Сказки нашего дома Искусство

Пишет София Вишневская.

Сказки нашего дома

— Мам, а сказку? – просил, заглядывая в глаза, 11-летний ее сын Мишка, уже в пижаме и босиком, бегающий по ванной комнате, как собачонка – из угла в угол. Он ни одной минуты не находился в состоянии покоя, устроен был, как на шарнирах. Из него била энергия.

— Почитал бы лучше, — просто так сказала Ника, ответ ей известен, как таблица умножения.

— Ты сама говорила, что ритуал нарушать нельзя. Первое слово дороже второго. Говорила?

— Я от своих слов не отказываюсь: просто я хотела папе письмо написать. Он же скучает без нас.

— Не понимаю, как можно по три раза в день одному и тому же человеку писать письма, даже папе. У нас же с утра ничего не произошло.

— А мысли?

— Что мысли?

— Полная голова мыслей – ими делиться нужно и обсуждать.

— Кому нужно?

— Я тебе сейчас задушу вот этим полотенцем, тогда поймешь…

— Мертвый?

— Софист, ты мой дорогой! – она обняла Мишку, прижала к себе и поцеловала в макушку. – Пойдем.

— Пойдем быстрее, ты ведь ровно в 11 уйдешь и погасишь свет. Мы воруем время сами у себя.

— А зубы?

— Я утром чистил.

— Ночью на тебя могут микробы напасть. Спящий – слаб и беззащитен.

— А бабушка говорит, что зубы часто чистить нельзя, эмаль стирается.

— Бабушка ошибается, – боясь быть услышанной, робко сказала Ника, плотнее закрывая дверь в ванную комнату.

— Нет! – заорал Мишка, – бабушка никогда не ошибается, бабушка жизнь прожила!

— Хорошо, родной, не будем спорить, быстренько почисть, и все.

«Легко сказать быстрее, – думал Мишка, — а водички налить для полоскания, щетку сухую промыть, пасту из тюбика выдавить, потом крышечку завинтить, а она все норовит выскользнуть и закатиться. Потом чистить верх, мысленно считая до ста, потом низ опять считая, итого двести раз получается. И еще ниткой потом. Как же это быстренько сделать можно?»

— Мам, кариес – личный враг или общественный? – спросил он, сквозь выдуваемые пузыри белой мятной пены

— Михаил! Еще слово, и расстрел через повешенье. Губы вытри, весь рот в пасте.

Подталкивая его вперед, они двинулась по коридору, привычно играя в преступника и конвоира.

Дверь одной из комнат приоткрылась, и послышался властный бабушкин шепот:

— Не своди ребенка с ума, не возбуждай на ночь своими дикими историями.

— Ну, слушай, дорогой, – начала Ника, когда Мишка, наконец, утихомирился.

Он смотрел на нее в таком любопытстве ожидания, что ей стало стыдно: а вдруг она не сможет ничего придумать.

— Короля Непала звали Суастишри Гирирадж Чакрачудамани Наранарайанетяда Бибидха Бирудхабали Бираджаманамаиьииата Оджашуи Раджанняя Проджуала Непалтара. И жил он со своей огромной королевской семьей и свитой в прекрасном дворце Нараянхити Дарбар в городе Катманду в столице Непала, на реке Бахмати

— О! Я знаю! Рис такой есть «бахмати» называется! – радостно отозвался на знакомое слово Мишка. Там еще есть самая высокая гора Джомолунгма

— Рис называется «басмати». Чок-чок-чок – зубы на крючок, не перебивай, а то я собьюсь. Город лежал в котловине Гималаев, а вокруг Тибет…

Король родился королем, но очень уж бестолковым. В детстве плохо учился, так плохо, что даже не мог запомнить своего имени. Не мог и писать. Конечно, у него писари были и летописцы, а все же нужно подпись свою ставить на важных документах. Гости со всего света толпятся, а он даже назвать свои сокровища не может. Рядом с королевским замком сияют и возвышаются храмы Шивы, Парвати. Деревянная пагода Катх Мандир Кастамандап. Храм «Хануман Дхока», украшенный статуей самого Ханумана. Ты только вслушайся, какая музыка букв, гласные тянут звук, а согласные, как дробь барабанных палочек.

— Мамочка, одно только слово. Хануман – это огромная обезьяна, да?

— Не совсем. Ханума́н — обезьяноподобное божество, сын бога ветра Ваю и апсары Пунджисталы.

— А… теперь понял.

— Был у короля очень грамотный визирь Али. Писал и читал на ста языках. Законы сочинял. Своему господину служил. Верой и неправдой. Нервное это дело – угождать, кланяться. Так что неслучайно облысел наш визирь, голова стала, как бильярдный шар, с нее все время сваливалась чалма. Пока король пытался выучить свое имя, а визирь вырастить волосы, случались землетрясения, войны, наводнения. От всех этих событий и переживаний у Али разболелись зубы. Зубы тогда не лечили, а только вырывали. Грустно быть лысым, беззубым и старым. Да, и король ему надоел за все эти годы. И сам он себе надоел и опротивел. Что за жизнь – врать и подлизываться? На черное говорить красное, а на зеленое, фиолетовое. При дворе даже самый высокопоставленный и приближенный – все равно раб.

Шло время. Как идет время? По-разному – то летит быстрокрыло, то плетется, как уставший ишачок– еле-еле, цок-цок.. Поэтому мы и не знаем, сколько прошло времени прежде, чем Али собрался покинуть дворец, человеческой жизнью пожить, на соседние страны посмотреть. И еще у него было тайное желание вновь стать кудрявым и зубастым. Таким, как…

— Игорь Верник! — подсказал Мишка.

— Точно! – засмеялась Ника. – Чтобы король не огорчался, изворотливый визирь предложил своего преемника называть знакомым именем Али. Очень понравился королю такой мудрый совет, дал он Али целый мешок золота и серебра и попросил не задерживаться в пути. Визирь обещал.

Они не знали, что прощаются навсегда.

От Непала недалеко до Тибета, Китая и Индии. Пошел Али на юг. Очень ему понравились простые радости: индийские танцовщицы и факиры. Ходил из одного города в другой, искал, смотрел, ел фрукты и рис, пока однажды не встретил великого йога по имени Мурти. И рассказал йогу все, хотя тот его ни о чем не спрашивал.

Йог увидел, что глаза визиря были пусты и равнодушны. Тогда он дернул Али за ногу, будто выдернуть хотел, затем за другую. Посыпались у Али искры из глаз. Осветилось все вокруг. Солнце стало золотым, небо поющим.

— Ты больше не служишь одному человеку, перед тобой целый мир, – сообщил Мурти. – и после этих слов достал из затрепанного хурждуна два крошечных флакончика темного стекла и показал их Али. — Лей только по одной капельке. Когда выльешь всё, забудешь о своих бедах, но вспомнишь о том, что у тебя есть душа.

Али сразу потянулся к заветным флакончикам.

— Подожди, — властно сказал целитель, – вот в этом , с серебряной крышечкой, средство для волос, а вот в этом с платиновой – для зубов.

– А это самое главное, – йог чуть выше головы поднял пустые ладони, чуть приблизил и соединил так, будто бы держал драгоценный кубок, будто обнимал и удерживал нечто бесценное. – Понял? Будь внимателен, бывший визирь. Не торопись. Думай о времени и воздухе.

Али щедро отсыпал ему золота и серебра, но йог не взял. И Али их не подобрал. Деньги ему больше почему-то были не нужны. Не оглядываясь, он быстро пошел вперед.

О воздухе не думал. Он им дышал. О времени тоже не думал. Он в нем жил. И душа молчала.

Али не терпелось испытать чудодейственное средство. Ему тоже хотелось чуда, как всем нам.

Когда вышел из города, уже темнело, и тьма сгущалась быстрее, чем он шел. Дороги совсем не было видно. Сердце билось в нетерпении. Спрятался за огромным камнем, и при тусклом мерцании звезд достал свои флакончики – одну каплю капнул на лысину, а другую – в рот.

-О, горе мне, горе! – уже через мгновение кричал Али и бежал по дороге.

За ним гналась стая испуганных собак. На голове у Али, как корона, торчали 32 прекрасных жемчужных зуба. Из-за рта вырывалась густая, черная, как смоль, борода.

Серебро и платина – одного цвета. Али в темноте перепутал крышечки у флакончиков.

Было плохо. Стало еще хуже. Зубы на голове чесались, а сквозь постоянно растущую во рту бороду невозможно было дышать.

Силы кончались, идти Али больше не мог, людей боялся, собак бездомных, черной ночи. И тогда спустился он в одинокую долину, где не было ни души. Сел под сандаловое дерево и заплакал. Плакал, плакал – и уснул. А когда, еле дыша, проснулся, увидел, что стало светло, а вокруг вьются и поют кальчунды, черные сладкоголосые птички с золотыми лапками и золотым клювом. И собираются вить гнездо у него на голове. Честно говоря, Али уже было все равно. Потому что он приготовился умирать от удушья. Птички весело носили тоненькие прутики, складывая их на голове вместе с прохладным мхом. Было даже приятно, голова меньше чесалась. Одна крошечная птичка уселась на губе, и стала совсем не больно своим золотым клювиком выдирать волоски из бороды. Стая носилась возле разгоряченного лица, успокаивала ветерком и освежала.

Стало легче дышать. Али даже подумал – жить-то еще можно. Он останется в долине, превратится в подставку для гнезда, и будет охранять птиц.

И вот! Какая-то особо усердная птичка клюнула Али прямо в темечко. Опять посыпались искры из глаз. Опять все осветилось и зазвучало вокруг. Сверкнула мысль – если он перепутал флакончики, то их снова можно перепутать, но только правильно. Он вспомнил, что минус на минус дает плюс. Али аккуратно снял гнездо с головы и положил на землю. Всю жидкость для волос вылил на голову, а в рот – для зубов. Борода стремительно исчезала, а вот зубы стояли короной на голове, как прежде.

– Ну, это еще ничего, — решил Али. — Можно шапочку носить, гнездо не снимать, с людьми не встречаться. Подумаешь, зубы на голове! Тоже невидаль. И не такое на свете бывает.

Вечным своим цветением долина напоминала Рай. Тихим пением кальчунды приветствовали своих только появившихся на свет птенчиков.

Они были серенькие, еще без золотых лапок и блестящего золотого клювика. Просто пушистые комочки. На них можно было смотреть до бесконечности, как на огонь и воду, не отрываясь. Тельца их были горячи, как угольки костра. Словно в них жил секрет творенья.

Они окрыляли фантазию, восхищали, удивляли. Ведь, повзрослев, будут перелетать моря и океаны. Размышляя об этом, Али забыл, как звали короля Непала, ритуалы Дворца и звон золотых монет. Даже Ханумана забыл…

Никогда Али не был таким зрячим, таким чутким. Он даже не увидел змею, а внезапно испуганным и быстро забившимся сердцем почувствовал ее присутствие, угадал неслышное скольжение в высокой траве. И только потом услышал шипенье, увидел поднявшуюся головку с красным глазом.

У Али не было в руках ни палки, ни камня, и он не готов был убивать никого, даже аспида. Не думая ни о чем, он с диким криком бросился к своему гнезду, схватил его, поднял, водрузил на голову – и только тогда перевел дух. Испуганные птицы дружно стартовали ввысь, сверкнув серебристой шкуркой, скрылась и змея.

Он даже и не заметил, что повторил движение великого йога, только его руки не были пусты, они обнимали и удерживали нечто бесценное — жизнь, которая зависела от него.

От неизведанного чувства принадлежности к стае Али выпрямился, расправил плечи, даже, помолодел. Он шел осторожно, как по канату над пропастью, придерживая гнездо двумя неожиданно сильными руками.

Была бы дорога, а путь всегда найдется.

***

На пороге неслышно возникла бабушка:

— У ненормальных родителей, нормальных детей не бывает. Час ночи! Твоя сказка могла быть и умнее, я прослушала от начала до конца, на троечку, — и хлопнула дверью.

— Все, дорогой, спать немедленно. Утром не встанешь.

— Последнее словечко. А что было дальше?

— Птицы научили Али петь. А потом летать.

— А зубы?

— Секрет! До завтрашнего вечера!

— Так нечестно!

— Зубы превратятся в корону. Али – в короля птичьего острова. Но это завтра. Спи, моя радость.