Клеть свободы Александра Файнберга Искусство Ташкентцы

«Надежды мне достаточно вполне.
Да и могила – не конец дороги»

Рассказать об Александре Файнберге – задача архисложная. Казалось бы, что проще, чем  написать о поэте?  Ведь поэт сам по себе личность всегда открытая – читай все кому не лень, внимай, думай, восхищайся, ёрничай, домысливай…, стучащемуся да отверзнется! Снова и снова перечитав несколько последних стихотворений Александра, сижу и думаю о нём. А думать о нём – штука надо сказать великолепная. Присоединяйтесь…

А что, – скажете Вы, – думать о нём? Все и так как на ладони, с предельной откровенностью вырисовывается непростой путь поэта.  Честные тексты, как прозрачная леска, пронизывают все его дни и дни,  как бусинки, от детства до зрелости,   а между строк  (вот оно, хватай, не упусти!) – уже слепит глаза  и  живейшая изменчивая философия любви, и  полуобороты страсти, и нескучная вибрация  внутреннего поэтического мира. Его Жизнь и уже даже Смерть его – всё тут, в этом томике… Какие ещё нужны слова или пояснения?
Ан, нет…  Возвращаешься снова к его книгам – и тут же  огорошивает понимание того, что  ничегошеньки об этом человеке тебе неизвестно…

Воротись к удачам и веселью.
Что за блажь – дружить с моей бедой?
Для тебя – гляди – в ночи весенней
Народился месяц молодой.

Так иди ж дорогою зеленой.
Слезы и печали позабудь.
Что тебе мой путь заговорённый?
Что тебе мой путь?

Иногда мне кажется, что Александр Файнберг настолько прост, ну как учебник, как азбука, как прописная истина, однако перелистуешь страницу – и снова бездна раскрывает перед тобой нестрого очерченные пространства его поэзии…

Так чья ж поэзия?
Ничья.
Она восходит из тумана.
Накидкой лёгкою с плеча
Спадают волны океана.

Она восходит, не суля
Ни славы, ни бессмертья душам.
И отвергает от себя
Всю власть над нею посягнувших.

Так чья ж поэзия?
Ничья.
И не обманывайся боле.
Ты сам, да и твоя свеча –
Всего лишь миг её свободы.

Мы жили в одном городе, городе нашего детства, ходили по одним и тем же улицам, дышали одним воздухом.  Несмотря на некоторую разницу в возрасте, считаю, что мы с Александром одного поколения, одного поля ягодки. И это наше поле всегда было сложно-кроенное, противоречивое, где паханное-перепаханное, а где непроходимое, как дебри. Помню советские годы, когда повально модно было увлекаться сверхновой поэзией – в то время Файнберг казался неким недоступным богемным символом, прописанным среди именитых поэтов где-то между Вознесенским и Казаковой,   его нечастые публикации  зачитывались до дыр, а выступления со сцены –  ошпаривали вольнодумием. Не многие решались запросто подойти и познакомиться с красивым умным голубоглазым брюнетом. Сегодня такое и вспоминать странно, тем более эта видимость олигарха поэтического олимпа создавалась не самим Александром Файнбергом, а зиждилась на  тогдашнем нашем всеобщем отношении к поэзии и к людям, производящим эту странную замысловатую ткань.

Только через много лет состоялось наше личное знакомство – в    последний год жизни Александра Аркадьевича. Я была удивлена  необыкновенной лёгкостью,  с которой он  открыл мне  двери в свою жизнь.  Многие мои соотечественники говорят сейчас – он был простым человеком… Отнюдь нет. То, что с ним было легко и необыкновенно интересно общаться, – никак не означало простоты его натуры. Файнберг позволял себе быть разным и при этом не надевать масок. Мне представляется, что он мог быть вообще любым.  Он переходил из слоя в слой своих персональных проявлений одновременно и спонтанно так легко, как тот кот, который гуляет сам по себе по теоретически существующей крыше.

При дубе кот. Здесь блошка не хамит.
Вот и гуляешь голым при народе.
Пойдешь направо – песенку заводишь.
Налево – сказку травишь, сибарит.

Я тоже, братец, говорящий кот.
Но у меня других полно хлопот.
То гонят псы, то блохи за ушами.

Всяк по натуре свой удел терпи.
Я буду вольно промышлять мышами.
Ты днём и ночью шастай по цепи.

Допускаю, что иногда Александр мог быть даже ядовит, но ядовит гениально и неагрессивно, дабы лишь сохранить своё собственное творческое личностное пространство.

Я слог ищу. Перебираю струны.
А ты на абордаж берёшь трибуны.
Доносами пугаешь белый свет.

К чему сей труд?.. К известности? К награде?
Ну что ж… ты заработал на сонет.
Возьми его, убогий, Христа ради.

Что поражало сразу, с первого взгляда – в глазах, которые жили на его лице по правилам собственного сюжета,   сквозила некая неуправляемая стихия вольного, во всей своей абсолютности, сознания. И чистота. Я имею в  виду ту чистоту, которую изначально нельзя нарушить, какими бы средствами не пользовался. Боюсь, что сейчас некоторые современники могут из Александра Файнберга делать рисованную глянцевую иконку, мол, гений, провидец и т. п. … Или наоборот, станут лепить из него жертву перестроечного времени. Могу сказать, я знаю точно – этот человек ни у кого никогда не вызывал жалости, даже в самые паршивые годы, когда его игнорировали все местные журналы и издательства.  Он выжил, он уцелел, как зимний мотылек Бродского, он не уехал из  страны – и стал настоящим русским поэтом на узбекской земле.

Надежду утратив, подняв два крыла над спиной,
мой ангел-хранитель прощается нынче со мной.

Я чуял, я знал – по уделу дано моему
к последней черте, точно зверю, идти одному.

Ты прав, белый ангел. Прости, что берёг меня зря.
Но я ль виноват, что чужбина – отчизна моя?

Вот как странно. Рукописи и правда не горят, и не залёживаются под сукном, если они значимы для читателя, такие рукописи рано или поздно придут к нам с вами. При жизни Александр стал народным поэтом Узбекистана, хотя сам никогда не стремился попасть в какие-нибудь элитарные списки, избегал высокопарности и не гнался за официальными лаврами.

Это можно удавиться.
Кто я здесь? Отпетый вор?
Гляну вправо - там граница.
Влево гляну – там забор.

Узаконены лимиты.
Но по мне ль такой закон?
Ни к одной ограде в мире
не пошел я на поклон.

Ни в мороз, ни знойным летом,
ни во сне, ни наяву
Сам себе смастырил клетку.
Вот свободно и живу.

В Интернете крайне мало выложено фотографий Александра Аркадьевича, в основном это фотографии с публичных выступлений. Не могу сказать, что возраст не накладывал отпечаток на его внешность, нет, Вы и сами видите цепкие морщины на лице, …. но это только фото. Уверяю Вас, вживую он не производил впечатления пожилого человека. Двигался по-мальчишески легко. Речь его была жива и уникальна, когда он рассказывал что-то, то входил в роль, и перед глазами сразу вырастали образы и события – как в кино. Кинорежиссеры не зря давали Александру пусть и эпизодические, но весьма яркие и фактурные  роли. Его голос. О…, это отдельная тема для пересудов… Глубокий и хрипловатый, тембр был настолько уникальным и особым, что его можно было узнать по телефону с одного звука. Именно по телефону и состоялась наша первая беседа. Именитый поэт представился мне очень просто – Саша Файнберг.  А ведь ему было тогда без года 70 лет!

Расскажу, как было. Работаю я в софтверной компании – это большой по нашим масштабам коллектив разработчиков программного обеспечения из 70-ти человек. Нам предстояло провести один из корпоративных праздников, и  мне придумалось сделать  сотрудникам нестандартный подарок. Увидев как-то свежую публикацию стихов в местной газете, я была поражена тем, что Файнберг еще в Ташкенте, не уехал ни в Америку, ни в Израиль, ни в Россию, что он  тут…! И  у меня вдруг  буквально встала перед глазами следующая картинка: вот он приходит к нам в офис компании и читает свои стихи воочию… Не долго думая и  прошерстив Интернет, я достаточно легко нашла адрес поэта. Спонтанно, буквально за 10 минут изложила свою просьбу – придти к нам в офис и почитать свои стихи для коллектива… Не знаю, на что я надеялась – ведь в моем подсознании Файнберг оставался все тем же самым недоступным символом богемы. Ну что сделано, то сделано, недлинный текст, кстати, очень честный, был мною отправлен.
Прошло какое-то время, уже и забылась та абсурдная, как казалось тогда,  фантазия, но как водится, в один прекрасный день – вдруг раздается звонок и незнакомый тихий глубокий голос говорит:   «Здравствуйте, я Саша Файнберг, я получил ваше письмо, и оно мне понравилось. Я обязательно приду к вам, если выздоровею.  Обещаю очень скоро позвонить и сказать, выздоровел я или нет». От неожиданности я смогла лишь поблагодарить за звонок.

Действительно, через неделю Александр снова позвонил и сказал:  «я выздоровел», и мы без церемоний быстро договорились о дате и времени встречи. Я пообещала прислать за ним машину, но он не допускающим возражения тоном, ответил, что великолепно  себя чувствует и дойдет сам, да и живет он  в 10-ти минутах ходьбы.
Таким образом, первое очное знакомство состоялось именно в офисе нашей компании. Не скрою, что накануне я прошлась по комнатам и сказала примерное следующее: – господа хорошие, у нас завтра в гостях поэт Александр Файнберг. Если вы придете, послушаете живые стихи, а потом возьмете автограф у нашего доморощенного поэта – вы никогда не пожалеете, а эту встречу будете помнить долго-долго, и через несколько лет все события этого дня  станете бесконечно пересказывать сначала своим детям, а потом и внукам. Почему, – спросите вы, – да потому что наш гость совсем скоро будет канонизирован и войдет во  все мировые хрестоматии как великий русский поэт.
А ведь так и случится …,  как думаете?

Файнберг выглядел чуть усталым, немного покурил у окна, перед началом творческой встречи мы поговорили как старые знакомые обо всем сразу и ни о чем. Скорее всего, есть особая магия знакомства с личностями такого масштаба. Потом, зайдя в аудиторию, он дружелюбно и цепко оглядев собравшихся, стал просто читать стихи, выбирая их по какому-то одному ему известному  порядку. Ах, Вы, наверное, не знаете кто такие  программисты…  Знаете? Ну да, правильно, это такое виртуальное племя людей, внимание которых удержать чем-то кроме компьютера  практически невозможно. Однако произошло следующее – мы все притихли, и несколько ошеломлённые необычностью происходящего, сидели и слушали… Стихи Александр читал как-то по-особенному, без пафосных обертонов, не грассировал звуки, голос его иногда становился настолько тих, что  казалось это  не стихи, читаемые со сцены, а доверительный личный разговор между двумя понимающими.  Не знаю как, но даже не постепенно, а как-то вдруг –  наш персонал, состоящий из разнородных технических профессионалов и, кстати, очень непростых личностей, – вдруг стал публикой, с которой так естественно говорить о поэзии:

Зачем зовут меня твои моря?
Я – сын земных береговых развалин.
Я груб. Я недостоин. Я реален.
За что ж тогда мне – музыка твоя?

С тех пор к моему вдруг вернувшемуся девчачьему восторгу, мы стали общаться, а когда у Александра было особенное настроение – он  звонил и читал свои стихи прямо по телефону.  Не буду лукавить и скажу предельно честно, я всегда понимала, что любое общение с ним вот теперь, на склоне его лет – это Событие каждый раз, которое надо запомнить: как сказал, что сказал, какие стихи прочитал.  Далекая от  фанатического поклонения,  я искренне горжусь, что была знакома с Александром Аркадьевичем, горжусь, что пусть мимолетно, но мы соприкоснулись с ним рукавами,  горжусь, что он был искренним со мной.

Возможно, трудно поверить, я и сама уже плохо верю в это, но когда Файнберг умер – я почувствовала. Было совсем  не страшно, а  как-то буднично и даже иронично. Я вдруг вспомнила его и подумала, почему он давно не звонил… и вдруг поняла – Александр  просто не мог звонить, потому что  не выздоровел…  Он же говорил когда-то в нашем первом разговоре – если выздоровею, я скажу….  Если не сказал, значит, не выздоровел…

Но слышу сердцем голос небосвода –
Кто и в капкане вольно может петь,
Тот и достоин истинной свободы.

После смерти поэта вышел новый двухтомник, который мне подарила Инна Глебовна Коваль – супруга Александра Файнберга. Великолепная талантливая журналистка, образованнейшая и безупречно интеллигентная, она всегда была первым читателем и остается честным критиком  поэта Александра Файнберга. Мы теперь часто общаемся, она необычайно современна и хорошо ориентируется в новых средствах коммуникации, понимает роль Интернета. Инна Глебовна и сегодня много делает, чтобы творчество поэта было доступно читателям. Я люблю слушать ее удивительные рассказы, которые так и просятся стать сюжетом для большого романа о вольном Мастере вольных Сонетов. Может быть, такую книгу Инна Коваль и напишет.

В изгнанье рожденные.
Нет у нас, милая, права
на счастье людское,
тем паче на крест и на славу.

И жизни достойной – в Москве ли,
в Нью-Йорке, в Париже –
ни ты не увидишь,
ни я никогда не увижу.

И только любовь.
Этот сон среди чуждых устоев
Один на двоих
Вот и все.
Пробуждаться не стоит.

Что же такого удивительного в поэзии Файнберга?  А Вы попробуйте отгадать сами, не поленитесь, поищите в Интернете его стихи, его прозу, почитайте – не пожалеете. Вы  много узнаете нового,  нет, не о нём, а о себе… только о себе,  потому что стихи Файнберга настолько безразмерны, что, примерив их на свою собственную жизнь, на свою любовь, на своё  мироощущение,  Вы наверняка по достоинству оцените этот метафизически безвозмездный дар всем нам.

И до сих пор я не могу понять,
за что мне эта долбанная участь –
счастливым быть, одновременно мучась,
знать жизни этой нищенство и кладь.

Привет, незнайка. Ото всех привет.
Никто из нас веками не научен
ни солнцем ясным, ни звездой падучей
куда идти, где отыскать ответ.

© Елена Атланова, 2010
Свидетельство о публикации №11003042242 Источник