Пройдёмся по Бродвею. Часть третья История

Автор Татьяна Перцева.

(Часть 1, часть 2)

— Году этак в 69-м  — начинает повествование Акулина (прошлого века, разумеется) забрел к нам в институт администратор театра, дядечка, лет за… Очень горячо рекламировал в комитете комсомола «Конармию», на премьеру которой и принес билеты. Я, только что прочитавшая Бабеля, прониклась и привела с собой соседей. Учитывая, что жили мы тогда в районе Рохата, это была удача. Так вот администратор, звали его, помнится, Владимиром Ивановичем, лично встретил нас у входа и рассказал моему мужу, какая у того замечательная жена!

Эстафету перехватывает Маргарита:
— Константин. «Ну и в нагрузку … я увидел пустые залы всех звездных театров Москвы.»
Нагрузка в пустые залы в Большой, на «Таганку», «Ленком», «Современник»? Простите, не верю. Возможно, основной состав этих театров был на выезде, а на их сценах шли спектакли гастролирующих в Москве трупп?
— Маргарита, — отвечаю я, — тогда, в начале шестидесятых Театр на Таганке еще по-моему, не ездил на гастроли. А вот остальные театры летом — разумеется! И там действительно гастролировали приезжие труппы. На спектакли, которых, естественно, никто не спешил. Но были и интересные гастроли, не театров, а исполнителей.

А вот Акулина считает, что Константин прав, и такое случалось, хотя и изредка, во всех театрах кроме Большого. Мне это кажется странным, поскольку летом Москву осаждали приезжие, рвавшиеся во все театры и музеи. Я сама, впервые попав в Москву, в июле  выстояла полуторачасовую очередь в Третьяковку .

Дискуссию продолжает Константин:
— Я вспомнил пожилого мужчину с потертым портфелем, который занимался распространением билетов в ташкентский театр Горького. Он периодически появлялся в нашем институте. Позже, работая на ТАПОиЧ столкнулся с этой же проблемой реализацией неликвидных билетов. Комсоргом подразделения, где я работал, была Галочка Зайцева. Замечательная, аккуратная, обязательная и сверхисполнительная. Один раз ей вручили билеты, которые она никому не сумела продать. Горе было неописуемое. На её иждивении были пожилые папа и мама, а в комитете комсомола ей заявили, что стоимость непроданных билетов у неё вычтут из зарплаты. Пришлось вмешаться и «объяснить товарищам комсомольцам, что они поступают «не по Уставу». На этом процесс «впаривания» нам билетов прекратился.

— Константин, в данном случае я не верю абсолютно самостоятельно, без ссылок на авторитеты, — энергично возражает Маргарита. —  Тем более, что у КС это звучало более решительно:— «Не верю!» — и все тут, без всяких церемоний ;-)
С впариванием нагрузочных билетов в былые времена сталкивалась не раз. Иногда среди этой нагрузки бывало и что-то весьма приличное. Думаю, просто по незнанию продавцов. Никогда не забуду, как увидела в театральной кассе Москвы билеты на концерт Клячкина. Кассирша ошарашенно смотрела на и только повторяла: – « Ну, надо же. У него такая фамилия смешная. Я его в нагрузку всем предлагала. А кто-то сам хочет на этот концерт пойти.»

Дискуссию прекращает Танечка Вавилова, охваченная ностальгией по ТОМУ театру:
— Элвета, ну как же все точно, будто снова побывала в ТЕАТРЕ! Вспоминают и глаза, и уши, и даже нос, ох уж эти туалеты. Открываешь тяжелые, настоящие деревянные двери и налево окошечко кассы, да? А Вертинский выступал в Горького или Навои? Меня не взяли, не всем взрослым билеты достались, но разговоров было так много,что до сих пор это событие помнится.

— Меня не взяли ни на концерт Вертинского, ни на концерт Печковского, — жалуется Элвета. — Поэтому ничего не помню. До 1954г.касса находилась по правую руку от входа.

Стоп! А не мог Вертинский петь в ДОМЕ УЧЁНЫХ?

— Может быть, хотя не уверена, — вздыхает Таня.-  Я помню только восторги. Моя мама его очень любила. Когда Вертинский исполнял «Маленькую балерину», снял кольцо, чтобы положить на крышку рояля. Камешек на перстне блеснул лучом в самый дальний угол зала. Об этом я вспомнила через много лет, когда к нам в институт пришел один из начальствующих из советского ОБХСС читать проповедь о недопустимости взяток. И что-то тоже взмахнул рукой и я увидела тот же лучик, пронзивший темноту зала. А Вертинскому перстень мешал, когда его пальцы превращались в порхающую балерину.

Всежки изверги эти взрослые, нет, чтобы ребенка взять на концерт, на всю жизнь запомнилось бы! Моя мама тоже обожала Вертинского, а я когда слышала «В бананово -лимонном Сингапуре…», — аж заходилась. Тогда Сингапур казался чем-то, вроде сказочной страны.  Ну, Элвета! Вот это память! Потрясающе!, Простите, сегодня припозднилась, поскольку ездила в издательство, а вернулась без задних ног, головы, рук и остальных важных частей тела! Зато сегодня читаю взахлеб! Ну что можно противопоставить таким воспоминаниям, каждое слово которых на вес золота! Остается только идти дальше…. рядом с ТЯТРОМГОРЬКОВА был магазин «Фрукты-овощи», нужно сказать, магазин богатый. Конечно, туда я ходила редко, вернее, почти никогда, и помню только раз, мама узнал, что туда завезли МАСЛИНЫ! В БОЧКАХ! Послала меня купить полкило. И вот стою я в очереди за многочисленными греками, и полкило постепенно трансформируется в два кило…Мать, как ни странно, меня не убила. Потому что потом я питалась одними маслинами с утра до вечера: в сочетании с зеленым луком, редиской и серым хлебом с маслом, — это нечто! И не верьте надписям на нынешних банках, это не маслины, а жалкая подделка! Вот то были маслины!

Дальше идет… то ли фотография, то ли «Военная книга», не припомню в каком порядке. Военные книги я не читала. Но вот перед началом учебного года — святое дело заглянуть туда, а вдруг надыбаешь учебники, ну там, альбомчик для рисования и т. д , и т п. С той же целью прочесывался «Узкитаб». А в фотографии продавали стереофото, такие пластмассовые шары с окошечком, в которых снимок казался трехмерным…. Вообще не помню, чтобы кто-то ходил в эту фотографию, Ершов — дело другое! То-есть, ходили, конечно, но Ершов держал марку!

— В «Военной книге», — поясняет Акулина, —  случались хорошие книги, изданные Воениздатом, и был букинистический отдел. Позже этот магазин переехал в девятиэтажку напротив «Голубых куполов».

— Не к Бродвею сказано, Танюш, — вступает Людмила, — но всякий раз не перестаю восхищаться богатством русского языка. Ну на каком еще можно сказать-надыбала и все поняли. Иногда пытаясь перевести что то собеседникам на иврит. не могу подобрать синоним. Да и вообще на русский можно перевести все. а вот с него сложновато. Простите за отклонение от темы.

— Люд, а зато красочно-то как! !!.

И вообще, когда-то, в девяностые годы, на российской телевидении была такая прекрасная передача «Старая квартира». Вел ее Григорий Гурвич, царство ему небесное, очень рано умер. Мне посчастливилось попасть на одну из этих передач, и даже выступить там. Сохранилась запись еще на видеокассете, не знаю, как перегнать на диск. Впрочем, видеомагнитофон тоже сохранился. Так вот, речь зашла о Хрущеве и кукурузе, и я сказала, что еще до появления слова «попкорн» хорошо знала, что такое воздушная кукуруза: еще бы, живя в Ташкенте! Вот между «Военной книгой» и культтоварами, на углу Бродвея — Кировской, был втиснут крошечный магазинишко, «Кукуруза». И сладкая кукуруза, не венгерская, а наша, там впервые появилась. В банках. Печенье какое-то было кукурузное. Масло. И, представьте, покупатели тоже были!
Что-то я все на какие-то меркантильные темы пишу…но из песни слова не выкинешь.

Оказалось что Акулина тоже не прочь потолковать на меркантильные темы!

-А какие очереди стояли за кукурузным маслом! Идем мы после выпускного вечера с площади, встретив «Ташкентскую зарю» (как тогда обозвали организованное действо на Красной площади для выпускников). На площади до утра что-то гремело, прыгало, пело. А мы с одним из одноклассников всю ночь никак не могли оторваться от другого одноклассника, который занудно просился домой. Так вот идем это мы этакой троицей мимо кукурузного магазина, а там уже и очередь за кукурузным маслом выстраивается. Говорят, жутко полезное масло!

— Оно и сейчас стоит дороже подсолнечного! А еще было горчичное, ужасная гадость! — сообщаю я  и как тот фашист, тут же получаю гранату от Акулины:
— А твист в «Старой квартире» не ты танцевала?

Да я бы танцевала, если позволили. Он и сейчас у меня неплохо получается, невзирая на возраст и комплекцию!

— Детвора, — вмешивается Элвета, — не надоело ещё по пустому театру бродить? А почему он пустой? Да понедельник сегодня, актёрский выходной. И вот мы заходим в тёмный-претёмный зрительный зал… Не бойтесь, трусишки! Здесь никого, кроме стаи диких кошек. Вообще, театр — друг детей. Уж не знаю, какие кошмары мучили архитекторов, но в интерьере много «сюра». Около 900 мест в зале. 900 ЧЁРНЫХ стульев и кресел! Никакой мягкой мебели. По всему видно, специально для театра заказаны жёсткие кресла для партера и жёсткие высокие стулья для ступенчатого амфитеатра. Всё чёрного цвета. Стены неопределённого цвета, скорее-коричневого. Оклеены какими-то плотными тиснёными обоями, а сверху масляной краской покрыты. Такой дизайн я видела только в старой драме в Екатеринбурге. Потолок кассетированный, в крупных квадратиках. Из центра каждого свешивается по одному шарообразному лампиону или вентилятору с большими лопастями. Вдоль стен, под потолком, тянутся окна. Стёкла замазаны коричневой краской. Все окна и три двери левой стены выходят прямо на хозяйственный двор. Открыл дверь — вышел на улицу! По этой причине в зале живут кошки и летают птички, даже гнёзда лепят в углах квадратов. Левая стена зрительного зала — граница театра до реконструкции. По бокам зала четыре прямоугольных возвышения, по два с каждой стороны. Это ложи. Естественно, деревянные барьеры лож чёрно-коричневые. Первая ложа справа называется директорской, первая слева — правительственной. Прямо из неё можно попасть в правительственную комнату, где , согласно замыслу, должно отдыхать правительство. На самом деле, это пыльный чулан, забитый мебелями из старых спектаклей. Иногда там живут актёрские семьи… Балкона нет. Традиционная ташкентская боязнь землетрясения. Зал длинноват и плосковат. Это значит, в задних рядах партера плохо слышно, плохо видно, а из амфитеатра фигурки на сцене кажутся маленькими. Считается, что акустика в зале неважная. Ведь тогда не было пресловутых подзвучек, микрофонов размером с горошину. Актёр должен был охватить пространство силой собственного голоса. Отсюда «поставленные голоса» и особая манера речи. Прогульщики и прогульщицы, куда вы полезли? Осторожно, это оркестровая яма! Она взаправду — яма. Туда можно упасть! Театр тогда имел собственный оркестрик. /Да, Элвета, я сама его еще застала. Т. П./.А вон там, по правую руку от дирижёрского пульта в крохотной будочке, сидит юноша-радист. У него во владении один зелёный сундук, списанный из армейских складов. Пол будочки постоянно завален плёнками. Кто бы мог подумать, что через несколько лет оркестры драматических театров ликвидируют, радисты вылезут из подполья и превратятся в звукорежиссёров, ну и так далее… ОЙ! Где вы, прогульщики и прогульщицы? Ну конечно! Вы все уже на сцене! Уже бегаете, уже прыгаете, уже за провода хватаетесь!!! Нет, я не буду ругать вас, несмышлёнышей. Почему-то все дети так поступают, даже самые робкие. Едва окажутся за кулисами, никого не слушая, летят на сцену и носятся там, как угорелые! Почему??? Кстати, спланировано здание очень своеобразно. Вход в закулисную часть из фойе — через курительную комнату того самого туалета. А сейчас обратите внимание, какая на сцене тишина… Это потому, что в первой половине 50-х здесь ещё всё делали вручную. Вручную опускали и поднимали декорации. Просто «рабочие сцены» (так называлась тогда эта профессия) вцеплялись в тросы по бокам сцены и тянули изо всех сил. В ту пору царили холст и дерево, поэтому во время антракта из-за занавеса доносился стук молотков. Самому смышлёному рабочему доверяли крутить рукоять барабана занавеса, который тогда мог открываться и закрываться весело или печально. Ташкентская сцена имела редкие во все времена КРУГ И КОЛЬЦО. Это значит, что пол-сцены в виде круга могло поворачиваться в одну сторону, а кольцо вокруг — в другую, или само по себе крутиться (как в спектакле «ЗОЛОТОЙ ТЕЛЁНОК», например). Вот это делали электромоторы под сценой. Обычно в театрах есть только круг. ART-68, разве после той ёлки, где мандарины дарили, вас не катали на круге? В прошлом это была главная фишка празднеств в ТЯТРЕГОРЬКАВА. Радости не было предела!!! Хотя, быть может, вы — дитя другой эпохи… Детвора! Смотрите, что стоит в углу! Это театральные машины, изобретённые лет 400 назад. Вот два деревянных вала, один большой, ребристый. На них натянуто полотно. Так крутим вот эту ручку… ничего она легко поворачивается… Слышите? Ветер воет, пурга! Теперь повернём другой барабан, наполненный горохом. Получился шум дождя! ЧТО есть силы треснем по раме, обтянутой кожей, большой колотушкой. Гром! Канонада! Так, теперь наденьте на руки вот эти дощечки с ремешками. Видите, на них набиты полусферы из металла. Хлопните в ладоши! Цокот копыт! Сегодня нам не страшны запреты. Ведь мы духи в призрачном театре. Давайте бегать, лазить по колосникам. Это вон там, на верхотуре, куда небеса, написанные на холсте, возносятся. В театральной практике там имеют право присутствовать только рабочие сцены и электрики. А потом мы спрыгнем вниз и до утра будем крутиться на круге!!!

— Неет, у меня вестибулярный никуда! Это ты, Элвета, привычная, — отмахиваюсь я. — А пойдем мы мимо культтоваров, где продается мечта моей мамы — немецкая швейная машинка «Веритас», в гастроном. Там таааакая кондитерская! С дореволюции остались великолепные китайские вазы, выбор конфет огромный, и в гастрономе еще колбаса имеется любительская по два девяносто, моя любимая… Пойдем, я тебя конфетами угощу. «Белым золотом»… я как раз играю в оркестре, чуть подальше, во Дворце пионеров, и в гастрономе бываю часто.

— И полюбоваться на кондитерское великолепие зайду, и оркестр послушаю с радостью. А шоколадные конфеты есть не буду, аллергик я… Или так: зайдём в гастроном, потом ты потопаешь на репетицию, а я поброжу вокруг ТЕАТРА КУКОЛ, поищу, где мог располагаться балаган МАСТЕРА КУКОЛ. А то все про пельмени да про пельмени… А там ещё стоял несусветный сарай, где по стенкам висели куклы по частям. Заправлял там всем великий волшебник, который мог запросто починить любую игрушку. На крыше находился мезонинчик, где спали его дети. Я считала их счастливцами. Только убрали всю эту контору очень давно.

И очень-очень жаль, что убрали. Почему-то, ты права, пельменная играет главную роль в том комплексе, куда входил и кукольный театр. Мушшшшшины….что с них взять!

А пельменная…

Элвета, а я так за всю свою жизнь пельменей в той пельменной не попробовала! Мама почему-то отказывалась туда заходить, а одной было вроде как неприлично, хоть и любопытство разбирало. Вот в шестидесятых там была первая машинка для попкорна, прямо на улице. почему-то его делали с яичным белком. А кукольный театрик! Такой маленький, а сколько радости!Вот всю жизнь считала, что это дворцовые кухни, а оказалось — остатки Иосифо -Георгиевского собора! Видимо, о соборе упоминать не рекомендовалось, насколько я уже сейчас поняла. Мы в театр и на взрослые спектакли ходили! А в скверике возле театра одно время была книжная толкучка. И цены там были… но я как-то ухитрялась выкроить денюжки на очередную мечту. Вот около Алайского стояли бабушки. книги были разложены на газетках, и просили недорого. Мне по карману.  Дореволюционного Кнута Гамсуна и сборники Вийона и Ахмадулиной я покупала именно у них. А в скверике работали зубры и акулы капитализма. Двадцать рублей за Дрюона — это как? Совести у них не было…а книги, почему-то были. Вот и думай….

— В середине 60-х в букинистическом можно было купить драматургию за бесценок, —  вспоминает Элвета.
— А я и покупала. Библиотеку драматурга. Была тогда такая серия: серые книжки с темными или синими заглавиями….
А сам театрик был отделан серебристым профилем….

Да, — радуется ВТА, — ТЕАТР КУКОЛ, самый-самый первый мой театр. После того, как я впала в истерику в цирке, испугавшись за упавшего клоуна, только в этот театр меня и водили. Это теперь я смотрю на фото, снятое мною в 70-м, и вижу неказистый домик. А тогда он виделся волшебным замком. Даже соседний княжеский дворец того времени я не припомню, наверное и не смотрела, бежала мимо в театр. А вот что пельменная — это бывшая колокольня Иосифо-Георгиевского собора, да и кукольный театр — бывший храм, я узнала только после похорон Рашидова. «В нехорошем месте похоронили»,- сказал мне один очень пожилой узбек. «Там русская церковь и русские могилы», — объяснил он. Насчет церкви — прав. А могил не было. И Романов не там, путаница из-за названия храмов. Оба назывались Военными соборами, но Георгиевский в 1918 году, когда умер князь, Военным уже быть перестал. Так что все могилы остались на площади, где был Спасо-Преображенский, официально тогда считавшийся Военным. Но тогда, в 50-60-х, кто из нас задумывался о прошлом? Мы были счастливы сегодняшнем и уверенно ждали обещанного «светлого будущего».