Марк Вайль: последние театральные страницы. «Орестея» Искусство Ташкентцы Фото

Кмариддин Артыков

Памяти Марка Вайля. Публикация третья из цикла:»Марк Вайль:последние театральные страницы» «Орестея». Трагический спектакль во всех смыслах и даже больше. Спектакль большой, многоплановый, технически сложный и очень короткой судьбой.
Фото: Виталия Евдокимова. Александр Раевский.

Население спектакля многочисленное, подвижное, на первый взгляд, хаотично, тревожно и суетливо мечущееся – что-то «там» произошло, «сюда» доходят лишь отголоски. «Так», при каком-то теракте. Тревога, неясность, томительное ожидание новостей. И «так», и «там» и «сюда» — всё относительно далёкое и близкое, и всё ворвавшееся в нашу жизнь «по телевизору». Вы можете находиться в Ташкенте, события где — в неведомом Вам Будёновске, но всё «в прямом эфире», подробно, безжалостно «натуралистично», перебиваемое включениями «вестников», комментаторов, которые стремятся быть объективно отстранёнными и привносят в происходящее, совсем того не желая, привкус зловещего шоу.

Сценическая площадка, обычно отгораживаемая от внешнего мира плотно прикрытыми дверьми, специально освещённая, сегодня — «разорена». Взгляд Ваш упирается в сохранившийся квадрат стены, чуть ближе – другой фрагмент разорённого подвала, бункера – прямоугольные колонны, с несущей балкой. Колонны, стена отделаны крупными кафельными плитами, местами отбитыми, в просветах железная арматура. Очевидно, что где-то поблизости идёт бойня. Вскоре, предъявят «картинки» с мест. Нет-нет это — не подвальные помещения дворцов царей Аргосских, а скорее продуваемые гаражи под кичливым новоделом «новых-новых». Прямоугольник стены облицованный кафелем разделён, на секции, в них как в недрах TV будут светиться огромные экраны с заставками разных новостных программ. И в них как в«Чемоданах Тульса Лупера» Питера Гринуэя всё будет двоится – троится. Герои, события, лица, части лиц будут представлены и в профиль и в анфас. Они же, – герои представления, — будут пребывать на сцене и за её пределами «в живую». Но сцена на половину освещённая театральными софитами, — слева беззастенчиво «раздета» дневным светом, продлённая тем самым, умноженная тревожными подвальными коридорами опасно сращена на этом представлении с жизнью. Эта ни чем не разделённая условность сцены и безусловность жизни, кажется, являет собой главную, длящуюся во времени, очень точную метафору всего спектакля: «заигравшейся жизни». Это же «решение» авторов спектакля (Марка Вайля и сценографа Василия Юрьева): накоротко связать реальность со сценой кардинально множит смыслы, диктует разные способы существования актёров и, кажется снимает все канонические преграды в представлении классических пьес. Воистину, маленькая сценическая площадка театра «Ильхом», представляет сегодня «ТЕАТР БЕЗ ГРАНИЦ». Телевизионный экран, вся цепочка вещания от корреспондентов на местах и их зримых (в отличии от домашнего просмотра телепередач) телеоператоров, одновременное — многоязычие всё это не только ёще одна краска или ещё один приём в художественной палитре этого спектакля, но скорее один из самых главных и самых зловещих персонажей трагического представления. Телевидение давно и основательно заняло место на олимпе в облике многоликого «играющего» бога.

Документально – публицистическая, трагическая мистерия, возникшая по поводу и на основании древней трагической семейной саги славного Эсхила – сложилась в апологию вранья, замены и подмены, измены и предательства эпических масштабов. Коварный умысел, злые намерения, «упёртость» в понимании и толковании законов месть, месть, месть – вот верх сознанья. Предают и продают так, что не знаешь где начало и где конец этой наглой, хамской карусели. Что нет в мире совершенства известно давно, но и стремления к нему, пожалуй, тоже нет… Есть стремление к власти, к деньгам, к минутной славе – все буквально в очередь стремятся «зарисоваться» на экране и в достижении этих, — больших и малых, — целей — все средства хороши. И все без исключенья к этой круговерти зла причастны. Олимп диктует моду и верховодит…
Апполон (Антон Пахомов) поёт, комментирует действие исключительно рок балладами. Элегантен как рояль, голос вкрадчив, медоточив, держит всегда дистанцию – он, конечно, не замарает рук. Он, возможно, — так положено богам, — очень высоко! Всё, что происходит на земле не раз уже бывало, он и не раз и не два опробовал сюжет Орестеи в разные века и каждый случай оказывался: как раз «по людям».
— Предвижу: мне ещё не раз придётся править этой игрой, причём правила игры становятся только жёстче, однако люди не перестают входить в одни и те же воды.
Гермес (Рутам Эсанов) молчаливый, ироничный, саркастичный, понятливый и мудрый. Он как двойник, как тень, безмолвная, но очень выразительная. Он гибче, сметливее Апполона, очевидно, что себе на уме — когда-нибудь он так «подсадит» своего заносчивого коллегу: «Остерегайся Апполон!»
Афина (Алёна Лустина, она же – комментатор, горожанка) «земнее» своих коллег мужчин. Деловита, стремится упорядочить мироздание, но понимает, что плоды усилий её до первых серьёзных испытаний.
– Люди неразумны, опрометчиво не предусмотрительны. Любимое занятии рубить сук на котором сидят. Всего лишь 2007 лет от рождества Христова, — Земля на грани экологического коллапса!

Комментаторы вторят и царям и богам, да им, кажется и без разницы – что боги, что цари. Главное оказаться вовремя в нужном месте, чем «горячее» новость, тем она лучше оплачивается. Команда комментаторов слажена, работает чётко, вещают профессионально на трёх языках: узбекском; русском; английском. Греческая трагедия играемая на узбекской земле (Ташкент, 2007 – перекрёсток мира) в манере «горячего репортажа» с места событий соединёна сегодня со всем миром. И полное ощущение что «спектакль» перерастает в реальное кровавое и очень узнаваемое, увы, очередное событие на котором сосредоточено внимание всего мира. Иран, Израиль, Палестина недавняя осада Ясира Арафата в его собственном бункере, смерть принцессы Дианы и английский двор, похороны Папы Римского… Трагический сериал: «Орестея на все времена!»
Комментаторы (Тайлор Поламски, Райхон Уласенова, Васса Дергалёва, Алёна Лустина) «держат пульс» трагических событий, соединяют времена и страны, но они же всегда готовы с не меньшим рвением «переключиться» на любое другое более мирное «гламурное», событие. Профессионализм и равнодушие, отстранённость, дистанция, которую ведущие новостных программ так уверенно демонстрируют, как бы напоминают, что всё что происходит «здесь» и «сейчас» — это всё лишь телевизионные фокусы. От «документального» театра событий Вы всегда вправе отвернуться, уйти головой в «песок», скажем, более уютного сериала про любовь «в тёплом климате». (Сегодня ведь так: всего того, чего нет на телевидении – нет вообще в природе. Главное – это зрелище, а всё остальное не имеет абсолютно никакого значения. К.Разлогов.)
Царский род Атридов – исчадие ада! Не пересказать их кровавые деяния – в деликатном античном театре «убийства» происходили всегда в недрах дворца. На сценической площадке театра «Ильхом» большая ванна — джакузи, она же означает бани во дворце. Здесь Агаменона пеленают в сети, орудия убийства – те что оказалось под рукой, здесь же в гараже: железный молоток и долото. Убийца пользуясь этим слесарным хозяйством издаёт тупой железный звук – жертва корчится в предсмертных муках. Кровь проступает сквозь кафельные плиты. Памятуя о том, что во дворе век ХХI, складывается впечатление что театр зрителя щадит и при этом можно сказать, что сцены смерти, с последующей мумификацией ( бальзамирование тела — это обязанность Гермеса) трупов и вознесением их на катафалки (погибших кладут на щиты – на войне, как на войне), брутально возвышена! Тема смерти, сцены погребения умерших, — печальный парадокс – в спектакле самые человечные, и, возможно, по-эсхиловски пафосны. Во, всяком случае, — ловишь себя на мысли: «хорошо, что, хотя бы, мёртвых не пинают!»

Смешение античного текста с контекстом событий ХХI, облик персонажей их костюм (стильные «вкусные» костюмы с «изюминками», вполне, антично-демркратичное пред апорте от Марии Сошиной), роковые события давно-давно минувших дней и «тяжелый рок» наяву (понимайте как хотите, сии каламбурные переплетения: но на сцене живой рок ансамбль и их музыкальные всплески – Артём Ким и группа Xaoma, — тоже одна из важных и удачных рифм этой поэтории) – многозначная, многослойная, многолюдная ткань спектакля.
В спектакле пересекаются Хроника войны, семейная сага атридов, репортажи с мест событий и собственно человеческие истории (Клитемнестра – Ольга Володина; Орест – Саид Худайбергенов и Днеис Бойко — в очередь; Эгист — Фаррух Халджигитов– каждый из них, вполне — протоганист, достоин описаний подробных ). Большие трагические эпизоды чередуются с фарсами (сатиры: Вячеслав Цзю, Антон Пахомов) как и, положено было, на театре в дни больших представлений трагедий.
Большая сценическая «партитура» длительной Троянской войны разбита на мизансценические осколки – картины из «собачьей» солдатской жизни, тоски и тревоги, переходов и проходов с песней под гитару и аккордеон. Поющие солдаты – очевидная цитата из спектаклей про «нашу» войну – Великую Отечественную. Но поющий на английском языке солдат – это уже не «наша» война, но тоже — Война! Один солдат в камуфляжной форме повис на штанкетах под потолком в одном углу сцены, другой разместился на зрительских местах, подпирая потолок: они – дозорные! Они «длинно» и многократно перекликаются в ожидании окончания войны, В спектакле – это занимает короткие минуты, но в этой перекличке – вечность, в ней все не прекращающиеся войны, от эсхиловских времён – такая безнадёга! Как замечательно! они оказываются рядом с комментаторами на экранах телевизоров, улыбаясь, корча рожы, указывая большими пальцами рук, что, мол, всё «тип-топ!», Что – всё о кей! Эх! мальчики…

В этом спектакле нет любви. Есть скорое, чреватое расправами сожительство. Клитемнестра, царица (Ольга Володина) говорит о верности мужу своему Агамемнону, горожанка (Райхон Уласенова) вторит своей госпоже, но, очевидно, что слова эти как обязательные, ритуальные заклинания: нет любви, нет верности, нет сочувствия, нет сострадания, нет жизни – все обречены играть в «жестокие игры» пожизненно! Кто не «играет» – тот погибает, но и те кто «играет» убивают друг- друга – это условие игры! Погибают Оресты! Репортаж о гибели Ореста, заснятое очередным «случайным очевидцем» событие прошло по экранам. Но сценическая жизнь, героя ещё продолжается. Кощунственные «разборки», лицемерное Право, демократические игры в правосудие в реальном времени продолжаются. И суд и большинство зрителей готовы оправдать Ореста! Так было бы при любом раскладе сил, потому как Афина – богиня мудрости, справедливой войны, на стороне Ореста. Но у людей не всегда всё по-божески. Люди празднует победу справедливости, а эринии не согласны с решением суда. Идёт торг, салютуют победу…
Ореста играют в очередь двое актёров: Саид Худайбергенов; Денис Ьойко. Они на самом деле ещё мальчики, в своих лицеистких форменных костюмах с короткими штанишками. Вообразить их где-то забытые ранцы не трудно. Но мальчики разные и по своей природе и по актёрским умениям и опыту. Соответственно – звучание их ролей и их голоса в большом апокалиптическом – жестоком и рассудочном хоре звучат (наивно, искренне, трогательно). Среди фантомных (неизвестно кто из них жив кто мёртв кто – похоронен, кто слоняется среди людей ища пристанища и ожидая тех кто совершит обряд), призрачных, замороченных людей, голоса мужающих подростков звучат «выделено»-внятно – по-человечески! Наконец-то слышишь не «заигранную» речь. Они выглядят как «Маленькие принцы» эсхиловской поры. Пришельцы, носители утерянного «человеческого состава» — где-то так счастливо сохранившегося! Им, к сожалению, недолго жить. Вокруг нет жизненной среды – всё — «проиграно», распродано и воздух стёрт на нет!

Ореста – Дениса Бойко, бросают волны, им движут неведомые силы. Понять как им играет судьба, разобраться во всём нет сил! Над ним тяготеет рок! Он прилежный и доверчивый исполнитель воли богов. Но хрупкая и юная душа не в силах нести неподъёмную «ношу» – убийство матери, она тянет к земле! Д.Бойко и как актёр ещё больше стихийное явление, нежели наученное. В нём истовость и доверчивость, и добавим — отчаянная смелость.
Для Ореста — Саида Худайбергенова слова: «Я – возмужал!», означают, что решения он будет принимать сам! Его действия сознательны! Но сознательное исполнение молодым человеком своих трагических «обязанностей», а затем не менее трагический «выбор» смерти! Разрывает душу зрителя – соучастника событий, не менее болезненно. Саид Худдайбергенов играет свою роль сдержанно, но в его природе — хрупкость, которую он всё время бережно «укрепляет» сознанием, усилием воли ему нужно не «разбиться» до того, как будет исполнен долг! А исполнение роли от этой бережности к своим возможностям и «осторожности» в изъявлении чувств только выигрывает. Так природа и умения обоих актёров (разумеется! Прежде всего точный выбор этих актёров Марком Вайлем.) сыграли в спектакле роль трагического камертона всего представления и «лакмусовой бумажки» по которой легко определяется весь этот морок мира, «кошмар» и «целлулоидность», призрачно – виртуальная реальность? «среды обитания»!

Третья «собственно человеческая история»: горькие мытарства Клитемнестры (Ольга Володина). Заклание дочери в жертву Богам обернуло её в поломанную куклу — Злую горгону. Ненавистный муж – всё время на войне. Пьёт горькую, изменяет мужу с его двоюродным братом, «спасается» наркотиками – все её ненавидят, и она в ответ! Всё ей осто…ло давно! Война закончилась, но и долгожданный мир не в радость – возвратится Агамемнон — царь, муж, что – то надо делать с ним! Надо «собраться», сыграть давно опостылевшую роль верной жены, побыть ещё царицей, а затем: убрать со «сцены»; изгнать из дворца; не допустить до постели; убить в конце-концов! Человека, «чужого», наказать убийцу, избавиться, наконец, от третьего лишнего. К прежней жизни уже не вернуться. Дочь не воскресить! Оставшиеся в живых – кто на стороне отца, а кто – далече! А – Эгист – привязанность собачья, горячая, живая – без него нет жизни! Что страна? – Эгист справится! – Я – Клитемнестра – помогу!
Эгист в исполнении Фарруха Халджигитова фигура памфлетная его облик, жалкая манера «выглядеть значительнее», чем есть на самом деле, хорошо поставленный голос и убогая пустопорожнесть, маниакальная «предусмотрительность» и реальная слепота – этот образ хорошо «прописан» в латиноамериканских романах про диктаторов, чем не очередной Уго Чавес? И точно «выписан» на сцене холодно звенящим Фаррухом Халджигитовым.

На экране не раз возникают кадры руин, «следов» войны, обнаженных, кровавых, человеческих тел ( видеоряд: Талгат Хасанзянов, Тимур Карпов, Рифкат Ибрагимов), но и среда составленная из живых персонажей этого спектакля – скорее призрачна. На самом деле круговорот событий, смертей, убийств и ритуальных и сценических «воскрешений» таков, что, кажется, играется не известная классическая пьеса, а церковная книга записи смертей. Печальная книга людской памяти и беспамятства. Траурная Месса, составленная из кричащих джазовых синкопов, оглушающих взрывов ударных, режущих, бьющих вскриков электрогитар. Эпическое представление без прозаических ответвлений – сплошь собранная из трагических мизансцен – осколков. Театральная полифония без кантилены, без мелодии, без бельканто, но с ядовитой, всепроникающей, иллюзорной и потому коварной multi – media.com…