Руки, черпающие ладонями воду из арыка Искусство

Рассказ.

Каждый горожанин знает улицу Педагогическую в этом стольном граде Центральной Азии, а жители постарше помнят Педагогическую по временам, когда по обеим сторонам этой неширокой, но древней и тенистой, с узкими и неровными тротуарами улицы текла, нет не текла, а быстро — быстро бежала вода по арыкам. Арычная вода иногда растекалась через края из-за того, что под мостком над арыком, проложенным перед входом в какой — нибудь дворик, образовывалась запруда, и вода не сумев преодолеть преграду, переливалась, разливалась и вовсю начинала разгуливать по асфальту проезжей части улицы, чтобы искать для себя новые дороги и новые приключения. Запруды у мостков возникали из — за мусора принесенной течением арыка, из-за жаркой погоды рано желтеющей листвы чинар, тополей, талов и акаций растущих вдоль берегов арыка и опадающих листьев с этих деревьев прямо в текущую воду арыка, а иногда пацаны просто перекрывали камнями и кирпичами воду в более или менее углубленных местах арыка, чтобы потом окунуться там и охладиться от ташкентской летней жары.

Саша ( Садык) впервые увидел её именно около запруды, сооруженной у входа в общий двор одноэтажного «ЖАКТОВСКОГО» дома расположенного на улице Педагогической, недалеко от хореографического училища, жактовскими домами называли в Ташкенте дома с общими дворами состоящими из нескольких квартир. Девушка сидела на корточках у арыка, и ладошками черпая оттуда воду разбрызгивала её на асфальт, её красивые, оголенные до плеча, руки привлекли внимание Саши своими ловкими движениями во время вычерпывания ладонями арычной воды, руки девушки были наполовину загорелыми, а выше локтя, у предплечья они были белыми как мрамор, а холенные и красивые пальцы довершали красоту изящных форм рук этой красавицы с «жактовского» дома на Педагогической.

Лицо девушки завораживало какой — то библейской красотой и притягивало к себе взоры не только мужчин, но и удивленных женщин, мол, откуда в этом далеком Ташкенте появилась такая ФЕМИНА красоты необыкновенной присущей, только, еврейским девушкам, унаследовавших гены своих далеких предков, а также родителей, прибывших в Ташкент с западных, с Австро — Венгрией европейских границ бывшей российской империи. Черты лица девушки явно не имели ничего советского, наоборот, напоминали лица красавиц из «Тысячи и одной ночи» далекого Ближнего Востока. Казалось что все самое лучшее всех красавиц Багдада и Вены, а также Будапешта с Ужгородом, откуда приехали родители девушки, навсегда соединились в этой скромной и не подозревающей о своей эффектности девушке. Прямой носик красавицы, выразительные карие глаза, высокий благородный лоб, густые, слегка вьющиеся каштановые волосы, и небольшая точка — родинка у её левой бровки только подчеркивала красоту не только всего лица, но и её темно — синих глаз с густыми бровями, а ямочки на её щеках так и играли переливаясь с лучами заходящего солнца, попадающими на девушку сквозь листья старого карагача под которым она сидела, но самыми запоминающимися в тот момент были её чувственные и холёные руки, руки пианистки закончившей вместе со средней школой также и Успенку, и вместо консерватории выбравшей по ошибке санскрит урду и хинди в ТАШГУ, руки умеющие не только красиво взмахивать над клавишами, но и выразительно черпать ладонями воду из протекающего арыка и разбрызгивать её на горячий асфальт этой одноэтажной , но такой милой сердцу Педагогической улицы. Саша, сразу забывший о том, что он шёл на свидание к девушке живущей совсем рядом, на улице Героя Советского Союза летчика Сигизмунда Леваневского, остановился и наблюдал за девушкой и её притягательными руками, элегантными движениями черпающими воду из арыка. Он никак не мог оторвать от неё взор, но и не решался подойти и заговорить с ней, а в это время со двора кто — то окликнул девушку по имени, — «Эля, иди домой», и таким образом Саша узнал её имя, а Эля, вовсе не замечая Саши, ещё некоторое время окунала и водила в арычной воде ладони своих бесподобных рук, но после несколько призывов матери, нехотя встала и пошла во двор.

Саша, семнадцатилетний кукчинский мальчишка, только вчера поступивший в ВУЗ, и поэтому счастливый и довольный, получивший от родителей на разграбление города целых десять рублей, шел на свидание с девушкой с которой он познакомился во время приемных экзаменов, правда, они с девушкой поступили на разные факультеты ТАШГУ. Девушку, к которой Саша, теперь уже, совсем не торопился идти, звали Малохат, увидев Элю, Саша расхотел встречаться с Малохат. Ему хотелось стоять около ворот дома Эли и ждать её, что он и делал, но потом поняв, что он поступает нехорошо по отношению к Мале (Малохат), Саша решил сходить с ней в кино, что ни к чему не обязывало. Подойдя к дому Мали, он увидел несколько стоящих автомобилей у её дома, Маля, в отличие от девушки с красивыми руками черпающей ладонями воду из арыка, жила не «жактовском», а в частном доме. Не подходя очень близко к её дому, он стал ждать Малю, и когда она вышла со стандартным для всех девушек Ташкента …….минутным опозданием, то Саша удивился эффектности Мали, она была одета явно не для похода в панорамный кинотеатр, а для вечеринки в ночном клубе, о которых Саша, только, читал в книгах.

Саша не понял почему она вышла в таком нарядном одеянии, но все прояснилось очень скоро, двоюродная сестра Мали выходила замуж, и свадьба должна была состояться в модном ресторане «Гулистан», расположенный на Эски — Джуве.

Родители Мали разрешили ей взять на свадьбу её нового сокурсника по университету, тем более , что три брата Мали тоже собирались на эту свадьбу, так что Маля всегда находилась под зорким присмотром родственников. Саша опешивший от неожиданного приглашения на свадьбу был в растерянности, он начал было отнекиваться от приглашения, но в это время к ним подошёл отец Мали Мирвали — ока, после знакомства, традиционных приветствий и поздравлений в адрес Саши в связи с его поступлением на учёбу в ТАШГУ, Мирвали — ока приободрил Сашу, сказав чтобы тот не дрейфил, и что Саша не будет чувствовать себя неловко, во -первых, ему этого не позволят братья Мали, а во вторых, там будет около пятисот человек и никто ни на кого не будет обращать внимания, а при возможности, он познакомит Сашу с самим деканом факультета, где он уже через несколько дней начнет учебу. Саша, дав себе слово не пить ничего крепче чая, согласился поехать на свадьбу.

Свадьба была шикарная, невеста, своей красотой и юной непосредственностью очаровала всех гостей, жених, высокий, симпатичный и интеллигентный парень, только что завершивший учебу в МАИ, по мнению Саши, ещё не понимал толком, что его московская, свободно — разгульная жизнь закончилась, что теперь надо вкалывать не только над кандидатской диссертацией, но ещё и семью содержать. Сам Саша чувствовал себя не очень уютно в этом обществе незнакомой ему молодежи, на гостей среднего и старшего поколения, он не обращал никакого внимания. Маля очень внимательно ухаживала за ним, а Саша скованный от количества незнакомцев, сперва даже не догадался ухаживать за Малей и её родственницей сидящей справа от него. После многочисленных тостов и выступлений разных артистов, к Саше подошли братья Малохат и предложили ему выпить с друзьями жениха. Маля категорически отказалась отпускать от себя Сашу, сказав братьям, что Саша не пьет в отличие от некоторых. Но братья только рассмеялись в ответ и отошли от них. Тамада никому не давал покоя, то он призывал какого — то родственника жениха произнести тост, то со стороны невесты кто — то, уже слегка трезвый, то и дело, напрашивался к микрофону, то пришедший на свадьбу сам, знаменитый и неимоверно обаятельный, народный артист УзССР Эргаш — ока Каримов смешил гостей своими миниатюрами. Но к одиннадцати часам гости начали покидать ресторан, Саша хотел было распрощаться с Малей чтобы успеть на восьмой трамвай в сторону Кукчи , появляющийся на Хадре в районе полуночи, плюс минус пятнадцать минут, но Мирвали — ока сказал, что они отвезут Сашу домой, и поэтому Саша с Малохат останутся догуливать, а они уедут, а служебная машина Мирвали — ока будет ждать их у входа.

После отъезда взрослых, свадьба начала петь и плясать с большим, каким — то ухарским размахом, молодежь распоясавшись начала танцевать не под традиционно — свадебные песни, а в основном под западную музыку.

Некоторые мажоры начали пить напропалую, и терять контроль над собой, их родственники и друзья не могли ничего поделать с ними. Выпившая «золотая молодежь» начала выяснять между собой отношения, Саша решительно встал и сказав Малохат что он уходит, начал пробираться к выходу, Малохат тоже пошла за ним, братья Малохат разнимали спорящих ребят, когда Саша проходил мимо братьев Малохат, то один из пьяных мажоров увидев рядом с Сашей Малохат начал задирать Сашу, мол, кто он такой, и почему Малохат идёт с ним, потом этот мажор вырвался из рук братьев и вцепился в Сашу, вцепившись в руки Саши, он держал их несколько секунд, а затем внезапно отпустил их и резко, как — то несколько подловатенько ударил Сашу в скулу, Саша рухнул как подкошенный, вскочив на ноги, Саша вытирая кровь из носа, видя только одним глазом из — за моментально заплывшего второго, не обучавшийся приемам бокса, но знающий, что такое уличные драки, умудрился, по футбольному, пнуть мажора в пах между ног, а когда тот согнулся пополам, добавил хороший пинок по его лицу, у того тоже из носа пошла кровь. Не умеющий хорошо драться кулаками, но отлично бьющий левой ногой по футбольному мячу, Саша толково применил свои футбольные навыки, после того как мажор упал, Саша хотел было повернуться и уйти, но друзья мажора начали окружать Сашу, тогда братья Малохат встали вокруг Саши и быстро донесли до пьяных ребят, что они своего будущего родственника не дадут в обиду. После этого они вывели Сашу из зала, посадили в машину и отвезли его домой.

На второй день после свадьбы, ближе к обеду, к дому Саши подъехала служебная машина Мирвали — ока, отца Малохат, в машине были Малохат и Мирвали — ока, Мирвали — ока зашел в дом к Саше, в доме были Саша и его мама. Мирвали — ока начал издалека, о том что все люди братья, о том, что мусульмане должны уважать друг друга, и т.д. и т.п..

Под конец он выдал неприятную новость, парень, с которым подрался вчера Саша в ресторане, был сыном проректора того ВУЗа куда поступил Саша, и теперь Сашу могут ожидать неприятности, и для того чтобы избежать их, надо поехать и попросить у его отца прощения. Саша начал было категорически отказываться, но мать и Мирвали — ока убедили его, и он с заплывшим одним глазом, с еле раскрывающимся вторым глазом, сел в автомобиль и поехал в проректору домой, на удивление Саши, да и самого Мирвали — ока, проректор оказался настоящим мужиком, и сказал им, мол, ребята получили то что они и заслужили, у обоих синяки, пусть пожмут друг другу руки и на этом инцидент будет исчерпан. Саша и сын проректора пожали руки друг другу, Саша даже улыбнулся ему и спросил не больно ли, тот ответил, что все о’ key, и на этом разошлись.

Саша, устав от семейства Малохат и приключений связанных с рестораном «Гулистан» и свадьбой её родственницы, решил уехать на пару дней к тете в Той — Тюбу, чтобы вместе с двоюродными братьями съездить на Ташморе, а если удастся, то и порыбачить там. Два дня растянулись на неделю, Ташморе всегда притягивало Сашу своей теплой и деревенской аурой, природа на Ташморе была первобытной, в то время ещё не было построено вокруг моря многочисленных коттеджей, Саша с родственниками ночевали на открытом воздухе, спали прямо на земле, под дежурными одеялами взятыми из дома тети, без всяких подушек и матрасов. Они целыми днями купались и рыбачили, варили уху из разных, как мелких так и средних рыб, пили вино «Санданак», других марок вина не было в продуктовом магазине, находящимся в двух километрах от моря. По будням на Ташморе было мало отдыхающих, а само море, если отойти на шлюпке от берега на двести метров, казалось настоящим и безбрежным. Ныряя с лодки в теплую воду ребята старались походить на настоящих моряков, подолгу находясь в воде и проплывая по несколько сот метров рядом со шлюпкой и не влезая в неё. На Ташморе все вокруг умиротворяло, степенные дехкане, из близлежащего кишлака казались мудрыми наставниками, их гостеприимство и желание помочь другим людям вызывало у Саши искреннее восхищение, вроде бы, всего — то и отъехал он на какие — то шестьдесят — семьдесят километров от Ташкента, но ощущение того, что он попал в другой мир, в мир где люди намного добрее, более непосредственные, искренней и честней чем они в городе, осталось в Саше навсегда. Но даже там, на Ташморе, Саша постоянно вспоминал девушку Элю с необыкновенно красивыми руками и лицом напоминающим ему, воображаемых им героинь из старинных французских романов.

Первого сентября Саша пришёл на учебу в университет, посмотрел по расписанию номер аудитории, первой парой была поточная лекция по истории КПСС, прошёл в неё, по дороге познакомившись с ещё несколькими студентами, и когда он зашёл в аудиторию, он сразу увидел её, ту самую девушку черпающую ладонями воду из арыка, Саша решительно подошёл к её столу, представился ей и спросив у неё разрешения сел рядом с ней. В этот день он ничего не запомнил из лекций, для вида он открыл общую тетрадь и что — то записывал в неё. Но его головка уже свистела от любви, он ничего не помнил, он никого не узнавал, он просто не мог оторвать свой затуманенный взгляд от своей соседки по парте, от её дивных рук, от красивого профиля , от изумительной по красоте шеи. Саша приплыл, в свои семнадцать лет он полюбил первый раз в жизни, и также как моряки бросают якорь в родной гавани после долгих морских походов, Саша готов был навсегда бросить якорь рядом с этой девушкой, с теперь уже, навсегда милой его сердцу, местечковой и кошерной улицы Педагогической.

Не буду долго и детально описывать события последовавшие в течение следующих многих лет. Проректор, несмотря на его слова о том, что ребята должны сами разобраться в своих отношениях, тем не менее начал ставить Саше препоны в учебе, Саша вынужден был перевестись на учебу в Москву, и последние три года он учился в университете Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы, после окончания которого, он был призван на военную службу и уехал по линии Десятого Управления Генштаба Министерства Обороны СССР в Африку. В Африке он пробыл пять лет, после возвращения из Африки, Саша, по инерции ещё пару лет отслужил, а затем уволился со службы в армии, некоторое время он преподавал в Университете Дружбы Народов имени Лумумбы, а затем взяв отпуск приехал в Ташкент, мысли об Эле пронзали его ночами в жаркой и малярийной Африке. Он вроде бы расстался с Элей, она написала ему в Африку, что выходит замуж, Саша в этот момент растерялся и вместо того чтобы дать телеграмму с признанием в любви к ней и просьбой выйти за него замуж, написал ей какую — то ахинею о том, чтобы она была счастлива, а он ( Саша), всегда будет любить только её, его Элю , его единственную любовь с самыми красивыми руками в мире.

Во время учебы Саши в Ташкенте, у него и Эли, взаимная любовь началась с самого первого дня занятий на первом курсе , их обоих чуть не отчислили после первого семестра, но они вместе занимаясь любовью и иногда уроками в доме Эли, кое — как сдали сессию. Потом начались козни проректора против Саши, оказывается сын проректора Мухтар, тот с кем подрался Саша на свадьбе в ресторане, очень любил Малохат, а Маля была равнодушна к нему, она хотела выйти замуж за Сашу, который всегда избегал её приглашений то в театр, то на концерт, то в гости к её родне, то просто встретиться и посидеть в кафе. Где — то, начиная со второго курса, Сашу начали мучить преподаватели, вместо того чтобы поставить Саше твердую четверку ( хорошо) в зачетке, а то и оценку отлично, они просили Сашу придти ещё раз, стыдливо опуская свои взоры вниз. Так продолжалось около года, пока парторг университета, который все знал про Сашу с Малей, и о его драке с сыном проректора, не пригласил Сашу в свой кабинет, и не сказал ему, что есть разнарядка на одно место в Университете Дружбы Народов в Москве. Разнарядку на учебу в Москве, специально для Саши, пробил сам парторг, который симпатизировал Саше за то что тот не отлынивал от работы на сборе хлопка и на субботниках в Университете, и он же настойчиво рекомендовал Саше воспользоваться этим местом, Саша все понял без слов, и его как комсомольского активиста ( хотя он и не был таковым) направили учиться в Москву. Маля страдавшая по Саше, тоже не была счастлива, но после отъезда Саши в Москву, где — то через год, её всё таки уговорили выйти замуж за сына проректора, она вышла замуж, и сейчас неплохо живет с Мухтаром.

Во время отпуска, после своего возвращения из командировки в Африку, Саша не смог увидеться с Элей в Ташкенте, так как её муж ревновал Элю ко всем мужчинам, да и времени у Саши было мало, его снова направляли в Африку.

В Африке Саша женился на красивой полуфранцуженке — полуконголезке, регистрировали их брак в консульстве Франции, это была страсть с первого взгляда, не любовь, а именно страсть, начались перестроечные годы, в те годы как раз отменили все ненужные характеристики и рекомендации для совзагранработников, и почуяв свободу, многие советские специалисты

остались работать и жить в странах пребывания. Саша и Катрин прожили вместе в Африке несколько лет, а к концу командировки Саши страсть у обоих угасла, и консул Франции в Танзании мсье Дидье Николя, тихо развел Сашу и Катрин Леклер. Они остались друзьями, и Саша два раза посетив Париж по приглашению Катрин, останавливался в её квартире.

Потом в Москве, Саша долгое время жил гражданским браком с девушкой Хуршидой из Ферганской Долины, оставшейся работать в Москве после учебы в МГУ, у них родилась дочь, Саша уже подумывал о том, чтобы связать себя узами

брака с Хуршидой, даже несмотря на её стервозный характер, всё таки у них была общая дочь, но в этот момент его снова послали в командировку, теперь уже на Ближний Восток. После возвращения из которой, Саша у себя в квартире обнаружил чужого мужчину, вдруг, оказавшегося новым мужем его гражданской жены, Саша молча собрал вещи и ушел из дома, потом он продал эту квартиру находящуюся у метро «Беляево», и купил дочери и Хуршиде однокомнатную квартиру там же в Беляево, а к оставшимся деньгам, он добавил заработанные на Ближнем Востоке и купил себе однокомнатную квартиру в Люберцах.

Наступил новый век, Саша работал в одной организации занимавшейся международными вопросами, но после разрухи 1991 года, новая Россия ещё никак не могла наладить прежних отношений со странами Африки, Латинской Америки и Ближнего Востока. Организация где работал Саша делала очень многое для восстановления прежних дружеских и деловых отношений, но без поддержки государства они, пока, шли к цели, если говорить прямо, ну, очень мелкими шагами.

Как — то раз гуляя по Москве, Саша пришёл в свой любимый Брюсов переулок, чем — то напоминающий ему своей степенностью ташкентскую улицу Германа Лопатина, и где находится квартира — музей Мейерхольда, ему очень нравилась уютная атмосфера этого музея, похожая на атмосферу музея Есенина в Ташкенте, любовно созданную его ташкентской дочерью. Саша стоял у входа в музей, впитывая в себя воздух Брюсова переулка, пропитанного духом и именами великих актеров, музыкантов, танцовщиков и балерин, дирижеров и других знаменитостей.

В этот момент он услышал сзади голос женщины, которая говорила, — «Давай, сынок, зайдем в этот музей, а в твою синагогу всегда успеем». Саша сразу узнав этот голос, обернулся и тихо прошептал, — «Эля», Эля тоже молча уставилась на него,

она, в своих мыслях, при встрече с Сашей , о которой она так мечтала, хотела сказать ему миллионы нужных и ненужных фраз, но вместо этого она молча подошла к Саше, они обнялись и долго стояли обнявшись и шепча друг другу всякую околесицу, но такую милую и желанную для сердец всех влюбленных людей. Эля приехала в Москву к сыну, который по делам фирмы, уже пару лет работал и жил в Москве, сама Эля жила в Израиле, присоединившись к дальним израильским родственникам сразу после после ГКЧП. Развелась Эля с мужем в восьмидесятых, с ним у неё не сложились отношения из — за его ревнивого характера, постоянных гулянок и выпивок, но она ради сына терпела его более десяти лет.

Сын Эли, приятный молодой человек сразу понял, что Саша и есть та самая большая — большая любовь его матери, о которой Эля часто рассказывала ему. В этот день Эля ночевала у Саши в Люберцево, Саше было очень стыдно за то что он никак не сделает ремонт в квартире после переезда. Ему было стыдно за свою холостяцкую «узкую девичью постельку» ( Ильф и Петров), но Эля ничего не замечала, для этой пары наступила их вторая молодость, нет, какая молодость, пришла их семнадцатилетняя юность, они также как в молодости не выпускали рук друг друга, они ходили на концерты в консерваторию, на спектакли в МХТ и «Современник», путешествовали по

окраинам и окрестностям Москвы, ездили в Сергиев — Посад, они проехались по Золотому Кольцу, гуляли по переулкам и проездам центра Москвы, бродили в Питере по Невскому проспекту и легендарной улице Марата, по Лиговке и Васильевскому, и они всё время вспоминали Ташкент, учебу, их первую встречу, родную для Эли и Саши улицу Педагогическую, невероятный арык у её дома, оказывается Эля сразу увидела Сашу в тот день , когда он стоял недалеко от неё и заметила его нерешительность, она ждала, что Саша подойдет к ней и специально не шла домой, а разбрызгивала на асфальт воду из арыка, хотя мама и звала Элю домой несколько раз. Прошло три медовых месяца, пришло время уезжать Эле в Израиль, на предложение Саши выйти за него замуж, Эля ответила согласием, но с одним условием, что жить они будут в Израиле, так как у Эли там была мама, Саша, подумав, согласился, хотя он уже заранее знал, что Эля не будет жить в Израиле, её сын Эрик собирался жениться на москвичке, которая ни за что не поедет в Израиль, так как её родители имели в России крупный бизнес, а такие люди , никогда не позволят единственной дочери уехать далеко от них, да и не бросают они добро нажитое непосильным трудом. Перед отъездом Эли к маме в Израиль, они подали заявление в ЗАГС, им дали на размышление стандартные тридцать дней. Эля , проведав маму в Израиле, вернулась в Москву через пятнадцать дней, так как там, она кроме как о Саше, ни о чём другом и думать не могла, так же как и Саша, изнывавший без неё, вдруг ставшей холодной и постылой без Эли Москве.

Прошло несколько лет, как Саша и думал, они с Элей стали жить в Москве, так как сын Эли женившись, получил ещё и российское гражданство в дополнение к израильскому, он стал москвичом и растил сына, внука Эли и теперь уже и Саши. Внук Эли, названный Анатолием, по выходным перебирался к Саше с Элей, а по понедельникам устраивал истерики, так как он никуда не хотел от них уезжать. Саша замечал, что Эля с годами становится только красивее, свои чуть тронутые сединой волосы она время от времени закрашивала, а руки, её бесподобные своей красотой руки пианистки, вызывали у Саши желание все время целовать и гладить их. Саша был не только счастлив, он мог от счастья горы перевернуть. А Эля, она слегка ошарашенная своей девичьей страстью к Саше, и с новой силой вспыхнувшей любовью тоже была счастлива как никогда. Иногда, по праздникам Эля ходила в синагогу и просила Бога, чтобы он дал ей и Саше здоровья и не отнимал у них счастья и любви к друг другу. То что Саша являлся этническим мусульманином, для неё ни имело никакого значения. Если надо будет для их счастья и спокойствия перейти в мусульманскую веру, то она без колебания примет Ислам. Общительный Саша, всегда и везде сопровождавший Элю, подружился с раввином Любавической синагоги на Большой Бронной. Саша заходя в синагогу надевал кипу и пару раз беседовал с раввином на тему сравнительного религиоведения, у каждого из них были свои доводы, свои примеры, и каждый из них оставался при своем мнении, но Эле очень нравилось что её Саша умеет спорить с самим раввином обучавшимся в Гарварде и Йерусалиме, Эля немного ошибалась, это был не спор, а просто беседа двух влюбленных в Древний Ближний Восток людей.

Саша и Эля, пройдя многолетнюю разлуку по милости Божьей встретились, и теперь их никогда не разлучат ни его, ни её религии, они слишком долго ждали друг друга, не для этого Саша воевал и был ранен в Анголе, неоднократно болел малярией в Танзании, вел переговоры с курдскими боевиками в Ираке, захватившими в заложники советских специалистов у города Мосул, долго терпел из — за дочери стервозную Хуршиду, а Эля пройдя гулянки и измены мужа, испытав

на себе его необоснованные припадки ревности, пьющего, а под конец ещё и поднимавшего на неё руки, а потом в Израиле, Эля годами терпела унижения отвергнутого ею директора гимназии где она работала преподавателем, и пока она не пожаловалась куда следует, то покоя от него не было. Потом она встретила мужчину с которым ей было неплохо, и к которому она уже начала привыкать, но мужчина этот плохо относился к сыну Эли, чего она, как все еврейские, и не только еврейские матери, в принципе не допускала, и естественно, Эля тут же рассталась с ним.

Саша и Эля по прежнему жили в Люберцах, в своей однокомнатной квартире, по уикендам они часто ездили на дачу к другу Саши по Волоколамке , иногда взяв туда с собой внука, Эля уже не вспоминала Израиль, где она, честно говоря, не чувствовала себя комфортно.

На даче они не ковырялись на шести сотках помогая хозяевам, на этих шести сотках никто не ковырялся, так как никто, ничего и не сажал, имеются в виду овощи и картофель, там повсюду росли цветы и деревья, за которыми ухаживал приходящий садовник. Саша с Элей утром уходили на прогулку по периметру небольшого леса, заходили в деревню, кое — что покупали в сельмаге и возвращались к обеду и натопленной бане. Попарившись как следует, они вместе с хозяевами и другими гостями пили чай с разными сортами варенья, вспоминали Ташкент и другие места, обсуждали новости в России и мире, и конечно же тема спорта не проходила мимо них, а потом слово брала Эля, она начинала рассказывать о музыке, об истории возникновения современной музыкальной культуры в Узбекистане, в Израиле и вообще в СССР, о скрипачах Йегуди Менахиме, Давиде Ойстрахе и других музыкантах, о влиянии индийской музыки на творчество современных композиторов, и о многом — многом другом. Когда Эля рассуждала и говорила о музыке, её лицо становилось необыкновенно одухотворенным, глаза загорались внутренним светом, и она так красиво складывала руки или элегантно жестикулировала ими, что Саша просто обожал её в такие моменты, и Эля зная об этом, время от времени прикасалась к Саше, давая ему понять, что она здесь, что она рядом с ним, и этими своими нежными касаниями его рук и плеч, она как бы давала ему знать, что рассказывая всем, она рассказывает тем не менее, только, ему одному, её Саше, умела Эля выразительно подчеркнуть свою Любовь к Саше.

Конечно, не обходили они стороной и темы межэтнических и межконфессиональных браков, но все собеседники склонялись к мысли, что любые браки зависят от степени любви, воспитания и культуры «брачующихся» ( плюс ещё тысяча и одна причина сохранить или разрушить брак), как выражаются работницы ЗАГСА.

В Ташкенте, до 1991 года, заключались десятки тысяч межэтнических и межконфессиональных браков, и до развала Советского Союза, среди таких пар было очень немного разводов, по сравнению с другими республиками Союза, даже в таком районе Ташкента как Старый Город, а особенно Кукча, хватало браков среди мусульман и «Людей Писания», к Людям Писания согласно Корана относятся христиане и иудеи. Можно привести сотни примеров удачно сложившихся судеб в таких браках, но самое главное слово в такой семейной жизни, при его непростом, замшело — кукчинском укладе, принадлежит мужу и всё зависит от твердости его характера, мужчина живя на Кукче должен защищать свою Женщину не на сто процентов, а на все четыреста, так как от языков кумушек никуда не деться, особенно в первые несколько лет, ведь даже родив двоих — троих детей, и уже прожив в махалле более десяти лет, иногда Урус — келин( невестка) ненароком , такое узнает о себе, что ей сразу хочется волком выть или наложить на себя руки от несправедливости и обиды, вот в такие моменты муж и является поддержкой, вот тут — то муж и должен мудро поступить, не огорчать жену, а наоборот оказывать ей всяческую поддержку, а кумушку эту больше и на порог не пускать. И верно, то что почти все кукчинские мужья женатые на Девушках Писания никогда не обижали своих жен, а всемерно поддерживали их, и самое главное, дети выросшие в таких семьях не просто любят свою мать, а они боготворят и носят её на руках, за то что она дала им и европейскую культуру, и приучала их к махаллинскому этикету и обычаям, за то что они видели как их маме приходится нелегко, как ей приходится лавировать между их любимой бабушкой, родственницами мужа ( с их длинными языками) и соседками, с их ещё более длинными языками, и как иногда, их любимый адажон ( папочка), сгоряча, бывает несправедлив к маме.

Ведь несмотря на все досужие и обидные для «Урус келин» разговоры на Кукче, эти самые кукчинские свекровки — мусульманки, в девяноста пяти случаях из ста, оставляли жить с собой свою русскую ( еврейку, армянку, гречанку) невестку. А ведь сыновей у таких свекровок бывало как минимум трое, а то и семеро, выбор у свекрови был большой, и тем не менее, свекровки оставляли жить в доме сына женатого на Дочери Писания, так как знали, что Урус — келинка ( невестка) будет ухаживать за ними лучше чем жены остальных шестерых сыновей, и оставшиеся жить со свекровью невестки проявляли себя в семейной жизни более гибкими в быту, более преданными семье, детям и мужьям.

Эля часто и шутя говорила Саше, что она рождена жить в махалле среди всяких там кумушек — опашек. Этим она хотела сказать Саше, что она даже согласна хоть сейчас уехать с ним на его Кукчу.

Саша и Эля уже десять лет вместе живут в Москве, за это время они похоронили своих матерей, отдали внука в школу, дочь Саши от Хуршиды встречается с отцом и Элей на нейтральной территории, обычно в кафе «Старбакс» коих полно в Москве, затем они по традиции идут обедать в узбекский ресторан или кафе. Дочь Саши учится отлично, её мать замужем. Одно время Хуршида и её муж пытались давить на Сашу, мол, им тесно всем в однокомнатной квартире, и не мог ли купить Саша своей дочери однокомнатную квартиру, но Саша показал Хуршиде документы о том, что квартира куплена на имя Их дочери, и что Хуршида, если хочет, то может уйти со своим мужем на другую квартиру, а эта квартира принадлежит Его дочери, Саша подсказал им вариант расширения, он может продать однокомнатную квартиру своей дочери у метро «Беляево» и купить ей взамен двухкомнатную в Ближнем Подмосковье, и где они все смогут спокойно разместиться. Саша может быть и купил бы дочери ещё одну квартиру, если бы у него были деньги, но это вряд ли уже возможно, для этого ему надо было бы снова уезжать работать заграницу, а ему от Эли никуда не хотелось не то что уезжать на несколько лет, а даже уходить на несколько минут.

Пройдя через годы разлуки, Саша и Эля не растеряли любовь к друг другу, наоборот они сохранили её полностью, а встретившись в Брюсов переулке и уже не разлучаясь, они свою любовь несут бережно по жизни, не проливая ни капельки, а наоборот при первой же возможности снова и снова пополняя свою чашу любви.

Эля Венгерская, красавица с волшебными руками из тихой и местечковой улицы Педагогическая, она на примере с Сашей показала, что так любить своего мужа, так заботиться о семейном счастье, так интеллигентно подчеркивать достоинства мужа, самой при этом оставаясь в стороне, могут, только, женщины родившиеся и получившие воспитание в Ташкенте, в этом дивном городе солнца, арыков и вечно пыльных чинар, где родились, жили , женились, смешивались друг с другом , работали и творили люди более чем ста тридцати национальностей, и каждая национальность ныне живущая на земном шаре, имеет полное право сказать, а правильнее, крикнуть на весь мир, _ «Да мы горды тем, что часть нашего народа жила и живет в прекрасном и кошерном Ташкенте».