Карташевский. Неоспоримая правда документов История Ташкентцы

Наташа Печенкина

Сохранились воспоминания, что младших детей Баринковых, Петра и Марусю, Аркадий и Екатерина забрали к себе в Ташкент. Верилось в это с трудом. Молодая семья, только-только обустраивающаяся в Ташкенте, вряд ли имела возможность и хотела обременять себя заботами еще о ком-то.

Но вот среди старых писем, на дне большой шкатулки под ворохом писем и открыток нахожу сложенный вдвое листок, разворачиваю его, и получаю подтверждение тому, что когда-то услышала от бабушки.
Листок оказывается свидетельством о крещении новорожденной дочери Ростковских Нины в 1901 году. Узнаю из этого небольшого документа недостающие мне сведения.

Документы, — удивительная вещь. Память напрямую связанная с внутренним миром человека, со временем, (всегда) преломляет события, пропуская их сквозь призму своего я. Так искажается луч света, чуть меняя направление, проходя сквозь толщу стекла или воды. Но документы,- никогда не вступают в сговор с нашим воображением.
Из этого документа, пролежавшего 120 лет на дне деревянной коробочки, я узнала достоверно несколько фактов.

Во-первых, что среди всех существующих к тому времени православных соборов в Ташкенте, для крещения малышки, Аркадий выбрал ближайшую к их съемной квартире Александро-Невскую церковь при Учительской семинарии.

Церковь была построена замечательным архитектором Александром Леонтьевичем Бенуа и предназначалась для учеников и учителей. Видимо, это сыграло свою роль при выборе места крещения, так как Аркадий был одним из преподавателей «Ташкентского реального училища VIII класса». Церковь венчала колокольня, которая на традиционную колокольню мало походила, напоминая верх теремного дворца, до балкона которого должен был допрыгнуть Иванушка–Дурачок на своем коньке, и поцеловать царевну-Несмеяну. Русская архитектура тоже преломлялась, переехав за три моря, приобретая сказочные черты заморского государства.

Заинтересовавшись статусом Аркадия, что скрывается за VIII классом, узнаю, что согласно табелям о рангах, этот класс соответствует Коллежскому асессору (PDF). Поэтому Аркадий на всех официальных фотографиях облачен в форму.

В-третьих, это было самым главным, документ свидетельствовал, что «воспрiемниками» были «Ученик четвёртаго класса Ташкентской классической гимназiи Пётръ Александровъ Баринковъ, и жена коллежского ассесора Елисавета Карловна Прянишникова».
То есть действительно уже через два года после переезда в Ташкент, в 1901 году, Ростковские забрали к себе из холодного Петербурга младших детей Баринковых Петю и Марусю. А в 1904 году, когда Ростковские купили дом в Карташевском, в Ташкент из Петрограда переехала и Ольга с маленьким, сынишкой и Анна Вильгельмовна (бабушка, как ее называла Наташа). Семейная жизнь у Ольги не сложилась. Приняв при венчании фамилию мужа и став Клименченко, она вскоре с ним разошлась и, окончив акушерские курсы, получила направление в Туркестанский край. Вполне возможно, напросившись сама.

Какое-то чувство большее, чем любовь, Ольга испытывала к Аркадию. Чувство защищенности скорее всего. Он был все-таки старше и незаметно встал во главе семьи, заменив рано ушедшего отца.
Ольга задержалась в Ташкенте не больше, чем на год, переехав в Коканд расположенный в 230 километрах от Ташкента, и связанный с Ташкентом железнодорожным сообщением. Правда, поезда ходили со скоростью 13 км/час, но все-таки Коканд , расстояние до него было несравнимо с расстоянием до Петербурга. Город располагался в центре Ферганской долины и к началу ХХ века представлял собой своеобразную республику «хлопковых королей» и финансовых воротил. Развитие этого города связано с семейным бизнесом бухарских евреев и непонятно откуда занесенных сюда немцев и греков.
Центральная улица прорубленная от дворца Худояр-хана называлась именем третьего туркестанского генерал-губернатора (1884-89 гг) эстляндского шведа Николая Розенбаха. Именно он заложил основы многих знаковых для города проектов, включая строительство железной дороги Самарканд-Андижан и Присоединение Памира.

Имена же семейных воротил, чьи здания и по сей день являются самыми красивыми и своеобразными зданиями Коканда были братья Вадьяевы Исаак-Борух, Сион и Нарьё– крупнейшие хлопковые магнаты Туркестана. Позже к ним присоединился младший брат Якуб. Они владели 30 хлопковыми заводами, а в 1916 году купили мануфактуру в Иваново-Вознесенске.
Вот в этом городе и поселилась ничем не примечательная маленькая Ольга Баринкова (все Баринковы были небольшого роста)-Клименченко.

Анна Вильгельмовна Баринкова, поехала в Ташкент вслед за Ольгой, она тосковала по младшей дочери, Марусе, которая прижилась у старшей сестры.
Таким образом, к моменту рождения самого младшего Глеба, четвертого ребенка в семье Ростковских, в Петербурге-уже Баринковых не оставалось, за исключением Надежды.
В 1904 году был куплен дом в Карташевском, но семья обмелела. Пётр поступил в университет и уехал в Харьков, Ольга, решив обосноваться в Коканде, забрала туда Анну Вильгельмовну, а Маруся… . Вот с Марусей сложнее, она должна была окончить Бестужевские курсы, а значит в какое-то время вернуться в Петербург.
МАРУСЯ.
Когда зашел разговор о Марусе, бабушка сказала: «Про тётю Марусю говорить нечего», и рассказала историю, затронувшую меня до глубины души.

Действительно закончив Бестужевские курсы в Петрограде, Маруся стала учительницей. В старшую сестру Маруся не только была влюблена, она во всем ей подражала. Точно так же носила на носу пенсне, они обе были близорукими, носила широкополые шляпы и светлые платья одинакового кроя летом. Катя, каждый раз встречая ее на пороге, узнавала в Марусе, как в зеркале свое отражение. Каждый раз ей становилось смешно, столько в молоденькой сестре было женской стати и строгости. Однако Маруся была самым добрым человеком в семье и самым несчастным. Вечерами, обнимая маленьких племянников, она горевала, что ей никак нельзя выйти замуж и иметь своих детей.
-Понимаешь, Катюш, вот с ними случится что-нибудь в другой комнате, они будут плакать, звать меня на помощь, а я не услышу … ,- в детстве Маруся перенесла туберкулез, и плохо слышала.
Старшая сестра, подходила, обнимала, успокаивала, что не так уж плохо она слышит, чтобы бояться. Маруся затихала на какое-то время, а потом приливная волна одиночества опять накрывала с головой.
Но вот пришло время, и Маруся влюбилась в сослуживца, в одного из преподавателей. Влюбилась потаённо, ни с кем не делясь, наоборот ища уединения и тишины. Дружили близко и тесно, помогая друг другу. Но женился этот преподаватель на другой.

У Аркадия сжалось сердце, при встрече на вокзале, когда Маруся вышла из вагона с совершенно потерявшими точку опоры близорукими глазами. Так впервые в их Карташевский дом вошла девичья любовь. Все вечера Маруся проводила в детской, избегая задушевных бесед со старшей сестрой. Она читала вслух Джека Лондона, переживания героев , заглушали собственную боль.
Каникулы кончились, Маруся вернулась в Коканд, и жизнь потекла в той же дружеской обстановке, как раньше. Все успокоились. А потом у преподавателя родился сын, названный Гелием. Преподаватель был учителем химии, очевидно знал, что первоначально этот удивительный газ был открыт на Солнце, и само название его в переводе с греческого helios-«Солнце». Его не остановило, что газ этот инертный без цвета, вкуса и запаха.
И вот Маруся «погибла» от любви к этому ребенку. Приезжая по-прежнему на каникулы к племянникам, она читала им Джека Лондона, и взахлёб рассказывала о златокудром малыше, который начинал ползать и говорить первые слова.
В 1916 году всей семьей Ростковские уехали отдыхать в Чаадаевку, дышать хвойным воздухом, причиной был гнойный плеврит, которым Наташа проболела почти всю зиму. Лежала Наташа в больнице Красного Креста и лечил ее известный на весь Ташкент хирург Пётр Фокич Боровский, Больница Красного Креста, в то время считалась лучшей в городе. Два было светила: хирург Боровский и терапевт – Слоним. Боровский называл Наташу «крикуньей», она начинала вопить, когда в коридоре он говорил нянькам: « Ну, теперь давайте крикунью на перевязку». . Пётр Фокич был косой, и когда он Кате рассказывал, что дочь надо вывезти подышать хвойным воздухом, непонятно было, куда он смотрел, на Катю, или куда-то еще. Наташа болела долго, поправлялась медленно и еще какое-то время, на дом делать перевязки приезжала медсестра Каролина Георгиевна. Каролина Георгиевна, видимо была одинокой, так как жила при больнице, и все свое время проводила , выхаживая нуждающихся в поддержке людей.

Ростковские из всех «хвойных» мест выбрали Чаадаевку под Пензой, сказочное, почти Берендеевское названии, привычно взяв с собой и Марусю. Воздух был действительно чудесный, сосны высокие, хвойная толстая подстилка, травы луговые и ягоды целыми кузовками. Но Марусю привлекали прогулки берегом реки. Она возвращалась с букетом полевых цветов, иногда целой охапкой, вместе с прихваченными колосками мятлика, иногда со скромным, умещающимся в кулачке. Цветы , чуть подвядшие за время прогулки, распускались, набирая влагу из стеклянных банок. Через неделю вернувшись в сумерках с прогулки, Маруся пожаловалась, что стерла ногу, а еще через неделю скончалась от рожистого воспаления. Ей было всего 26 лет. Похоронили Марусю там же в Чаадаевке. Наверное, на деревенском кладбище, разбитом посреди леса, и теперь уже совсем заросшем…

А через год умерла Анна Вильгельмовна, бабушка сказала : «Не пережила смерти тёти Маруси». Умерла в Петрограде у т. Нади, своей дочери, единственной из семьи Баринковых, остававшейся в Петрограде. Поехала туда, в смутное время начала революции, на вокзалах пробки, выехать обратно, в Ташкент, она не могла. Вот и все.
Обе могилы потерялись, так что и следов не осталось, кроме нескольких фотографий, и этих воспоминаний.

P.S. А еще бабушка добавила в конце рассказа: «Тётя Маруся очень любила Джека Лондона, она первая нам его и открыла. И как странно, он умер в 1916 году и она в 1916»…