Пуговица История

Алим Никадамбаев

— Скоро осень и сыну нашему, Рашиду, идти в первый класс,— мама говорила так, как будто говорила сама с собой, — холода наступят быстро, а у него нет тёплого пальто…

Отец, сидевший рядом, внимательно посмотрел в её сторону и вздохнув, также тихо промолвил:
— Да…, я помню. В воскресенье схожу… на базар.
Он не сказал «на барахолку», хотя подумал именно так.

Это были первые послевоенные годы, одежды не хватало, купить что-либо пристойное, в котором ребёнок мог бы ходить в школу, можно было только на барахолке. Так и цены были более доступные и поторговаться было можно. Для отца это было очень важно — семья с трудом сводила концы с концами, денег едва хватало на еду, несмотря на то, что он кроме учебы в ТашМИ, которую продолжил, вернувшись с фронта, подрабатывал и художником, рисуя плакаты и афиши, и музыкантом, играя в духовом оркестре на похоронах.

Пока ребёнок подрастал о парадной одежде для него особенно и не думали, зимой, собираясь навестить родителей, надевали на него мамину кофту, заворачивали с головой в мамин пуховой платок, завязав узлом на спине, затем закутав в отцовский старый чапан, везли его в санках через полгорода на Кукчу, к бабушке Гуляндом, или на Тезиковку, «на дачу» к деду Ибрагиму и бабушке Масуде.

Когда малышу исполнилось пять лет, дед решил, что пора совершить обряд обрезания, и по этому случаю нужно одеть его «по настоящему»— сам купил внуку новенькую тюбетейку, маленький чапан, поясной платок, новые резиновые калоши, красные изнутри, и самые настоящие «махси»—кожаные чулки с мехом внутри. Для маленького Рашида это был настоящий праздник, он впервые был одет «как взрослый».

Но, с тех пор прошло два года, Рашид подрос, чапан, «махси» и калоши перешли к младшему брату, а для школы мама сшила ему толстые шаровары, дед подарил ему сорочку, кофту и ботинки, оставалось только купить пальто.

В воскресный день отец принёс с толкучки пальто. Оно было великовато для Рашида, «на вырост», зато было толстое и с меховым воротником. И ещё оно было двубортным, отчего одетый в него Рашид становился страшно неуклюжим и круглым как колобок.
Правда, только дома папа заметил, что пальто-то на девочку, но кто в те времена сплошного дефицита обращал на это внимание, главное, что пальто было очень тёплым.

— И пуговицы одной не хватает,— мама, растерянно выдергивала остатки ниток от потерянной пуговицы,— А у меня и нет никакой подходящей,—продолжила она, ковыряясь в маленькой коробочке, в которой хранила всякие пуговицы.

—У меня, у меня есть! — воскликнул, вдруг обрадованно Рашид и ринулся во-двор.
Как у всякого шестилетнего мальчишки у Рашида был свой секретный клад, где он прятал свои драгоценности. Клад находился среди сложённых кое-как половинок сырцовых кирпичей, в углу двора, и охраняли его настоящие скорпионы и ящерицы, которые не трогали Рашида, потому, что он знал волшебное заклинание. Он, правда не был уверен, что заклинание действует и ночью, поэтому подходил к своему кладу только днём. Сейчас светило солнце и Рашид смело побежал в угол двора. Там он быстро разыскал среди половинок кирпича маленькую жестяную коробочку из-под чая, сдул с неё пыль и осторожно открыл.

Сокровищ у Рашида было пока мало: деревянная пробка от бутылки, маленький перочинный ножик с единственным обломанным лезвием, трехкопеечная монета, и главная ценность — блестящая пуговица.

Большая круглая пуговица блестела как маленькая полная Луна, чудом попавшая в маленькую коробочку, а вытащив её, Рашид даже прищурился — так ярко она засияла.

Эту пуговицу Рашид нашёл прошлой зимой, возвращаясь с дедом из детского сада. Дед рассмотрел её и сказал:
—Оторвалась от чьей-то шинели, — затем, прищурившись, рассмотрел обратную сторону пуговицы, и добавил:— Ленд Лиз, таких сейчас много.

Рашид не понял, что это за «Ленд Лиз» и очень быстро забыл эти слова, но пуговицу решил сохранить; летом часто вытаскивал из своей коробочки и подолгу чистил так, как мама чистила самовар, то есть натирал смесью мелкого песка и глины. От такой чистки пуговица блестела всё ярче и ярче и вот теперь пришло время её использовать.

—Вот…,— протянул он своё богатство маме, — Пришей мне её, пожалуйста, на моё новое пальто. И ещё… ты можешь пришить мне к этому пальто внутренний карман, как у папы?

Мама заулыбалась:—Карман-то я тебе пришью, а вот пуговица… она же не подходит к твоему пальто, ни по форме, ни по цвету…

—Подходит-подходит,— страшно заволновался Рашид, — Ты только пришей, сама увидишь!

Мама рассмеялась, но пуговицу пришила; теперь она сияла на самом верхнем месте, над двумя чёрными пуговицами и резко бросалась в глаза.

—Ладно,— мама казалась довольной,— пусть тебя эта пуговица бережёт от сглаза, как «кузмунчок».
Рашид не знал, что это такое, но понял, что это что-то хорошое и радостно запрыгал от радости.

С этого дня он каждое утро, проснувшись, бросался к окну и отвернув нижний угол занавески, смотрел нет ли снега во-дворе, ведь мама сказала, что пальто он будет носить когда выпадет снег.

Наконец, пришла зима, наступили холода и выпал снег; Рашид гордо зашагал в школу в своём пальто, время от времени делая безуспешные попытки залезть левой рукой в нагрудный карман; пальто действительно было ему велико и выглядел он в нем как неуклюжий медвежонок, но на это никто не обращал внимания — все восхищенно смотрели на блестящую пуговицу.

Прошло две зимы, Рашид вырос и пальто перешло, по традиции, к его младшему брату. Пальто Рашид отдал без сожаления, а свою любимую пуговицу аккуратно срезал и поскольку в новом пальто, которое ему купили взамен старого, все пуговицы были на местах, пришил сам на отвороте воротника.

Прошли годы, стремительно неслось время, менялись события; Рашид окончил школу, затем институт, был призван в армию, повоевал в Афганистане, отслужил и вернувшись домой устроился работать в Ядерный Институт, откуда, в составе специалистов-ядерщиков, был командирован на спасательные работы в Чернобыль. Дважды на войне в Афгане был ранен, но выжил, получил приличную дозу облучения в Чернобыле, но не погиб, как многие облученные, а только был признан инвалидом, однажды даже попал в авиакатастрофу, но самолёт удачно совершил экстренную посадку и никто не пострадал. На пенсию Рашид вышел инвалидом, но живым. Затем, новый оборот судьбы и Рашид, в результате невероятных стечений обстоятельств оказался в Америке, в Техасе, где тоже не пропал, а прижился, работал и ещё раз вышел на пенсию. И всё было бы хорошо, если бы не пандемия.

На последнем издыхании, с трудом и хрипло вдыхая кислород, Рашид поднёс к лицу свою руку с зажатой в кулаке пуговицей.
Прямо ему в глаза сверкнула яркая звезда с серпом и молотом, он зажмурился и увидел своих родителей, бросился к ним с распростертыми объятиями, вдруг ощутив давно позабытое чувство всепоглощающей радости от встречи с любимыми и близкими, улыбнулся, расслабился и успокоился, крепко зажав в кулаке свою пуговицу, свой оберег-кузмунчак.

Его так и похоронили — с улыбкой на лице и крепко сжатым кулаком.

“…Chicago…” было отчеканено на обратной стороне пуговицы.
“Chicago Cemetery” гласит надпись на воротах кладбища, где он похоронен.

Примечание: Около 230 миллионов пуговиц для военного обмундирования советских войск было произведено в США во время Второй Мировой войны по Ленд Лизу. Часть из них была изготовлена в Чикаго.