Клоунесса Искусство

Автор Александр Колмогоров

В детском саду она отказалась быть снежинкой. Заявила:

– Я буду клоуном!

Мать пыталась засунуть ее в белое платьице. Говорила, что все девочки в этом году – снежинки. Да и где его взять, этот клоунский костюм? Шурочка вырвалась и спряталась под кровать.

Когда мать вышла в магазин, Шурочка выкинула белое платье в окно. Достала в шкафу цветастую шелковую блузку матери. Вырезала в ней ножницами большую дыру. Просунула в эту дыру голову. Надела отцовскую шляпу. Размалевала красной помадой рот и щеки.

– Ну, вот, – сказала она вернувшейся матери, – смотри! Правда, смешно?!

Кем она могла стать? Конечно, актрисой. Ею и стала.

И вдруг.

Ни мамы, ни театра. Ни взлетов, ни падений. Ни ролей, ни простоев.

Она, шестидесятидвухлетняя, стоит на балконе пятого этажа в Израиле с бокалом вина в руках. Седой муж Миша умоляет ее закрыть окно, не петь на всю улицу: у нас столько соседей хасидов. А она, назло ему и хасидам, выкрикивает с вызовом: «Не падайте духом, поручик Голицын! Корнет Оболенский! Налейте вина!».

Миша снова умоляет ее.

Шурочка замолкает лишь для того, чтобы сделать еще пару глотков. И кричит из окна, что чихать ей на хасидов, что она свободный человек и что её песни только взбадривают всех этих ребят, вносят разнообразие в их скучную жизнь.

В какой-то момент Шурочка замирает, задумывается: никак не может понять, как она оказалась на этом балконе. В который раз спрашивает себя: «Может, прыгнуть уже?»

Смотрит, щурясь, на дальний светофор слева от дома.

Там все по-прежнему – три цвета. Красный, желтый, зеленый. Но красный, как ей кажется, горит дольше.

– Куплю! Сейчас пойду и куплю пистолет!.. Этот красный на светофоре, он бесит меня! Просто сводит с ума!

– Детка, от этого не будет гореть только зеленый.

– Заткнись! У тебя всегда желтый, блин!..

В начале жизни ей долго светил зеленый, счастливый. А потом началось! Смешение цветов, нестабильность, недокомплект счастья. И что ей было делать с ее привычкой мчать всегда на зеленый?

– Нет, ну, ты смотри: красный горит в два раза дольше! Я засекла! Уродский город! Дебильная страна!.. Какого черта ты меня сюда притащил?!

Покладистый Миша молчит. Вспоминает, как они встретились десять лет назад.

В то время в ташкентский театр, где Шурочка сидела без дела и спивалась, пришёл настоящий режиссёр. Поставил яркий, весёлый спектакль по комедии Мольера. Он не стал слушать доброжелателей, стращавших его бурной Шурочкиной биографией, её аморальным обликом, и дал ей главную роль. Как же она блистала в ней, как упивалась ею! Как была счастлива!

Именно в тот светлый период они c Мишей и познакомились.

На улице Навои недалеко от театра была забегаловка — сосисочная «Попугайчик». Своё название она получила из-за медной чеканки, висевшей зачем-то над входом: на ней был изображен попугай на жердочке. Чеканка во время одного из ремонтов исчезла, а название так и осталось в памяти народной.

«Попугайчик» был забегаловкой культурной. В него заглядывали работники ближайших заведений – сотрудники телецентра, инженеры, актёры, архитекторы. Пьяных разборок не было. Ненормативная лексика употреблялась со вкусом, к месту и не громко.

Там, в «Попугайчике», за одной из высоких стоек, среди лепёшек, пива, сухого вина, сосисок с зелёным горошком и баклажанной икрой, Шурочка и познакомилась с седеющим элегантным архитектором Мишей.

Он не был красавцем. Он красиво ухаживал. Даже спорил с ней ласково, без раздражения, как с балованным, любимым ребёнком. И Шурочка сдалась. Надоело быть одинокой: взрослый сын в Германии, бывший муж в Прибалтике. Захотелось хоть одного человека рядом.

Миша немного шепелявил, и Шурочка шутливо называла его «мой Мифенька».

Однажды, незадолго до регистрации, Шурочка привела Мишу в свою каморку в актерском общежитии. Решилась открыть ему свою главную тайну.

Когда Миша разлил шампанское по стаканам и один из них протянул Шурочке, она сказала:

– Смотри мне в глаза. Слушай внимательно. Это очень важно!

Она так нервничала, что, повертев стакан в руке, поставила его на стол, Взяла сигарету. Зажигалка не слушалась ее. Миша пришел на помощь. Смотрел, как она затягивается. Ждал.

– Знаешь, что я люблю сильно-сильно, больше всего на свете? – спросила Шурочка с вызовом.

– Играть? – предположил Миша.

–Это само собой. Нет! Больше всего на свете я люблю… Только не смейся, а то убью.

Шурочка встала. В ее глазах влажно вспыхнул восторг. Она широко раскинула руки.

– Наряжать ёлку! Вот что. – Шурочка зажмурилась. – О-бо-жа-ю! Вот мое счастье! Самое главное, Мифенька!.. Веришь? Понимаешь? Только не ври!

Миша встал. Ответил серьезно:

– Понимаю.

– Уф!.. Ответ правильный… Давай выпьем за ёлку!

Шурочка подняла стакан вверх, приветствуя миниатюрную елочку с малюсенькими игрушками, стоящую на шкафу. Они чокнулись, выпили. Сели.

– Один раз – давно, в Вильнюсе – я в очередной раз загуляла, сорвалась с катушек. В декабре это было. И Вита разозлился. И знаешь что сделал? Запретил мне наряжать елку! Представляешь?! Знал, гад, как мне будет больно! И запретил!.. Заперся от меня в зале и – сам, один! – наряжает. А я стою под дверью, скребусь, скулю, как последняя сука, умоляю его: «Вита, миленький! Ну, прости! Я больше не буду! Езус Мария! Клянусь! Ну, можно, я хоть сосульку на макушке закреплю?!»

Шурочка отерла слезы.

– Миша! Я дрянь! Я столько крови ему попила… У меня и любовники были, и перед гебистами он из-за моей пьяной дури столько раз унижался… Я такое могу! О-у!.. Ну, это все у тебя впереди… И все равно! Нельзя ему было так! Нельзя! Он же знал!..

Она помотала головой, отгоняя эти воспоминания. Посмотрела Мише в глаза. Потребовала серьезно.

– Поклянись, что никогда, никогда так не сделаешь.

– Никогда, – пообещал Миша, – даю слово.

Они снова выпили.

– А что это за клоун рядом с портретом сына? – спросил Миша.

– Это не клоун, – отмахнулась Шурочка, – клоунесса.

– Хорошее фото. Постой… Так это ты?

– Да. Хорошее. Только не фартовое. Фотопроба к фильму Вайды. Про польскую клоунессу.

– Правда? Того самого? Анджея?

– Да. Его ассистентка специально приезжала к нам в театр, в Вильнюс. Потом позвонила и сказала, что я по возрасту не подхожу: слишком молода…

Шурочка хмыкнула, закинула ногу на ногу и отвернулась к окну, всем своим видом показывая, что тот случай теперь совсем не волнует ее.

Миша молча смотрел на Шурочку. Представлял, какой это был шанс. Его величество шанс. Быть может, самый главный в её актёрской судьбе.

– Ты потом видела этот фильм?

– Нет. И не видела, и не слышала. Все, хватит об этом! Наливай!..

…Миша переводит взгляд с Шурочки, поющей на балконе, в угол комнаты.

Там уже третий год стоит двухметровая наряженная елка.

Когда наступает декабрь, Шурочка меняет на ней часть игрушек, мишуры и искусственная елка продолжает свою вечную жизнь. Шурочке нужен праздник, который всегда с ней. Пусть искусственный, но праздник. И сегодня, седьмого июля, и восьмого, и девятого… Каждый божий день.

«Она похожа на провинившуюся девочку, поставленную в угол», – устало думает о елке Миша.

– Иди сюда, – зовет его Шурочка, – что это там за тетка? Что ей надо?

Миша подходит к ней. Смотрит из окна. Метрах в пятидесяти справа от дома у пешеходного перехода стоит пожилая женщина с каким-то круглым транспарантом на палке. Он удивляется, как это Шурочка раньше не видела ее. Объясняет: у них в Кирьят-Оно многие пенсионеры так подрабатывают. По утрам на пешеходных переходах, где нет светофора, помогают переводить через дорогу детей, идущих в школу. А потом ещё и днем, когда ребята возвращаются из школы домой. У перехода собирается пара-тройка ребятишек. Пенсионер останавливает движение. И дети переходят дорогу.

– Видишь, у нее светящийся жилет? Чтобы водители видели издалека.

– А что там у нее на знаке нарисовано?

– Поднятая рука. Стоп, значит.

– Стоп, говоришь?..

Шурочка долила вина в бокал.

– Нет, Мифенька. Это не стоп. Это – полный вперед!

Через несколько дней на соседней улице возле пешеходного перехода люди увидели маленького клоуна в рыжем парике, в ярком красно-белом костюме со знаком «стоп» — нарисованной поднятой рукой. Клоун был обвешан свистками, дудками и губными гармошками. На залитой солнцем разноцветной брусчатке он собирал вокруг себя детей, сигналил своими дуделками и свистелками водителям, пританцовывал и строил рожи. А так как все это он проделывал смешно и с удовольствием, водители, дети и прохожие улыбались и аплодировали ему.
Прошел без малого год.

В один из дней у того самого пешеходного перехода появилась высокая пожилая женщина в сарафане салатного цвета. Она подняла над головой знак с нарисованной поднятой рукой. Машины затормозили. Женщина зашагала по переходу. На середине дороги оглянулась. Трое детей с ранцами не шли за ней следом. Они стояли на брусчатке. Вертели головами. Искали кого-то.

Шурочка не вышла на работу по уважительной причине.

Ее пригласили участвовать в большом клоунском параде-алле в райских кущах.