Толе-бий История

Фрагмент из работы «Три бия. Часть 2. Толе», полностью статью смотрите в источнике.

Автор Радик ТЕМИРГАЛИЕВ

Таким батыром и бием одновременно и стал Толе. В начале XVIII в. он был уже одним из самых уважаемых казахских правителей и принимал участие во всех крупных событиях, происходивших в Старшем жузе, где присутствовала своя специфика. Для местных казахов огромное значение имел Ташкент. Статус этого города был двояким. Он попеременно считался уделом то бухарского, то казахского ханов. На самом же деле городскими делами реально распоряжался совет местной знати, в русских источниках на европейский манер называвшийся магистратом. Нередко, стараясь угодить обеим сторонам, ташкентское правительство платило подати и Бухаре, и Туркестану. По этой причине источники XVII-XVIII вв. очень часто противоречат друг другу и тем самым путают историков.

После смерти бухарского хана Убайдуллаха в 1711 г. его государство фактически распалось. Новый правитель Абу-л-Файз погряз в пьянстве и развратных утехах, утратив даже номинальную власть над Ташкентом, чем не преминули воспользоваться казахские правители Старшего жуза. С этого момента город перешел под их полный контроль.

Борьба за Ташкент политически обособила Старший жуз от других жузов. Так, известный батыр Бокенбай в 1731 г. рассказывал российскому посланнику А. И. Тевкелеву, что “Большая орда кочует от них в дальнем разстоянии к бухаром и Среднею и с Малою ордами оная не съезжается”. В рассказе ташкентца Н. Алимова (1735 г.) сообщается, что “в Кайсацкой орде было два хана: первый – в Большой, а другой в Средней и Меньшой ордах. И владели от Большой орды ханы Ташкентом и другими к нему принадлежащими городами, а Средней и Малой Туркестаном с прочими городами.

На самом деле ханов в Старшем жузе было значительно больше. Свой хан был почти в каждом городе, а большими городами, как мы видели это в случае с Туркестаном, могли управлять даже два не зависимых друг от друга хана. Реальными же правителями были бии и батыры. Так, Туркестаном фактически управлял Нияз-батыр, а Ташкентом – Толе-бий.

Около 1720 г. Толе-бием в качестве очередного подставного хана был возведен на ташкентский трон султан Жолбарс. Положение последнего было ярко охарактеризовано тем же Н. Алимовым, который, рассказывая о Ташкенте и прилегающих к нему городках, сообщал, что “со всех тех городов, Жолбарс-хан берет ясак, т. е. подать, а больше раздает в пожить тем, кого из своих подданных любит или боится”. Как сообщают источники, размер ясака был определен в 40 тысяч ташкентских тенге, и в переводе на российские деньги это составляло около 2000 рублей. Это была достаточно крупная сумма, но и неподъемной ее назвать тоже было трудно, и потому данную подать можно рассматривать в большей степени как налог, употребляемый в качестве жалованья степным вождям.

Однако уже в 1723 г. казахи утратили контроль над Ташкентом, как, впрочем, и над другими городами Присырдарьинского региона вследствие довольно масштабного вторжения джунгарских войск. Только после нескольких лет поражений казахским полководцам удалось переломить ситуацию и после ряда успешных сражений отбросить джунгар на восток.

Естественно, что в такой ситуации захватчиками были оставлены и города, но их население после прекращения джунгарской оккупации не жаждало вновь оказаться под властью казахских правителей. “А ныне оными никто не владеет и дань не сбирает, живут праздно”, — с досадой рассказывал батыр Бокенбай в 1731 г. Но в 1732-1734 гг. казахские правители Старшего и Среднего жузов все-таки сумели восстановить свою власть над оседлым населением, и в ряде случаев им потребовалось действовать силой, но Ташкент особого сопротивления не оказал, и прежний хан Жолбарс, а вместе с ним и Толе-бий вновь воцарились в городе.

В 1733 г. ряд крупных племенных вождей Старшего жуза (среди которых был и Толе-бий) решил обратиться с прошением о приеме в российское подданство. При этом они даже не сочли нужным скрепить свое послание печатью Жолбарса или какого-нибудь другого хана. По всей вероятности это обращение было вызвано активностью кокандского бека Абд ал-Рахима, также претендовавшего на Ташкент. Но Россия была слишком далека. Столкновение правителей Старшего жуза и стремительно набиравшего силу Кокандского государства закончилось разделом города на две части. Впрочем, в уступленной ему половине Ташкента кокандский бек был вынужден утвердить казахского султана Жаубасара, также быстро подпавшего под влияние Толе-бия.

Помимо борьбы с кокандским беком кочевья казахов Старшего жуза летом 1735 г. подверглись новому нападению джунгар и в заведомо неравной борьбе были вынуждены признать себя джунгарскими подданными. Казахские правители даже были вынуждены согласиться с требованием об уплате дани. В качестве таковой каждая семья должна была ежегодно предоставлять сборщикам ясака одну корсачью шкурку. Конечно, для тех экологически благополучных времен это требование было совсем не обременительным, тем более что вряд ли джунгары имели возможность собирать платеж регулярно и в полном объеме. Вообще, отношения правителей Старшего жуза и Джунгарии в этот момент были достаточно дружественными. Так, сам Толе-бий в разговоре с российским посланником К. Миллером, касаясь темы мирных казахско-джунгарских взаимоотношений, счел нужным отметить: “Пока-де жив буду, то надеюсь, что всегда будет согласие”.

Российские власти, имевшие смутное представление обо всех этих процессах, тем не менее, не собирались забывать о своих подданных из Старшего жуза, и после обустройства на новых рубежах решили установить более тесные связи с казахскими правителями, в руках которых находился один из самых богатых среднеазиатских городов. Весной 1738 г. в Оренбурге был снаряжен караван в 40 верблюдов под началом поручика К. Миллера. Основной задачей последнего было личное приведение к присяге верхушки Старшего жуза, а также получение достоверной информации о реальном положении дел в регионе. Однако 2 ноября того же года неподалеку от Ташкента караван подвергся нападению батыра Койгельды. Все имущество было разграблено, а участники торгово-дипломатической миссии взяты в плен и обращены в рабство. Самому К. Миллеру удалось спастись только благодаря покровительству одного из казахов, доставившего российского посланника в Ташкент к Толе-бию и Жолбарс-хану.

Но даже Толе-бий (“Кой, почитай, всех ханов сильняя и власть более имеет”, — отмечал сам К. Миллер), чрезвычайно недовольный поступком своевольного батыра, никак не мог заставить Койгельды освободить людей и вернуть имущество. Разбирательство осложнялось тем, что батыр был соплеменником Толе-бия. К тому же, согласно обычаям, Койгельды практически ничего не оставил себе из награбленного, раздарив все народу. Только к весне следующего года Толе-бий сумел убедить батыра дать российскому посланнику два десятка лошадей, на которых он с кое-как разысканными по аулам и выкупленными людьми смог покинуть Ташкент. Таким образом, планы российских властей закончились полным провалом, на что, вероятно, и рассчитывали люди, подбившие лихого, но наивного, как ребенка, Койгельды совершить нападение на российский караван.

Жолбарс-хан и Толе-бий заявили К. Миллеру, что они после подобного инцидента “сомневаются и стыдятся” выступать от лица своего жуза, когда не могут даже совладать с одним разбойником. Тем не менее, в начале апреля 1739 г. Толе-бий лично вывез посланника из Ташкента и проводил его по землям своего улуса, просив заверить российские власти в своей непричастности к нападению на караван. Сам К. Миллер также отмечал, что Толе-бий “грабежу… не касался, а чинил в бытность мою всякие вспоможения”.

Между тем оказалось, что, помогая К. Миллеру как можно скорее покинуть земли Старшего жуза, Толе-бий невольно дал сигнал для начала мятежа в Ташкенте. Воспользовавшись отлучкой бия, заговорщики из числа местной знати убили хана Жолбарса в одной из мечетей прямо во время молитвы и признали новым правителем города некоего Косек-бека.

В ответ Толе-бий, провозгласив ханом Старшего жуза сына покойного Жолбарса – Абляза (Абулгазы), несколько раз пытался силой вернуть Ташкент, но все попытки оказались безуспешны. Тогда казахские отряды, обложившие город, полностью перекрыли все дороги и доступ дехканам на поля. Также Толе-бий основал новый городок, впоследствии получивший имя сына бия – Ниязбека. Это поселение было с умыслом расположено выше по течению канала, отведенного из р. Чирчик. Таким образом, поступление воды могло быть прекращено в любой момент, и угрозами прибегнуть к этой мере бий держал в напряжении весь Ташкент.

Кроме того, Толе-бий радушно принимал всех сартов, в немалом числе бежавших к нему от Косек-бека, оказавшегося форменным тираном. Беглецам выделялась земля для устройства пашен, разведения огородов и садов. Этот факт показывает, что в отличие от многих соплеменников Толе-бий пользовался большим уважением среди оседлого населения, называвшего казахского правителя Карлигоч-бием (Бием-ласточкой)* . В итоге Косек-бек, всерьез опасаясь, что жители города могут перейти на сторону казахского бия, смирился и возобновил выплату полагающейся дани. Но самому Толе-бию доступ в город был закрыт, хотя в Ташкенте находился его дом, в котором проживала одна из жен бия с двумя сыновьями.

Несмотря на такие жизненные перипетии Толе-бий продолжал демонстрировать свою лояльность к российским властям. Так, в 1741 г. российские купцы Ш.Арасланов и М.Юсупов решились на самостоятельную поездку в Ташкент, уповая на то, что Толе-бий “человек весьма добрый”. Бий действительно хлебосольно встретил отважных купцов и поручил своим сыновьям проводить гостей по изобилующей опасностями дороге из Туркестана в Ташкент. Но гораздо опаснее банд степных разбойников для купцов оказался новый правитель торгового города. Косек-бек ободрал Ш. Арасланова и М. Юсупова до нитки, и выручать купцов пришлось опять же Толе-бию, благодаря заступничеству которого они сумели сохранить свои жизни. Столь активное покровительство российским купцам было вызвано стремлением бия возродить пребывавшую в глубоком упадке торговлю. Как отмечали Ш. Арасланов и М. Юсупов, “из Ташкента выехав, приехали к Тюле-бию в орду и жили у него с дни с три, кой их также принял хорошо и во всем довольствовал с тем рассуждением, что их торг всем к общей пользе и потому-де не токмо как другие обижать не надлежит, но и приласкивать надобно”. Но всем планам мудрого бия помешали события, охватившие в тот момент весь регион.

Началось все с того, что изворотливый Косек-бек в 1742 г. полагавшуюся Толе-бию дань переправил к Галдан-Церену и признал, таким образом, Ташкент джунгарским владением. Добровольное подчинение государю-язычнику вызвало значительное возмущение среди мусульманского населения, и это стало одной из причин того, что в том же году разразился конфликт между Джунгарией и Кокандом. Галдан-Церен, раздраженный наглыми (с его точки зрения) посланиями бека Абд ал-Карима, требовавшего отказаться от притязаний на Ташкент, решил покончить с Кокандом, что, по мнению джунгарских военачальников, являлось не слишком трудной задачей. Но в начавшейся войне хунтайджи ожидали крайне неприятные сюрпризы. Оказалось, что тщательно подготовившийся к такому варианту развития событий кокандский бек заблаговременно привлек на свою сторону и хорошо вооружил некоторые казахские племена, которые разгромили десятитысячный джунгарский отряд, направлявшийся на Ходжент. После этого отличавшийся недюжинными полководческими способностями Абд ал-Карим-бек нанес поражение джунгарскому войску под стенами Коканда.

Такое крушение джунгарского авторитета привело к тому, что правитель Ташкента Косек-бек переметнулся на другую сторону и немедленно признал себя кокандским подданным. Это решение объяснялось шаткостью положения ташкентского главы, поскольку Галдан-Церен благоволил больше Толе-бию и другим казахским правителям, одного из которых он и желал назначить своим наместником в городе. Полный решимости отстоять свою власть, Косек-бек заявил подступившему к городу джунгарскому военачальнику, что “хотя он сорок лет будет стоять, но он не здастся”. Обещанного времени продержаться Косек-беку, конечно, не удалось, но и джунгарам победа далась нелегко. Ташкент удалось взять только после прибытия резервов из Джунгарии.

Осенью 1744 г. Абд ал-Карим-бек отбил город у джунгар и чуть ли не силой назначил его правителем Толе-бия, который первоначально не желал обострять отношений с джунгарами. Но кокандский бек пытался любым способом перетянуть на свою сторону казахские племена, в противном случае предлагая им покинуть земли, прилегающие к Ташкенту. В ответ войска Галдан-Церена вновь подступили к городу, и Толе-бий, по прежнему избегая вовлечения в кокандско-джунгарский конфликт, добровольно сложил с себя навязанные полномочия. Ташкентцы некоторое время сопротивлялись самостоятельно, но, в конце концов, были вынуждены сложить оружие и открыть ворота джунгарам.

В этот момент Толе-бий фактически оказался между двух огней. Ввязаться в войну против джунгар на стороне кокандцев значило нарушить выстраданный мир с крупнейшим соседним государством. Выступить против Коканда значило выступить против своих же казахских племен, как канлы, курама, шанышклы. Это притом, что так называемых “кочевых узбеков”, то есть тех же кипчаков, конратов, мангытов, найманов, только перешедших на полуоседлый образ жизни, казахи считали одним народом с собой. Но либо выбор все-таки был сделан, либо за самого бия этот выбор сделала жизнь. Весной 1745 г. находившийся в гостях у Толе-бия джунгарский полководец Сары-Манджа внезапно умер, после чего мгновенно по всей степи разнеслись слухи о якобы имевшем место отравлении. Толе-бий, возможно, и не причастный к гибели, опасаясь мести, окончательно ушел в стан сторонников Абд ал-Карима. Галдан-Церен потребовал выдать бия, но джунгарские посланники были с позором изгнаны кокандским беком.

Таким образом, кокандско-джунгарская война была продолжена, и Толе-бий принял в ней самое активное участие. По этой причине он взял под свое покровительство и султана Барака, бежавшего из своих родных кочевий. Бий прекрасно понимал, в какое положение он ставит себя подобным шагом, серьезно осложняя свои взаимоотношения с кровниками Барака – кланом сыновей Абулхаира. Но с другой стороны Толе-бий получал возможность перетянуть на свою сторону часть племен и родов Среднего жуза, до сей поры не собиравшихся нарушать собственное мирное соглашение с джунгарами, заключенное в 1742 г.

Толе-бий провозгласил Барака ханом, и, как отмечал В. В. Вельяминов-Зернов, в жизни недавно еще с позором изгнанного из Среднего жуза чингизида начался блистательнейший период. Вскоре именитые соратники перевели под свой контроль несколько сырдарьинских городов, а затем принудили признать свою власть племена верхних каракалпаков, до того момента плативших дань джунгарам. Сам Толе-бий вновь вернулся в Ташкент и даже возобновил переписку с российскими властями с намерением, наконец, оформить свой статус подданного. Но оренбургский губернатор И. И. Неплюев проявил осторожность и в ответном послании лишь просил Толе-бия всячески содействовать расширению объемов торговли между сторонами.

Тем временем Джунгария после смерти Галдан-Церена (осень 1745 г.) с каждым годом теряла свое могущество, в то время как число ее противников стремительно росло. Новый хунтайджи Цеван-Доржи уже и не надеялся взять верх над сформировавшимся лагерем своих противников среди казахов. И тогда в ход пошли другие методы. Весной 1750 г. Барак-хан и его сын Шигай внезапно умерли после обеда в доме одного из карнакских ходжей. Логика событий позволяет в данном случае согласиться с данными некоторых источников, что хан был отравлен то ли по приказу, то ли с помощью подкупа со стороны Цеван-Доржи.

Но гибель Барака уже не могла спасти Джунгарию. В мае 1750 г. сам Цеван-Доржи был свергнут, ослеплен и отправлен в ссылку. Новым правителем стал его брат Лама-Доржи, организовавший мятеж. Но и у него вскоре появился могущественный соперник в лице влиятельного и родовитого князя Даваци. Последний в 1751 г. бежал к казахам Среднего жуза и был очень хорошо принят султаном Аблаем. Джунгарский хунтайджи неоднократно просил выдать своего соперника и обращался за содействием ко всем видным степным правителям. Для этого он пригласил в свою ставку и Толе-бия. В ходе произошедших переговоров стороны обязались забыть о былых трениях и восстановить доброжелательные отношения. Но, судя по всему, поездка Толе-бия была вызвана его желанием лично убедиться в том, что на самом деле происходит в “последней кочевой империи”. Вернувшись в родной улус, Толе-бий подал весточку Аблаю, что укрывающийся в Среднем жузе Даваци “знатной и ко всему зенгорскому владению ближайший ноин, то де из [-за] него в том владении между самими ими немалое смятение и междоусобие происходит… из неотдачи их (т. е. Даваци и его соратников – Р. Т.) им, киргиз-кайсакам опасности нет”.

Как показала история, бий абсолютно верно разобрался в сложившейся на тот момент ситуации, и Аблай, принявший самое деятельное участие в джунгарской смуте, вскоре полностью развалил соседнее государство, существенно облегчив Цинской империи воплощение давних замыслов. Что же касается Толе-бия, то его власть в этот момент только продолжала увеличиваться, и не случайно, что в некоторых источниках он даже именуется ханом. В данном случае эту информацию не обязательно стоит относить к заведомо ошибочной. Как известно, в XVIII – XIX вв. в тех же среднеазиатских государствах чингизиды были полностью отрешены от управления, и в ряде случаев представители “черной кости” осмеливались принять древний титул. Может быть, в случае с Толе-бием произошло то же самое, хотя, конечно, вероятнее, что ханом его просто величали простые кочевники, тем самым подчеркивая фактический статус своего бия. Тем более что в качестве формального правителя Старшего жуза Толе-бий после смерти Барака вновь стал поддерживать хана Абляза.

Смерть бия практически всеми исследователями датируется 1756 г., но эти сведения являются неверными. Так, посланник оренбургских властей М. Шихов, посетивший летом 1758 г. казахскую степь, доносил: “Большая киргисская орда состоит ныне под владением своего хана Тюлеби, которой кочует близ города Сайрама”. Вступивший в августе 1758 г. в казахские кочевья командир китайского карательного отряда, добивавшего остатки джунгар, Фу Дэ получил известия, что Толе-бий совместно с ханом Аблязом в данное время осаждает Ташкент, вновь перекрыв городу воду. Военачальник выступил посредником в этом конфликте. В итоге ташкентцы обязались возобновить выплату дани, а Толе-бий открыл канал. Воспользовавшись возникшей ситуацией, Фу Дэ также решил увеличить число цинских подданных за счет правителей Старшего жуза. Правда, сама церемония была обставлена достаточно примитивным образом. После данного торжественного обеда Фу Дэ просто объявил хану и бию, что с этих пор они являются подданными китайского императора. Есть сомнения, что казахские правители при языковом барьере вообще поняли смысл всего действа и хитрых манипуляций цинского военачальника.

Переговоры с китайцами и стали последним крупным событием в жизни великого казахского бия. Видимо, через некоторое время Толе-бий умер, хотя память о нем продолжала жить, что даже сбивало с толку некоторых исследователей. Так, Христофор Барданес, совершивший две поездки в казахскую степь в 1771 г., отмечал, что “Большая орда своими кочевьями располагается около городов Ташкента и Туркестана, которых обывателей она за подданных своих считает, и из сей орды главнейший начальник живет в городе Ташкенте, котораго начальника они и ханом именуют, а называли его по имени Тюле-бий-хан”. Видимо, ошибка эта была допущена путешественником вследствие неправильного перевода информации, полученной от казахов, имевших в виду, что Толе-бий был похоронен в Ташкенте – городе, за власть над которым он боролся всю жизнь. После смерти местное население причислило Толе-бия к одним из святых покровителей древнего города, и оригинальный мавзолей**, в котором он был похоронен, сохранился до наших дней.