Ташкентские этюды Искусство

Николай КРАСИЛЬНИКОВ

МАКИ НА КРЫШЕ

Наверное, люди моего поколения хорошо помнят Ташкент «до землетрясенческий». Глинобитный, одноэтажный, особенно в старогородской его части.
В начале марта, лишь подуют тёплые ветры со стороны степей, и небо над городом становится тесным от варраков — бумажных змеев. Каких только нет форм и размеров! От крохотного «голубка» до крупных лайлаков — «аистов». И парят они весь день над домами, площадями, парками… Гудят и вибрируют на резком ветру.
Если можно было бы посмотреть с высоты полёта этих бумажных птиц на город, то многие плоские крыши глинобитных домов, дувалы, овраги, пустыри могли бы показаться сплошь устеленными ярко-алыми сюзане или коврами…
Да, это вместе с травой цвели маки»! И весну нельзя было представить без варраков и маков. Это ваше и моё детство. Оно давно в прошлом, на фотографии-памяти.
Теперь вместо этих домов — куда ни глянь — многоэтажье. Так, наверное, должно и быть. Сплошной уют: свет, газ, вода, хочешь — холодная, хочешь — горячая…

Но так же, как и давным-давно, по весне варраки стараются «нырнуть» под самые облака. Только меньше их стало, и нет на крышах маков.
Как-то в одно из мартовских воскресений мы с электриком Васей поднялись на крышу нашей девятиэтажки: нужно было помочь подправить телевизионную антенну. Дух захватило от внезапной высоты! Огромный город был как на картине. И варраки над головой, кажется, протяни руку — и поймаешь за тряпочный хвост.
Однако приятно удивило меня в тот день другое. Видимо, когда-то строителями на крыше было оставлено ведро с глиной. И вот оно… расцвело! В ведре цвели полевые маки. Кто их посадил? Только не человек. Наверное, ветер занёс. Или пернатые городские аборигены — голуби, майнушки, воробьи… Неважно кто. Главное — на крыше цвели маки. Как в полузабытом детстве.
Я подошёл к краю крыши — бетонному парапету, поднял ведро с маками над головой и громко крикнул дворовым мальчишкам, там, внизу:
— Эге-гей! Смотрите, маки цветут!
Но они даже не обратили внимания, азартно гоняя мяч.
Что ж, в этом тоже есть закономерность. У каждого детства свои приметы…

ПОКАТАЙТЕ ДЕТЕЙ

Мой знакомец Сергей Азадов в середине 50-х годов учился в обычной 43-ей ташкентской школе, что на Урицкого. И класс у них был как класс. Обычный. С шумливыми мальчишками и застенчивыми девчонками. Вечно перешёптывающимися о чём-то по углам. А необычным класс был разве только тем, что в нём училась дочка самого Главного человека республики. Да и то, что она дочь такого человека, одноклассники узнали из классного журнала и по фамилии, когда учитель вызывал её к доске.
А так девчонка была как девчонка. Играла с подругами на расчерченном мелом асфальте в «классики», прыгала через скакалку, а если случалось, получала в классе плохую отметку по тому или иному предмету, сильно переживала. Даже втихомолку плакала. И всегда старалась хорошо выучить урок, чтобы исправить «злополучную» троечку. Ведь ей от учителей не было никаких поблажек, как это бывает с детьми некоторых высокопоставленных родителей.
С неё спрашивали уроки, как и со всех. И девочка старалась. Была усидчива, любознательна. Но это всё, так сказать, к слову. Рассказ наш, в общем-то, о другом.
Во второй половине 50-х годов в нашем городе появились необычные машины. Чёрно-лакированные, несколько удлинённые, со светлыми стёклами, с бархатными сидениями, никелированными ручками и с просторным салоном. Много людей могло уместиться в таком лимузине… Не то что в «Москвиче» или «Победе». И новинка по тем временам называлась таинственно и звучно: «ЗИМ».
Одна из таких машин однажды летним утром остановилась возле дома этой девочки. Пожилой шофёр в костюме и галстуке, несмотря на жару, приехал за папой этой девочки. Папа вышел на крыльцо дома, пожал руку шофёру и светло улыбнулся. Потом с интересом осмотрел новую машину. Однако в этот день он на работу почему-то не поехал, а попросил водителя покатать дочку и её друзей по городу.
Сколько детворы набежало сразу со всей улицы! Но, чтобы их покатать вволю, не хватило бы и дня. И тогда папа девочки попросил шофёра покатать детей и на другой день. То-то было радости детворе!.. На целую неделю, на целое лето, а некоторым — на всю жизнь. Как, например, моему знакомцу Сергею Азадову. Уроки доброты тогда для него не прошли даром. Когда он стал взрослым, и у него самого появилась дочь, он всегда потом её вместе с подружками и друзьями катал по городу на своей машине.
Да, чуть не забыл сказать. Ту девочку из 43-её школы звали Гульнарой. Она давно выросла. Стала мамой. Кандидатом химических наук. А папа этой девочки был — Шараф Рашидов.

ЮБИЛЕЙ

Хамид Гулям, известный узбекский писатель, был и неплохим организатором, как сейчас сказали бы, эффективным менеджером, директором крупного издательства.
В тот год издательство им. Гафура Гуляма, как, впрочем, и вся республика, готовилось достойно отметить очередную круглую дату образования СССР. Среди книг, подготовленных к выпуску в связи с этим событием, был и новый роман о борьбе с басмачеством М. Шевердина, автора многих произведений на историко-революционную тему. Надо сказать, что часть книг, за неимением собственной полиграфической базы, печаталась в соседней Киргизии. Туда попал и роман М. Шевердина. Юбилейные сроки поджимали, а книга всё не выходила. И тогда Хамид Гулям собрал производственное совещание. Вид его был гнетущ, и директор вот-вот мог сорваться. А в гневе он был непредсказуем. И подчинённые это хорошо знали.
— Непорядок получается, — сказал Хамид Гулям. — Почему до сих пор не привезли книги Шевердина?
К этому времени роман уже был отпечатан. И тираж его должны были доставить в Ташкент на большегрузных машинах. Правда, дорога была не близкой и не лёгкой. Она проходила через горы, через Камчикский перевал, где когда-то, кстати, скрывались и отрицательные герои М. Шевердина.
В директорском кабинете повисла многозначительная пауза. И тогда заведующий редакцией художественной литературы на русском языке писатель Борис Боксер громко высказал своё «предположение»:
— Наверное, машины с книгами Шевердина обстреляли басмачи.
Сотрудники издательства, до этого сидевшие в напряжении, не выдержали, весело засмеялись. И громче всех засмеялся Хамид Гулям. Все по достоинству оценили шутку Боксера.
Напряжение было снято.
А книги М. Шевердина прибыли в издательство через три дня. Ровно за неделю до юбилея.

НА ТЕСНОЙ УЛОЧКЕ

Об этой истории мне когда-то поведал Юсуф Шамансур — да будет вечной его тень в благословенных садах Аллаха.
Время было послевоенное, трудное, голодное. Юсуф жил в старинном узбекском квартале — на Хастымоме.
Здесь издревле селились мастеровые — чеканщики, гончары, золотошвеи… Люди относительно обеспеченные, но и не равнодушные к чужой нужде.
Сюда-то и проторили дорожку нищие — дервиши, каляндары. В ветхих рубищах, с айвовыми посохами — на случай, если сорвутся злые хозяйские псы. С полыми тыквянками на поясе для мелочи и с перемётными сумами — латаными-перелатанными.
Вообще нищие на Востоке в большинстве своём — не от нужды. Это кастовая принадлежность. Небольшие племена — бухарские, самаркандские, кокандские. Ремесло их передавалось из поколения в поколение.
Они недолюбливали друг друга, и при случайных встречах выказывали явное презрение. Иногда эта неприязнь вырастала до потасовок.
Так вот, в переулок, где жил Юсуф Шамансур, зачастили двое молодых нищих. По уговору или по чистой случайности они приходили в разное время. Один — утром, другой — к обеду, раз в месяц.
Но так случилось, что однажды молодые нищие встретились вместе — нос к носу.
Мальчишка Юсуф как раз оказался рядом, играл в лянгу.
Он видел, какими ненавистными взглядами нищие ошпарили друг друга, и при  этом не преминули каждый другому ядовито бросить по ошмётке плевка вслед.
Это место стало будто проклятым, ибо отныне Юсуф проходя переулком, всякий раз ощущал на коже неприятный озноб.
С тех пор минули десятилетия. Юсуф вырос. Стал известным писателем, учёным. Объездил многие страны Ближнего Востока, Сирию и Дамаск, повидал Египет, Иерусалим.
Но отпуск Шамансур всегда проводил в родительском доме. Как-то утром, выходя на базар за лепёшками, Юсуф увидел двух старых нищих. Облик их показался ему до боли знакомым: и походка, и широкие скулы. Вот разве на лицах появились частые розги морщин, да сквозь немытые патлы пробивалась соль седины. И Шамансур в этих старцах узнал тех двоих молодых непримиримых нищих.
Вот они поравнялись… Вот сейчас обрушат друг на друга ушаты ругани. Но что такое? Они остановились. Свободную правую руку прижимают к сердцу. Улыбаются редкими зубами, побитыми временем. Кланяются. Тепло приветствуют друг друга. И — мирно расходятся в разные стороны.
Тяжёлая жизнь и старость примирили их.
Юсуф облегчённо вздохнул.
И древняя улочка, щедро залитая знойным солнцем, не оставила на сей раз о себе никакой горечи. И не чувствовалось, как в детстве, озноба. Всё стёрло время.

ПОЭТ И ЛИФТ

Поэт жил в девятиэтажном доме на последнем этаже. Однажды он вернулся домой раньше обычного. У него была радость: наконец вышла новая книжка. И, конечно, на радостях, пока лифт медленно карабкался вверх, Поэт раз семь подряд нажал на девятку… Пролетела минута-другая… Восьмой этаж, девятый и… Вдруг лифт, загромыхав, оторвался от дома и стал подниматься в небо. Вот уже и магазины замелькали внизу. И троллейбусная остановка возле купы деревьев. И чёртово колесо на Комсомольском озере, где Поэт любил гулять с дочкой. А лифт, превратившийся к этому времени то ли в самолёт, то ли в ракету, набирал всё большую скорость во времени и пространстве…
Поэт снова становился мальчишкой… В розовеющем восходе (хотя стоял полдень), он увидел свою школу из жжёного кирпича. На крылечке — сторожа с обкуренными усами, который по воскресеньям на футбольном поле пас сварливую козу — «корову бедняка». А в минуты хорошего настроения, поплевав на жёсткие ладони, хмыкал: «Ну-ка, сорванцы, дайте-ка забью вам пару горячих!» — и под дружный гогот и свист пацанов мазал мимо ворот…
Потом в окошечке-иллюминаторе показался городок. Кудряво-зелёный, с золотыми куполами-маковками. С улочками, поросшими лопухами и брединой. Деревянные домишки его сбегали к большой реке, по которому плыли пароходы, мелькали юркие катера. Между этой рекой и домиками у поэта пролетели самые светлые годы. Они-то и высветили ему сейчас под старой-старой берёзой не менее старую скамью, битую дождями и обласканную солнцем. Боже мой, сколько с тех пор прошумело ливней. У этой скамьи Поэт не раз задыхался от волнения и встреч с Той, которая стала потом его женой. Выплыли из тумана и усталые лица матери, отца. Как они там?..
В горле у Поэта запершило. Впервые за много-много лет хотелось заплакать…
Очнулся Поэт от ржавого лязганья. Это, видимо, лифт возвратился на место. Непривычно весело распахнулись его двери. Яркий свет полоснул по глазам. И в тишине прозвучал бодрый, похожий на ветерок, голос лифтёрши. Мол, наконец-то, пропавший, не то жилец, не то пассажир, объявился… Истинного смысла слов Поэт не расслышал. Он поспешил к своей квартире. За стёклами этажей поблёскивали огни. Было уже поздно. И ему с нетерпением хотелось поделиться недавними переживаниями с женой и дочкой. Поди, они заждались…
Вскоре, удобно устроившись в кресле, Поэт рассказал домочадцам о недавнем своём приключении.
Жена и дочка внимательно его слушали. Потом жена грустно покачала головой:
— Наверное, ты выпил лишку… И тебе всё это показалось.
— Нет, мама, — встряла в разговор дочка. — Сегодня все жильцы нашего подъезда искали исчезнувший лифт. Спроси у лифтёрши. Она подтвердит!
— Устами младенца глаголет истина, — высокопарно поставил точку в конце рассказа Поэт.
Но жена уже не слушала Поэта, расстилая ему постель. За долгие годы семейной жизни она привыкла к частым полётам мужа.

11 комментариев

  • Фото аватара tanita:

    Николай, просто здорово, особенно первые два рассказа. Маки на крышах… всю жизнь ими брежу. У них еще черные колечки были на донышках… Ваш знакомый учился в одной школе со мной. И был на два года младше меня, если не ошибаюсь. По-моему. Гуля была на два года младше, Диля — моей ровесницей, Соня — на четыре года старше. И это чистая правда, потому что иногда мы играли у них во дворе, на Кренкеля. Представляете — нынешние дети — во дворе у путина, скажем….смешно.

      [Цитировать]

  • Фото аватара Лола:

    Очень интересные рассказы.Я намного младше тех ребят но читала с удовольствием.Потому что мама мне рассказывала о прежнем Ташкенте много.Вот я и представила все..наверное это так красиво когда на крыше домов цветут маки…жаль фотографии нет.А школу 43 помню..на углу был магазин продуктовый там мама покупала мне казинаки.
    Спасибо!

      [Цитировать]

  • Фото аватара VTA:

    Хорошо! Душу согрели. Всё моё — маки на крыше, школа 43, девочка. Только я больше со старшей общалась, она всего на год меня старше и комсомольским секретарем у нас была. И на машинах детей катали. Около нас жили Кары-Ниязов и Садыков. За ними тоже приезжали машины и иногда сажали махаллинскую ребятню. Однажды я доехала до Урицкой без маминого разрешения. Что было! Помню до сих пор.

      [Цитировать]

  • Фото аватара Тамара:

    Спасибо! Когда вижу в городе даже самый чахленький мак, радуюсь, словно друга детства встретила. И ваши стихи и рассказы маками здесь цветут.

      [Цитировать]

  • Фото аватара AK:

    Я запомнил как впервые увидел мак. Это было около рощи за 13 кварталом Чиланзара. Я его разглядывал и мне казалось что это волшебный цветок волшебного леса (мне тогда было 5 лет).

      [Цитировать]

    • Фото аватара VTA:

      Мак и правда цветок удивительный. Для меня он символ старого Ташкента. Крыши, покрытые маками — самое яркое впечатление детства. А позже, в 76-м, запомнился взлет с ташкентского аэродрома в Москву. Апрель, уже жарко, всё зеленое. Поднимаемся в воздух, а внизу огромное маковое поле, красное, пламенное. Через 4 часа — Москва. Дождь, холод, абсолютно голые деревья торчат словно черные, мокрые веники. Господи! Как я захотела назад!

        [Цитировать]

      • Фото аватара акулина:

        Как-то пришлось лететь из Москвы ранней весной. Рядом со мной сидели ребята-москвичи, летящие на тренировки или сборы по бейсболу. Подлетая к Ташкенту, они прилипли к иллюминаторам с восторженными криками, увидев зелень и алые маковые пятно на ней. Для них это было фантастикой

          [Цитировать]

        • Фото аватара VTA:

          Хожу по новому Ташкенту, везде зеленые газоны и так на них маков не хватает, именно диких, которые цветут буйно и коротко. Восхитили и исчезли до следующей весны. Без них зелень скучная, слишком официальная, что ли.

            [Цитировать]

          • Фото аватара VTA:

            А вот одуванчики в некоторых местах радуют!

              [Цитировать]

            • Фото аватара tanita:

              Танюша, а здесь одуванчиков море, как начинают цвести — все желтое, но их специально скашивают, потому что это сильнейшие аллергены. Вот интересно: мы жили среди цветов и зелени. Ни у кого никакой аллергии. Здесь каждый второй — аллергики, настоящее проклятье — береза, дуб, орешник одуванчики, тимофеевка… Я каждый год с ужасе жду весны. пока все это отцветет. особенно береза… Маки только садовые, большие, а вот в Израиле таких, как у нас, маков полно. Как же я их люблю. Для меня они — символ того Ташкента.

                [Цитировать]

  • Фото аватара Русина:

    Те маки в Ташкенте росли, как мне помнится, на дувалах в основном.Маленькие, нежные, необычайно красивые.

      [Цитировать]

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.