Кирпичом по тимуридам. Что ждёт Ишратхану – самый загадочный памятник Самарканда История Разное

В юго-восточной части Самарканда, через дорогу от кладбища с мавзолеем средневекового исламского богослова и казия Ходжа Абди-Даруна стоит полуразвалившееся старинное здание с высоким изящным порталом, известное как Ишратхана (Ишратхона). Когда-то оно имело высокую башню с бирюзовым куполом, мечеть и ряд различных пристроек, но до нашего времени сохранились только остатки главного помещения. Похоже, что за всю свою многовековую историю, вплоть до середины 20-го столетия, оно никогда не ремонтировалось. Однако в последние месяцы положение меняется: памятник эпохи тимуридов начали реставрировать — с помощью обыкновенного силикатного кирпича.

Кто и когда построил Ишратхану до сих пор остается предметом споров. С узбекского языка её название переводится как «Дом радости, дом наслаждений, дом увеселений, место кутежа; публичный дом». По версии, высказанной в конце 19-го века известным археологом Василием Вяткиным, и позже поддержанной такими учеными как Михаил Массон и Галина Пугаченкова, — это возведенная во второй половине 14-го века усыпальница маленькой тимуридской принцессы Хавенд-Султан-бики, дочери тогдашнего правителя страны Абу Саида.

Самаркандский историк архитектуры Пулат Захидов в 1970-е годы выдвинул другое предположение, тоже вполне обоснованное: здание — не мавзолей, а загородный дворец Тимура, построенный еще раньше, а именно – в 1397 году. Дискуссия между Пугаченковой и Захидовым длилась более четверти века, вплоть до смерти обоих её участников в середине 2000-х; каждый из них так и остался при своем мнении.
Переворот в зодчестве

Безотносительно к изначальному предназначению Ишратханы, все исследователи расточали похвалы искусству её создателей, отмечая не только безудержную роскошь оформления этого здания – то ли мавзолея, то ли дворца, — но и то, что при строительстве были задействованы принципиально новые архитектурные приемы, решения. Виднейшие представители исторической науки единодушно признавали его одной из вершин среднеазиатского зодчества. Ему было посвящено множество статей, а в 1958 году вышла коллективная монография «Мавзолей Ишратхана» под редакцией М.Е.Массона, объединившая публикации целого ряда авторитетных исследователей.

Известный немецкий искусствовед, специалист по истории стилей Эрнст Кон-Винер, осматривавший Ишратхану в 1924 году, и считавший ее развалинами дворца Тимура, в своем отчете Средазкомстарису (ведомству по охране памятников – ред.) докладывал, что по историко-художественному значению эта постройка не уступает Альгамбре, а в эстетическом даже превосходит ее. Если здесь и присутствует доля преувеличения, то показывающая, что он был в восхищении.

«По богатству форм и красочной отделки интерьер Ишратханы затмевал всё, что было сделано до этого в мавзолеях», — писал историк архитектуры, археолог-востоковед, исследователь и реставратор Борис Засыпкин.

Галина Пугаченкова посвятила зданию, являющемуся, по ее мнению, усыпальницей, с десяток работ, в которых называла его безусловным шедевром. «Мавзолей Ишратхана — вершина архитектурных поисков в области мемориальных сооружений Среднего Востока. Сложность и четкость плана, поразительная изобретательность зодчего в разработке новых конструктивных приемов сводчатой техники, счастливая соразмерность частей здания, разнообразие непревзойденных по качеству и мастерству выполнения декоративных приемов ставят памятник в ряд тех выдающихся творений, которые знаменуют новый этап в развитии архитектурного стиля», — писала она в статье «Архитектурная характеристика мавзолея Ишратхана».

«Система пересекающихся подпружных арок и сложно-щитовидных парусов, которую вырабатывает XV век, определяет иное качество в решении пространственных проблем сравнительно с сооружениями, по времени более ранними. Эта система становится ведущей для среднеазиатских построек XVI-XVII вв. Но на территории Мавераннахра одним из первых памятников, где зодчий последовательно и планомерно проводит этот технический прием, является Ишратхана», — указывала Пугаченкова.

По данным ученых, здесь же впервые была использована новая для того времени техника стенной живописи – «кундаль», сущность которой заключается в том, что основной узор делается рельефным, фон покрывается золотом, а рисунок окрашивается в разные цвета, или, наоборот, золотится орнамент, а окрашивается фон.

В статье «Мавзолей или дворец?» Пулат Захидов отмечал, что если Ишратхана построена на 67 лет раньше, чем это ранее считалось, то напрашиваются новые выводы об истоках приема возведения куполов на системе пересекающихся подпружных арок и промежуточных щитовидных парусов, которые, по словам Г.Пугаченковой и Л.Ремпеля «обусловили в среднеазиатском зодчестве величайший конструктивный переворот». Но если Ишратхана построена раньше, чем думали исследователи, то можно предположить, что такая архитектурная система была перенята из Самарканда зодчим Камалиддином для его сооружений в Хорасане.
Плиты с чужих могил

Между тем, многие нынешние самаркандцы совершенно не разделяют восторгов профессионалов, в их отзывах об Ишратхане сквозит какая-то снисходительность, пренебрежительность. «Вон там эта старая стена, эти развалины», — отвечали мне горожане, пока я искал к ней дорогу.

«Старая», в их понимании, — никуда не годная, обветшавшая, дряхлая, не блестяще-глянцевая, — и которую поэтому ничуть не жаль. Для мусульман Самарканда это место так и не стало святым – может быть, из-за его необычного названия, а также потому, что в Ишратхане не был погребен ни один шейх или сейид (потомки основателя ислама). Вероятно, поэтому материалы, из которых была построена Ишратхана, разворовывались местным населением с чистой совестью. И только прочность, устойчивость строения позволили ему достоять до наших дней.

Археологи выяснили, что разграблены были не только могилы мавзолея (в нем были найдены 23 захоронения детей и женщин, возможно, представителей династии тимуридов), — с него забирали мраморные надгробные плиты, кирпичи, откалывали золотые изразцовые плитки. Примерно в первой половине 17-го столетия Ишратхана лишилась своей мраморной панели с фасада, крупные плиты которой были позаимствованы для двух медресе — Шер-Дор и Тиллякари, возводившихся тогда на Регистане по распоряжению самаркандского вельможи Ялангтуша.

Михаил Массон в очерке «Самаркандский мавзолей, известный под названием Ишратхана» констатировал, что пример правителя нашел подражателей, и из мавзолея вскоре исчезли все мраморные намогильные плиты. Их перетащили на соседнее кладбище Ходжа Абди-Даруна, где сбили старые эпитафии и заменили именами других людей. На большинстве находящихся здесь плитах 15-го века с прекрасной микроархитектурной разделкой и изящными надписями преобладают выбитые позже даты 1660-1670-х годов (в переводе на христианское летоисчисление – ред.), так что, вероятно, около этого времени намогильники и были изъяты из усыпальницы. Возможно, за счет кирпича с Ишратханы тогда же были построены и кельи с восточной стороны ханаки Абди-Даруна, около которой в стенах и в полу видны отдельные мраморные плиты от наружной панели мавзолея.

В конце 18-го столетия шло повторное заселение Самарканда (после его разграбления и опустошения кочевыми казахами – ред.), частная застройка всё теснее обступала Ишратхану, писал М.Массон. В 19 веке постройки придвинулись к самому зданию. Некоторые из боковых помещений памятника использовались под кладовую. Западную угловую комнату приспособили для варки виноградного сиропа, устроив в полу специальные сокохранилиша и густо закоптив стены и сводчатый потолок. В центральном и в больших боковых помещениях сваливали хозяйственный мусор, и везде, где это было возможно, выламывали кирпич для разных мелких нужд. В первой половине 19-го столетия много кирпича со второго этажа было взято для постройки тахоратханы (помещения для ритуального омовения) у Шахрисабзской дороги, рядом с кладбищем при мазаре Абди-Даруна. На выстилку пола в двух ее комнатах употребили немногие из уцелевших к тому времени на Ишратхане мраморных плит внутренней панели. «Некоторые фрагменты мрамора находятся на кладбище и во дворе мавзолея Ходжа Абди-Даруна, где они использованы в качестве ступенек», — внес свое дополнение Б. Засыпкин.

Присоединение Самарканда к Российской империи не слишком отразилось на сохранности памятника. Русские ученые, путешественники, востоковеды не раз заявляли о его уникальности, но власти не предпринимали никаких действий для его сбережения, и «добыча» кирпичей продолжалась. Дополнительно подрывал состояние Ишратханы и туризм: куски изразцовой облицовки отбивались и шли на продажу путешественникам. К счастью, здание успели зарисовать и сфотографировать, что позволяет получить представление о его тогдашнем облике, о взаимоотношении составных частей и их отделке.

А время не щадило уникальную постройку. В опубликованной в 1927 году статье «Ишрат-хана и фрагмент ее панели» Михаил Массон описывал печальное положение дел: «Расшатанное бесчисленными толчками землетрясений, терявшее без надзора и ремонта способность противостоять распаду, здание постепенно крошилось и продолжает крошиться то отдельными кирпичами, то большими массивами кладки, сложенной из квадратного кирпича. …Еще не так давно из-за портала виднелись остатки наружного купола над центральным помещением, поднятого на необычно высоком барабане (в архитектуре — цилиндрическое или многогранное основание для купола, – ред.). Он рухнул зимой 1903-4 года. Образовавшаяся груда кирпича была растащена окрестными жителями».

В 1905 году на имя губернатора Самаркандской области поступило заявление жителя квартала Мирза-Фулад Ходжи Махмуда Турдыбаева с просьбой разрешить ему использовать кирпич с развалин Ишратханы на постройку за его счет шести-восьми худжр у мазара Абди-Даруна. Глава Самаркандской области, полагая, что на памятнике, «собственно говоря, нечего спасать от разрушения» и что «нет надежды на то, чтобы постройка эта когда-либо была реставрирована» дал разрешение.

Так с западной стороны хауза, у ханаки Абди-Даруна, появились еще несколько комнат маленького медресе, сложенных из кирпича эпохи тимуридов. Мазар почтенного шариатского казия и, по преданию, правнука самого халифа Османа, втягивал в себя материалы из усыпальницы не хуже космической «черной дыры».

Михаил Массон пишет и о том, что безграмотные самаркандские простолюдины, как могли, обдирали со стен фигурные плитки с неповторимым орнаментом и золотыми росписями, продолжал свое повествование ученый. С 1907 года художник С. Дудин несколь

ко раз ставил перед Русским комитетом по изучению Средней и Восточной Азии вопрос о снятии и вывозе в Петербург «во избежание расхищений» декоративных украшений с Ишратханы, на что и получил разрешение, опротестованное на месте по ходатайству В. Вяткина самаркандским губернатором, после чего туркестанский генерал-губернатор наложил запрет на обдирание памятника. Но мулла Маруф, который жил рядом до 1912 года, до самой своей смерти сдирал неповторимые изразцы с его стен и продавал туристам. К тому времени жилые постройки уже вплотную прильнули к южному боковому фасаду здания.

В последний раз угроза разрушения нависла над этим выдающимся творением во время Первой мировой войны, когда в Ташкенте было дано разрешение использовать кирпич с «руин» на хозяйственные постройки при казармах одной из размещенных в Самарканде воинских частей. И вновь объект культурного наследия спас энергично протестовавший против этого Василий Вяткин. А в 1919 году, через два года после захвата власти в Ташкенте коалицией большевиков и эсеров, здание было взято на учет Комиссией по охране памятников старины, учрежденной при Самаркандском областном комиссариате народного образования.

Несмотря на то, что к тому времени Ишратхана приобрела широкую известность среди специалистов, непосредственных мер по её поддержанию в надлежащем порядке по-прежнему не принималось, и с конца 1930-х годов некоторыми лицами даже ставился вопрос о её снятии с учета, ввиду того, что оно находится в состоянии разрушения.

В 1939 году, в связи празднованием 500-летнего юбилея Алишера Навои, одного из основоположников узбекской литературы, СНК УзССР принял решение об археолого-архитектурном изучении Ишратханы — как одного из зданий, существовавших во время жизни поэта и составлявших его визуальное окружение, — к которому приступили с октября 1939-го, и которое велась на протяжении всего 1940 года. «В результате работ …была реконструирована полутысячелетняя истории существования одного из лучших и первоклассных архитектурных памятников Узбекистана, на протяжении почти четырех с половиной веков находившегося в забросе и неоднократно обрекавшегося на разрушение», — подвел их итог Михаил Массон.
Планы восстановления

Мавлюда Юсупова, заведующая отделом архитектуры Института искусствознания Академии наук Узбекистана, международной академии архитектуры стран Востока, исследователь истории и теории архитектуры и проблем сохранения культурного наследия, в 1979-1986 годах работавшая архитектором-реставратором, в статье, написанной в 2012 году, поведала об истории реставрации памятника, в которой, по ее мнению, можно выделить три этапа: конец 1930-х-1970-е, 1978-1991-е, 1991-2012-е годы.

Первые предложения по частичной реконструкции Ишратханы, рассказывает М.Юсупова, были сделаны Галиной Пугаченковой. На основе собственных обмеров и исследований она графически воссоздала высоту стен и их очертания, декор барабана и купол; схемы рухнувших перекрытий. В целом её предложения стали основой для всех последующих проектов реставрации и консервации здания.

В 1957 году мастерами Самаркандской специальной научно-реставрационной мастерской (ССНРПМ) были частично укреплены стены памятника, восстановлены перемычки и выстилки пола. В начале 1960-х тоже был проведен небольшой ремонт: он способствовал улучшению состояния здания, но не гарантировал его длительной сохранности. Вопрос о полноценной реставрации на первом этапе пока не ставился.

В 1978 году И. Плетнев осуществил предпроектные работы по Ишратхане. В них указывался процент утрат первоначального облика сооружения с учетом декора — до 80 процентов. Помимо капитальных укрепительных мероприятий, разработчик предлагал восстановить все конструкции здания, включая купольную башню.

В 1982-м, через три года после создания Узбекского научно-исследовательского и проектно-изыскательского института консервации и реставрации памятников культуры – УзНИПИИ, сменившего предыдущее учреждение реставрации – УзСНРПМ, под руководством архитектора А. Акименко и конструктора Т. Вяльцевой в нем был разработан эскизный проект восстановления Ишратханы, предусматривающий метод консервации здания с его частичной реставрацией, без возведения купола.

Экспертом по данному вопросу выступала Галина Пугаченкова, к тому времени уже член-корреспондент АН УзССР, написавшая высокопрофессиональное заключение, в основном одобряя представленный проект. В предыдущем варианте ее настораживал пункт о возведении наружного цилиндрического барабана с куполом, взамен рухнувших при землетрясении 1903 года, и воссоздании всего второго этажа, что стало бы, по ее справедливому мнению, «не только неоправданно дорогостоящими работами, но и нанесением на памятник новодела». Принятый А.Акименко принцип сохранения здания с восстановлением лишь абсолютно достоверных недостающих частей и деталей, представлялся Пугаченковой наиболее правомерным.

В последующие несколько лет Акименко с учетом замечаний эксперта доработал эскизный проект реставрации Ишратханы и подготовил план консервации здания, а также составил архитектурно-реставрационное задание на разработку его музеефикации. В 1987 году архитектор Р.Тухтаев выполнил предварительные работы по восстановлению его росписей и мозаики.
Не реставрация, а уничтожение

К сожалению, после «роспуска» СССР в 1991 году в Узбекистане возобладали иные подходы к сохранению культурно-исторического наследия. Единственный во всем регионе Узбекский научно-исследовательский проектный институт реставрации памятников архитектуры был закрыт. Как пишет Мавлюда Юсупова – за ненадобностью. После этого реставрация осуществлялась руками обычных строительных организаций и наемных рабочих, которых в Средней Азии называют мардикёрами.

Ислам Каримов, занимавший президентский пост в Узбекистане на протяжении четверти века, в культурном плане человек недалекий, совершенно не понимал, что такое подлинность, аутентичность произведения искусства, и в чем ее ценность. Вследствие этого за долгий период его правления было испорчено множество исторических сооружений. Дело в том, что их «восстанавливали» с обильным использованием бетона и других современных стройматериалов. Бывало и хуже – памятники старины попросту разбирали, а на их месте возводили совершенно новые здания, сохранявшие, однако то же название. В результате подобной «реставрации» из списка объектов всемирного наследия ЮНЕСКО могут быть исключены Самарканд и Шахрисабз, а немало памятников оказались безвозвратно утрачены.

Что касается Ишратханы, то в 1990-е узбекские ученые продолжили работы по подготовке ее восстановления. В 1995 году И.Усманходжаев и И.Нуруллаев скорректировали реставрационный проект портала, его укрепления и консервации. В 1996 году И.Тиллаев подготовил рабочий план первой очереди благоустройства здания. В 2007-2010 годах сотрудниками Специализированного института реставрации памятников архитектуры из немецкого Потсдама, совместно с Главным управлением по охране и использованию памятников архитектуры при Министерстве культуры и спорта Узбекистана были проведены работы по сохранению и воссозданию декора отдельных частей Ишратханы.

Статья Мавлюды Юсуповой завершалась выражением пожелания, что реставрация столь значимого творения архитектуры эпохи тимуридов как Ишратхана будет проведена по методу, который отстаивала академик Пугаченкова. «Нынешним реставраторам следует помнить о непревзойденном значении памятника и придерживаться тактики бережной, взвешенной, неспешной и ювелирной реставрации, сохраняя донесенные до настоящего времени аромат старины и историческую достоверность этого выдающегося творения зодчества», — заключала она.

В сентябре 2011 года, правительство Узбекистана специальным постановлением за подписью Шавката Мирзиёева, бывшего тогда премьер-министром, утвердило программу по исследованию, консервации, реставрации и целевому использованию объектов культурного наследия Самарканда до 2015 года. В её рамках планировалось потратить около 6,14 миллиарда сумов (примерно $2,6 миллиона) на исследование и реставрацию 22 историко-культурных объектов. Больше всего средств направлялось на Ишратхану – 1,48 миллиарда сумов ($620 тысяч). Ответственность за своевременное и качественное выполнение программы была возложена на министра по делам культуры и спорта, хокимов Самаркандской области и города Самарканда, контроль за исполнением постановления — на заместителя премьер-министра Узбекистана Абдуллу Арипова.

Однако то ли выделенных денег не хватило, то ли они ушли в какие-то другие места, но реставрационные работы, если она и велись, так и не были доведены до конца.

А недавно, примерно в конце 2017-го-начале 2018-го года, «восстановление» здания затеяли снова. При этом горе-реставраторы даже не дали себе труда подобрать кирпич того же цвета, не говоря уж об использовании квадратного, похожего на средневековый. И если ранее Ишратхана оставалась одним из немногих памятников, которые в Узбекистане еще не успели изуродовать, то ныне, как можно видеть на фотографиях, это упущение благополучно «исправляется».

Первоисточник – Международное информационное агентство «Фергана».

Алексей Волосевич.

4 комментария

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.