Память об Андижанском восстании (Д. Н. Логофет) История
Д. Н. Логофет. Верховья реки Кизил-Су и Алайская долина. (Из путевых очерков по Средней Азии) // Военный сборник. 1913. № 1.
И. Б. Бахрамов. Андижанское восстание 1898 г. 2008. Холст, масло. Государственный музей памяти жертв репрессий при Кабинете Министров Республики Узбекистан

Глава VI. Память об Андижанском восстании
<…>
Передохнув недолго в Ачиг-Алма, мы, несмотря на непогоду, решили непременно на ночлег добраться до зимовки Джакенды.
Узкая тропа по берегу реки Кизил-Су была трудна для движения; пролегая по карнизам и извиваясь на подъемах, она перебрасывалась через невысокие, но крутые перевалы, утомляя страшно лошадей, скользивших по обледенелой почве. Часто слезая и ведя их в поводу, мы все-таки, принимая во внимание непогоду, подвигались довольно успешно вперед и окончательно воспрянули духом, когда ветер разом утих.
Зимний ландшафт расстилался со всех сторон и снеговая пелена сливалась на краю горизонта, где уже не было видно очертаний гор, как будто расплывшихся на общем белом фоне.
Переправившись через несколько глубоких оврагов, мы подошли к небольшому перевалу, у подошвы которого проводник киргиз остановился и, указав на него, сказал:
— Здесь, таксыр, конец Каратегина, а на той стороне уже будет земля Ферганы. Урус — начальник там, а бек здесь, — пояснил он, показывая белые зубы. — Там карошо — здесь не карошо, — тут же обнаружил он свои познания в русском языке и, ударив лошадь нагайкой, быстро стал взбираться на подъем, как бы стремясь скорее достигнуть стороны, где, по его словам, по-видимому, людям лучше живется.
Река Кизил-Су исчезла и ее направление виднелось лишь в виде извилистой глубокой трещины, на дне которой протекал шумно журчащий поток мутноватой воды.
— Сейчас Ката-Карамук будет, а там и Джакенды недалеко, — сообщил долго молчавший Ахмет. — Урус в нем живет — за лесом смотрит, чтобы киргизы его не жгли и не рубили.
Как бы чувствуя близость ночлега, наши кони прибавили шагу и через час, не больше, мы уже были в теплой юрте, отдыхая от трудностей дороги.
Путешествие изо дня в день более месяца по горным тропам давало себя чувствовать. Все части тела болели и невыносимо ныли, требуя продолжительного отдыха.
Приземистая одетая в широкую овчинную шубу и шапку фигура выросла у входа в юрту, выступая из облаков морозного воздуха, ворвавшегося в теплое помещение вместе с вошедшим.
Но киргизская шуба и меховой малахай как-то не гармонировали с берданкою за спиною, и вся фигура резко отличалась от достаточно приглядевшихся нам туземных типов.
— Здравия желаю, ваше скородие, — по-солдатски поздоровался он, остановившись у входа. — Прослышал от киргизов, что русские едут, дай, думаю, посмотрю на своих. Здесь не часто наши-то проезжают, в год один-два из господ военных, а то больше никого. Объездчик я лесной, — отрекомендовался он в заключение.
— Как же живется здесь вам среди киргизов?
— А ничего, лес караулим, с ружьем, тоже кое-когда на зверя и птицу ходим… жить можно. Они народ хороший, обиды никакой не видал от них. Тоже ко мне в гости ходят — душевные люди среди них есть, не хуже своего брата русского.
— Давно уже вы здесь служите?
— Я ведь еще из черняевцев, — с какою-то гордостью ответил объездчик, снимая свой малахай и показывая свою седую коротко остриженную голову. — Как на службу попал в линейный батальон 40 лет тому назад, так и остался, когда уволили вчистую, здесь в Туркестанском крае. Привык. Солнышко греет, земля хорошо родит, простор-то какой, не то что у нас в России: там теснота.
Присев около мангала и получив стакан чая, старик, давно не говоривший с русскими, засыпал нас вопросами, на которые получил самые обстоятельные ответы.
— Но вот вы хвалите весь здешний народ, а Андижанское восстание забыли? — навел его на воспоминания доктор.
— Что же Андижан?! Андижан дело особенное! Тут и султан турецкий и англичане работали. Разве здешний-то народ смог бы все сам сделать. Натравили его — он и пошел. И минг-тюбинского ишана, что зачинщиком был, мы хорошо знавали. Он хоть и заводчик всему считался, а только как шарманка он играл, а ручку-то шарманки кто-то другой потаенно вертел. И теперь, правду сказать, здесь везде всякий народ по кочевьям шмыгает. И муллы и ишаны. Кто их знает, про что они промеж себя в тайности беседы ведут? Меня так тоже во время Андижанского восстания чуть не порешили, только как-то Бог спас.
В этой реплике Логофет показывает себя истинным туркестанцем. Все полвека «русского господства» в завоеванном крае гг завоеватели усиленно уверяли себя и друг друга в английский происках.
Как старые девы ищут мужчин под диваном, так и русские завоеватели были готовы увидеть англичан под каждым углом саксаула; ни одного английского агента поймать не удалось, за десятилетия, но продолжали искать с превеликим энтузиазмом.
Впрочем, в годы Первой Мировой войны гг колонизаторы поумерили прыть, изменили аегличанам и столь же истово стали верить уже в немецких шпионов в Туркестане — и ровно с тем же результатом.
Натужная англофобия быстро возродилась уже и в годы советской власти, перейдя и в практическую плоскость в 30-х, когда английских агентов стали ловить прям эшелонами, но это всё же отдельная история.
Виталий[Цитировать]
Автор по колониальному лукавит и сильно лукавит, в слезливо-сопливой манере подавая картинку хороших «туземцев» которых сбили с пути истинного зловредные турецкий султан и англичане.
У местного населения память осталась иная: колониальная администрация в лучших традициях колониализма наложила на русскоподанных среднеазиатов контрибуцию в триста тысяч рублей и депортировало население, местностей, по которому двигались мятежники. Еще раз: люди были изгнаны из своих кишлаков не за то, что приняли участие в восстании, а за то, что не донесли властям о мятеже. Такого рода коллективные наказания характеризуют русскую власть весьма определенным образом.
Освобожденные от местного населения земли были заселены переселенцами из тогдашней Малороссии, в «лучших» традициях колониализма.
Виталий[Цитировать]
«Такого рода коллективные наказания характеризуют русскую власть весьма определенным образом.»
Ну, положим, тема «коллективного наказания» присуща не только «русской власти». Депортации и коллективные наказания народов, наций и социальных сословий практиковались раньше и практикуются по сей день не только в россии. Единственным положительным примером коллективного наказания нации вижу только четко спланированную и выверенную до мелочей программу денацификации населения оккупированых союзниками СССР западных областей Германии послее окончания ВМВ. Население этих регионов получило дейсвенную прививку от нацизма и кснофобии. В то время как в восточной Германии, совки ограничились «обычными мерами» — расстреляли или посадили в освободивщиеся бараки концлагерей бывщих ССовцев, а остальную публику запугали. В результате, вся ныненняя фашиствующая нечисть выплаживатся имеенно в восточных областях Германии. Но, это, ладно, лирика.. в целом, если оценивать колонизацию Туркестана, то, (оставив за скобками, то что колонизация по определению «не есть хорошо». Тем более, совковое лукавое утверждение что в Индокитае или Америке состоялось «завоевание», а в Туркестане «замирение»… ), царский ее период был гораздо более гуманным и разумным, нежели советский период.
ТУЗЕМЕЦ[Цитировать]