Записки о былом. Воспоминания обрусевшего армянина. Часть 14 История

Автор Сергей Арзуманов.

Хочу упомянуть ещё об одном моём школьном товарище — Яше Саакяне. Он был спокойный, уравновешенный и рассудительный мальчик, никогда не торопился — полная противоположность мне, может быть, потому мы и сдружились. Жил он на другой стороне железной дороги, за насыпью. Слабый здоровьем, он часто болел и пропускал уроки. Его мать дружила с моей мамой, часто приходи¬ла к нам за молоком и всегда настойчиво приглашала к себе, чтобы позаниматься с Яшей и наверстать упущенное. В квартире у них было уютно, светло, чисто. Принимали меня всегда приветливо, я ходил к Яше с удовольствием и был у них часто. По их улице, названной в честь Будённого, не ходили узбеки и даже узбечки- молочницы, поэтому Яшина мама и за молоком ходила к нам, хотя мы жили не близко. Яшин отец объяснил причину. Дело в том, что в 1926 году войска под руководством Буденного с особой жес¬токостью усмиряли непокорное местное население. Конармейцы грабили мирных жителей, убивали, если они сопротивлялись насилию. «Красные бандиты» силой срывали с женщин паранджи и насиловали молодых. И узбеки не забыли беспредел, учиненный на их исконной земле конниками «Длинноусого бандита». Во всех мечетях Узбекистана (и Таджикистана тоже) Будённого объявили заклятым врагом народа. Тогда ещё принято было в общественных местах вывешивать портреты официальных лиц, но нигде, никогда в «узбекских местах» не было портретов Будённого. Даже улицу, носящую его имя, узбеки обходили стороной.

* У меня есть основания так утверждать. Двоих 16-летних неплохих ребят с соседней улицы в Ташкенте осудили за то, что они в банальной драке избили сынка какого-то начальника. Из заключения оба вышли уже кончеными людьми, •урками», после чего в заключении находились больше, чем на воле. Да что да¬леко ходить. Трое соседских ребят с улицы Жуковского после того, как попали в руки»правоохранителей», кончили печально. Один — Юра Чердынцев — вышел на волю наркоманом и вскоре погиб, второй (внук гсосвдей-земледельцев»)- попытался вырваться из пап рецидивистов, но был ими убит. Третий • внук *заклятых соседей» — сейчас отсиживает второй срок.

Позднее, уже в войну, мне пришлось убедиться в этом лично. В 1943-м году как председателю Октябрьского райсовета Осоаеиахима мне довелось вру¬чать Почётные грамоты курсантам, отличникам военной подготовки. Октябрьский район — это ташкентский Старый город, в котором жили сплошь узбеки. На гра¬мотах стояла факсимильная подпись председателя Наградной комиссии Центр¬ального Совета Осоавиахима С. Будённого. По окончании процедуры вручения грамот ко мне подошли оба награждённых узбека и возвратили грамоты, заявив, что принять их не могут. Они не объяснили причины, но всё и так было понятно. А ведь время было военное! Не забылись ещё кровавые «тридцатые» годы!
Но вернёмся к Яше Саакяну. Недолго посчастливилось мне с ним дружить. Его частые болезни и покашливания были симптома¬ми туберкулёза лёгких. Ничего Яше не помогло. Ни прекрасный уход, ни усиленное питание с барсучьим салом, ни врачи и народ¬ные средства. Яша ушёл из жизни совсем еще мальчиком. Царство ему Небесное! В те времена смертность от туберкулёза лёгких занимала такое же место, какое сейчас занимает рак. Антибиоти¬ков ещё не было, и заболевшие туберкулёзом были обречены.
В следующее лето после переезда я приладился по базарным дням зарабатывать деньги на продаже воды. Это было довольно интересное дело. У дома рядом с тротуаром в тени ставишь ведро воды. Мимо, обычно группами, идут на базар люди. Зазываешь их, «рекламируя свой товар» весёлыми прибаутками:
—    Есть холодная вода! Три копейки — два ведра! — Конечно, это была «фирменная» шутка, на самом деле за 3 копейки продавался стакан воды безо льда, а за 5 копеек — со льдом, лучше, когда кусо¬чек его, ещё не успев растаять, аппетитно и зазывно плавал в ведре. За несколько часов торговли удавалось выручить 10-12 рублей, из которых мама оставляла мне на мороженое и кино 50-70 копеек.* Главная забота заключалась в том, чтобы спозаранку раздобыть лёд. Обыч¬но его возили по нашей улице на четырёхколёсной телеге куда-то в сторону Теэиковки. В кузове с высокими бортами рядами уложены бруски льда. Сверху, чтобы лёд не так быстро таял, кузов накрывался брезентом, но всё равно вода стекала на пыльную дорогу, оставляя за телегой грязный след. Возчики обычно смотрят вперёд, не оглядываясь. Выбрав момент, подбегаешь сзади к телеге, отворачиваешь брезент, вытаскиваешь брусок (иногда удавалось и два), передаешь его своему «подельнику», который, положив на плечо, убегает прочь. А я, как порядочный, чтобы скрыть следы преступления, — быст¬ро натягиваю брезент и тоже даю дёру. Но не всегда удавалось добыть лёд таким способом. Тогда надо было рано утром с пустыми вёдрами идти к «льдоделательной» установке, которая находилась недалеко от нашего дома на задах железнодорожной станции. Как зачарованный, смотришь на сполза¬ющие длинные бруски льда, наслаждаешься прохладой, которую создают тысячи «водопадиков» и бесчисленные струйки воды, падающие откуда-то сверху на лабиринт из многих десятков толстенных труб. Смотреть, конечно, приятно, но не за тем же сюда пришёл? Надо не зазеваться и, как только увидишь отколовшийся от целого бруска кусок льда, подобрать его — и в ведро. Несёшь домой два ведра кусочков льда и радуешься: сегодня торговля пойдёт хорошо, считай, «десятка» в кармане!

‘ Можно удивляться, но у меня не было «конкурентов». Не знаю почему. Возможно, потому, что в округе почти не было семей без мужчины-кормильца, который сам должен содержать семью, не привлекая детей к зазорному труду. Однако я считаю, что эти занятия помогли мне лучше узнать жизнь и привили трудолюбие и предприимчивость, что очень помогло в будущем.
Торговля водой шла только летом, в жару. А «кушать хочется всегда». Поэтому в прохладное время, осенью и весной, а также зимой по выходным дням мы вместе с мамой ходили на базар. Она —  продать то, что сумела сшить или связать за неделю-другую, а я, купив папиросы пачками, продавать их поштучно. Мама со своим товаром — сшитыми ею детскими штанишками, рубашечками, шапочками или вязаными беретами — стояла при входе на базар. У меня же «рабочим местом» была вся его территория. Странно покажется нынешнему курильщику, но тогда почти не курили сигареты. Сигареты с фильтром не выпускали, а без фильтра их курить неприятно, во рту они слюнявятся, на язык попадают «табачинки», пока куришь — рука занята. Рекомендовали курить сигареты через мундштук, а это обуза в кармане, к тому же он дурно пахнет, часто засоряется смолой и требует чистки специальным шомполом. То ли папироса! У неё белый бумажный мундштук, зажмёшь его в зубах, руки свободны и — кури на здоровье. А если сильно продуть мундштук, оттуда вылетят все табачинки и будешь курить, не отплёвываясь.
Приличные сигареты с фильтром я увидел много позже в Москве. Сыновья богатых родителей иногда курипи их в перерывах между пекциями, пыхая нам в лица дымом с вишнёвыми и медовыми ароматами. Мне впервые удалось купить знаменитые сигареты «Лаки Страйк», «Медиум», «Кемел» и «Кэптенс» лет через десять в Англии. Эти сигареты в железных коробочках и в круглых банках я привёз в Ташкент в подарок (?!) моим домашним курильщикам.
Эка, куда меня занесло! Вернусь на Тезиковский базар. Итак, на фанерку-подставку укладываются папиросы «Казбек», «Борцы» (они в раскрывающихся коробках), «Беломорканал», «Норд» (их во времена «борьбы с космополитизмом» переименовали в «Север»), «Пограничник». Рядом лежит коробок спичек. Волка ноги кормят. Целый день ходишь по базару, громко декламируя:
—    Папиросы, спички! Колбаса, яички! Или: «Лучшие в мире!», дальше перечисляешь, что есть в продаже, со смешком добавляя: «Одну спичку бесплатно!». Папиросы «Пограничник», они чуть толще спички, в насмешку называл «Казбек с ружьём». Конечно, эти шуточки не ахти как остроумны, но их выкрикивал чернявый симпатичный трудяга-пацан, как тут не подсобить ему? Некоторые добрые люди покупали у меня папиросы, имея пачку их в кармане. Иные брали «про запас», кладя их за ухо. Но попадались и такие, которые, взяв 10-копеечную папиросу и раскурив её моей же «бесплатной» спичкой, отказывались платить, обзывали спекулян¬том, а то и похуже. Возмутившись, я поднимал громкий скандал и, что интересно: окружающие взрослые всегда становились на мою защиту, стыдили крохобора, заставляя обидчика расплатиться.

Торговля всегда шла бойко. Когда «витрина» и карманы пустели, шёл к ма¬ме, отдавал ей, чтобы не оттягивались карманы, горсть мелочи, немного оставив для сдачи, пополнял запас папирос, рассовав по карманам, и-снова «шёл в народ» расхваливать высокосортную продукцию. «Навар» от каждой проданной папиросы составлял всего 1 — 3 копейки, но за день удавалось заработать до 30 рублей и больше, а это быпа весомая прибавка к мизерной пенсии, и к тому, что удавалось заработать маме.
Папиросы «Борцы» и «Пограничник» покупали плохо, брал я их для ассортимента, и ещё вот почему. На крышке коробки папи¬рос «Борцы» были изображены два вцепившихся друг в друга борца, одетых в трико. Один из них крупным планом спиной. Для хохмы дома ножницами аккуратно вырезал в коробке дырку по периметру трико там, где скрываются ягодицы. Чтобы расположить к себе покупателя и рассмешить его, открывал крышку и к дырке с внутренней стороны коробки приставлял палец. Создавалась иллюзия, что сквозь порванное трико видна голая задница. А папи¬росы «Пограничник», — самые дешёвые и никудышные (они стоили 35 копеек, их никто не покупал), нужны были, чтобы отделаться от попрошаек, про которых ходила поговорка:
—    Дай папиросу прикурить от твоей, а то я деньги дома забыл. Мама не заставляла меня зарабатывать деньги, но я был горд, что зарабатываю деньги и помогаю ей. Хотя, конечно, мне это занятие не нравилось, интересней было пойти искупаться в арыке Салар, что в трёхстах метрах от дома, или поиграть в альчики, лянгу* или в орехи. Но, как говорится, «дело на безделье не меняют», нужно было помогать маме, и я делал всё, что мог. Правда, иногда было обидно, что Володя ничего такого не делает, «собакам хвосты кру¬тит», а мама ему денег на сладости даёт столько же, сколько и мне.
* В России эти игры не знают. Альчики — так называли бараньи костяшки, в России — * бабки». Правила игры в альчики сложнее, а игра интереснее, чей в бабки. Лянга ■ небольшой круглый кусок бараньей шкурки с длинной шерстью, к голой стороне которой пришивают нитками пятачок свинца. В лянгу играют только ногами, подбрасывая ев вверх из разных положений и постепенно усложняя задачу. Выигрывает тот, кто совершит меньше ошибок и выполнит все упражнения первым.

На поминках двоюродного брата Эдуарда рассказали, что у него с младшим шим братом Сосиком в раннем детстве возникали курьёзные споры. Эдик требо¬вал себе кусок (даже яйцо!) побольше, покрупней и по праву старшего, а также потому, что «толстому» Сосику «надо худеть». Видно, ребячьи обиды и споры возникали не только в нашей семье.
Вспомнил о наших вылазках в зоопарк и в парк Тельмана, которые находились рядом, их разделял общий забор. Вход в парк Тельмана был свободным, а в зоопарк — платным. Денег у нас как всегда было мало. Поэтому сначала мы шли в парк Тельмана, а оттуда через проторенный лаз бесплатно в зоопарк. Но в зоопарк мы стремились не сразу. В парке Тельмана было вырыто искусст¬венное озеро с лодочной станцией, «окольцованное» нешироким каналом по периметру парка. Мы скидывались, брали напрокат лодку на 1 час и на вёслах делали по каналу круг за кругом, стараясь не сдать лодку раньше. Накатавшись, через забор пролеза¬ли в зоопарк, где можно было находиться уже сколько хочешь.
В летнее время пополняли семейный бюджет, предоставляя ночлег приезжим. В углу двора под виноградником стояли видав¬шие виды узкие железные солдатские койки. Днем приезжие нахо¬дились по делам в городе, а вечером приходили. Приносили с собой еду, ужинали и укладывались спать на застеленные койки. Утром опять уходили и пропадали до вечера. В гостиницу, как всегда и всюду, в Ташкенте было не пробиться, а такие ночлежки, типичные для южных жарких мест, были удобны для приезжих: не нужно «париться» в душных, полных клопами номерах, к тому же не надо предъявлять документы, регистрироваться. Последнее для некоторых было очень важной причиной искать именно такой приют. Однако, ради осторожности, мы принимали не всех подряд, а только по рекомендации знакомых или уже бывавших ранее. Однажды двоюродный брат Ерванда Овсеп Баратянц привел к нам на постой дагестанца (кажется, лезгина) Хан Бабу и просил приютить его на месяц — другой, пока тот не уладит свои дела.

Комментариев пока нет, вы можете стать первым комментатором.

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.