедную козу. Но долго так держать козу было не под силу смельчакам. Чувствуя, что силы оставляют их, они кричали – АТАС! и резко отталкивали козу. Коза на секунду замирала от обретённой вдруг свободы, затем стремительно атаковала обидчиков, но они уже перелетели через забор, и коза с грохотом его бодала. У нас, естественно, силёнок, чтобы держать козу не было, но геройством считалось запрыгнуть в загон, когда её держат, и поплясать рядом. Не все у нас совершали такие подвиги и, естественно, совершившие подначивали потом не решившихся, и это существенно влияло на негласный табель о рангах в мальчишеской иерархии. Я, честно говоря, трусил и никак не мог решиться на этот подвиг.

Я был мелкий, худенький, но верткий и шустрый и где-то до шестого класса поколачивал сверстников в честных кулачных боях. Тогда они были по правилам: до первой крови, до слез, лежачего не бьют, дерутся один на один. Но потом сверстники вдруг стали быстро расти и набирать силу, и мое превосходство перешло в психологические методы борьбы. Но в тот момент мне лет десять, я ещё «держал мазу». А тут из-за какой-то козы могу потерять свой авторитет. И вот как-то утром, оказавшись во дворе один, пошёл к козе на разведку. Подхожу к загону, козы нет, видимо, спит в своём сарайчике. Решил проверить, с какой скоростью могу перемахнуть через забор. Тихонько через него перелезаю, сердце так стучит, что мне кажется, звук разлетается далеко. От страха ничего не слышу и вдруг за спиной раздаётся какое-то сипение. Оборачиваюсь – коза летит на меня, выставив рога. Перелезть через забор не успеваю. Единственно, что делаю инстинктивно – поворачиваюсь боком. Субтильное сложение спасло меня. Тело моё оказалось между рогов козы, и весь удар пришёлся в забор. Если бы я не увернулся, был бы калекой на всю жизнь. А ведь могла и затоптать серьёзно, ведь вокруг никого не было. Мы были один на один. Только по касательной она рогом сорвала у меня кожу на пальцах. В следующий момент она отступила на шаг, встала на дыбы, чтобы ударить с новой силой, но я уже пулей перелетел через забор, а коза изо всех сил ахнула в него. В щели между досок была видна её морда с красными от бешенства глазами. Она ещё несколько раз с досады боднула забор. Тут подбежали на шум мальчишки. Я гордо, хотя меня ещё трясло от пережитого, протянул руку, с пальцев которой капала кровь, и рассказал, что был в загоне, дразнил козу, но ловко убежал от неё. Авторитет мой был восстановлен. Как говорится, кровью смыл подозрения о моей храбрости. Руку отмыли под водопроводом во дворе, как-то остановили кровь, к вечеру рана поджила, засохла не солнце. Наивные родители не заметили, и каникулы продолжались.
Тут нас повели по музею дальше, и я окончательно вернулся к действительности, правда, подумав при этом, что в раннем детстве участвовал в тавромахии, если не с быком, то с козой .
Вечером решил записать эти воспоминания и для начала сделать рисунки козы по памяти. На ближайшей территории не видел ни одной козы, барашки бегали, а коз видно не было. С фотографии в Интернете рисовать не люблю. Маша заинтересовалась, чего это я за козу принялся. Рассказал вкратце свою задумку. Она говорит в ответ: «Ты знаешь, по китайскому гороскопу ты бык, а я коза!» Тут меня и осенило. Чего мы так бодаемся ВСЮ ЖИЗНЬ !!! А жить друг без друга не можем. Оказывается, нам китайцы заложили карму. 

PS . Теперь, посмотрев публикацию , увидел потрет козы , который сам нарисовал , увидел тоску в её глазах понял, как мы её мучили. Дети бывают очень жестокие , особенно , когда сбиваются в стаю. Прости коза!