Евгений Гришковец о поездке в Ташкент с Московским Художественным театром имени Чехова Искусство Разное

Три дня назад вернулся из Ташкента. Был в Ташкенте трое суток. Более-менее уже пришёл в себя.

В Ташкент приезжал вместе с Московским Художественным театром имени Чехова. Это были небольшие, но очень значимые гастроли. Полвека МХТ не был в Ташкенте.
Событие? Конечно!!! А для меня это ещё какое событие…
Театр вывез на ташкентские гастроли всего два спектакля. И оба по моим пьесам. То есть спектакли «Дом» и «Весы». Так что я приезжал на гастроли в качестве автора, который работает с Московским художественным театром имени Чехова. То есть, в качестве… не буду говорить, кого. Мы и так помним, какие авторы работали с этим великим театром. Проще говоря, для меня это был трёхдневный праздник.

До этой поездки в Ташкенте я был три с половиной года назад в мае. У меня был творческий вечер в легендарном театре Ильхом. Тогда была весна, теперь осень, тогда я приезжал один, а в этот раз с целым театром. Тогда там был старый президент, теперь новый… В общем, впечатления теперь другие и свежие.

В отличие от прошлого раза никаких проблем с прохождение таможни и, в целом, аэропорта у меня не возникло. Дорога, по которой я ехал в город, на мой взгляд, сильно изменилась. Появилось много светящихся вывесок и рекламы, в основном, с латинскими буквами.

Заселялся я в гостиницу с толпой канадских и бельгийских туристов, которые прибыли посмотреть цивилизованный и неопасный Восток. Во всяком случае, так мне ответил толстый долговязый канадец, которого я спросил, зачем он прилетел через океан в Ташкент.

Иностранных туристов в Ташкенте стало очень много. Это, в основном, европейцы, но также я встречал американцев, канадцев и даже австралийцев. Прибывают они группами, всем хорошо за шестьдесят, возят их автобусами, в обязательную программу входят пара дней на Ташкент, один день на Самарканд, ещё день на что-то, и они улетают к себе восвояси.

Им всё нравится, они покупают традиционные сувениры, то есть тюбетейки, платочки, особо щедрые берут узбекские халаты, чашечки, плошечки, ножечки с инкрустированными рукоятками… Где-то там в европейских или заокеанских домах для этой чепухи найдётся место рядом с русской матрёшкой, сухой, покрытой лаком рыбкой, купленной в Египте, или с ракушкой, бог знает откуда, или мексиканскими маракасами…

Великолепную, фантастическую, яркую и разнообразную узбекскую еду все эти любознательные старички едят с опаской, скорее, пробуют, одобрительно кивают, но предпочитают съесть что-нибудь знакомое, типа картошки фри, пиццы и, по возможности, запить пивом или колой. Им вполне достаточно узбекскую еду сфотографировать.

Съесть конскую колбасу (казы), шашлык из печени или шурпу – это для них гораздо более экстремальное приключение, чем сходить с палочками в горы. Ну а поесть плова именно так, как это делают узбеки, то есть, ранним утром, так сказать, на рассветный завтрак, это для них вообще что-то из области проникновения в параллельный мир.

Однако предприимчивые и вкрадчивые узбеки уже научились правильно таких туристов кормить, поить, веселить и показывать ровно то, что европейцы и прочие интуристы захотят увидеть, сфотографировать и купить. Так что узбеки уже очень хорошо научились работать узбеками. Наша аутентично-фольклорно-этнографическая индустрия сильно в этом смысле от узбекской отстаёт.

За три с половиной года в Ташкенте невероятно вырос уровень туристических возможностей и сам туристический поток. Ну а про то, как за последние лет пять грузины научились работать грузинами в Тбилиси, Батуми и других замечательных местах, даже и говорить не буду.

Все три дня моего пребывания в Ташкенте было необычно холодно. Практически как в это же самое время в Москве. То есть градусов 6 ночью и 10-12 днём. С этим узбеки ничего не могли поделать. А такая погода Ташкенту совсем не идёт. Такая температура ощущается в Ташкенте намного более холодной, чем в Москве. А моросящий дождь, встретивший меня, был куда более промозглым, чем такой же дождик в Питере. Просто Питеру этот дождик странным образом идёт, а Ташкенту категорически не подходит.

Однако я приехал в Ташкент не в качестве туриста, а в качестве драматурга, прибывшего с Московским Художественным театром на гастроли. Мне этот дождик был ни по чём. Складывалось даже впечатление, что Московский Художественный театр настолько мощное культурное явление, что смог привезти в Ташкент не только актёров, декорации, но и московскую погоду и атмосферу в целом.

Спектакли прошли грандиозно…

Я понимаю, что кто-то, читая эту мною написанную фразу, увидит в ней штамп и банальность. К тому же, кто-то подумает, мол, а как он мог ещё написать про прошедшие спектакли по его пьесам? Да. То, что я написал: спектакли прошли грандиозно – это штамп и банальность, потому что спектакли прошли гораздо лучше, чем грандиозно. Просто я не знаю, какие нужно подобрать слова… И этому есть объяснение.

Театральный Ташкент, ташкентская театральная публика не просто соскучилась, а изголодалась по русскому театру. И не просто по русскому театру, а по театру сегодняшнему, современному, актуальному.

В Ташкенте работает Русский драматический театр, и есть театр Ильхом, а также многие ташкентцы бывают в Москве и Питере, имеют возможность посещать наши столичные театры. Но гастроли — это совершенно другое дело. У гастролей другая суть. Очень важно, что не ты приехал куда-то, а театр приехал к тебе и даёт спектакли на знакомой тебе местной сцене. Важно то, что ты пришёл на спектакль не один в далёком городе, а пришёл с семьёй, с друзьями, повстречался и поздоровался перед спектаклем со знакомыми или коллегами… А ещё гастроли – это всегда событие. Гастроли же МХТа первые за пятьдесят лет – это весьма и весьма значительное событие.

Я трижды посмотрел спектакли в зале среди ташкентской публики. Это было очень забавно, трогательно и доставило мне радость и даже счастье.

Ташкентская публика, которая приходила в театр, довольно нарядная. Не знаю, как и какие люди там ходят на концерты и в кино, но в театр пришла публика нарядная. Женщин было заметно больше, чем мужчин. А узбеков существенно меньше, чем… русских. Назовём их так для простоты, не выделяя евреев, украинцев, греков, которые ещё остались в Ташкенте, любят его и не хотят уезжать. Было довольно много смешанных семейных пар, в которых чаще всего муж был определённо узбек, а жена… русская. Скорее всего, именно жена своего мужа и привела в театр.

Многие в фойе и в зале радостно здоровались, разговаривали. Ещё больше просто вежливо здоровались. То есть, очень многие так или иначе друг с другом были знакомы. Меня же при этом никто не узнавал, и поэтому я мог многое слышать и видеть.

Начало спектакля задержалось минут на десять после третьего звонка. Зал был уже в сборе, но видимо ожидали кого-то из руководства… Люди шептались, что ждут самого президента или жену президента, или какого-то министра, кто-то сделал предположение, что ожидают Алишера Усманова. Никто не возмущался. Все относились к этому с пониманием. Это определённо было нормой для узбекского контекста. Начальство и богатство – священны.

Во время ожидания я подслушал разговор двух дам, которые сидели рядом со мной. Одна говорила другой: «Ой, недавно на нашем базаре появился парень, он привозит такую замечательную баранину. И телятинку я беру тоже только у него. У него даже бумага, в которую он мясо заворачивает такая, что весь ненужный сок в себя впитывает. Очень хороший парень». Другая женщина стала рассказывать про то, где она что-то берёт и на каком базаре. Они говорили громким шёпотом. Вдруг к ним обернулась женщина, сидевшая впереди, я подумал, что она попросит их перестать разговаривать, но она спросила: «На каком, говорите, базаре вы берёте баранину?» Это был очень забавный и очаровательный разговор, особенно перед началом спектакля Московского Художественного театра.

Потом эти женщины смотрели спектакль со всем возможным вниманием, то смеялись, то утирали слёзы, то что-то тихонечко обсуждали. Они были гораздо лучшей публикой, чем те люди, которых в Москве или в Питере подвозят к театру личные водители, которые давным-давно не знают сколько стоит баранина и на каком её рынке покупают, которые давным-давно не покупали хлеб, молоко и соль, для которых то, о чём говорят и по поводу чего переживают персонажи моих пьес, это либо давние, смутные воспоминания, либо вообще что- то с их жизнью не связанное и неведомое.

Ташкентская публика вообще живо обсуждает происходящее на сцене тогда, когда происходящее на сцене её трогает. В какие-то моменты некоторые зрители явно хотели начать разговаривать с персонажами. А когда в спектакле «Дом» вышла на сцену прекрасная актриса, народная артистка РФ Ольга Борисовна Барнетт, какая-то дама в зале не выдержала и радостно воскликнула: «Доронина!» На что какой-то взрослый голос спокойно ответил: «Нет, это же другой МХТ!»

Когда меня по окончании спектакля актёры позвали как автора на сцену, и я радостно на неё, как мне показалось, легко выпорхнул, в первых рядах послышалось: «А это кто такой?»

В Ташкенте во время спектакля люди активно пользовались мобильными телефонами. В смысле, многие писали смс сообщения и звонки не отключали. Хотя перед началом после третьего звонка прозвучало объявление с просьбой выключить мобильные телефоны.

Мне кажется, что люди не выключили телефоны потому, что они не почувствовали в объявлении личного вежливого и человеческого обращения к себе. Перед следующими двумя спектаклями я выходил на сцену и убедительно, а также почтительно просил телефонами в течение спектакля не пользоваться. Оба спектакля прошли без единого телефонного звонка. Всё-таки Восток жаждет, чтобы всё было церемонно и по-людски.

Спектакль «Весы» был впервые вывезен на гастроли и впервые игрался на большой сцене. Спектакль свежий. Его в Москве-то ещё мало кто видел. Он идёт на Малой сцене. А тут первый выезд — и сразу на большой зал. Но как же прекрасно он прозвучал! Я испытал самое настоящее острое счастье, слушая публику во время этого спектакля.

В смысле театральной жизни столица Узбекистана — конечно же,провинция. А «Весы» — это, в общем-то, провинциальная история. То, что хорошо и радостно принимали в Москве, в Ташкенте принимали с восторгом. А какие-то темы пьесы были многократно усилены и умножены именно узбекским восточным контекстом.

В пьесе всё происходит в роддоме. Четверо мужчин ночью сидят в ожидании рождения детей. Один из них решил присутствовать при родах. И если для нас присутствовать или не присутствовать при родах – это, скорее, вопрос давно не этический, а, скорее, просто семейный или же просто вопрос личной боязни крови и всего медицинского, то для ташкентской публики это была тема весьма острая и мягко говоря дискуссионная.

Если бы вы слышали, как публика сочувствовала герою, у которого уже есть две дочери и он очень хочет сына. Для ташкентского зрителя рождение сына имеет куда более глобальное значение, чем мы можем себе представить. Ну а во время сцены, в которой герои обсуждают как и какие имена можно и нужно давать детям, в ташкентском зале происходило что-то совсем чудесное.

По окончании спектакля многие люди кричали «спасибо». Они просто не знали, что в таких случаях обычно кричат «браво». Кто-то из первых рядов выкрикивал актёру Трошину, который играл героя, ожидающего рождения сына: « Ну скажи, кто у тебя родился?» Зритель кричал не актёру, он кричал персонажу, как реальному человеку.

Как бы я хотел проехать с этим спектаклем по всей провинции, как бы я был рад, если бы эту пьесу поставили в далёких от Москвы театрах.

Конечно, эти гастроли были нанизаны на замечательного актёра и моего близкого друга Игоря Золотовицкого. В обоих спектаклях он играет главные роли. А Игорь Золотовицкий родом из Ташкента.
Его там встречали как земляка и почти как космонавта, вернувшегося из космоса. А Игорь, только представьте себе, впервые был в своём родном городе со своим Московским Художественном театром. Я никогда не видел этого весёлого, остроумного и всегда готового к любой непредвиденной ситуации и к импровизации человека таким волнующимся. Его трясло и колотило, как дебютанта. Вот что значит Родина.

Игорь был и счастлив, и печален одновременно. Он был счастлив тем, что убедился и увидел, как его в родном городе знают, любят и ценят. А печален от того, что города его детства практически не осталось. В смысле, не осталось того кафе, в котором работала его мама, не осталось тех домиков и дворов, в которых проходила детская жизнь, не осталось удивительного города, в котором смешались все народы, культуры и языки… Уехали русские, евреи, украинцы, греки. Тот Ташкент растёкся в Израиль, Россию, Америку, Канаду, Украину, Европу. Остался по большей части узбекский Ташкент с вкраплениями корейцев и прожилками тех, кто думает на русском языке.

Однако в Ташкенте всё ещё Советского больше, чем в Хабаровске или Екатеринбурге.

Продолжение следует….

Ваш Гришковец.

Источник.