«И жить торопится, и чувствовать спешит…» Искусство Ташкентцы

С Владимиром Баграмовым мы знакомы давно – без малого три десятка лет. Но одно дело быть знакомыми, а другое – знать человека. И, наверное, именно последние год-два позволили несколько ближе понять этого интересного мастера – его вдруг повлекло к ташкентским бардам, к нашей еженедельной песенной тусовке — клубу «Арча». Совместные концерты и фестивали, в которых на правах мэтра принимал участие со своими авторскими песнями и Владимир Игоревич, дали возможность познакомиться с ним не только как с артистом, но и как с поэтом. Тем более, что именно за эти последние два года он опубликовал два стихотворных сборника, о которых и хотелось бы рассказать.

Солнечный луч из-за мраморных туч
Золотым апельсином дрожит под рукой,
Гребень хрустальный сосулек печальных,
Ах, прислониться бы к солнцу щекой!

Не всуе вышеупомянутые барды и их творчество притянули к себе внимание маститого уже литератора Владимира Баграмова, в закромах которого и романы, и рассказы, и пьесы. Но живая песня оказалась именно той пристанью, куда так долго и порой тщетно ищут дорогу пилигримы от искусства. И замечу, Московская музыкальная Академия им. Гнесиных здесь не причем – певческий талант Баграмова знаком многим, а вот его поэзия к широкому читателю приходит только сегодня. Но приходит опять же через песню, так как большинство его стихов – это абсолютно готовые тексты для песен.

И было Слово. Свет пришел потом.
Клубилась тьма, где мир рождался в муке.
И Времени незримым долотом
Делился мир на запах, цвет и звуки...

Недаром целый ряд ташкентских бардов считают за честь написать хотя бы несколько песен на стихи Владимира Баграмова. А у известного в среде авторской песни композитора и исполнителя Геннадия Арефьева этот счет достиг полусотни. Что привлекает в стихах Баграмова? Конечно же, искренность, та искренность, без которой не может быть поэзии вообще.

Мы по жизни плывем, и теченье
Нас уносит к иным берегам,
Дай мне, Господи, крохи терпенья
Научить ее нежным словам,
Чтобы губы к губам прикасались
Без печали, измен и разлук,
И два голоса эхом сливались
В неземной и неистовый звук

Каждый из нас обладает правом самовыражения, и каждый распоряжается этим правом по-своему. Особенно важно это для деятелей искусства – артистов, художников, музыкантов, литераторов. Что ими движет? Желание подняться на Олимп славы, заработать много денег? Или же искренний порыв поделиться теми истинами, которые по воле случая или таланта открылись именно им, а не другим? Конечно, говорить об открытиях в духовной сфере сегодня трудно – за века сказано так много и так убедительно, что добавить, казалось бы, уже ничего нового невозможно. И тогда остается смириться с тем, что мы все призваны повторять прописные истины.

Он был один среди толпы шумящей,
Ее слепою силой изумлен,
Он был один в печали настоящей
На казнь стихов и песен обречен.
Все не так   на земле, но от Бога,
Он не слышит – зови, не зови,
И кратчайшая к Богу дорога
Не минует ворота любви.

Тема любви – к женщине, к родной земле, к людям, к Богу – раскрывается автором именно с любовью. Не взирая на то, что во все века поэты только и разрабатывали эту неувядающую тему.
Но ведь и это подвиг – данной тебе от природы способностью «сеять разумное, доброе, вечное». Пожалуй, именно такую роль отвел бы я двум стихотворным сборникам Владимира Баграмова.
Первая книга – «Босиком по облаку» — вышла в 2008 г. тиражом в две тысячи экземпляров. Этот семидесятистраничный сборник открывают сразу две аннотации – израильского поэта Виктора Гина и ныне покойного Народного поэта Узбекистана Александра Файнберга. Первый сравнивает В. Баграмова со «звездой очень крупной величины», а второй делает акцент на том, что стихи Баграмова «осенены» не только Верой, Надеждой, Любовью, «а еще и состраданием к ближнему». Согласимся с обоими авторитетными мнениями.
«Флейта в камышах», второй сборник, вышедший уже в этом году, несколько полнее первого, и включает, как и первая книга, стихи не только последнего времени, но и довольно давние, датированные 80-ми годами прошлого века. Эту книжку автор решил представить сам. Вот что он пишет в напутствии читателю: «Настоящий сборник стихов – это моя светлая тоска по всему несбывшемуся, что сопутствует человеку в этой трудной, противоречивой, но такой прекрасной жизни. Наблюдая за пролетом журавлиной стаи, ощущаем мы щемящее чувство неведомой и невосполнимой утраты, рвется сердце вслед за гордыми птицами в даль неведомую. Закусив губу до соленого привкуса, слушаем нежное курлыканье журавлей, печалимся, и ощущение невозвратности потери рождает в душе светлое и восхитительное чувство – ностальгию по несбывшемуся.»
Ну что ж, после такого напутствия грех не откликнуться на приглашение Владимира Баграмова и не прогуляться по его поэтическому вертограду, по обоим его сборникам. Первое же стихотворение первой книги, как камертон, настраивает нас на доверительную тональность, с которой автор обращается к своим любимым.

Я люблю тебя до дрожи, как давным-давно мечталось.
Знаю, мысль тебя тревожит, что немного мне осталось.
Не печалься, свет мой ясный, лист стихов подальше спрячу,
Но на облаке прекрасном профиль милый обозначу.

Есенинские реминисценции («Нивы сжаты, рощи голы…», «Мы теперь уходим понемногу…») только подчеркивают актуальность тех переживаний, которые поэт вкладывает в уста своего лирического героя. И как бы подтверждая свою духовную связь с певцом русской природы Сергеем Есениным, Владимир Баграмов продолжает свою исповедь стихами, обращенными к России.
Спой тихонько песню о Рязани,/ там щемящей юности приют.

«Бродяжничество» поэта привело его в Ташкент, и новая родина дала ему возможность жить и заниматься любимым делом с полной отдачей. (Информация к размышлению: член Союза писателей и заслуженный артист Республики Узбекистан Владимир Баграмов – автор более чем десятка пьес, нескольких романов, ряда повестей и рассказов. Работая ведущим артистом в Академическом русском драматическом театре им. М.Горького, играл только главные роли. Много лет был художественным руководителем и главным режиссером Государственного Ташкентского театра музыкальной комедии.)

И как вершина творческих десятилетий – поэтические сборники. С чувством благодарности к Ташкенту.

Фонтанов вязь над городом моим,
И белый цвет жасмина на бульварах
– Востока сказка, ты неповторим,
Как гимн любви, как наигрыш дутара.

Цветастый мир улыбчивых людей,
Тебя не зря во всех веках воспели!
Сквозь свет и ширь умытых площадей
Весна вступает под свирель капели.

Я тихих улиц музыку ловлю,
Я так боюсь в них оказаться лишним,
Мой светлый город, я тебя люблю,
Да будешь ты всегда храним Всевышним!

Особой болью и озабоченностью отмечены стихи, связанные с творчеством. Нужно обладать определенным мужеством, чтобы высказать не для всех приятную сентенцию, бросить вызов, как например, в стихотворении без названия, где Баграмов развивает тему взаимоотношений между поэтами, восходящую, может быть, к блоковскому стихотворению «Поэты».

Избавь нас, Боже, от советов,
Берущих в пустоте разбег.
Среди поэтов у поэтов
Друзей не может быть вовек.

Все шепотком и «между нами»,
Качая скорбно головой,
Что этот – пьянствует годами,
А тот женился на кривой.

Того совсем забыла Муза,
Но денег куры не клюют,
А этому за счет Союза
Четвертый сборник издают.

Но как они милы при встрече!
Поэт поэту друг и брат.
Нырнут в глаза, возьмут за плечи:
«Привет, дружище, очень рад!»

«Читал, читал, слова — летают,
Как ты умеешь души рвать!
Есенин с Блоком отдыхают,
Пора Народного давать»

Сквозь шепот, дрязги, пыль наветов
Так трудно продолжать свой бег.
Среди поэтов у поэтов
Друзей не может быть вовек.

Впрочем, в одном из последних своих стихотворений «Город поэзия», посвященном ташкентским друзьям-поэтам, звучат совсем другие, доверительные интонации, где автор необычным художественным приемом отдает должное своим коллегам по поэтическому цеху, где рефреном звучит успокаивающее: Не спеши печалиться, друг мой золотой!

На мой вопрос о роли артистической деятельности в становлении поэтического таланта Владимир Баграмов ответил так:
— Я ушел из театра, потому что устал примерять чужое – костюмы, слова, жесты. А в поэзии я создаю свое. И это высшее наслаждение – быть в творчестве самим собой. Театр мне дал на подсознательном уровне способность перевоплощаться, поэтому и в стихах я перевоплощаюсь, играя роль своего лирического героя.

Можно ли однозначно ответить на вопрос, чем читателю нравятся стихи Баграмова? Мы уже отметили проникновенную искренность, позволяющую автору затрагивать самые тонкие, самые нежные струны души. Но есть еще чисто профессиональный момент, который читатель воспринимает как само собой разумеющееся. Это образность и метафоричность, которые повсеместно присутствуют в произведениях Владимира Баграмова.

Я эту землю посетил,
Страдал, надеялся, любил,
Вино из чаши жизни пил
И поклонялся звездам вечным,
Путем извилистым и Млечным
Ночами душными бродил.
Я был... О Господи, я был.
Я был, а кто об этом знает,
Кто строки эти прочитает
И возгласит средь сонма бед:
«Грехи замаливал поэт,
Не зря стихи его венчали
Земные признаки печали,
Он тропами тревог ходил,
В такое время парень жил,
И в суете кровавой смуты
С ним проносился ветр попутный».
Я был, о, Господи, я был!

Степан БАЛАКИН. http://www.novostiuzbekistana.st.uz/41_479/pe.htm