О моём друге детства Разное

Борис Пономарев

Сейчас попытаюсь изложить очередную порцию событий из моей жизни, как всегда насыщенных причудливой вязью причинно-следственных связей и неслучайных случайностей. Они, в основном, касаются моей долгой дружбы с Рубиком Таняевым, а также второй половины моего музыкального увлечения — искренней любви к песням советских композиторов и к их исполнителям. Вспоминается поговорка: «Мы все родом из детства». Это мое увлечение тоже родом оттуда, из ташкентского детства.

Прилагается фотография здания ташкентской средней школы №50, в которой учились я и мой друг детства Рубик Таняев

В нашем дворе по улице Жуковского, 12, жила еврейская семья Мескиных: довольно молодая и интересная бабушка Белла Семеновна с двумя дочерьми. Старшая дочь была врачом и, когда началась война, была призвана в армию. Все годы войны она проработала в медсанбатах и госпиталях, а после войны была направлена на работу в военный госпиталь в Кёнигсберге. Младшая дочь, Мира Григорьевна, очень красивая девушка, еще до войны вышла замуж за армянина Сергея Таняева, обаятельного человека.

В 1939 году у них родился сын, у которого было два имени: армянская семья Сергея называла его Рубиком, а по паспорту он был Геннадий Сергеевич Таняев. Жил Рубик на два дома — то с мамой и папой в отцовском доме по улице Папанина, 3, то у своей бабушки Беллы Семеновны в нашем дворе. Мы с ним крепко подружились с раннего детства. В 1945 году я поступил на учебу в школу №50 по улице Хорезмской. На следующий год он, по моим следам, пошел учиться в ту же школу, хотя ему удобнее было бы учиться в школе №18 по улице Ульяновской, так как эта школа располагалась ближе и к дому на Папанина, и к дому на Жуковского.

В школьные годы я очень часто бывал у него дома по улице Папанина. Армянская семья его родных была многочисленная, весьма гостеприимная и доброжелательная. Я с большим уважением и удовольствием вспоминаю всех, кто там жил. Реальной главой семьи была Ляф-мама, армянская бабушка Рубика, очень умная, чрезвычайно властная и справедливая женщина, которой все остальные члены семьи беспрекословно подчинялись. Кроме нее и ее мужа (деда Рубика), самого Рубика, его папы и мамы, там жила семья Дзоника — брата Сергея, включавшая его жену Симу Бабаян и их дочь Лару. После войны у Рубика появилась сестра Софа. К Симе часто приходила красивая родственница — певица и пианистка Седа Бабаян, впоследствии ставшая мамой певицы Роксаны Бабаян.

Вся эта дружная армянская семья в те тяжелые военные и послевоенные годы была довольно зажиточной, так как занималась торговлей красным сухим вином (настоящим сухим вином, не подделками!) в розлив в синих фанерных «распивочных» на территориях ташкентских базаров, постепенно распространяя свою торговлю на другие населенные пункты Узбекистана, а после войны — и за его пределами.
Как известно, деловые люди всегда умели договариваться друг с другом. И тут я постепенно подхожу к еще одной теме — музыке. До войны все грампластинки в СССР изготавливались из шеллака — смолы, экскретируемой самками насекомых-червецов семейства Kerridae в Индии и в соседних с ней странах. Данная смола закупалась нашим государством в этих странах за валюту. Во время войны она использовалась в оборонной промышленности. Когда война началась, валюты в стране практически не было, поэтому было принято решение воспользоваться имеющимися у населения шеллачными грампластинками.

Срочно изобрели искусственную пластмассу (без шеллака) для изготовления грампластинок, и начали массовое их производство для обмена на имевшиеся у населения шеллачные пластинки из расчета две новых пластинки на одну старую шеллачную. На этикетках новых пластинок с обеих сторон стояли штампы: «Обменный фонд. Продаже не подлежит». Были открыты пункты обмена, и население с удовольствием понесло в них свои старые изношенные, шипящие шеллачные пластинки. Обмен пошел еще быстрее, когда стало широко известно, что именно записано на новых пластинках, а также когда всем стало окончательно ясно, что эти новые пластинки действительно не будут продаваться в магазинах за деньги. А репертуар на этих пластинках оказался потрясающим: Бейбутов, Канделаки, Утесов, Шульженко, Козин, Бернес, Михаил Александрович, Эдди Рознер, Хенрык Варс со своим Львовским Теа-джазом и т.д и т.п.
Кончилась война, но обменный фонд продолжал работать вовсю, и туда поступали все новые и новые пластинки. И все эти пластинки (абсолютно все!) обменного фонда имелись в семье Рубика. Я недаром выше написал, что деловые люди умеют договариваться друг с другом, особенно, когда валютой является красное сухое вино.

В семье Рубика был патефон с электромагнитным адаптером и великолепный по тем временам радиоприемник VV-662 таллинского радиозавода Punane-Ret, так что качество звучания воспроизводимых через этот приемник грампластинок было потрясающим. Рубик, так же как и я, был большим любителем музыки, поэтому наше слушание пластинок было очень долгим каждый раз, когда я туда приходил.

В результате этих посиделок, я буквально по уши влюбился в советскую эстраду и остался ей верен по сей день. Моей благодарности семье Таняевых за эту музыку нет предела. В последующие десятилетия я пытался собрать записи всего того музыкального богатства, которое имелось у Рубика. Что-то удалось собрать в советское время, но завершить задуманное удалось только после того, как я подключился к Интернету.

Все вышесказанное, как обычно, имеет отношение и к неслучайным случайностям. Как я уже упоминал, Рубик пошел по моим стопам в ту же школу, что и я. Но этим дело не ограничилось. Мой пример оказался для него заразительным и при поступлении годом позже меня в институт. Он поступил на Энергофак, причем на мою специальность. Мало того, когда я окончил Энергофак, я передал Рубику все оставшиеся у меня материалы по моей преддипломной практике на металлургическом заводе в Бекабаде, а также все материалы моего дипломного проекта по электрооборудованию и автоматизации прокатного стана «500» этого металлзавода. Через год Рубик взялся за ту же дипломную тему, так же, как и я, отпахал два месяца преддипломной практики на этом заводе, был замечен там с хорошей стороны сотрудниками Пускоэнергоналадки Узтяжпромэлектропроекта, и они, после защиты им диплома, затребовали его к себе на работу.
В среде энергетиков Узбекистана не было более высокой доблести, чем работа в Пускоэнергоналадке у Чопа (фамилия руководителя этой организации). Рубику же удалось сделать гораздо большее: он занял место Чопа после того, как тот умер. На должности начальника Пускоэнергоналадки Узтяжпромэлектропроекта, а затем, когда она стала Пускоэнергоналадкой Минмонтажспецстроя УзССР, на должности начальника уже этой, сильно расширенной организации, он проработал всю жизнь. Лет десять назад, несмотря на возраст, его перетянули в Москву на должность руководителя чего-то подобного.

Перед тем, как уехать, он сумел перезахоронить в одной большой ограде на Боткинском кладбище в Ташкенте всех своих родных, умерших в разное время, поставив вдоль их могил мраморную стенку, на которой фотографически точно были выбиты портреты всех, кто там захоронен. Когда я бываю на Боткинском кладбище, я стараюсь посетить это место недалеко от кладбищенской церкви, чтобы посмотреть на их лица и мысленно пожелать всем им самого наилучшего в том мире, где они сейчас находятся, и выразить им мое глубочайшее к ним уважение.