Лапа История

Алим Никадамбаев

Прямо в центре Кукчи, справа от входа — портала на кладбище, на углу, слегка возвышалось маленькое помещение парикмахерской, где два парикмахера лихо стригли всю окрестную малышню по двадцать копеек за голову. Конечно, стригли они и взрослых, делали «Бокс» и «Полубокс», а старикам подстригали бороды и брили головы.

В парикмахерской клиенты сидели перед большими зеркалами и, пока мастера усердно работами ножницами или бритвой, с удовольствием разглядывали в зеркале отражения небольшого минарета, купола и портала — древнего сооружения, являвшегося как бы визитной карточкой старой Кукчи.

Днём на этом месте жизнь бурлила, школьники из, расположенной рядом, школы номер сорок, каждую перемену стайками выбегали на трамвайный круг, где под оглушительный скрип и скрежет трамвайных колёс, можно было купить горячую лепешку, самсу прямо из тандыра, а осенью полакомиться купленной за три копейки маленькой дынькой «сабча», которую не нужно было резать ножиком, а было достаточно разбить ударом о ребро рельсы у основания электрического столба, а затем просто отделять мякоть от корки, откусывая большими кусками и выплевывая корку прямо на дорогу, поминутно оглядываясь на ближайшую калитку — не появится ли Бури-хола с веником в руках, разгонять озорников, постоянно разбрасывающих дынные корки у её двери. Бури-хола, про которую говорили, что её так назвали, потому, что она, как волчонок, родилась с зубами во-рту, была бодрой старушкой и гоняя детей от своего дома, потешно размахивала веником и беззлобно ругалась «Э-э, балога йолукмагурлар!»(Эй, не встречать вам несчастий!)

Сегодня Бури-хола, появилась из своей калитки с хозяйственной сумкой в руках, шикнула на разбежавшихся при виде неё мальчишек, ответила на приветствие, вставшего со своей курпачи-одеяла, молодого продавца дынь и зашагала прямо по направлению к парикмахерской, через дорогу, остановившись на несколько секунд перед распахнутыми ставнями мастерской «Мехаллобытремонта», чтобы поздороваться с его работниками, переставшими стучать своими молотками, увидев приближающуюся соседку.

Бури-хола шла в сапожную мастерскую, боясь опоздать до обеда, поскольку эта была её третья попытка сдать обувь на ремонт, а первые две застали её перед закрытыми дверьми — как объяснили соседи-парикмахеры, сапожники в эти дни работали только полдня, до обеда.

Заглянув в низенькую дверь и убедившись, что мастера на месте, Бури-хола, вошла в крошечную мастерскую и легко уместилась в единственном, продавленном кресле, с улыбкой поздоровавшись со старшим из мастеров: «Яхшимисан, Борий?». Поздоровалась как с равным, ведь они были ровесниками, учились в одной школе и даже сидели за одной партой.

Все окружающие называли его Борис-ака и мало кто знал, что по паспорту он значился как Борий. Потомственный «сапожник», он не обижался когда его так называли и после школы, не нарушая семейную традицию, занялся привычным с раннего детства делом, заняв место своего отца в «Мастерской по ремонту обуви». Теперь в этой мастерской, с ним вместе, работал его, повзрослевший, сын Миша.

В последнее время отец и сын действительно работали по полдня, уходя то с утра, то после обеда. И на то была веская причина — семья Бория готовилась к отъезду на «Родину отцов — землю обетованную»

Все формальности уже были соблюдены, документы оформлены и авиабилеты куплены. Оставалось решить вопрос с имуществом и домом. Что сумели продать — продали на Тезиковке, дом, до последнего, надеялись тоже продать, но время поджимало и решили оставить генеральную доверенность на имя родственника, надёжного человека, которому можно было доверять.

Естественно, всё хранилось в строжайшем секрете, о предстоящей поездке даже дома не говорили при детях, остерегаясь ограблений и даже убийств, про которые уже давно ходили слухи.

Несколько старых чемоданов, которые предстояло отправить багажом, по одному, под покровом ночи, уже были перевезены во двор к родственнику на улице Заводской, поближе к аэропорту.

И вот, в день отлёта, вся большая семья Бория, включая его жену и пятерых детей, незаметно для соседей, по одному, вышли из дома, оставив свет включённым и добравшись на трамвае номер одиннадцать до Фрунзевского торгового центра, собрались во дворе у родственника.

За несколько часов до отлёта вся семья уже проходила таможенный контроль. Тут нужно отметить, что это был 1992-ой год, в республике, ранее не имевшей внешних границ был большой недостаток квалифицированных таможенников и пока их обучали ускоренными темпами, таможенными делами занимались подразделения милиции.

Молодой старший лейтенант внимательно осмотрел внешний вид старых, потертых чемоданов, перетянутых ремнями и веревками и велел их открыть.
В чемоданах были обычные домашние и личные вещи, одежда и посуда, ничего подозрительного и запрещённого к вывозу.

В самом последнем чемодане офицер обратил внимание на небольшой фанерный ящик, обложенный старой одеждой и обувью и спросил:
— Что в ящичке?
— Кое-какой сапожный инструмент: лапы, молоток, резаки… Как я без инструмента? Я ведь сапожник…
— Вскройте ящик, покажите содержимое!
— Ну, как же… Товарищ старший лейтенант, там же просто инструмент, да ещё в масле, чтобы не заржавел… Да и чем открыть? Ящик-то заколочен…
— Открой ящик, — приказал своему сотруднику старший лейтенант.

Сбегав за топориком, сотрудник поддел им фанеру и легко открыл ящик.
В ящике действительно был металлический сапожный инструмент, тщательно промасленный и завёрнутый в старую, мятую газетную бумагу.

Стараясь не запачкаться, офицер бегло осмотрел содержимое газетной обертки и убедившись, в том, что это действительно старый сапожный инвентарь, недовольно скривился и приказал сотруднику заколотить ящик.
Внимательно наблюдая за Борием, офицер обратил внимание на легкую тень тревоги, мелькнувшую по его лицу, неотрывно следившему за действиями сотрудника уже взявшегося за свой топорик, чтобы заколотить оторванную крышку ящика.

Офицер недавно окончил курсы подготовки таможенников, знал основы психологии и насторожился, когда Борий попросил его разрешить самому заколотить ящик — «Чтобы было понадёжнее…»

Эта фраза Бория заставила таможенника ещё раз внимательно оглядеть ящик и его фанерную крышку и даже вытащив один из гвоздей, попробовать его на зуб. На, выглядевшем вполне обычным сапожным гвоздем, металле осталась чуть заметная вмятина. Офицер, с торжествующей улыбкой вынул из кармана коробочку с химическим тестером для экспресс-анализа на содержание драгметаллов и через минуту, всё также улыбаясь, велел своему сотруднику привести понятых для составления протокола и акта изъятия контрабандного груза.

Борий внутренне был готов к такому ходу развития событий и, на всякий крайний случай, запасся номером «своего человека», который мог разрешить создавшуюся ситуацию. Человек, действительно, быстро решил проблему, правда, без конфискации не обошлось — все золотые гвозди, общим весом в 435 грамм, остались у таможенников, но зато больше никаких препятствий для отправки груза и пассажиров не было.

Уже в самолёте Борий «напился как сапожник» периодически прикладываясь прямо к горлышку старого и мятого, покрытого сажей, большого чайника и при этом громко клялся окружающим в любви к покинутой Родине.

В аэропорту назначения семью Бория встретили двое крепких людей и бесцеремонно забрали из чемодана фанерный ящик.
— Всё тут?- подозрительно оглядывая ящик, спросил один из них
— Всё. Восемь кило четыреста грамм, молоток, резаки и три сапожные лапы.
— А гвозди?
— Гвозди, как планировалось и предполагалось изъяла таможня!
— Отлично сработано, отец! Чайник по праву твой!