Два старых стишка Искусство Ташкентцы

Michael Knizhnik

Игорь БЯЛЬСКИЙ

РАЙОННАЯ ПОЛИКЛИНИКА

Мише Книжнику

Старенький доктор, в халате и в шапочке белой,
с чёрной клюкой продвигается по коридору.
Что за судьба его гнула и не одолела,
чёрное с белым оставив стороннему взору?

В чёрных ботинках, а правый чернее, в котором
ортопедия родная скрипучим укором — слышно? —
и в чёрных штанах, что по нынешним летам
брюками не назовёшь, обтянувшись вельветом.

Белые кудри из-под колпака, и рубаха
белая, из-под халата такого же цвета.
Только два цвета при нём, да и то, если это
можно цветами назвать без упрёка и страха.

Ну а теперь, никакой живописец,
но чтобы восстановить равновесие и справедливость,
а не затем, чтобы стихотворение длилось,
изобразить я попробую в храме хворобы
всею палитрой иные предметы и лица.

Очередь, будто из ряженых, ждёт и томится.
Плюши и замши сидят, кружева и мохеры, кожи…
И даже примерные пенсионеры,
пальмы, плакаты о гриппе и дизентерии,
графики роста, таблицы антропометрии,
вред табака, гонореи и прочей заразы —
всё разноцветно, на радость уставшему глазу.

“Что за мораль? — удивится мой добрый редактор.
Не проповедует автор ли самолеченье?”
Юность моя чёрно-белая — старенький доктор,
кашляй, печалься, хромай, но живи во спасенье.

Михаил КНИЖНИК

ИЮЛЬ В ГОРОДЕ

Игорю Бяльскому

Зной торжественно шествует
и теснит, расширяя, предметы.
— Вам чего?
— Мне «ташкентскую» *…
— А её-то как раз-таки нету.

Звон фонтанчика в зной
льёт бальзам воспалённому рту.
Парню с «Красной Звездой»
что-то тесно в аэропорту.
И восточным базарам
тесно в рамках колхозного рынка,
словно крымским татарам
всюду тесно без жёлтого Крыма.

Зной людей вытесняет
(словно людям от зноя теснее),
а потом в Ленинграде,
в Ашкелоне, в Афинах, в Сиднее
снится дом на Асакинской
и стена в голубом винограде.

То ль до мозга кости
мне привычка заменою чуда…
Приезжайте гостить.
Я ещё здесь немного побуду.
1989

* минеральная вода