Ташкент и Ташкентский модернизм Искусство История
Boris Chukhovich
В последнее время в ФБ был затронут вопрос об участии ташкентцев в проекте “Ташкентский модернизм. 20/21”, инициированный Фондом развития искусства и культуры Узбекистана совместно c миланским архитектурным бюро Grace.
Меня попросили высказаться представители нескольких вовлеченных в обсуждение сторон. Осознавая необходимость и полезность этого проекта, попробую… (сорри за «многобукв»)
В 2012 году участники Всемирного архитектурного конгресса в Вене, посвященного модернистской архитектуре в бывших “национальных республиках” СССР приняли совместное обращение к парламентам и правительствам постсоветских стран, в котором призывали включить памятники советского модернизма в списки охраняемого культурного наследия. В мире здания 50х-80х воспринимались как “бетонные монстры”, в бывшем Союзе — как наследие “безликого” советского режима. В Узбекистане снос и перестройка позднесоветских зданий объяснялись и личной фобией к СССР, испытываемой Исламом Каримовым. Петиция Конгресса глобальных последствий не возымела: сооружения модернизма были слишком недавними, чтобы быть включенными в официальные списки исторических памятников, и занимали слишком много места в центральных пространствах постсоветских городов. Одной из немногих удач по сохранению советского модернизма в 2010-е годы стало включение двух советских объектов — Дома писателей на озере Севан и Дворца шахмат в Тбилиси — в программу Института Гетти Keeping It Modern.
После 2016 года ситуация в Ташкенте стала двойственной. Первоначальная линия власти оставалась прежней. В 2017 году, в рамках проекта “Ташкент-Сити” были разрушены Дом кино и Министерство лесного хозяйства (арх. Хайрутдинов), Дворец пионеров (Заидов и др.) и Музей геологии (Турсунов). В 2018-2019 гг. были кардинально перестроены Торговый центр Чиланзар (Спивак), Госбанк (Блюм) и МИД (Файнлейб). В те же годы, однако, возникло активистское движение по защите культурного наследия и, в частности, памятников архитектуры. В социальных сетях снос некоторых модернистских зданий активно критиковался. В какой-то момент эта критика была услышана и в некоторых кабинетах, где принимались решения. Критика активистов и журналистов, с одной стороны, и оперативная реакция властей различного уровня, с другой, сыграла роль в приостановке разрушительной реконструкции “Панорамного кинотеатра”, бульвара “Голубые купола”, “Дворца авиастроителей” и др. Будучи вовлеченным в процесс защиты этих объектов со стороны общества, я также знаю, что в конечном счете решения об остановке губительной перестройки были приняты после вмешательства руководителя Фонда развития искусства и культуры Узбекистана Гаяне Умеровой, в чей мандат также входит руководство национальной комиссией ЮНЕСКО.
Я не сторонник телефонного решения вопросов — наоборот, полагаю, что наилучшим способом способом руководства культурой вообще и сохранения памятников в частности является четко разработанное законодательство и разделение ответственности. Однако в нескольких ситуациях, когда законодательство несовершенно, а здания, не внесенные в список памятников, могли погибнуть в любую минуту, только совместная реактивная работа активистов и Фонда дали временный практический результат.
Парадоксальным было и положение в профессиональной среде Ташкента. С одной стороны поколение архитекторов 1990-х-2010-х либо были учениками главных ташкентских модернистов, либо успели принять участие в строительстве некоторых поздних модернистских объектов. Их высказывания в адрес старших коллег были полны уважения и даже восхищения. Однако когда дело доходило до обновления, ремонта или реконструкции объектов 60х-80х, ученики разрушали произведения учителей, удовлетворяя требованиям новых заказчиков. Так, Панорамный кинотеатр (Березин и др.), Госплан (Блезэ), ГМИ (Розенблюм и др.), КИЦ (Нарубанский) и др. были изуродованы авторами, с уважением говорившими о модернизме. С другой стороны, в профессиональной среде существует крыло, ставящее под сомнение ценность модернистской архитектуры. Так, зам.главного архитектора УзНИИПградостроительства/УзШахарсозлик ЛИТИ в начале 2022 года сказал мне буквально следующее: “Зачем вы изучаете эти здания? Они не отражают нашу национальную архитектуру. Лучше их снести или перестроить в национальном духе”. Таким образом, мнения профессионального цеха разделились.
Важнейший момент — отсутствие в Ташкенте специалистов, технологий, инструментов и знаний по сохранению объектов 20 века. Даже работа с традиционной кирпичной кладкой сопряжена с проблемами — так, при последней реставрации театра Навои кладка 1947 года была уничтожена, а поверх нее приклеили декоративные панели, изображающие кирпичи. Подобные “защитные” действия по сути ставили под угрозу само существование памятников. Например, при изучении износа строительных конструкций Музея искусств бригада ташкентских исследователей-конструкторов отбойным молотком осуществляла выбоины в несущих колоннах для определения их стойкости. Понятно, что такие инвазивные методы снизили прочность колонн (ФОТО прилагается) — направленные на сохранение, они являлись губительными.
Между тем, эта ташкентская бригада — квалифицированные специалисты. Они действовали согласно сегодняшним правилам и использовали имеющиеся у них технические средства. Немецкие коллеги также рассказывали мне, что проект реконструкции Панорамного кинотеатра, составленный незадолго до смерти Серго Сутягиным, был относительно корректен по отношению к первоначальному облику сооружения, и вместе с тем означал утрату сохранившихся частей фойе. Я лично не видел этого эскиза, но ситуация свидетельствует о том, что даже автор сооружения, изнутри знавший его логику и историю, не отнесся к нему как к памятнику, т.к. ориентировался на реалии существующего в республике строительного комплекса. Таким образом, проблема имеет системный характер на всех уровнях: образования, практики, законодательства, охранных институций.
Проект “Ташкентский модернизм 20/21” является комплексным научно-практическим проектом по сохранению уцелевших модернистских зданий города. В этом плане, он является экспериментальным не только для постсоветских стран, но и для мировой практики в целом. На состоявшейся 19 апреля дискуссии в Миланской Триеннале Жан-Луи Коэн рассказал о схожем проекте, осуществляемом в наши дни в Касабланке (J.-L. Cohen & Tarik Oualalou, Atlas du patrimoine architectural de Casablanca, 2022), однако, несмотря на ряд общих черт (например, “культурная тропа”), там речь все же не шла о прицельной работе с модернистскими объектами. Таким образом, в нашем случае можно говорить о международной инновации, поддержанной на правительственном уровне, и вдохновленной не только международными энтузиастами модернистского движения, но и локальными активистами. Такого в мире пока не было. Некоторые из зданий были включены в проект по просьбе Фонда. Например, Дом приемов Рашидова (Шуваев и др.). Я изучаю ташкентскую архитектуру 60х-80х уже четверть века, но до начала проекта у меня не было возможности увидеть это сооружение. Рад, что теперь возникает возможность открыть его грандиозный абстрактный витраж, созданный Ирэной Липене, для горожан.
Если участники программы Keeping It Modern в течение двух лет работали над одним объектом, наша команда за менее чем два года охватила 25 зданий, для 15 из которых прописаны охранные действия, в объеме и детальности приближающиеся к проектам Института Гетти. Мы изучили историческую эволюцию зданий, от проектирования до последних ремонтов и перестроек. Профильные специалисты Миланского Политеха обследовали конструкции сооружений, от фундаментов до перекрытий, температурные и влажностные режимы их эксплуатации. Наконец, мы изучили законодательство Узбекистана и составили рекомендации не только по включению в национальный реестр памятников новых объектов, но и дополнения, позволяющие законодательству более эффективно взаимодействовать с реальностью. Мы надеемся, что это повлияет на охранные действия в отношении других памятников архитектуры в республике.
Отдельно хочу сказать о привлечении ташкентских специалистов, необходимость чего справедливо оговаривается в ряде критических публикаций в ФБ. Мы провели рабочие интервью со всеми живущими архитекторами, имевшими отношение к проектированию и строительству выбранных нами объектов (не менее 100 часов записанных интервью с Юрием Мирошниченко, Владиславом Русановым, Юрием Халдеевым, Вилем Муратовым, Владимиром Нарубанским и мн.др.). К этому можно добавить мои личные архивы с записями интервью с архитекторами, сделанных в предыдущие года (от Розенблюма и Халдеева до Сутягина и Косинского — это также десятки часов записанных бесед). Нам рассказали немало интересного ученики и последователи мэтров ташкентского модернизма, такие как Александр Куранов, Рэм Адылов, Александр Калисламов, Рафаил Тахтаганов и многие другие.
Помимо этого нами было проведено социологическое изучение мнения ташкентцев по поводу “выбранных зданий” — это много сотен часов интервью с представителями разных социальных страт города, систематизированные и изученные. Кроме того, мы общались с точечными экспертами, краеведами, знатоками истории и культуры Ташкента по конкретным вопросам городской планировки, точкам интереса, культурной и социальной притягательности и т.д. Это многочисленные сеансы Зумов и личных встреч на протяжении полутора лет. Таким образом, нельзя сказать, что ташкентцев в этом проекте не было. Проблема скорее в том, чтобы проект, в подготовке которого участвовали и приглашенные специалисты, и горожане, и государство, был представлен и обсужден в Ташкенте. По окончании выставки в Милане официальный представитель Фонда Мадина Бадалова заверила нас, что такое представление и обсуждение обязательно состоится. Будем ждать!
Станиславский внимательно рассматривал Chukhovichа. Становилось душно. Воздух наэлектризовывался внеземными смыслами и лексическим спамом — «международные инновации», «международные энтузиасты и локальные активисты», «охранные институции»… Слова «деньги» и «выгодополучатели» упорно обходились стороной. Сознание стало покидать театрального мэтра. И только близкий к барабанному бою призыв рекламодателя — «эффективно взаимодействовать с реальностью!», привел Станиславского в чувство. И тут явилась миру фраза, ставшая бессмертной, — «Не верю!!!»
Джавдет[Цитировать]
люди пытаются сохранить исторический облик Ташкента, а Вы.. смеётесь
AK[Цитировать]
«люди пытаются сохранить исторический облик Ташкента, а Вы.. смеётесь»
Да ведь в том то и дело что пытаются и всё чаще безуспешно…
AVN[Цитировать]