Заварины История Ташкентцы

Владимир Вертелецкий.

Александр Иванович Заварин с женой Олесей

По жизни мне везло на интересных людей: 110-я школа, сильная группа в институте и, главное, сильный творческий коллектив разработчиков и эксплуатантов программного комплекса автоматизированной системы диспетчерского управления Объединенной энергосистемы Средней Азии, куда я попал сразу после института.

Там я нашел своих друзей, с которыми и провел свою жизнь, главным из которых был Александр Иванович Заварин, к сожалению, рано ушедший из жизни. Он активно участвовал в разработке этого комплекса. Позже Заварин ушел в фирму АСБТ, которая начинала, как разработчик банковской системы Узбекистана. Теперь в большом числе наших банков установлен их программный комплекс. На счету фирмы также программный комплекс МВД и паспортной системы Узбекистана, валютной биржи Узбекистана и много других крупных программных проектов. И теперь, получая банковские услуги или паспорт, обратите внимание на логотип ASBT на дисплее сотрудников и помяните добрым словом хорошего программиста и великолепного человека моего друга Александра Ивановича Заварина.

Дорогим Завариным в знак признательности за долгие и прекрасные годы дружбы

Автор

Виноградную косточку в теплую землю зарою,
И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву,
И друзей созову,
На любовь свое сердце настрою…
А иначе, зачем на земле этой вечной живу?

Булат Окуджава

За более чем двадцать пять лет близкой дружбы и тесного общения я стал большим «завариноведом» и «олеселюбом». Долгие годы «исследований» даром не проходят. И теперь, обобщая накопленный материал, уже могу выступать на «завариноведческих» симпозиумах с докладами на тему, например, «Психологическая конгломерация и нонконформизм, как заваринское альтер эго» или, скажем, «Эмоциональный катарсис собеседника, как коммуникативный метод общения Олеси», а также другие «высоконаучные» темы. Но это сюжет не литературного, а научного процесса, который здесь неуместен. Наверное, с подобными докладами Заварины могут выступать и обо мне.

ОДУ Средней Азии, сектор МО ВК САСДУ. Начало 1980-х. Слева направо: сидят: Борисова, Потуремская, Михневич, Бондаренко, стоят: Логинов, Рожнов, Вертелецкий, Заварин, Гармаш.

Первое впечатление о Заварине я получил, поступив на работу в САСДУ ОДУ Средней Азии. Там был худощавый элегантный, но, в тоже время, просто одетый, парень с аристократической утонченностью в лице, окаймленном пшеничными бородкой и усами. Он был веселый и компанейский. Вначале он меня не воспринимал никак, и это понятно. Зеленый новичок (не газ), я только находился на этапе становления, и «гусеница» всегда не так интересна, как «бабочка». А Саня со своим артистизмом, утонченностью и юмором был любимцем женщин, да и мужчин (не путать с голубизной).

Артистизм Сани проявился в его театральном творчестве. Еще в студенчестве в ТашПИ он стал одним из ведущих актеров СТЭМПа (студенческого театра миниатюр). Несмотря на не серьезное название, это было очень серьезное заведение, благодаря руководителю – энтузиасту, талантливому режиссеру, цельной личности. Он без скидок на «молодежность» ставил перед ними «сверхзадачу» и добивался ее реализации. А репертуар от Чехова до «капустника» позволял набраться разнопланового актерского мастерства. Руководитель театра серьезно поставил актерскую учебу, и участники профессионально (на уровне хорошего театрального института) занимались этюдами, пластикой, речевым тренингом. Думаю, останься Саня в театре, из него вышел бы знаменитый прекрасный актер. Артистически-богемная среда позволила развить художественные способности Заварина, в частности пластику, умение владеть своим телом, дикцию.

Я видел его только в одном спектакле – «Улыбнись Айхон», где он с усами и бородой блистательно играл девушку Майсару. Спектакль решен в рамках народного узбекского спектакля бродячих актеров-кызыкчи. Это переделка известного спектакля «Проделки Майсары». Действие начиналось еще в фойе, где кызыкчи веселили публику розыгрышами и шутками. Спектакль поражал искрометностью, легкостью, слаженностью и профессионализмом актерского состава.

Программка спектакля.

Саня великолепно играл на карнае – двухметровой трубе, причем играл без рук, балансируя им на губах при запрокинутой голове, что является верхом мастерства у профессиональных карнаистов. Кроме того, у него прекрасно получалось горизонтальное движение головой – характерное па узбекского танца.

Там же в СТЭМПе он познакомился с будущей своей женой Олесей Бойко, голубоглазой действительно «бойкой» хохлушкой. Пять лет непрерывной осады привели к взятию этой крепости. Олеся вышла за него замуж. Хотя более противоположных людей трудно найти. Их брак напоминал мне брак англичанина с итальянкой. Заварину, который имеет в родне шведов, присуща, по-моему, некоторая холодность, эдакий «англицизм», которую компенсирует «итальянскость» его жены.

У Сани была (наверное, и есть) огромная тяга к самоутверждению и в спорте, и в искусстве, и в программировании, вообще в жизни. Может быть, поэтому кумиром для него стал его начальник Брискин, сам бывший воплощением этой черты.

Не случайно Заварин сам перешел в 110-ю школу — ему не хватало интеллектуальной среды. И, также как и меня, его во многом сформировали годы, проведенные в этой школе.

Надо сказать, что 110-я школа была явлением уникальным в жизни Ташкента. Это одна из первых специализированных школ, ее классы имели математический и физический уклоны.

В эту же школу в маткласс я устроил свою дочь (надо сказать после Успенки). Это была традиция, когда ученики 110-ой позднее приводили в 110-ю своих детей. Также и Заварин привел сюда свою дочь Катю, которая училась в одном классе вместе с моей.

Работая в ОДУ, Заварин еще и подрабатывал в 110-ой преподавателем программирования в старших спецклассах. Между прочим, Саня – великолепный педагог. Твердость и тактичность в сочетании с умением доходчиво объяснять сделали его любимым учителем. Кстати, это «аукнулось» Заварину много позднее.

Как-то на улице он встретил молодую женщину, которая с открытой улыбкой подошла и поздоровалась с ним. Это оказалась его бывшая ученица. Повспоминав былое, она сказала, что сейчас работает в вычислительном центре МВД. И далее, смущаясь, добавила, что когда разбирала электронную базу правонарушений, обнаружила вытрезвительные данные на своего любимого учителя и уничтожила их. Так что, он теперь по-прежнему чист, как агнец.

А дело было так. Однажды после серьезного отмечания праздника в ОДУ Заварин возвращался домой. При этом он транспортировал друга, который не устоял в борьбе с Зеленым Змием. Сам же Саня был вполне вменяем и твердо стоял на ногах. Когда они уже почти добрались до автобусной остановки, рядом с ними затормозил милицейский, как мы тогда называли, «комбайн по уборке хмеля», и им было предложено сесть в него. Милиционерам ставили план по задержанию и доставке в медвытрезвитель пьяных, и при невыполнении его они гребли всех без разбора. Все попытки вежливо отказаться ни к чему не привели, и друзья были доставлены в вытрезвитель. Мой друг, как знаток американских детективов, сказал, что у задержанного есть право на один телефонный звонок. После долгого препирательства ему уже под утро разрешили позвонить. Он набрал номер и сказал: «Лолочка забери меня отсюда». И Лола, подруга его жены, как майор милиции, «отмазала» их.

Другой раз, опять же таки, после отмечания праздника в ОДУ Заварин вместе с коллегами пошел провожать сотрудницу. Ну, уж тут все они были точно трезвы. Ее около метро должен был встретить муж. Муж что-то задержался, и они около метро, громко смеясь, вспоминали отмеченный праздник. Внезапно появился милицейский патруль, который стал грузить мужиков в уже упоминавшийся «комбайн». На возмущение провожаемой сотрудницы патруль сказал: «Женщина, будешь выступать, составим протокол о занятии тобой проституцией, а этих (он показал на загруженных) укажем как твоих клиентов». И из этой передряги вытащила его Лола (да зачтется ей все хорошее, сделанное ею). Вытащить то вытащила, а данные все-таки попали в компьютер. Но, благодаря своей ученице, Саня по-прежнему может смотреть на мир своими чистыми голубыми глазами.

Мой друг всегда был увлекающимся человеком (кстати, я очень люблю разносторонних людей, так как только такой человек раскрывается полностью и интересен как личность). И одним из его увлечений была дача. Это была его «экологическая ниша». Туда он ездил каждую неделю на выходные, духовно заряжаясь, эмоционально разряжаясь и физически укрепляясь. Надев драные штаны и дыша свежим воздухом, Саня раскрепощался душой. Упражняясь с лопатой и перетирая между пальцами навоз, он снимал с себя весь напряг, накопившийся за неделю. Его, как и меня, тянула земля. В этом сказывался зов наших деревенских предков.

Большую сельскохозяйственную работу Заварин проделал на помидорной ниве. Прочитав массу литературы по этому вопросу (как и по огородничеству и садоводству вообще), он списался со многими селекционерами Союза. И те присылали ему семена и посадочный материал. Единственное, что Саня просил коллег привезти из командировок, это саженцы или семена. Меня он, например, просил привезти (не при дамах будет сказано) фейхоа. Оказалось, что это такое растение. Но я не смог выполнить его просьбу.

На его даче были такие экзотические растения, как ремонтантная клубника или лимонник и многое другое. Но истинным «коньком» его были помидоры. Перепробовав под сотню сортов (в том числе и такую экзотику как черные помидоры), Саня остановился на нескольких, которые и выращивал. Каждую осень он устраивал на работе томатную дегустацию, принося и нарезая эти разноцветные помидоры, каждый из которых имел свой характерный вкус. Всех потрясал томатный сок ярко желтого цвета. Я навсегда запомнил маринованные помидоры, которые «закручивала» его жена. В трехлитровом баллоне были три слоя маленьких ярких помидорчиков красного, желтого и оранжевого цветов. Баллон был как картина экспрессионистов.

Вообще, все на дачном участке делалось по науке. Прививка, обрезка, подкормка и прочее. Заварин покупал прекрасную литературу по этому вопросу, в основном переводную издательства «Мир», и штудировал от корки до корки, мало того, применял на практике.

Кстати, на даче у Сани я был только один раз — летом. От старого города до его дачи в районе Казминвод шел автобус. Предварительно на старогородском базаре было закуплено все необходимое: лепешки, мясо, овощи. Заварин заранее припас сетку отличного пива. С большим трудом втиснулись в переполненный автобус, и час пилили по жаре, при этом в давке по моей спине буквально размазали молодую казашку. Приехав на дачу, мы первым делом (благо опыт большой) поставили пиво в холодильник. Далее, оставив минимум одежды, принялись выпалывать тропические джунгли сорняков, вымахавших по грудь. Раз в час мы устраивали передых в теньке с запотевшей бутылочкой в руке. Мы так увлеклись, что к темноте выпололи почти весь участок, наворотив огромный стог сорняков. И только теперь решили заняться ужином. Я подготовил продукты и заложил в казан ингредиенты домламы. Сверху все обильно посыпал прекрасно пахнущими травами, любовно выращенными Саней на даче: сельдереем, петрушкой и укропом (семена их прислали ему из Прибалтики). Через десять минут манящий запах стоял на весь дачный поселок. Мы находились в эпицентре запаха, и муки голода были неописуемы. Мой друг умолял меня не дожидаться готовности и начать дегустацию. Но я твердо настоял на том, чтобы дотерпеть положенное время (кстати, это был один из уникальных случаев, когда я смог переубедить Саню). Сняв крышку и вдохнув аромат готовой домламы, мы чуть не утонули в хлынувшем в желудок пепсине. Обжигаясь и чавкая, слопали в темноте по здоровенной порции этой чудесной пищи, запивая это холодненьким пивком. С трудом отвалив от стола, мы легли на спину на айване, выставив чудовищно вздувшиеся животы вверх. Переведя дух, выкурили по сигарете и допили по последней бутылочке пивка. Утром нас разбудила мама Сани, приехавшая на дачу. Заметив ужас в ее глазах, мы спросили: «В чем дело?». «Вы посмотрите на себя в зеркало». Из зеркала на нас взглянули опухшие морды двух вурдалаков с заплывшими глазками. Увидев сетку пустых пивных бутылок, она поняла в чем дело. Но, обратив внимание на огромный стог выполотой травы, сменила гнев на милость.

Следующим номером нашей дачной программы была срубка большого двадцатилетнего грушевого дерева. Узнав о наших намерениях, санина мама заголосила как по покойнику. Но мой друг твердо сказал, что грушу мы свалим, так как за двадцать лет от нее кроме груш, размером со спичечный коробок, вкусом и твердостью напоминающих древесину, ничего не было. Трудность заключалась в том, что участок весь был застроен и засажен, и дерево надо было уложить в свободный узкий коридор, шириной метр. Но с помощью «лесоповального» опыта, приобретенного на практике в институте, мы с блеском выполнили задачу. На этом дачная программа этого уик-энда была завершена.

На своем дачном участке Заварин посадил несколько сортов винограда, и каждый год делал сам домашнее вино неплохого качества. А из отжимок гнал прекрасный самогон, используя прозрачный лабораторный стеклянный дистиллятор. Мало того, что получался прекрасный продукт, но и сам процесс его производства был эстетически прекрасен. Сколько застолий украсили и облагородили эти напитки.

Перестройка и начавшийся капитализм донельзя уплотнили Санину производственную жизнь. И на дачу уже не было времени ездить. Дача потихоньку хирела, несмотря даже на то, что соседи по даче присматривали за ней и поливали. В конце концов, мой друг решил продать ее. Но когда ему предложили за дачу пятьдесят баксов, он хмыкнул, плюнул и сказал, что лучше он подарит ее друзьям. Что и сделал позднее. Но я знаю, что в душе у него осталась тоска по этой родной ему отдушине.

Крестьянские корни неистребимы. Родители моего друга – выходцы из этого слоя, всю жизнь проведшие на партийной работе. Отец был секретарем райкома партии, а мама директором Ташкентского института марксизма-ленинизма.

Вообще, с Завариным было приятно работать. Он никогда не умничал, не давил советами. Просто делил работу по участкам и делал свой объем, стараясь оптимизировать затраты и улучшить качество. Это был стиль работы нашей компании.

Как-то так получилось, что часто мы вместе работали на загрузке контейнеров отъезжающим друзьям. Когда уезжал наш друг офицер, переводящийся в Россию, то пригнали для загрузки огромный морской контейнер. Машину с ним поставили на летнем солнцепеке, и уже через час внутри можно было плавить металл. Контейнер загружали я и Заварин, остальные подносили вещи. Наша работа напоминала работу горновых в сталеплавильном цехе. Переведя дыхание и глотнув воды, мы брали очередной предмет и ныряли в раскаленное нутро контейнера на укладку. Это была одна из самых тяжелых погрузок.

В качестве контрастного примера рядом работал наш общий знакомый — военный журналист. Первым делом он переоделся в старенький спортивный костюм и, подойдя к нам и глядя распахнутыми глазами, совершенно искренне спросил, что ему делать. Мы сказали: «Принеси книжные полки». Он пошел, принес две пустые книжные полки (ну вы знаете, такие прямоугольные короба) и поставил их посередине площадки на попа. Затем с теми же распахнутыми глазами и тем же вопросом «Что делать?» опять подошел к нам. Мы слегка удивились, поскольку в нашем кругу мужики сами оценивали объем работы и сами брались за самое необходимое в данный момент. Но, тем не менее, сказали: «Принеси ящики от письменных столов». Он принес их вместе с содержимым и взгромоздил на стоящие на попа книжные полки. В результате все это хлипкое сооружение рухнуло, завалив всю округу содержимым ящиков. Мы поняли, что наш знакомый — представитель того большого отряда мужиков, которые для того, чтобы что-то делать, требуют человека, который бы постоянно ходил рядом и говорил ему: «Возьми в правую руку это, в левую то, иди туда, поставь сюда и т.д.». Они живут в собственном мире, мало соприкасающимся с реальностью, и стараются не загружать свою голову всякой бытовой ерундой. В напряженной работе это страшные люди, и уже через насколько минут хочется их послать. Поэтому мы «приняли единственно правильное решение», отослали его на обочину с каким-то простеньким занятием, по интеллектуальным и физическим затратам, приравненным к ковырянию в носу. От таких людей главная помощь – это не путаться под ногами.

Мы работали в службе, персонал которой в лучшие годы составлял более 80-ти человек. В подавляющем большинстве женщины. Все мы вступали в возраст, когда один за другим уходят родители. Получилось так, что наша группа молодых сильных мужиков по просьбам участвовала в похоронах родителей и родственников почти всех наших сослуживцев. Как-то мы с Завариным подсчитали, что за свою жизнь мы организовывали и участвовали в более чем 30-ти похоронах, и Саня сказал: «Когда мы предстанем перед Всевышним, он нам это зачтет, скомпенсировав наши грехи». Себя мы грустно называли «похоронной командой».

Со временем мой друг дорос до начальника сектора в САСДУ. В его подчинении находилось под два десятка девушек, обслуживающих круглосуточную эксплуатацию оперативно-информационного комплекса (ОИК) ОДУ Средней Азии. Мы его дразнили: «Умывальников начальник и мочалок командир», памятуя вычислительную технику и девушек, которыми он распоряжался. Важность круглосуточной работы комплекса была такова, что даже при получасовом простое ситуация разбиралась самым высшим руководством ОДУ.

Общеизвестно, что бабский коллектив – страшная сила. Только Сане с его знанием психологии и женской души удавалось обуздывать этот вулкан страстей, не допуская эмоциональных извержений. А «минным полем» в его работе было все: от составления графика смен до выдвижения сотрудников в победители соцсоревнования. Немного спасало то, что он не делил деньги (меркантильная составляющая в работе «одуевцев» была минимальна). На этом взрывоопасном поприще мой друг добился признания и любви всего женского состава службы.

Корсар женских сердец

Помимо администрирования бабьего коллектива Заварин занимался непосредственно программированием, вначале самостоятельно, затем в тандеме с Дмитрием Мандалакой – очень сложным в постоянном общении и тесной работе человеке. Но и с ним он нашел общий язык и успешно решал программные задачи ОДУ (я их дразнил «братьями Гонкурами», так как они постоянно сидели вместе, и творчество их было 100% совместным). Саня участвовал в создании многих «крутых» сасдушных проектов: ОИКа, графика, где освоил «передовой» симплекс-метод – революционный математический метод в решении систем нелинейных уравнений. Апофеозом Заварина было совместное с Мандалакой создание «Инфомейкера» — программного комплекса конструирования автоматизированных рабочих мест в dBase-овской среде, написанного на Clipper-е. Комплекс был настолько глубоко идеологически продуман, что во многом предвосхитил современные системы типа PowerBuilder и прочих. На пользовательском уровне система была прекрасно «вылизана», но со стороны «конструктора» была полна «углов, шипов и вывертов», что сильно затрудняло его использование «конструктором», не сильно продвинутым в программировании. На вылизывание этой стороны «Инфомейкера» у них просто не хватило сил и времени, как говорится: «Нельзя объять необъятное». Но это, по-моему, любимое детище моего друга, работает вот уже свыше пятнадцати лет в ОДУ.

Когда мне пришлось после десятилетнего перерыва вернуться к программированию, заваринская помощь была жизненно необходима. За 10 лет притупились мои программистские навыки, пришлось изучать новый программистский инструмент PowerBuilder. Коллектив, в котором я работал, очень отстраненно отнесся к моим трудностям, даже не предложив свою помощь в том, что они хорошо знали. Я утонул в океане возможностей PowerBuilderа и хелпах на английском языке, который я знал плохо. Набив огромное количество «шишек», я все больше панически убеждался в том, что никогда в этом не разберусь. И только Саня, который в совершенстве знал этот материал, своими консультациями вселял в меня уверенность в том, что «не боги горшки обжигают». Первую мою программу фактически написал он, а я усиленно пытался разобраться в его совершенных скриптах. На первых порах мне это удавалось с большим трудом. Но с годами пришли опыт и знания, позволившие плавать самостоятельно. И эту его дружескую поддержку я буду помнить всегда.

Начальник службы Брискин допускал его к святому святых – программистским «левакам», что говорило о высоком уровне оценки Саниных способностей и возможностей. Но при уходе из ОДУ Брискин даже не предложил ему участие в будущем кооперативном творчестве. Это удивило, потрясло и обидело Заварина так, что «заноза» сидит в нем до сих пор.

Возвращаясь к предыдущему, еще раз хочу подчеркнуть значительную интеллектуальную составляющую Заварина. Именно это, в значительной мере, позволяло достичь успеха Саниным начинаниям в различных областях. С ним можно было вести беседу на любую тему, причем на высоком, отнюдь не дилетантском, уровне. Этому во многом способствовала высокоинтеллектуальная среда, окружавшая его на работе, в семье, среди друзей. Отъезд друзей и смена работы привели к оскудению интеллигентного окружения Заварина (процесс глобальный и поступательный). Грустно видеть как внешне он, чтобы не выглядеть белой вороной, старается походить на его окружение. Но нутро то не спрячешь. И только приобретенная мной с годами уверенность, что интеллигент не «рассосется» никогда и нигде, немного утешает в этой ситуации.

Общеизвестно, что истины, как грибы, рождаются спорами. Но у Заварина было жизненное правило – никогда не спорить. Он дважды высказывал свою точку зрения. Если оппонент дважды не соглашался, Саня просто переводил разговор на другое или уходил. Он терпеть не мог пустого «перетирания». Если же спор касался чего-то принципиально важного и требующего действия в данный момент, то мой друг или настаивал на своем решении или делал это сам.

Заварин отличался тем, что не давал выхода своим эмоциям. Выдержанность его вошла в легенду. Если кто-то доставал моего друга, то внешне это выражалось только в игре желваками на Санином лице. Только один раз я был свидетелем и участником эмоциональной вспышки героя. На хлопке наши раскладушки находились впритык друг к другу. Раздвинуть их не было возможности по причине ограниченности площади барака. Каждое утро я вставал, как можно позднее из-за любви понежиться в постели. Но мой друг вставал еще позже, стараясь отоспаться на всю оставшуюся жизнь. Поднявшись, я потягивался, одевался и застилал свою раскладушку. Это застилание заключалось в скатывании к изголовью постели вместе с матрасом в рулон. Так как это действо я совершал со всей утренней решительностью, то облачко пыли от постели, находящейся в бараке с земляным полом, овевало спящего. И уголком простыни задевал лицо спящего соседа, от чего он к своему неудовольствию просыпался. Проснувшийся «собарачник» вежливо просил не делать больше подобного. Но так это действо осуществлялось каждое утро (постель то надо убирать, и спросонок уже не помнишь вчерашнего) раз от раза в голосе разбуженного прибавлялось металла. Когда в семнадцатый раз я нанес простынное и пылевое оскорбление Заварину, он вскочил в трусах, посмотрел на меня стальным взглядом (нечто похожее вы видите во взгляде персонажа ниже на картине), не предвещавшем ничего хорошего, и сказал чуть повышенным по сравнению с обычным тоном, что даст мне по морде в следующий раз. При этом бешенство в его глазах не оставило у меня никакого сомнения в осуществимости его намерений. Поэтому на следующее утро, решительно взявшись за матрас, вдруг вспомнил стальной блеск глаз друга и нежно медленно свернул постель, старательно не задев спящего.

Надо сказать, я вместе с Завариным прошел много хлопковых, овощных и фруктовых компаний. Даже многомесячное «сидение» с ним никогда не было в тягость. Его легкий характер, дружеское расположение, умение и желание быть участником преферанса, и многое чего еще, скрашивали скотские условия быта, невкусную баланду и негритянский труд на плантациях. Мы не заморачивались негативом, а относились к нему с точки зрения классика, как «к объективной реальности, данной нам в ощущениях» (Маркс). Юмор, преферанс и ежевечернее питие алкоголя не в гомерических объемах позволяли оставаться человеком и даже получать удовольствие. Упадочничества, депрессии и тоски я не замечал ни разу.

Как-то Саня после побывки дома привез на хлопок кусковой шоколад (неровные шматки размером с кулак) и полулитровую бутылку лимонадной эссенции (приторная очень крепкая спиртовая жидкость). Все это явно было вынесено с кондитерской фабрики «Уртак». Уединившись мужской компанией, попивая маленькими глотками эссенцию и закусывая шоколадом, мы просидели до утра за полуфилософскими разговорами, перемежающимися байками и анекдотами. То сказочное состояние компании «родственных душ» вспоминаю часто.

С годами Сане труднее стало себя сдерживать, особенно если нарывался на откровенное хамство. Он рассказал мне, что однажды шел к гаражу, где парковал свою машину. Проходя по тротуару, Заварин не пропустил машину, которая заворачивала через тротуар вглубь. За спиной он услышал грубейший площадной мат. Обернувшись, увидел молодого парня, выскочившего из машины. Тот подскочил к нему и, не прекращая материться, выбил ногой из рук Заварина дипломат. Этого Саня не стерпел, и дальнейшее его организм выполнил на автопилоте. Со всей силы хлопнув обидчика ладонями по ушам, он, зафиксировав ладонями голову обидчика, с размаху ударил ее о свою коленку. Явственно раздался хруст ломаемого носа. Затем сцепленными руками нанес удар под основание черепа. Парень расслабленно упал. Саня поднял дипломат, обтер его и спокойно продолжил движение, боковым зрением видя ужас попутчика обидчика, который со страха даже не вылез из машины. Правда, Заварина потом колотило так, что пришлось долго сидеть в своей машине, прежде чем завести ее.

Вспомнился забавный эпизод. После праздника 8-е марта Заварин пришел в ОДУ почему-то в черных больших очках, чем никогда не «грешил». Все утро он сидел в них. Потом снял и сидел в задумчивой позе, подперев лоб рукой. При этом эта рука прикрывала один его глаз. Через некоторое время, потеряв бдительность, мой друг убрал руку, и в комнате сразу стало светлее – под глазом сиял огромный фиолетовый синячище. Это было последствие праздничной разборки, в которой Саня защищал честь женщины. Остаток рабочего дня синяконосец был объектом шуток. А в конце рабочего дня к нему подошел мужик из диспетчерской службы (довольно странноватая личность с некоторым шизофреническим налетом) и, отозвав в сторонку, тихо и торжественно сказал: «Саша, не расстраивайтесь. С мужчинами это бывает».

«Лаокоон» (шутка)

В это время была цепочка совпадений: после Нового года с фингалом пришел один, после 23 февраля другая, после 8-го марта Саня. Перед Первомаем мне сказали: «Вертель, твоя очередь. Выбирай сам: или ты приходишь после праздника с фингалом, или после праздника мы тебе его поставим сами. Нельзя отступать от традиций». Но от традиций я отступил и пришел без «фонаря», ну, так получилось – не судьба.

Саню знали, любили и ценили все в ОДУ. От руководства до вахтера. До сих пор в ОДУ Заварин самый желанный гость, с которым все здороваются и которому все улыбаются. Мало того, если мой друг даже заикнется о том, чтобы его взяли назад в САСДУ, то это будет сделано мгновенно. Перестройка всех нас резко посадила на финансовое дно, а поступление дочери в институт требовало больших денег. Именно поэтому, вначале я ушел в фирму АСБТ, а потом перетащил туда и Заварина, который в тот момент находился в кризисе из-за конфликта с руководством по поводу концепции развития программного комплекса ОДУ. Саня ушел даже на таких условиях, что первое, довольно долгое, время не получал вообще никакой зарплаты. Это сильно подорвало финансовый уровень семьи, жившей традиционно «с колес» без всяких накоплений. И период для семьи был очень тяжелый. Но затем ему стали платить очень приличные деньги, и еще далее он вошел в состав учредителей АСБТ. На настоящий момент работа его полностью устраивает и с точки зрения зарплаты, и социального статуса, и уровня программных разработок. И только изредка ностальгически щемит сердце по тем прекрасным временам молодости, когда мы с юным энтузиазмом в замечательном коллективе ваяли крутые задачи.

Заварин, будучи в ОДУ, вступил в коммунистическую партию – в то время явление уникальное для ИТРовца (для молодежи расшифровываю: иженерно-технический работник) из непроизводственной конторы, причем не коренной национальности. Тогда к новым членам партии относились с позиций «партийной евгеники». Была такая научная теория «евгеника» в двадцатые годы двадцатого века, которая подходила к развитию человечества чуть ли не с селекционных позиций. Вот такую же селекцию проводили партфункционеры, пытаясь не пускать в партию «чуждые элементы» и выдерживая процент. Но, по моему мнению, это-то как раз и явилось одной из главных причин «загнивания» компартии. Апофеозом подобной практики было то, что когда ОДУ по случаю очередного партийного юбилея вышло в райком с инициативой наградить отличившихся работников, им ответили: «Вам выделена одна медаль, но представителю коренной национальности, женщине до двадцати пяти лет, члену партии».

Чтобы попасть в партию, Заварину пришлось изобразить бешеную активность в райкоме комсомола, где он много времени потратил на различные занудные и бесцветные мероприятия. В результате этого партийная дверь со скрипом приоткрылась, и в создавшуюся щель он и проскользнул. Причем, зачем Сане это было нужно, до сих пор покрыто для меня мраком. То ли он из чисто спортивного любопытства решил покорить эту «вершину», то ли думал, что это поможет в карьерном росте, то ли по-мальчишески мечтал принадлежать «ордену меченосцев».

Как член партии он выполнял различные поручения, в одном из которых он «замазал» и меня. Ему райком поручил проверить торговую точку. Для создания «кворума» — трех человек, он «уломал» меня и еще одного коллегу, которых долго обучал, что делать и что говорить.

Нам достался овощной магазин на Высоковольтной. Это была расположенная в глубине квартала «стекляшка» с совершенно пустым и крохотным торговым залом (если его можно так назвать) 3х5 метра и еще более крохотной подсобкой.

Вначале мы долго мялись, вышагивая перед магазином. Наконец, собравшись духом, вошли и сделали контрольный закуп: полкило вонючей прокисшей капусты и два подгнивших лимона. После получения сдачи произнесли магические слова: «Контрольная закупка». Меня сильно удивила совершенно спокойная реакция продавца на эти страшные, вроде бы, для него слова. Перевес показал точность грамм в грамм, и сдача была дана копейка в копейку (такого не бывало в Ташкенте отродясь).

Позднее, разбирая ситуацию, пришли к выводу, что, во-первых, магазинщик заранее знал о проверке, во-вторых, три новых прилично одетых человека сразу бросались в глаза в этом пролетарском районе, в-третьих, мы сразу засветились, долго смущенно шастая перед магазином, в-четвертых, ну не могут такие люди покупать подобное дерьмо. Только даун в пятой стадии болезни мог не догадаться, что эти люди здесь неспроста.

Магазин был традиционно для того времени пуст. В ассортименте было вышеперечисленное дерьмо и трехлитровые стеклянные баллоны с прокисшим и заплесневелым яблочным соком, срок хранения которого истек еще два года назад. Это единственный негатив, который мы отразили в акте, который совершенно спокойно подписал магазинщик. Все это находилось в магазине для отвода глаз, а жил магазин с левой продажи, минуя прилавок, дефицита. Еще меня удивило штатное расписание магазина: в крохотном магазинчике, где и для одного не хватало работы, было десять штатных должностей, и все они были заполнены.

Одной из существенных «загогулин» Заварина была рыбалка – еще одна его «экологическая ниша». Уже и не знаю, кто пристрастил Саню к рыбалке, но на «крючок» он сел крепко. Периодически на выходные или праздники исчезал он из дома чаще всего со своим соседом. Чаще всего на Арнасайские озера – рыболовный рай. На огромных водных просторах, прогретых солнцем, «колосилась» рыба: сазан, судак, сом, змееголов и прочее. Если еще добавить, что егерь тамошнего охотхозяйства был их «друганом», то понятно, что рыбачили они там в лучших местах как «белые люди». По словам Заварина они привозили оттуда мешки рыбы. Не знаю, рыбу я не видел, а вот по возвращении мешки под глазами регулярно. У меня было такое подозрение, что задолго до выхода на экраны «Особенностей национальной рыбалки» они «экранизировали» это на Арнасае.

Чтобы легально ездить в охотхозяйство, Саня вступил в общество охотников и рыболовов, регулярно платил членские взносы. Он затащил и меня в это общество (на самом деле я сам вступил, надеясь реализовать так до сих пор и неосуществленную детскую мечту о собственном ружье).

Однажды, поддавшись на его сказочные рассказы о местах обетованных, я изменил своему дивану и дал согласие на участие в трехдневном рыбном походе, представляя себе приключения в духе Майн Рида или Фенимора Купера. Неделю до поездки я каждый день выслушивал многочасовые лекции о методике приваживания, подсекания, вытаскивания и прочих технологических особенностях лова рыбы и рыбачьих премудростях. Помимо этого шло непрерывное изготовление рыболовных снастей в объеме, удовлетворившем целую рыболовную флотилию. Делались кружки из пенопласта, переметы, чинились сети, удочки и прочее. Апофеозом было затачивание рыболовного крючка, размером с крюк для мясных туш. При этом таинственно на ухо сообщалось: «Для сома». К отъезду дальняя часть машинного зала ОДУ была завалена толстым слоем рыболовных снастей, бивуачного оборудования и одежды. Создавалось впечатление, что готовилось нечто, сравнимое с гималайской или арктической экспедицией.

Наконец настал долгожданный день. У подъехавшего к воротам ОДУ старенького раздолбанного автобуса, принадлежащего городскому обществу охотников и рыболовов, собралась радостная толпа рыбаков. Быстренько погрузили «курганы» снаряжения. Сразу же бросилось в глаза: что ни рыбак, то любитель «заложить за воротник». Уже перед посадкой выяснилось, что рыбачки (в основном технари из ОДУ) взяли с собой месячный запас технического спирта, выдаваемого на протирку контактов — фантастическое количество литров.

Питие началось, как только мы сели в автобус (он еще не тронулся). Разведенный спирт лился рекой, и все быстро пришли в наипрекраснейшее расположение духа.

Наконец автобус тронулся. Всю дорогу раздавались заздравные речи и звон кружек. Только дорога продолжалась недолго. Отъехав пару километров от Ташкента, автобус встал. Шофер с наиболее трезвыми рыбаками стали ковыряться в автобусных кишечках, и через час колымага опять тронулась. Однако еще через несколько километров автобус опять заскрежетал. Внутренний голос сообщил мне, что в эту поездку видно не судьба нам добраться до Арнасая. Предчувствие меня не обмануло. Бурно обсудив с использованием идиоматических выражений сложившуюся ситуацию, рыбачье вече решило причалить к ближайшему месту, где есть хоть что-то рыбное.

Свернули к чирчикским озерам. Но там кроме мусора ничего не нашли. Рыбачье вече второго созыва решило ехать на Айламу. Свернули в другую сторону и попилили по проселочной дороге куда-то вглубь. Автобус, заскрежетав так, как если бы ему в шестеренки засунули лом, встал окончательно. Смеркалось. Мы выгрузились посреди какого-то поля, окруженного со всех сторон ирригационными каналами и почему-то наполовину залитого водой. Двое самых трезвых с бредешком пошли облавливать лужи, а остальные продолжили «оргию», только уже на земле.

Бредешочники вернулись, неся пару рыбешек, размером с ладонь. Все остальные были уже мертвецки пьяны, и бивуак напоминал Куликово поле непосредственно после битвы. Живописно разбросанные тела лежали там, где их застал алкогольный нокаут. Изредка тишину прерывали жалобные стоны и молодецкий храп.

Создается впечатление, что Васнецов (художник) был на Айламе (начальник ОДУ тоже Васнецов, примечание автора).

Утром, опохмелившись, мы услышали окончательный диагноз шофера: в связи с коматозным состоянием автобуса мы никуда не едем, мало того, даже домой. Поэтому было принято решение: оставить вещи в автобусе (его позднее отбуксируют в Ташкент), забрать самое ценное (конечно спирт) и пешком выбираться на главную дорогу, где будем ловить попутки до Ташкента.

Проходя по проселочной дороге, мы вышли на плотину крупного ирригационного канала прямо перед впадением его в реку Чирчик. Дело было весной, и из реки в канал шла нерестящаяся рыба. Ее ход преграждала плотина, перед которой она кишела. Здесь же в нижнем бьефе крутились алюминиевые рыбачьи лодки-казанки, с которых бросали сети-накидки. Каждый бросок приносил штук десять карасей размером с пол локтя. Здесь же рядом кучковались перекупщики, у которых я по дешевке купил сетку рыбы. И пришел к мнению, что именно подобный метод лова рыбы для меня оптимален.

Выйдя на главную дорогу, вся толпа принялась ловить попутки. На наше счастье остановился пустой автобус, направляющийся в Ташкент. Загрузившись, стали допивать недопитое (не домой же это везти). Запасы выпивки были сделаны на три дня, а приняты за сутки. В результате горе — рыбаки стали напоминать то ли «бурлаков на Волге», то ли «вурдалаков на привале».

В Ташкент приехали вообще никакие. Автобус подъехал прям к ОДУ, и мы сгрузили и занесли на работу (благо был выходной, и не было начальства) «одеревеневшие» тела. Оставив их отсыпаться, я уставший пошел домой. Если бы не сетка карасей, которых я зажарил в сметане, так и вспомнить было нечего. Да, как говаривал спортивный комментатор Озеров: «Такая рыбалка нам не нужна».

После этого мой друг еще неоднократно «совращал» меня, зазывая на рыбалку, но что-то сильно не тянуло. А «накат капитализма» не оставил и Заварину ни сил, ни времени на этот «праздник души» для него.

Со временем обнаружилось, что у нас во многом сходные литературные вкусы: Фазиль Искандер, Богомолов, Суворов, Жванецкий, Конецкий и многое другое. Ему, как и мне, близка мемуарная литература и военная тематика. Но он, в отличие от меня, обожает детективы, особенно Маклина. По общим для нас темам мы обсуждаем прочитанные книги, часто советуем что прочитать, обмениваемся книгами. Надо сказать, что круг людей, интересующихся приличными книгами, сузился до единиц, что делает подобного собеседника исключительно ценным.

Да и вообще вкусы у нас были родственными, поэтому всегда приятно обсудить с ним концерт, выставку, спектакль, просмотренный по телевизору фильм и прочее. Круг его интересов был разнопланов и во многом пересекался с моим. Ко всему прочему Саня обладает прекрасным чувством юмора и самоиронии, что позволяет ему на лету подхватить шутку и развить ее. Он не боится специально «подставиться», чтобы дать возможность собеседнику блеснуть остроумием. Все это позволяет превратить наши сборища в вакханалии смеха. Причем юмор его не обиден. Как всегда, Заварин тактично обходит «болезненные углы», в то же время, не упуская малейшей возможности «пройтись» по зазевавшемуся или «проколовшемуся».

Совсем забыл рассказать вам о значительном и знаменательном событии в жизни Заварина. В институте на военной кафедре мы все энергофаковцы (Саня в том числе) получили военную специальность офицера-артиллериста. Нас учили стрелять из гаубицы М-30 калибра 122 мм, при этом освоили весь комплекс знаний, связанный с артиллерией: тактику, матчасть, методы привязки огневых позиций, расчеты установок для стрельбы и многое, многое другое. Учеба была настолько качественной, что до сих пор по прошествии почти тридцати лет в голове проносятся: «Роща «огурец» на поле «коричневом», «Стрелять по пехоте, взрыватель осколочный» и прочая артиллерийская чешуя. А когда по телевизору показывают, ну все равно что, про артиллерию, мое «гаубичное» сердце екает. По этому профилю мы и проходили периодически переподготовку. Но Саню призвали на сборы и в связи с афганскими событиями поменяли специальность на спецназовца. Несколько недель он проходил переподготовку на базе чирчикского воздушно-десантного полка. Учили их по полной программе в лагере в предгорье в районе Азатбаша, готовили людей для так называемого ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Кроссы с полной боевой выкладкой, стрельба из различных образцов стрелкового оружия (в том числе и зарубежных моделей), стрельба из снайперской винтовки, приемы владения ножом, использование специальных диверсионных образцов оружия, броски боевых гранат, методика и практика подрыва сооружений, обращение с взрывчаткой, десантирование с парашютом из самолета (он совершил несколько прыжков), десантирование из машины на ходу с открытием огня, приемы рукопашного боя, методика и практика выживания и многое другое, необходимое спецназовцу в ходе реальных боевых действий.

И апофеозом тренировки стало десантирование с парашютом в незнакомом районе с последующим переходом в полной боевой выкладке в заданный на карте район, где надо было участвовать в учебном бою. Это был переход на выживание: несколько суток в безводном районе с полной амуницией, темп на пределе человеческих возможностей и с ходу учебный бой. Здесь, как нигде, пригодились Санин упорный и твердый характер, мужская гордость, физическая выносливость, умение работать с людьми.

Заварин на военных сборах

Еще одним десантным крещением было задание проникнуть на чирчикский военный аэродром, причем охранение, естественно, не было ни о чем предупреждено. Саня во главе разведгруппы проник на территорию действующего военного аэродрома, охраняемого вооруженным караулом по всему периметру. Они замаскировались на охраняемой территории и в течение нескольких суток выяснили об аэродроме все: расположение и характер всех аэродромных объектов, количество и модели самолетов, расположение и численность караула – в общем, все необходимое для вывода этого аэродрома из строя надолго. Кстати, если бы их обнаружили, то не знаю, как бы они выпутались из этой ситуации.

Саню с первых дней назначили командиром роты, и он с честью справился с этим. Его уважали как подчиненные, так и командиры. Командование настолько было довольно заваринской службой и им самим, что не однократно и настойчиво склоняло его к переходу в армию (надо сказать беспрецедентный случай, когда кадровый десантник уговаривает «партизана», презираемого им гражданского, остаться на «военке»). Еще на первых сборах Заварина в знак поощрения отпускали в увольнение домой, и он появился в ОДУ в отутюженной военной форме, в начищенных кирзовых сапогах и голубом берете, залихватски надетом на затылок, на манер еврейской кипы. Он светился изнутри от гордости. И надо же нарвался на меня, который, учуяв знакомый по термезским лагерям, где я проходил офицерскую подготовку после окончания ТашПИ, запах гуталина с кирзой, «амикошонски» сказал: «Ох, и казармой от тебя пахнет». Мой друг, как-то сразу опал, побелел, затем покраснел. И у меня было ощущение, будто я плюнул ему в душу. Стыдно до сих пор.

После этого Заварина стали регулярно призывать на сборы, и было видно, как Сане нравилась эта армейская жизнь. Сборы проходили на базе одной и той же части, где его уже знали, и кадровые офицеры относились как к своему. И если бы не ОДУ, которое удовлетворяло его больше, то быть бы моему другу десантником с афганским и чеченским опытом (кстати, в Афганистане он побывал, сопровождая самолет с военным грузом, слава богу, кратковременно, только на кабульском аэродроме).

Вначале его жена Олеся не произвела на меня большого впечатления (в этом сказалось моя «близорукость» – я вообще плохо понимаю людей). Мне казалось, что Саня с его аристократизмом достоин лучшего, что я в мужской компании и сказал. Самое удивительное, что один из этой компании передал Олесе эти слова. Что я никак не ожидал, эти слова глубоко обидели их, хотя придавать серьезное значение глупым словам «желторотого» юнца, как бы вам это сказать, не серьезно. И при ближайшей встрече я был прижат к стенке и удостоен ее дружеского тычка кулаком под ребра со словами: «Ты что это про меня говорил?». На что я смог только блеять и мычать. Надо сказать, что со временем они отпустили мне этот грех. Но «послевкусие» этого события у них сохранилось (если Саня вспомнил об этом через двадцать пять лет). Но это было потом. Кстати, Олеся потом отквиталась со мной. Мы (Саня, его жена, я и иногда кто-нибудь четвертый) часто играли в преферанс, и выигравший оплачивал такси (нам было по пути). Так вот, Саня с Олесей в тот вечер были в выигрыше и, выходя из такси (им было ближе) она протянула деньги шоферу и по-барски сказала: «Довезите этого мальчика». Я, в то время весь в юношеских комплексах, готов был провалиться под землю после этих слов.

А пока была их свадьба. САСДУ, скинувшись, купила им огромный гэдээровский столовый сервиз – существенный дефицит в то время, когда почти все было дефицитом. Я, как и большинство коллег по работе, были приглашены на свадьбу. Но, к сожалению, был отправлен на хлопок. Так как я очень хотел побывать на их свадьбе (одной из первых свадеб в моей жизни, да еще в крутом ресторане), то в этот день отпросился с хлопка и поехал в Ташкент. Пришлось рано встать и не позавтракать. Потом несколько часов трястись в автобусах. Короче, когда приехал домой, у меня времени было только отдраить в ванной корку грязи и переодеться в чистое. Пообедать уже не успевал.

Когда я примчался на банкет, имевший место быть в самом роскошном банкетном зале Ташкента – ресторане «Зеравшан», то обнаружил чинно прохаживающих перед входом молодоженов с букетом цветов в руках, сразу ошарашивших меня сообщением о переносе попозже данного мероприятия. Это меня несколько расстроило, поскольку вообще-то хотелось, не побоюсь этого слова, жрать. Муки голода увеличивались, и каждые полчаса я подходил к ним и спрашивал: «Когда?». И каждый раз мне отвечали: «Скоро». Когда через пару часов меня запустили в банкетный зал, я, видно, несколько нарушил приличия. Весь зал обратил на меня внимание, и по рядам многократно прошелестело: «Он просто приехал с хлопка, …с хлопка, …с хлопка…». Со всего стола мне протягивали тарелки с закусками, при этом выражения лиц были, как у советского солдата в Сомали, протягивающего бутерброд изможденному аборигену. Из свадьбы я еще запомнил профессионально исполненное танго – танец жениха и невесты. Все остальное как-то не задержалось в памяти.

Потом Заварин рассказал, что, придя с банкета, добрался, наконец, до супружеского ложа, мгновенно разделся и, как Челентано в “Укрощении строптивого”, птичкой бросился в кровать. Но тут же с диким воплем вылетел обратно. Подружки невесты буквально подошли к выражению: “Пусть ваш путь будет усыпан розами” и натурально усыпали розами кровать, накрыв ее потом покрывалом. Ну не подумали подружки, что у роз есть шипы.

Только много лет спустя я понял весь трагизм Саниной женитьбы для девушек ОДУ. Многие, утонувшие в бездонной голубизне его глаз, мечтали иметь его в мужьях, и их мечты так резко разрушились.

Ко всему прочему после свадьбы Заварин получил в приданое соседку, работающую на пивзаводе. Милая женщина регулярно звонила им в дверь и предлагала сетку бутылок пива, залитых под пробку. Прохладное, густое, свежее пиво было не лишним в жарком Ташкенте, тем более что цена смехотворна: три бутылки «за рупь» (тара стоила две трети этой суммы). Так, что в холодильнике у Сани всегда было холодненькое пивко. Придя с работы, он выпивал бутылочку, потом бутылочку за ужином и бутылочку на сон грядущий. Это ли не описание райской жизни. У этого «рая» был один недостаток: в конце квартала на лоджии скапливалось море пустых бутылок. Приходилось вызывать свояка с машиной «Запорожец» и отвозить их на приемный пункт стеклопосуды. Машина оказывалась забитой бутылками под завязку: и в багажнике, и в салоне под крышу, даже на коленях у Сани была сетка с тарой. Сумма, вырученная за сданные бутылки, была сопоставима с месячной зарплатой. Однажды, когда океан стеклопосуды захлестнул лоджию Завариных, тара внезапно подорожала. Вместо 12 копеек она стала стоить 20. Это была самая успешная финансовая операция моего друга, во всех остальных ему как-то не везло, ну, не его это.

Надо сказать, что и я, приходя к ним в гости, приобщался к пивной «благодати». Но самое сладостное воспоминание у меня следующее. Заварин изредка, будучи на овощах, ездил на ночь домой, чтобы к утру вернуться. Представьте себе такую картину. Раннее утро, свежий воздух, сладкий сон на раскладушке. Вдруг, кто-то тихо над моим ухом говорит Саниным голосом: «Пиво будешь?». Спросонок мычу согласно и получаю в руки холодненькую бутылку пивка, которую с наслаждением и с блаженной улыбкой потихоньку высасываю, так и не выходя из полусонного состояния. Сказка. Хочется сказать с одесским акцентом: «Шоб тебя дети так поили». По ауре, окружающей этот отрывок, вы, наверное, чувствуете, что он писался иссушающим ташкентским летом.

Заварин много помогал своей жене Олесе в консерваторской учебе. Даже, не имея музыкального образования, написал музыковедческую работу по оратории, уже не помню какого-то современного композитора (Колмановского что ли). Там есть такие слова (поется низко с трагизмом в голосе): «Катится, катится мяч по земле Анголы. Но это не мяч, а голова африканца». Работы была написана на таком высоком музыковедческом уровне, что ставилась в консерватории всем в пример. Это еще раз подчеркивает, что талантливый человек, талантлив во многом. С годами Саня окреп еще и как драматург. Его «производственные» комедии полны тонкого юмора и иронии над нашей работой. А какие замечательные стихи писал он юбилярам. Сквозь забавную форму проглядывался точный психологический портрет человека. Его рубаи в подражание Омару Хайяму написаны на очень высоком уровне (как сказал один профессиональный литератор по поводу его стихов: «Да, это не рифмовка»). Литературный талант моего друга отражался и в мастерской редактуре моих опусов, которые я показывал ему. Иногда я не соглашался с ним, но время подтверждало его литературный вкус.

Он был постоянным членом редколлегии сасдушной стенной газеты «Файл», выходящей с подзаголовком «Наш орган». И здесь Саня прекрасно работал не только как редактор, но и как создатель различных юмористических произведений. Брискин инициировал ежегодный выпуск этой газеты, редакцией которой были Удовиченко, Спирин, Заварин и я. Надо сказать, что это было единственным неформальным проявлением в стенах ОДУ, значительно отличавшимся от официальной стенгазеты с материалами типа «О прохождении осенне-зимнего максимума», и все сотрудники толпой читали веселые приколы и рассматривали забавные фотографии и рисунки.

На мой взгляд, так же создавалась стенгазета «Файл»

Эпицентр юмора в ОДУ находился в комнате 305, где и сидели вышеупомянутые члены редакции. «Сокамерники» имели самодельные маленькие перекидные блокнотики, на листах которых были цифры от 1 до 5. Был также лист с надписью «см» (смотрел). При озвучивании кем-нибудь шутки, все остальные брали блокнотики и демонстрировали свою оценку случившемуся. Получив «см», шутящий понимал – нужно работать над собой. Немудрено, что за годы сидельцы отшлифовали свои чувства юмора. Эта комната была для нас той «Одессой», которая сформировала в нас «одесское» отношение к жизни: позитивизм; неунывание; бережное и любовное отношение к шуткам; старание из «алмазов» юмора, которые дарит тебе жизнь, сделать «бриллианты». Мы всегда помнили, что «одесское» отношение к жизни — залог успехов и долгой жизни. В нашей компании все четко понимали различие между подшучиванием и высмеиванием и старались не скатываться во второе. Наш юмор основывался на продвинутом знании текстов Жванецкого, Ильфа и Петрова, «Ходжи Насретдина» Соловьева, «Одесских рассказах» Бабеля, «Швейка» Гашека, Законах Мерфи и многого чего еще.

Вспомнился случай. На хлопке один из наших уезжал на побывку в Ташкент. Как раз в это время по телевизору должны были показывать фильм «Чапаев», который мы воспринимали как комедию и цитировали в своем общении. Телевизора на хлопке не было, поэтому мы попросили отъезжающего записать на аудиомагнитофон звуковую дорожку фильма. Что он и сделал. И мы в бараке с удовольствием прослушивали лакомые монологи персонажей фильма, получали удовольствие, слушая их множество раз.

Ну, и, наконец, последний штрих к портрету Заварина. По утверждению моего тестя гармоничное развитие личности не возможно без облагораживающего участия домашних животных (лучше всего кошек). Так вот с этой точки зрения Саня гармонизирован полностью. Еще в школе в их семье была собака доберман-пинчер Фрам, с которым мой друг с удовольствием возился. Выгуливал его, занимался дрессурой, даже ходил вместе с собакой на специальные курсы. Фрам был очень умным псом, в котором Саня души не чаял. И, поэтому, когда пес умер от старости, мой друг сильно переживал, так как за эти годы сроднился с ним.

Долгое время у него не было никакой живности. До тех пор, пока Заварин не получил новую квартиру. Когда радостные хлопоты по обустройству квартиры завершились, обнаружилось, что в квартире еще кто-то живет. Этим кем-то оказались мыши, которые по трубным шахтам проникали в квартиру. Не смотря на «гармонизирующее» начало, Сане почему-то не понравилось это сожительство. Свое возмущение мой друг выразил в расстановке мышеловок по всей квартире, которые радостно хлопали (как правило, ночью), будя и пугая домочадцев. Отстрел, или точнее отлов, или еще точнее «отхлоп» мышей почему-то не уменьшал их количества. И поэтому мой друг решил применить народное средство – кошку. Откуда-то был принесен кот, который довольно быстро нашел решение мышиной проблемы. Домочадцы были счастливы и пели хвалебные гимны избавителю. А кот ходил весь гордый собой.

У кота был один недостаток – он был патологически чистоплотен. Чистоплотность его заключалась в том, что он любил мыть лапы в унитазе и делал это по нескольку раз за день. Он сам открывал лапой дверь в туалет, вспрыгивал на умывальник, расположенный впритык к туалетной двери, а далее на унитаз, в котором и совершал омовение. Однажды, проскользнув в открытую дверь, кот вспрыгнул на умывальник, при этом дверь сама прикрылась. Далее он перепрыгнул на унитаз. Видно в сладостном предвкушении долгожданного и любимого омовения он в прыжке засучил лапами и попал по дверной задвижке. Дверь оказалась запертой изнутри. Завершив «чистоплотный» ритуал, кот обнаружил запертую дверь. От возмущения и страха кот орал как зарезанный, пока Саня с большим трудом не открыл дверь. Именно тогда коту было сделано первое предупреждение.

Второе предупреждение кот получил, когда мой друг застукал его на кухне за тем, как он лапой выуживал мясо из кастрюли с обожаемым хозяином дома борщом. Брезгливый Саня вылил всю здоровенную, полную до краев кастрюлю в унитаз.

Но последней каплей было следующее преступление. Мой друг, как давний курильщик, на ночь ставил на тумбочку рядом с кроватью кружку с водой, дабы среди ночи, отхлебывая, смачивать пересыхающее горло. Проснувшись среди ночи, Заварин обнаружил своего кота, нагло глядящего ему в глаза и одновременно полощущего лапу в кружке с водой. Ясно представив себе, как до этого кот полоскался в унитазе, Саня приговорил его к «высшей мере наказания». Утром кот был сослан навечно к свояку, у которого был свой дом, в котором «извращенец» и мог заниматься безнаказанно своим «непотребством».

Кстати о кружке на ночь. Согласно анекдоту, программист ставит на ночь около кровати две кружки. Одну с водой – если ему захочется пить, другую пустую – если ему не захочется пить.

Но с уходом кота возобновились мышиные проблемы. Пришлось сделать еще одну попытку. Был заведен следующий кот, почти абсолютно черный (с небольшими белыми пятнами), названный Смоки, который окончательно решил мышиный вопрос. Слава Богу, в этом коте «извращенства» обнаружено не было. И Заварин даже, можно сказать, полюбил его, не смотря на независимый и диковатый нрав кота.

Открою вам «страшную» тайну: Олеся – это вторая жена Сани. Правда, первую жену тоже звали Олеся. И, вообще, мой друг женат дважды, и все время на одной и той же. В то время в связи с квартирными делами многие вынуждены были фиктивно регистрировать брак, чтобы обдурить наше любимое государство. А Заварины по тем же соображениям вынуждены были фиктивно развестись. После чего, прожив несколько лет в гражданском браке, опять снова зарегистрировались. Саня после этого шутил, что он и женился, и разводился, и просто сожительствовал, и никаких отличий в этих состояниях не обнаружил.

Через три дня после свадьбы Заварина отправили на хлопок. На такое был способен только циничный Брискин – наш начальник. Я в то время сменился, оттянув долгую хлопковую лямку, и был в Ташкенте. Узнав, что от ОДУ на хлопок едет машина с продуктами, позвонил Олесе. И на следующий день она, как жена декабриста, поехала к Сане в гости. А я был в этой машине Иваном Сусаниным – указывал дорогу. И в лучших традициях «Жизни за царя» завез их вначале не туда. Но, не смотря на все мои ухищрения, в конце концов, добрались до нужного барака.

Несколько часов в машине, проведенных вместе, сблизили нас с Олесей, и потом я очень часто приходил к ним домой. Именно она впервые пригласила меня к ним.

Их дом с первых минут поразил меня своей открытостью и той аурой доброты, которую я у них постоянно чувствовал. Когда бы вы ни пришли к ним, у них всегда находилось человека три-семь гостей. Непринужденные остроумные разговоры под сухое вино с разными, но, в подавляющем большинстве, талантливыми и интересными людьми тянули меня. До этого у меня никогда не было близких друзей. А это первая компания, которая воспринимала меня как своего. Поэтому огромная заслуга Олеси, что с ее помощью одним комплексом (некоммуникабельностью) у меня стало меньше. Вообще в моем становлении они сыграли большую роль. И чувство благодарности им за это будет у меня всегда. Сама атмосфера этой семьи лечила от жлобства, учила порядочности и человечности.

Вокруг них всегда были интересные люди, как правило, состоявшиеся профессионалы, и большая трагедия, что жизнь разбрасывает их по разным странам, круша и ломая судьбы и души. Каждый год Заварина совершает турне Ташкент-Москва-Санкт-Петербург-Вишера-Петрозаводск-Ташкент по местам, куда раскидала ее друзей судьба. И все ее друзья ждут Олесю с нетерпением. У нее удивительный дар утешать болящие души. Пропустить все это через свое сердце может редкий человек. А именно через ее сердце проходит эта людская боль. Чего ей это стоит, знают только близкие ей люди. Она ко всем относится, как к не заслуженно «перееханным» судьбой, и постоянно за кого-то хлопочет, кого-то устраивает, кому-то помогает деньгами, вещами, советом и прочим. Синдром «матери Терезы» в апофеозе.

Ко всем своим многочисленным талантам Олеся еще и неплохо готовит, в чем я убедился за долгие годы. Ее великолепные «плюшки» я помню до сих пор. Но, как говорится в известном анекдоте, любим мы ее не только за это. Однажды на день рождения Заварина сделала торт и не нашла ничего лучшего, как положить его на диван на лоджии. Я, пришедший как всегда одним из первых, крутился и мешал им наводить последние штрихи. Утихнув, приземлился на диван. К счастью не в середину торта, а только с краешка. Поэтому торт был под хохот реанимирован, а мне пришлось застирать штаны.

Вообще создателем дома Завариных является, прежде всего, Олеся. Как-то так получается, что вокруг них — Олесины друзья. Она – тот магнит, что собирает людей вокруг. И люди чувствуют, что зачастую на уровне интуиции она видит в них только хорошее, даже через жизненные наносы. Ее открытость, эмоциональность и незащищенность очищающе действуют на людей. И это все у Завариной от мамы – простой душевной женщины, пронесшей через свою тяжелейшую жизнь неиссякаемую доброту и теплоту. Редкий человек не очерствеет, пройдя то, что прошла Олесина мама — Евгения Васильевна, которую я к счастью хорошо знал и любил (не любить такого человека было не возможно). Широта души и доброта сердца, запомнились всем, кто общался с ней. За долгие годы общения мы много разговаривали с ней о жизни. И передо мной обрисовывался человек, который через годы бед и тяжелых испытаний пронес свою чистую душу. Я многое помню из ее рассказов и о страшных годах немецкой оккупации в Киеве и о Никите Сергеевиче Хрущеве, которого она знала до войны, и многое другое.

Всегда вспоминаю ее рассказ, потрясший меня, как немецкий офицер, бывший на постое в их доме, получил извещение, что вся его семья погибла во время бомбардировки союзниками, стершими его родной город. И когда сын Виталик, ненавидевший немцев, нагрубил ему, офицер выхватил пистолет и собирался на ее глазах застрелить его. Евгения Васильевна повисла у него на руке, умоляя застрелить ее, а не несмышленого сына. К ее счастью удалось разрядить обстановку.

Кстати, по материнской линии Олеся в родстве со старинной фамилией западно-украинских магнатов, в ее жилах течет графская кровь.

Отец Олеси Герасим Каллистратович Бойко танкист-фронтовик, завершивший свою карьеру военным комендантом Ташкента. Мне не довелось с ним близко общаться, но, по словам Заварина, это человек с удивительной логикой и интеллектом. Мне всегда бросалась в глаза скромность обстановки в квартире столь высокопоставленного военного. Родители Завариной и ее брат, фантастически одаренный человек, умерли (упокой Господь их души), и я всю жизнь буду носить в своем сердце светлую память о них.

Над днем рождения Олеси висит какой-то трагический рок. Уже дважды этот день связан со смертью ее близких друзей. Первый раз это было в ее день рождения, отмечаемый в горах за Хумсаном, где она работала пионервожатой в летнем пионерском лагере от ташкентского областного мясокомбината. Ее друг, не имея возможности приехать на праздник, через знакомых передал бутылку шампанского, а сам буквально через несколько часов внезапно скончался от инфаркта за день до празднования. Так что это был трагический подарок буквально с того света. Другой раз в свой день рождения она вместе с Саней получала в аэропорту гроб с телом своего старинного лучшего друга, безвременно умершего в России от того же проклятого инфаркта – его хоронили в Ташкенте. Страшное совпадение, которое я не пожелаю никому.

Несколько лет в связи с трудным финансовым положением Олеся во время летних каникул устраивалась на все лето старшей пионервожатой в упоминавшийся уже пионерский лагерь. С собой она брала на работу подруг на различные должности: бухгалтера и прочее.

Занимательна история строительства этого лагеря. Директор созвал подчиненных начальников цехов и сказал, что все приличные предприятия в Узбекистане имеют свои пионерлагеря, а их мясокомбинат нет. Поэтому, чтобы к началу лета каждый из них построил по корпусу. И, действительно, к началу сезона в самом дальнем конце хумсанского ущелья был построен пионерлагерь с большими корпусами, столовой, бассейном и прочим. Все это было сделано на личные средства руководства, что наглядно характеризует масштабы воровства как на данном предприятии, так в Узбекистане в целом (и после этого фальшиво петь «о геноциде узбекского народа»).

Красивый пейзаж, горный сай с чистейшей водой, горный воздух, настоянный на пахучих горных травах – наверное, так можно представить себе райское место. Все бы хорошо, если бы не оглоеды пионеры, портящие весь праздник. Но, к сожалению, это, повторюсь, «объективная реальность, данная нам в ощущениях».

На день рождения Заварина созвала всех своих многочисленных друзей, и они прибыли в лагерь, нагруженные сетками с водкой. За лагерем выше в горы были поставлены столы со стульями, подальше от малолетних «бандерлогов». Первым делом сетки погрузили в ледяной быстрый ручей, и через десять минут водка приобрела желанную температурную консистенцию. Быстренько нарезали хлеб, соленые огурцы, разложили зелень и приступили к празднеству. Несколько тостов под легкую закусь, и Олеся с подругой ушли в темноту (уже наступила ночь) за горячим. В столовой специально по заказу была сделана картошка с мясом. Через некоторое время в лунном свете появились две фигуры, несущие что-то огромное. Когда они подошли поближе, мы увидели в их руках чудовищных размеров сковородку с крышкой – метр в диаметре и высотой сантиметров двадцать. Когда они подошли еще ближе мы увидели их вытянутые скорбные лица, и Заварина дрожащим голосом тихо пролепетала: «Ребята, …видите ли, …как бы вам сказать, …тут такая ситуация, …ну, в общем, пионеры пронюхали об оставленной без присмотра сковородке и почти все сожра-а-а-ли». С этими словами она, всхлипывая, сняла крышку – на дне лежали жалкие остатки, которые, видно не дожрали объевшиеся бандерлоги. Мы посмеялись, но на закусь цистерны водки применялись только соленые огурцы и зелень. Такое легкое сопровождение возлияний привело к массовому выпадению в осадок присутствующих.

«Бандерлоги» после уничтожения кавардака

Пионерский лагерь имел характерную особенность, присущую сотрудникам мясокомбината. Дети приезжали без зубной щетки и пасты, без теплых вещей. Зато у каждого была сетка с копченой колбасой, олицетворяющей девиз социалистического общества: «Что охраняю, то и имею».

Олесю в лагере все традиционно любили и доставали ей разные деликатесы. Через нее я познакомился с продукцией специального цеха, производящего мясные деликатесы для партии и правительства. В нищей стране для избранных были устроены «островки коммунизма», в которых эти избранные благоденствовали. Здесь я впервые (и единственным образом) познакомился с «шейкой». Это шейная вырезка, копченная специальным образом. Из целой свиньи получался всего четырехсотграммовый кусочек. Вкуснота неописуемая, сильно диссонирующая со вкусом «докторской», лежащей в моем холодильнике.

Дальнейшая судьба пионерлагеря печальна – его смыло весенним селем (слава Богу, он был пуст, и никто не пострадал).

А вообще я помню ее выпускной экзамен по хоровому дирижированию в консерватории. Олеся в белой кофте и черной длинной юбке с глазами загнанной лани дирижирует хором на сцене в большом зале Ташкентской консерватории, и мы, группа поддержки – клакеров в зале, куда пускали всех желающих. Когда она закончила, мы устроили ей бурную овацию с криками «Браво». Весь зал обернулся на нас и наградил осуждающими взглядами. Позже у нее дома я от большого ума облил ей водкой диплом (в смысле обмыл).

Кстати, по окончании консерватории Завариной предложили переквалифицироваться в концертирующего органиста-исполнителя. У нее было большое желание попробовать себя на этом поприще, и, я уверен, она бы добилась там успеха. Но Саня был категорически против и, таким образом, не дал круто повернуться олесиной судьбе. Иметь концертирующую по Союзу жену, это значит поставить крест на семейной жизни.

Занятия по хоровому дирижированию в Ташкентской консерватории

Это главное, что дает консерватория выпускнику

Почувствовав вкус в производстве самодельного вина, Заварин осенью ездил в Казахстан в район Черняевки за виноградом. И однажды, возвращаясь на своей машине, доверху нагруженной виноградом, он в лоб столкнулся со встречной легковой машиной. Их машину перевернуло, причем на сторону Олеси, сидевшей на переднем сидении с локтем, высунутым в форточку. В результате этого она получила сильную рваную рану правой руки. Водитель встречной машины, по его словам, почувствовал себя плохо и не справился с управлением. Все было так внезапно, что Саня не успевал вывернуть руль.

На счастье Завариных в тот раз они ехали вместе с друзьями — Краузе, чья машина шла впереди. Те, обнаружив через некоторое время их отсутствие, вернулись на место аварии. И тут Краузе, по выражению моего тестя, «принял единственно правильное решение». Посадив Олесю с перетянутой жгутом рукой в свою машину, он помчался в Ташкент в окружной военный госпиталь, в который и устроил ее под видом своей сестры (Краузе был офицер – сотрудник окружной газеты «Фрунзевец»).

В то время госпиталь был лучшим хирургическим заведением Ташкента. Афганская война собрала со всего Союза здесь лучшие врачебные кадры и дала им великолепную практику именно в области травм. В тот день дежурил замечательный талантливый хирург, который сшил ей разорванные ткани, а главное сшил полностью порванные сухожилия. Оперативная доставка и талант хирурга сохранили Олесе полноценную правую руку. Иначе она всю оставшуюся жизнь была бы сухорукой.

После операции Олеся испытывала постоянные сильные боли, врачи даже предлагали наркотическое обезболивание, но она отказалась. Мы (и друзья, и родственники), как могли, старались развеселить ее и отвлечь. Ходили каждый день в госпиталь, приносили разные вкусности, старались, чтобы она не оставалась один на один с этой изнуряющей болью. Кстати, эта боль мучила ее еще несколько лет после выписки из госпиталя. Долго еще она вскрикивала, даже когда кто-то случайно касался больной руки. Даже ложку она держала с трудом. На карьере музыканта с такой рукой можно было поставить крест. Но только не в случае Завариной. Закусив губу, сквозь слезы она разрабатывала руку. И путем многолетней упорной тренировки добилась того, что могла снова играть на фортепиано. Упорства и характера ей было не занимать.

Но не только авария была жизненным испытанием Олеси. Ей многого пришлось хлебнуть в жизни. Но это все не ожесточило ее, а наоборот — она стала воспринимать чужую боль как свою.

Когда я написал историческую работу по Ибрагимовым «Первый консул», а потом статью «Первый консул» в газете, то Заварина восторженно отозвалась о них и сказала, что материала много, и надо писать дальше. «Да», сказал я: «Пьесу «Первый консул», потом повесть «Первый консул», а затем роман «Первый консул»». Смех смехом, а она первая и единственная рассмотрела то, что потянет меня в «старости».

Интересна история моих первых публикаций. Будучи в гостях у Завариных я услышал разговор их друзей — двух военных журналистов, сотрудников газеты «Ватанпарвар» (бывший «Фрунзевец»), сетующих на отсутствие приличного материала для печати. В шутку предложил им свои услуги по написанию статьи по истории. К удивлению они радостно уцепились за это. На следующий день буквально за час (материалы были свежи и ярки) я «состругал» статью под названием «Первый консул» об очень известном родственнике моей жены, материалы о котором я долгое время собирал. На ближайшем «сабантуе» вручил материал «заказчику». А на следующей пирушке получил номер «Ватанпарвара» со статьей «Первый консул». Без ложной скромности скажу, что это произвело на меня сильное впечатление. Лицезрение своего опуса в газете грело мое самолюбие, да и чувство того, что множество людей прочло твой материал, было приятно. Наверное, тогда я понял причины человеческого графоманства. Выпив за лишение меня журналистской невинности, предложил написать еще одну статью на основе большого материала все о том же родственнике, не вошедшего в первую.

Через некоторое время, опять-таки у Завариных, мне вручили другой номер «Ватанпарвара» со следующей статьей. Правда, вручение сопровождалось смущенной просьбой не обижаться. Оказывается, мою статью они сопроводили вступительным якобы письмом якобы читателя, в котором тот хвалил мою предыдущую статью и просил опубликовать материал о первой газете на узбекском языке. Письмо было подписано «А.Заварин», причем сам он об этом тоже не знал. Далее редакция писала, что ответит на письмо их внештатный корреспондент Вертелецкий. Еще ниже опубликовали мой материал «Первая узбекская газета». Посмеявшись над этим «роялем в кустах», мы выпили и за привлечение Сани к «газетной ответственности».

А вообще в их семье была музыкальная атмосфера. Каждое сборище у них заканчивалось тем, что Саня брал гитару, и Заварина пела. А мы все в меру своих скромных талантов подпевали. И это был не пьяный «Майдан» или «Шумел камыш», а прекрасные бардовские песни, под которые действительно хотелось «на любовь свое сердце настроить». То была прекрасная традиция, которая сплачивала и облагораживала собравшихся. Чудный Олесин голос прекрасно звучал, особенно в украинских народных песнях. К сожалению, теперь редко это можно услышать. Уходят хорошие традиции застольного музицирования, а жаль.

Олеся за исполнением украинских народных песен

Семья Завариных — это семья людей с душой, распахнутой всем людям. Жизненный принцип «отдай последнюю рубашку» выполнялся ими не только иносказательно, но и в буквальном смысле. Может быть, и по этой причине тоже Заварины не будут состоятельными людьми. Они богаты не материально, а чистотой человеческих отношений, теплотой дружеского участия, бескорыстием помыслов. Единственное их богатство в том, что если (не приведи Господь) с ними случится беда, то (как и было неоднократно) крепкие плечи друзей подопрут в тяжелую минуту, и очень многие сделают все, от них зависящее, и даже больше, чтобы защитить их от ударов судьбы.

Заварин, племянница Вика, жена Олеся, дочь Катя.

Как-то так получалось, что я «примазывался» почти ко всем значимым событиям в их жизни: получению квартиры, переезду, покупке мебели и прочему. И это меня радовало, потому что я чем-то мог им помочь. Вообще все то, немногое, что я сделал для них как давний друг, это скорее отдача всего хорошего, что черпал у них все эти долгие годы.

Оглядываясь на двадцать пять лет наших тесных отношений, я понимаю, что это одно из немногого большого и хорошего, данного мне жизнью. Общество талантливых и благородных людей, которые выслушают и поймут тебя в любой момент твоей жизни, людей, которые воспринимают происходящее с тобой, как свое личное. Их помощь и дружеское участие были со мной на протяжении всех этих двадцати пяти лет. И, что бы ни случилось, это останется со мной на всю мою жизнь.

Звоните поздней ночью мне, друзья,
Не бойтесь помешать и разбудить;
Кошмарно близок час, когда нельзя
И некуда нам будет позвонить.

Игорь Губерман

Сказать, что Заварины оставили след в моей жизни — это ничего не сказать. То, что я из себя представляю сейчас — это во многом благодаря Сане и Олесе. Именно их компания и долгая дружба помогли мне сбросить скорлупу аутизма и неуверенности в себе, раскрыть лучшее, что во мне есть. Они — те скульпторы, которые из бесформенной глыбы сделали человека.

В. П. Вертелецкий 2004 г.


Как всегда нежданно подкрался юбилей. Ничего-ничего, и вдруг на тебе – Сане 60.

Оглядываешься назад, а там череда лет, уходящая за горизонт. И вроде еще вчера окончил школу, а уже седой и морщинистый нудно внушаешь внучке, что в ее годы…

А что в ее годы? В ее годы голоштанно и босоного носился по дворам и садам, не осознавая, что через много лет эта бездумная полнота жизни и будет казаться тебе счастьем. Да-а-а. Как говорят в Одессе: «Бог дает человеку штаны, когда у него уже нет жопы».

Только в пустыне в летний зной познаешь драгоценность глотка воды. А когда «седина в бороду», понимаешь, как много упущено, и как мало осталось. И многого не исправишь и уже не сделаешь. Но каждый день, что тебе отпущен, воспринимаешь как подарок и стараешься испить маленькими глотками, смакуя каждое мгновение. И все вокруг становится ценным и важным: верная жена, любимые дети и внуки, надежные друзья, которым можно запросто позвонить поздно вечером и просто спросить «Как дела?», и тихий садик на даче, и любая мелочь приобретает вдруг большое значение. И вообще, если раньше ты «пил жизнь», чтобы утолить жажду, то теперь наслаждаешься неповторимым букетом каждого дня, ощущая вкус каждого глотка.

Теперь воспринимаешь себя, как семя, брошенное на ниву жизни. Зачатый родителями, взошел и сам зачал новую жизнь, которая останется после тебя. Чувствуешь себя песчинкой в бархане человечества, в круговерти вечности. Но, тем не менее, счастлив за свою жизнь, простую и честную, полную радостей и печалей, сознавая выполненность своего предназначения и отсутствие зла, внесенного тобою в мир.

…Закончится юбилейный вечер. Затихнет оркестр, разойдутся гости. Погаснут свечи. Упокоится тишина. Уставший Заварин сядет с сигаретой в кресло, закроет глаза и задумается обо всем сказанном на юбилее. И это хорошо. Юбилей на то и даден, чтобы спокойно обозреть пережитое и с надеждой и оптимизмом стремиться в будущее. А в будущем его ждет счастье дочери и жизненные высоты, которые будет покорять его внучка, удивляя и радуя деда. И на все это Заварин будет смотреть тепло и с любовью, стараясь сделать так, чтобы тучи не закрывали солнце их жизни. Чувствуя, что твой черенок на дереве жизни привился, тянется к свету и дал красивую ветвь, которая в свою очередь зацветет и даст плоды. Все движется по спирали, и следующее поколение проходит теми же дорогами, но в не похожей на нашу одежде, с иными словами и мыслями, иногда настолько отличными от твоих, что ты чувствуешь себя то ли жителем Атлантиды, то ли динозавром. И это только подтверждает, что нельзя дважды войти в одну и ту же воду.

С сожалением подумает, что 60 лет пролетели как один день, и легкая грусть тронет его лицо. И с удовлетворением, что столько хорошего, нужного и красивого сделано за эти 60. А сколько еще интересного ждет впереди, и каждый день это первый день в нашей оставшейся жизни. И лицо его просветлеет…

Послесловие

Все собранное в этой книге написано давно, когда Саня был жив. Я долго думал: менять ли мне что-либо в этих материалах. Долго думал и решил оставить все как есть, лишь немного подредактировав. Я не поменял ни мысли, ни взгляды, ни чувства, связанные с ними.

Уход Заварина закрывает туманом печали и радость наших праздников. Но будь сейчас с нами, Саня бы радовался и, наверное, одобрил все, что я собрал в этой книге. Не без замечаний. Он всегда относился ко мне с редакторских позиций и давал ценные для меня советы.

В общем, это наша жизнь: Сани, Олеси и моя. Жизнь, которая рано или поздно заканчивается, но остается в памяти тех, кто остается. А когда уйдем все мы, эта книга напомнит или расскажет о нас, нашей жизни.

Прошел эшелон годов по рельсам моей жизни, оставив за горизонтом и хорошее, и плохое. Покинули наш мир мои друзья и знакомые. Вот уже несколько лет нет и Сани Заварина. Но чем дальше уходит день прощания с ним, тем чаще вспоминается своими словами, жестами, поступками. И в обыденной жизни постоянно приходит мысль: «А Саня сейчас бы сказал…» или «А Саня сейчас сделал бы так…». Но не скажет и не сделает. Его НЕТ, и осознание этого каждый раз скукоживает душу.

Наступил юбилей Янковского, и показали захаровский фильм «Обыкновенное чудо». И произошло чудо: с экрана на меня взглянул Саня. Это же он, он, он. Обыкновенный волшебник с проникновенным прищуром глаз, со сдержанной мудростью, скупым, но точным жестом. Это же его мысли о скоротечности бытия, о неизбежности расставания, о жестокости и красоте жизни, о необходимости любви. И опять ворохнулась душа, засаднило сердце. До чего же тебя не хватает…

Не могу не привести образцы литературного творчества Заварина. Это важно для понимания его личности.

Именно поэты и шуты
В рубище цветастом и убогом –
Те слоны, атланты и киты,
Что планету держат перед богом.

Губерман

Саня в образе. Сейчас польются стихи.

Подражание Хайяму

Писано в 1994 году на сорокалетие Вертелецкого.

В. П. Вертелецкий

Вот снова год исчез, как ветра легкий стон,
Из нашей жизни, друг, навеки выпал он,
Но ты, покуда жив, живи и не тревожься:
В одной упряжке мы шагаем под уклон.

Пошли мы под уклон так быстро, что держись!
Что будет вдалеке? Молчи и не божись.
Свое ведро дерьма ты выпьешь, несомненно,
Но лучше залпом пей, а не глотай всю жизнь.

Ты выпей залпом то, что друг тебе нальет.
Тогда ты будешь жить, а не наоборот.
Садись за стол лишь с тем, кто дорог и желанен,
И за таким столом пусть даже год пройдет!

О годе, что прошел, зачем жалеть дружище?
Кому-то, а не нам, пусть валятся деньжищи.
И не согнут тебя ни годы, ни печали,
Поскольку ты друзей не променял на тыщи.

Друзей ты не менял, - обменивался ими
С друзьями, что к тебе приходят со своими.
Звучали имена, затихли на закате…
Приходит новый день, а с ним другое имя.

Приходит новый день, и снова мы с тобою,
Похоже, это все назначено судьбою.
Давай теперь годам обратный счет откроем,
И осень – не зимой, заменится – весною.

9 комментариев

  • Фото аватара Сарвар:

    С Катей Завариной я учился в одной группе в ВУЗе, помню ее отца Александра Ивановича. Однажды, году в 2001-2002 его дочь позвала нас (всю группу ВУЗа) на празднование своего дня рождения. Там и познакомились с ее отцом. Красивый, светлый человек! Программист, представился нам своего отца Катя. Он меня наставлял, как трезвенника, ну почти, чтобы я следил за ребятам, чтобы никто не напился. Но, к сожалению, в тот день, я напился первый :(. Но все прошло прилично, насколько я могу судить.
    Вечная память…

      [Цитировать]

  • Фото аватара AK:

    «.. Как член партии он выполнял различные поручения, в одном из которых он «замазал» и меня..»

    Торговля была одной из самых массовых армий участвовавших в уничтожении СССР. Это понятно — партия превратила благородное ремесло в тупую распределительную систему (как нынешние супермаркеты :)

    В 1987 я работал в дворовом магазине грузчиком. Через некоторое время у меня спрашивают — а почему ты не берешь «по-рублю» за погрузку-разгрузку? Я отвечаю — «У меня зарплата!» Через месяц начинаю выяснять где ее получить. Отправляют на базу в старом городе. Брожу там среди складов и спрашиваю. Меня не понимают. Все обыскал, дошел до приемной директора. Секретарша объяснила — У нас такого понятия как «зарплата» и тем более ее выдача не существует!

    Как раз в 1987 открыли границы и это проявилось в исчезновении сахара. Директор магазина сжалилась надо мной и выдала со склада упаковку сахара (15 кг за 10 руб, я заплатил :)

      [Цитировать]

  • Фото аватара Анатолий Шадрин:

    Спасибо Володя. Очень интересные воспоминания. Я работал в бывшем здании ОДУ, поэтому часто видел и хорошо помню Александра, проходящего мимо нашего здания. Лично знаком не был.
    Анатолий.

      [Цитировать]

  • Фото аватара Валерий:

    Я был знаком с Сашей с детства. Они жили на улице 1-я Саперная напротив моих бабушки и дедушки. Рядом жил еще один тогдашний друг наш, Женя. У меня была немецкая железная дорога с паровозом и вагонами и мы втроем строили во дворе у Жени станцию и играли . А потом я увиделся с Сашей в моем гараже, где я занимался авторемонтом. Не помню уж кто сказал ему про меня. Это было уже после аварии, о которой Вы рассказали.

      [Цитировать]

  • Фото аватара Романыч:

    Спасибо, Вертель! Ты молодец! Я просидел за твоим опусом полночи, вспоминая. Аж прослезился. Саня, думаю, тоже бы прослезился. Продолжай, у тебя получается. Ты прав, те годы стали для всех причастных огромным и важным этапом в жизни и судьбе.
    Но на Львовича ты, все же зря наехал, он тогда уходил из ОДУ в полном раздрае и в никуда, и просто не мог никого из вас звать с собой.
    Здоровья и счастья всем, кто жив! Вечная память тем, кто ушел.

      [Цитировать]

    • Фото аватара Юрий Берлин:

      Да, тогда все было очень непросто. 1988 год? Я ушел на месяц или два раньше и был удивлен спокойной, я бы сказал, дружелюбной реакцией Брискина. Я еще не знал про его планы. Часто думаю о том, как несправедливо поступила жизнь с этими интересными, яркими мужиками. Ушли задолго до срока. Саша, Брискин, Вадим, Носенко, Акрамов. Про кого-то еще не знаю.

        [Цитировать]

  • Фото аватара AK:

    Да, гнобили компьютерщиков по всему Союзу..
    https://bazaistoria.ru/blog/43030849068/Rozhdenie-sovetskoy-PRO-Istoriya-ubiystva-5E53

    ..
    доказал это на практике, впервые в мире построив комплекс, сбивший неядерной противоракетой МБР.
    ..
    Оставалось нанести удар по косвенной цели – лишить его главного компонента всей системы, самого сложного и ответственного – мощнейших ЭВМ наведения, без которых все прочее было бессмысленно. Юдицкий и Карцев и близко не имели в друзьях покровителей, настолько высоких, что могли тягаться с целым министром РЭП. Убрать их – и вся система ПРО развалится, как карточный домик. Поэтому вся тяжесть ответного удара министерства РЭП пришлась на этих несчастных людей, искренне веривших, что создаваемые ими уникальные машины помогут стране.
    ..
    Система ПРО А-35 включала в себя по проекту: сердце всей системы –главный командно-вычислительный центр (ГКВЦ) в Кубинке, две РЛС ДРЛО «Дунай-3М» (Кубинка-10) и «Дунай-3У» (Чехов-7), четыре позиционных района (ОПРЦ: Клин-9, Загорск, Наро-Фоминск, Нудоль) со стрельбовыми комплексами «Енисей» и «Тобол» (по 2 комплекса в районе, по 2х4 ПУ каждый – первого и второго пуска) и техническую базу подготовки ракет АТП-35 (Балабаново).
    На фото – ПУ противоракеты А-350Ж рядом с РЛС РКИ-35, позиции РЛС ДРЛО «Дунай-3М» и контейнер с противоракетой А-350Ж на параде в Москве (фото https://ru.wikipedia.org/)

    В общем, к 1970 году полигон А-35, временно оснащенный 5Э92б, ждал свою суперЭВМ 5Э53, под нее были построены помещения, сделана разводка оборудования и питания, готовы программы, сама машина уже буквально начинала производиться на том же ЗЭМЗ (отдельные блоки уже были изготовлены), и вдруг все встало!

    Вспоминает Н. К. Остапенко, зам. Кисунько (интервью с Борисом Малашевичем, приведенное в книге «Д. И. Юдицкий»):

    Н. К.: Такой ЭВМ, какая нам требовалась, тогда ни в стране, ни в мире не было. Самым мощным из декларированных к тому времени отечественных проектов была система «Эльбрус»… Она лишь отдалённо приближалась к требованиям задач МКСК. Но вычислительной мощности у этой универсальной ЭВМ для обработки радиолокационных сигналов наблюдения за целями и управления противоракетами оказалось явно недостаточно. К тому же проект «Эльбрус» по планам опаздывал к нужному сроку на 2,5–3 года, и уже было ясно, что опоздает ещё более (реально производство «Эльбрус-1» было начато в 1980 году). Поэтому было принято решение: на начальном этапе продолжить использование уже опробованной в А-35 ЭВМ 5Э92Б, вычислительной мощности которой было катастрофически недостаточно, и заказать срочную разработку «десятимиллионника» (как ЭВМ у нас называлась) для МКСК, а на конечном этапе во главе всей боевой системы ПРО поставить «Эльбрус»… У нас была мощная команда прекрасных программистов, более 300 человек.ЗЭМЗ начал подготовку ее производства и процентов на 70 провел её. Если бы им не помешали, в 1972 году мы бы имели в составе «Аргуни» на Полигоне А сокращённый вычислительный комплекс из четырёх 5Э53 и решили бы все проблемы по созданию МКСК.
    ..
    Поэтому уничтожение 5Э53 стало одним из важнейших факторов этой борьбы. И именно поэтому первый удар пришелся именно по ней. Сделанный в СВЦ образец ЭВМ подтвердил выходные параметры ЭВМ 5Э53…
    ..
    Нужно было что-то придумать потоньше, и родился обходной маневр с привлечением опять-таки тяжелой артиллерии, генсека Брежнева.

    Тот тоже не был каким-то особым злодеем. Брежнев был, скорее, неповоротливым недалеким бегемотом, особо не вникающего в то, что именно ему подсунули на подпись. Лежит во входящих – ну, надо подмахнуть, работа у меня такая. Так что убедить его было в разы проще, чем буйного и характерного Хрущёва, не всегда адекватного, но хотя бы всегда лично и со страстью вникавшего в любую проблему (за что его в итоге и убрали, заменив покладистым и мирным Бровеносцем).
    ..

      [Цитировать]

  • Фото аватара Игорь:

    Спасибо за воспоминания. Как будто погрузился в те времена. Я в ОДУ работал недолго, дежурным электриком в команде Полянского в 1986-1987 гг. С Александром не был знаком лично. С подвала иногда поднимался наверх — там розетку починить, или лапмы поменять… и вдыхал атмосферу коллектива, к которому я не успел стать причастным. Но моя мама долго там проработала машинисткой. И по возвращению с вечеринок, проводимых в ОДУ, Заварин там всегда зажигал. Да и некоторые фамилии, как мне кажется, уже слышал от мамы. Как бы мне хотелось сейчас поделиться с нею Вашими воспоминаниями!!!
    PS. Фильм «Служебный роман» сильно ассоциируется с временем, когда я работал в ОДУ

      [Цитировать]

  • Фото аватара Вера:

    М-да. Неожиданно интересно и до слёз… Молодец, Володя!
    С вами, мальчики, я проработала всего лишь три года (78-81). Но какие это были три года! Насыщенные событиями мирной жизни и рабочей деятельности. Вспоминала и помню. Похоже, ничего лучшего в моей жизни мне не встречалось (имеется в виду рабочая деятельность). В службе 55 человек, из них 35 — мужчины. Умные, интеллигентные, с изощрённым юмором… Короче, есть чему поучиться. Попала я в ОДУ по удивительной случайности и это моя интересная история. Именно в САСДУ я училась работать, но моя юношеская наивность позволила мне сделать ошибку и уйти в никуда… Всё равно я состоялась. Закончила институт и работаю инженером по сей день. Спасибо тем, кто помог мне в этом. С уважением Вера

      [Цитировать]

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.