М. Д. Скобелев История

Прислал Roman A.

Отрывок из книги Б. Костина «Скобелев», Издательство «Патриот», Москва, 1990 г.

Тот эгоист холодный и пустой,
Кто жизнь свою не посвятил народу;
Что он ни говорил про долг любви святой,
Про человечество, свободу.

В ТУРКЕСТАНЕ

Длинен и труден путь от Петербурга до Ташкента. Но нот он позади, и Скобелев с головой уходит в подготовку своего отряда к боевым действиям…

Впрочем, сначала надо сказать несколько слов о Туркестане и его отношениях с Россией. XVII век положил начало связям России с Бухарой и Хивой, инициатива которых принадлежала самим ханствам. Петр I придал им более организованный и целенаправленный характер. И лишь занятость России более важными делами — борьбой за выход к морям отодвинула на значительный срок среднеазиатский вопрос. И только в XIX веке взоры их императорских величеств обратились к Востоку, где столкнулись интересы двух держав — России и Англии. По этому поводу Ф. Энгельс писал: «Санкт-петербургские дипломаты отдавали себе отчет, насколько важно парализовать возможное сопротивление Англии окончательному утверждению России на Босфоре. После Крымской войны, а в особенности после индийского восстания 1857 г., завоевание Туркестана, начатое еще в 1840 г., стало неотложной задачей.

Поэтому вся предшествующая присоединению азиатской территории деятельность русского правительства свидетельствует о том, что главная направленность ее носила политический характер и заключалась в стремлении ослабить позиции Англии на Среднем Востоке, не позволить Лондону создать там блок государств, направленный против России. В данном контексте употребляют два термина завоевание и присоединение, однако последний значительно шире, исторически точнее завоевания, так и мирного включения в состав России ряда областей и Результаты этого исторического события настолько значительны, что впоследствии сказались на всем ходе развития среднеазиатских государств.

В семидесятые годы XIX столетия Туркестан представлял собой обширный по территории край, в котором господствовали крайне отсталые отношения, переплетающиеся тесно с остатками патриархально-родового быта, варварскими пережитками рабовладельчества, где значительная часть населения вела кочевой образ жизни.

В экономическом отношении Туркестан находился в крайнем тупике. Производительность сельскохозяйственного и ремесленного труда здесь стояла на очень низкой ступени, несмотря на исключительные природные богатства и обилие сырья. Деспотичные ханы враждовали между собой. Народы страдали от этих междоусобиц, несших разорение колодцев, арыков, кишлаков и обращение в рабство. Политическая раздробленность затрудняла торговые связи с внешним миром.

Русские в Туркестане действовали не как завоеватели. Они объединяли разрозненные, кочующие, враждующие народы, прививали вкус к оседлой жизни, к устроительству новых городов, дорог, арыков. Россия оберегала край своей мощью. Ф. Энгельс в письме К. Марксу от 23 мая 1851 года утверждал, что «Россия действительно играет прогрессивную роль по отношению к Востоку… господство России играет цивилизаторскую роль для Черного и Каспийского морей и Центральной Азии, для башкир и татар**.

Туркестанские кампании имеют много характерных особенностей, делающих их совершенно несхожими с войнами на европейском театре. Преодолевая безводные пространства под палящим зноем, по сыпучим пескам и солончаковым пустыням, русским воинам приходилось вести борьбу не только с противником, но и с самой природой. Отсутствие дорог, населенных пунктов и колодцев, а также корма для лошадей в совершенно безводных пустынях делало эти походы чрезвычайно трудными. Постоянная необходимость везти с собой и нести запас продовольствия, воду, дрова и фураж требовала значительного количества верблюдов. Добыть же их у кочевников было весьма трудно.

Как сложилась обстановка в Туркестане и какие события свершились к моменту приезда туда Скобелева?

Русские войска заняли левый берег Сырдарьи, на котором выстроили целый ряд укреплений, граничивших с владениями хивинского хана. Подстрекаемый духовенством и английскими советчиками, он отверг предложения о мире. Отряды хивинцев предприняли ряд нападений на укрепления, караваны, кочевья киргизов, числящихся русскими подданными, подбивая их к выступлению против России, cоздавая постоянную угрозу мирной жизни. И в какой-то мере они достигли своей цели, сделав почти невозможным караванное движение. Пленение и следовательно, обращение в рабство русских достигали огромных размеров В воспоминаниях очевидцев приводитсяцифра по пятисот человек в год С невольничьего рынка в Хиве рабы отправлялись сотнями в соседний Коканд, а оттуда в Персию, Турцию. Правительство ежегодно отпускало на выкуп из неволи до трех тысяч рублей золотом. Это заставило туркестанекого генерал-губернатора К. П. Кауфмана обратиться  к хивинскому хану с требованием о прекращении подобного рода действий и о возвращении всех русских, захваченных в плен.

Однако хивинский хан с показным недоумением восклицал, что он не может взять в толк, чтобы пять или десять человек русских, бывших в Хиве и живших гам по дружбе, безобидно, могли послужить поводом для войны. Но русские купцы, которые страдали от высоких рыночных пошлин и от бесправия, свидетельствовали совершенно противоположное. Существовал ценник, по которому русские ценились гораздо выше других. Цена мужчин колебалась от ста до двухсот тилль*, на женщин от шестидесяти трехсот тилль.

*Тилль – денежная единица, равная 1 рублю 80 копейкам.

Учитывая эти факты, К .П. Кауфман доносил в Петербург: «Не предреки времени мы должны идти на Хиву, хотя бы только для освобождения наших соотечественников, томящихся в тяжелом плену».

Скобелев приехал в Туркестан, когда подготовка к походу на Хиву была самом разгаре. И вот здесь горячность и недостаток выдержки сослужили плохую услугу, став причиной натянутых отношений с некоторыми офицерами пренебрежительно отзывавшимися о нем как о петербургском выскочке. Скобеeв умел постоять за себя и дважды дрался на дуэли. К. П. Кауфман вынужден был сделать ему выговор и откомандировать в Тифлис.

Но наместник на Кавказе великий князь Михаил Николаевич рассудил  по-своему. Скобелев пришелся ему по душе неординарностью мышления, порывистостью и неуемным желанием проявить себя. И Скобелев вновь пересёк Каспий получив назначение в Мангышлакский отряд полковника Ломаны в состав экспедиции против Хивы также вошли Туркестанский, Оренбургский, Красноводский отряды и Аральская флотилия. Общее руководство осуществлял К.П. Кауфман**.

**Воспитанник инженерного училища Константин Петрович Кауфман происходил из незнатной немецкой обрусевшей семьи, исповедовавшей православие. Всю свою офицерскую  молодость он провёл на Кавказе в стычках с горцами, немало сделал для укрепления Прикаспия. В нём удачно сочетались качества военного инженера и войскового командира. За штурм турецкой крепости Карс  во время Крымской войны был награждён саблей с надписью «За храбрость». Обладая обширными военными знаниями, организаторским талантом и будучи человеком честным и принципиальным, он двигался по ступенькам военной карьеры без помощи всемогущего родства и связей. До прибытия в Туркестан в 1867 году участвовал в разработке военной реформы, некоторое время  находился в свите императора. Затем заведовал канцелярией военного министерства и два года занимал пост Виленского генерал-губернатора. Высокой требовательностью и заботливостью о людях завоевал в армейской среде весьма высокий авторитет.

Его прибытие в Туркестан дало краю как бы второе рождение. Глубоко изучив быт и нравы местного населения, он проводил гибкую политику умиротворения народов, сурово карал тех, кто пытался ввергнуть их в разлад и в многовековую рабскую тюрьму. Твёрдо отстаивая интересы России, К.П. Кауфман делал всё, чтобы население видело не только поражавшие воображение блеск губернаторской свиты и торжественность смотров войск как демонстрацию мощи государства, ставшего гарантом мирной жизни, но и лояльность русских войнов к существующему укладу, к обычаям. При К. П. Кауфмане в Туркестане построено шестьдесят школ, две прогимназии – мужская и женская, а Ташкент получил первую в Средней Азии публичную библиотеку.

В апреле 1873 года русские войска выступили в поход из четырех пущ» Скобелев командовал авангардом Мангышлакского отряда (одна тысяча сто сорок человек) в составе трех рот пехоты, двух сотен казаков и двух орудий. От колодца к колодцу, от стойбища к стойбищу шел отряд к главной цели — Хиве. Падали от изнеможения верблюды, лошади, нестерпимо палящее солнце делало людей безвольными, появились больные. Многие версты нелегкого пути Скобелеву пришлось пройти пешком. Но он знал, что основная часть отряда следующая за авангардом, должна пройти по разведанному, безопасному пути и что колодцы не должны достаться бродившим по пустыни воинственным кочевникам. В одной из стычек с ними Скобелев получил семь ран и вынужден был преодолеть часть дороги лежа в арбе.

12 мая Мангышлакский и Оренбургский отряды соединились в Кунграде, и общее командование перешло к генерал-майору Веревкину. До Хивы оставалось двести пятьдесят верст, и они оказались самыми трудными и самыми кровавыми. Не проходило ни дня без крупных стычек с хивинцами, которые сжигали оставшиеся позади мосты через арыки и реки, засыпали колодцы. Значительными силами они преграждали путь отряду у Ходжейли, Мангыта и других пунктов, но безуспешно: 28 мая авангард Скобелева стоял у Хивы.

Тем временем Туркестанский отряд, в котором находился К. П. Кауфман, остановился в полупереходе от Хивы. В ответ на известие о том, что хан бежал, в городе безвластие и одна часть жителей намерена оказать сопротивление, другая — открыть ворота русским войскам, К. П. Кауфман сказал: «Если хивинцы спокойно покорятся, то жизнь, собственность и жены их будут пощажены, так как русские пришли не завоевать Хиву, а наказать хана». Посланник обещал передать эти слова жителям, а К. П. Кауфман предупредил Веревкина, чтобы он со штурмом не спешил.

Но агрессивность защитников северной части города вынудила объединенный Мангышлакско-Оренбургский отряд действовать решительно: поначалу пресекать вылазки из-за стен, а затем, после разведки боем, которую осуществил Скобелев, было принято решение штурмовать город.

Хивинцы поливали русских свинцом. Ядра пушек, разрываясь, взбивали огромные фонтаны песка. Но удачные выстрелы русской батареи заставили замолчать их артиллерию. В брешь, пробитую в Шахабатских воротах, первым пробрался Скобелев. Следом за ним в крепость проникли две роты его авангарда и после скоротечного боя овладели стенами и башнями. После чего Скобелев со своим отрядом, с боем завоевывая каждую улицу, вырвался к ханскому дворцу. 29 мая 1873 года Хива пала.

Вскоре в город возвратился хан. Интересен диалог, при котором присутствовал Скобелев, состоявшийся между К. Г. Кауфманом и Сеид-Мохамед- Рахим-Богадур-ханом, переданный американским корреспондентом Мак-Га- ханом.

Кауфман: Если бы вы послушались моего совета три года тому назад и исполнили бы тогда мои справедливые требования, то никогда не видали бы меня здесь… Великий Белый Царь не желает свергать вас с престола. Он только хочет доказать, что достаточно могуществен, чтобы можно было оказывать ему пренебрежение… Великий Белый Царь слишком велик, чтобы мстить… Он готов теперь простить вас и оставить по-прежнему на престоле, при известных условиях.

Хан: …Мне давали дурные советы…

Кауфман: Теперь вы можете возвратиться, хан, в свою столицу. Восстановите свое правление, судите свой народ и охраняйте порядок. Скажите своим подданным, чтобы они принимались за труды и занятия, никто их не тронет; скажите им, что русские не разбойники и не грабители, а честные люди; что они не тронут их жен и имуществ.

Художник В. В. Верещагин с Георгиевским крестом, которым обменялся с М. Д. Скобелевым

Этот наглядный урок дипломатии Скобелев усвоил надолго.

Подтверждение проникавших и ранее в город слухов о том, что там, где появляются русские, исчезает рабство, вызвало у жителей бурную радость. Документально же отмена рабства была зафиксирована в ханском указе.

На Хиву была возложена щадящая контрибуция в размере двух миллионов двухсот тысяч рублей с ежегодной выплатой по двести тысяч рублей в казну. Война стоила гораздо больших денег.

Для Скобелева участие в Хивинском походе стало серьезной воинской школой, проверкой его физических и моральных качеств. Испытание Скобелев выдержал с честью. И даже среди обстрелянных в боях  в Туркестане он выделялся своим поразительным самообладанием и храбростью. Инициатива, верный глазомер, быстрота в принятии решений уже тогда отличали молодого офицера. Скобелеву часто приходилось выполнять наитруднейшие и опаснейшие задания, применяя изобретательность и находчивость. Начальство полностью полагалось на него.

В конце Хивинского похода он совершил выдающуюся по смелости и лихости рекогносцировку. Из четырех отрядов, посланных на Хиву, Красноводский не дошел до места назначения и, измучив лошадей и вьючных верблюдов, во избежание гибели возвратился. Расстояние более чем в пятьсот верст осталось неразведанным. Важно было выяснить причину неудачи. Для получения сведений об этом отрезке пути предлагалось снарядить небольшой отряд пехоты и кавалерии с несколькими орудиями. Скобелев вызвался разведать маршрут, а также сделать глазомерную съемку местности. К. П. Кауфман после колебаний дал на это согласие.

Перед выступлением в путь Скобелева видел участник Хивинского похода полковник В. А. Полторацкий. Вот как он описывает этот эпизод: «…Я вышел и в темноте… только по голосу узнал всадника. Скобелев, в туркменском костюме, высокой шапке и вооруженный с головы до ног, стоял перед нами и просил благословения на дальний, опасный путь… Дай ему Бог успеха, но увидимся ли с ним?»

Опасения В. А. Полторацкого оказались напрасными. Через неделю Скобелев с тремя туркменами и двумя казаками, сопровождавшими его, возвратился целым и невредимым, описал словесно и набросал на карте маршрут, колодцы и доложил сведения о ватагах вооруженных хивинцев, контролировавших местность.

— Неужели вы никого не встретили на пути, кто бы признал в вас русского? — обратился к нему состоящий при генерал-губернаторе художник В. В. Верещагин*.

— Конечно, встречал я народ. — ответил Скобелев, — но я всегда высылал вперед моих джигитов, они заводили разговоры о том, о сем, рассказывали при нужде и небылицы, чем отвлекали их внимание, а я тем временем проскальзывал вперед.

Попадись он — смерти не миновать. За эту рекогносцировку Скобелев был награжден орденом св. Георгия IV степени.

Уже тогда о русском подполковнике начали говорить в Европе.

* С художником Василием Васильевичем Верещагиным Скобелев познакомился ещё в 1870 году в единственном ресторане Ташкента благодаря Жирарде, безотлучно следовавшему и своим воспитанником и учившему в то время детей К. П. Кауфмана. Судьба разлучала художника и полководца надолго, но сводила вновь и объединяла кипучая жажда деятельности на благо Родины.

Привлекательная внешность Скобелева, умение держаться без рисовки, открытый располагающий взгляд прямота в высказываниях и суждениях — все это сделало возможным знакомство, которое позднее превратилось в прочную мужскую дружбу.

Верещагин совершал поездку по Туркестану, чтобы запечатлеть в своих картинах этот край, его историческое прошлое, самобытную культуру, народ, красоты древней архитектуры, восточные пейзажи. Но не только это привлекало его. Он ехал узнать, что такое истинная война, о которой много читал и на Кавказе. Василий Васильевич принимал участие почти во всех крупных сражениях, за что получил Георгиевский крест.

24 августа русские войска, оставив в Хиве небольшой гарнизон, покинули город. Отдельные подразделения были расположены почти во всех городах ханства.

Зимой 1873 года Скобелев получил отпуск и решил провести его на юге Франции. Скобелев и отдых — понятия несовместимые. Вне дел он буквально чах, становился скучным, раздражительным, его энергия нуждалась в применении, он искал ей выход и находил в труде, в совершенствовании знаний. Стол в снятой им на берегу моря квартире был завален книгами, чертежами. Скобелев находился здесь инкогнито, но навязчивые репортеры, пронюхав, что среди отдыхающих находится русский офицер, имя которого не раз появлялось в газетах, беззастенчиво вторгались в мир его мыслей и повседневного труда, а следом за ними, как правило, не было отбоя от любителей шапочных знакомств. Избавиться от них удавалось с великим трудом. И однажды, ко всеобщему удивлению, Скобелев внезапно исчез. Лишь через несколько недель его след обнаружился в Испании.

На протяжении ряда лет с небольшими перерывами на Пиренеях шла вооруженная борьба между регулярными королевскими войсками и партизанскими отрядами карлистов, названных по имени Дона Карлоса, возглавлявшего движение и являвшегося ставленником клерикально-феодальной партии, пытавшейся втащить его на испанский престол.

Скобелев, внимательно следивший по газетам за ходом военных действий, не мог удержаться от поездки в Испанию, чтобы почерпнуть в опыте войны что-то новое и найти этому применение в своих будущих походах. Исходя из сообщений прессы, он пришел к выводу, что действия партизанских отрядов карлистов представляют гораздо больший интерес для изучения, чем действия регулярной испанской армии.

Переодевшись в костюм испанца, под чужим именем он тайно пробрался в горную местность, где действовали отряды карлистов. На одном из сторожевых постов его задержали и с завязанными глазами доставили к Алоизу Мартинецу, ближайшему сподвижнику Дона Карлоса. При обыске у Скобелева обнаружили рекомендательное письмо, в котором Скобелев был назван русским путешественником. В беседе с лидером карлистов Скобелев сообщил, что вовсе не сочувствует движению, но в настоящее время не находит лучшего примера войны в горных условиях, когда плохо вооруженные и малочисленные отряды продолжительное время сдерживают натиск регулярных войск.

Алоиз Мартинец вспоминал, что всех поражала работоспособность Скобелева. Неразлучный со своей записной книжкой, он следил за тем, как строились укрепления в горах, как совершались горные переходы и организовывалась перевозка артиллерии, снарядов по узким тропинкам.

Эта поездка еще раз подтверждает прозорливость Скобелева, за несколько лет вперед предвидевшего, что вероятность войны в условиях, подобных испанским, в ближайшем будущем не исключена.

Скобелев покинул Испанию, когда распространился слух о том, что он прислан русским правительством. У него могли быть неприятности. На родине Скобелева ожидало радостное известие: 22 февраля 1874 года состоялось его производство в полковники. А 17 апреля назначение флигель-адъютантом с отчислением в свиту царя. Но события не позволили выехать в Петербург и окунуться в беззаботную жизнь.

Покидая Туркестан на непродолжительное время, Скобелев не предполагал. что мир настолько непрочен, и достаточно будет одной искры, чтобы накалить обстановку. Жизнь в Ташкенте текла в ожидании непредсказуемого. Все началось с волнений в Кокандском ханстве, которым с 1844 года правил Худояр-хан. Волны политических страстей порой выкидывали его с насиженною трона. Дважды приходилось спасаться бегством в Бухару. А с тех пор, как в Ташкенте обосновались русские, он стал налаживать контакты с администраиией края, готовя себе возможное пристанище на случай очередного кризиса, который, кстати, не заставил себя ждать. Собственно, организатором стал сам Худояр-хан тщеславный и коварный владыка, питавший утробную страсть к наживе и обложивший народ непосильными податями.

Народ восстал. К нему примкнула часть духовенства и феодалов. Несмотря на все потуги, Худояру не удалось силой подавить сопротивление. Занятый борьбой с восставшими, он не подозревал о заговоре в своем собственном доме, организованном против него сыновьями.

Скобелев волей судьбы оказался в самой гуще событий. К. П. Кауфман для выяснения ситуации в Коканде направил посольство под охраной Скобелева. Посольство возвратилось вместе с самим ханом, которому с семьей спешно пришлось покинуть столицу. Благодаря твердости и осторожности Скобелева удалось уйти от погони, не пуская в ход даже оружия. Так Худояр- хан оказался в Ходженте, а его место на престоле занял старший сын Насреддин-бек, человек слабовольный и нерешительный, ставший игрушкой в руках кокандской знати. В ее кругах давно вызревала идея газавата — «священной войны» против «неверных», то есть русских. Началась она с подстрекательских выступлений мулл в мечетях и дервишей на базарных площадях.

В городах, занятых русскими гарнизонами, стало неспокойно. Кокандцы, вторгнувшиеся в губернаторство, совершали налеты на почтовые станции и зверски расправлялись с их персоналом. Поползли слухи, что огромное по численности конное войско идет на Ташкент. Распри внутри ханства были обычным явлением, и К. П. Кауфман не вмешивался, но когда они стали сопровождаться резней, гибелью купцов, мирных людей и затрагивать русские интересы, то пришлось позаботиться о безопасности. С 9 по 12 августа выдерживал трудную осаду русский гарнизон в Ходженте*.

И как знать, возможно, он и пал бы, не подоспей своевременно помощь отряда, возглавляемого Скобелевым. «А не малочислен ли наш отряд?» — спросил его капитан Михайлов. «Отряд в две сотни, — ответил Скобелев, — с четырьмя ракетными станками я считаю сильным и самостоятельным в здешних войнах». Уже на подходе к Ходженту отряд увеличился до восьми сотен. Он внезапно ударил по кокандцам, заставив их с большими потерями отступить от города.

На этом военные действия могли закончиться, но воинственный Абдуррахман-автобачи, талантливый вождь кипчагов, совершивший намаз** в Мекке, решил сражаться до конца. Фанатичный и честолюбивый, он поставил на карту не только спокойствие обширного края, но и тысячи жизней простых кокандцев, кипчагов, кара-киргизов, вовлеченных им в боевые действия.

18 августа 1875 года отряд, состоящий из шестнадцати рот, девяти сотен казаков, с двадцатью орудиями и восемью ракетными станками, всего четыре тысячи человек, под командованием К. П. Кауфмана выступил из Ходжента. Скобелев в этом отряде командовал всей конницей. Примечателен его отзыв: «Я глубоко верю в казаков, как славную боевую силу, и за поход надеюсь доказать, что они при маленькой сноровке не уступят регулярной коннице».

Кокандский поход можно условно разделить на два этапа — осенний и зимний. 21 августа русские войска сражались у кишлака Каракчикум, где Скобелев продемонстрировал возможности казачьей конницы. Орудия давали залп по скоплению неприятеля, а затем стремительная мощная кавалерийская атака решала исход сражения. 22 августа почти пяти десятитысячная армия кокандцев сосредоточилась у города Махраме. Но русские войска имели уже достаточный боевой опыт, и численное превосходство уступило организации и умелому взаимодействию родов войск. Несмотря на отчаянное сопротивление, на затопленную перед укреплениями местность, на неимоверный огонь, Скобелев с отрядом ворвался в город. Его желтый знак метался по полю сражения, словно вихрь. Раненный в самом начале сражения в ногу, он не слез с коня до той минуты, пока противник не перестал сопротивляться. Победителям достались тридцать девять орудий и девятьсот пленных.

До Коканда движение войск было мирным, жители ханства выходили на дороги, население городов открывало ворота и встречало русских подношением даров. Участник этого похода подполковник Маев вспоминал: «Доверие населения к вступившему в Кокандское ханство русскому войску было полное». В Коканде К. П. Кауфмана встретил хан Насреддин. Здесь был подписан мирный договор, по которому подтверждались права русского купечества на торговлю, к Туркестанскому губернаторству присоединялся правый берег Сырдарьи с городами Чустом и Наманганом.

Скобелев с двумя ротами солдат да шестью сотнями казаков еще несколько дней преследовал остатки отряда автобачи. Затем настиг его и разбил, захватив всю артиллерию и обоз. В руках Скобелева оказался «меккский значок» кокандского военачальника, но самому ему удалось скрыться.

Русские войска покинули Коканд. Почти следом за ними в город ворвался Абдуррахман (его поддержало кипчагское население, не желавшее признавать себя побежденным), сверг Насреддина и отдал престол предводителю кара-киргизов, получившему официальное имя Пулат-хан. Воинственные призывы накалили обстановку, и «священная война* развернулась с новой силой. Кокандцы нанесли целый ряд ударов по русским гарнизонам, что вызвало ответную реакцию.

Для борьбы с противником был организован отряд под командованием генерал-майора В. Н. Троцкого в составе пяти с половиной рот пехоты, трех с половиной сотен казаков, шести орудий, четырех ракетных станков. Скобелев находился в нем в качестве начальника штаба. 1 октября отряд взял штурмом город Андижан, произведя блестящую атаку.

I8 октября 1875 года Скобелев за боевые заслуги был произведем в генерал-майоры с зачислением в свиту и награжден шпагой с надписью «За храбрость».

Теперь ему поручили командование довольно значительным по силе отрядом, в который входило шестнадцать рот, семь с половиной сотен казаков, двадцать два орудия, четыре ракетных станка, рота саперов — всего четыре тысячи триста человек. Уже только простое перечисление говорит о том, что Скобелеву предстояло выступать в роли общевойскового начальника и выполнять довольно сложные боевые задачи по ликвидации очагов сопротивления, располагавшихся в основном в городах.

Скученность построек, узкие улицы, высокие глинобитные стены и заборы все это осложняло обстановку. Тем не менее, войска под командованием Скобелева в течение двух месяцев разбили мятежников.

За отличие в Кокандеком походе Скобелев был награжден золотой саблей с надписью «За храбрость», Георгиевским крестом III степени, орденом Владимира III степени с мечами. Воистину головокружительная карьера. В тридцать два года генерал-майор, обладатель высших воинских наград за храбрость. Но если учесть, что и награды, и отличия завоеваны в наисложнейших переходах, то для зависти места не найдется. И действительно, среди тех, с кем Скобелев делил все труды Кокандского похода, не нашлось ни одного, кто бы попытался очернить его заслуги: все свершалось на главах многих, а личная скромность и простота, оставшиеся в обращении у Скобелева при его стремительном взлете, импонировали сослуживцам. Неизменный успех в сражениях, в которых принимал участие Скобелев, служил наглядным подтверждением правильности его взглядов и принятых решений. Действуя на поле боя быстро и решительно, храбро и тактически грамотно, он выходил победителем даже из самых сложных боев. Всегда одетый во все белое, на белой лошади, он оставался целым после яростных схваток с врагом. Здесь уместно сказать о необычайной суеверности Скобелева и его убежденности в том, что в белой одежде он не будет убит. Кроме того, уже в то время о нем сложилась легенда, что якобы он заговорен от пуль. Все это покрывало его имя особым ореолом. Даже в самых отдаленных кочевьях имя Ак-паши*, русского военачальника, знали и произносили одни с боязнью, другие — с уважением.

По указу царя от 18 февраля 1876 года Кокандское ханство упразднялось, а его территория преобразовывалась в Ферганскую область, которая вошла в состав Туркестанского генерал-губернаторства. Первым губернатором области и начальником войск, располагавшихся в его пределах, был назначен Скобелев.

Правитель канцелярии Туркестана генерал А. И. Гомзин, в руках которого находились кадровые перемещения, с опасением говорил К. П. Кауфману. «Не рискованно ли было… назначать на ответственный административный пост слишком ретивого кавалериста?» На что К. П. Кауфман ответил: «А вот, Андрей Иванович, сделаем опыт, авось этот кавалерист нас не осрамит».

Чувствуя в лице А. И. Гомзина явного недоброжелателя, Скобелев, хорошо разбиравшийся в людях, прибег к лести: «Ваше превосходительство ВИДИТ перед собой новичка в гражданской службе, у которого нет ни знаний, ни опыта; ему нужен руководитель, и он пришел искать его в лице нашего превосходительства». Такой тон во многом смягчил Гомзина и как рукой снял высокомерие и пренебрежение.

С присущей ему энергией Скобелев взялся за устроительство разоренного военными действиями края. Уже к концу апреля Ферганская область по своему административному устройству мало чем отличалась от внутренних губерний России. Образовывались уезды и их управления, областное управление и губернаторская канцелярия рассылали указы и инструкции, становилось на ноги городское хозяйство. Возле дома, который занимал Скобелев, и в людных местах появились объявления, извещавшие жителей, что генерал-губернатор принимает просителей по любым вопросам ежедневно утром.

Одним из наиболее важных направлений административной деятельности Скобелева стало установление прочного спокойствия в губернаторстве, для чего требовалось прекратить вражду между отдельными племенами. Главное, Скобелеву удалось сохранить мир. Он твердо знал, что ни в чем так не нуждался край, как в новых дорогах, арыках, и они строились невиданными доселе темпами. Но, пожалуй, ничто не решалось с таким огромным трудом, как полная ликвидация рабства и упорядочение системы налогов. Эти меры вызвали большое одобрение у простого народа.

К. П. Кауфман писал в Петербург: «Михаил Дмитриевич занимается серьезно своим делом, вникает во все, учится и трудится… Народ подает «арсы» (просьбы. — Б. К.) с полным доверием и, кажется, доволен своим теперешним положением…»

Из столицы во вновь приобретенные владения потянулись высокопоставленные инспекторы и визитеры. Скобелев встречал гостей с необычайной помпезностью и поражал восточным гостеприимством и обилием развлечений. Но за время долгого обратного пути восторги и впечатления становились умереннее и уступали место зависти и недобрым мыслям, которые в великосветских кругах обретали реальные очертания в виде нелестных отзывов и сплетен о молодом генерал-губернаторе. О них в весьма противоречивых строках повествует американский военный агент в России А. Грин. Уже в ту пору «Скобелев …пустился в поход против интендантских чиновников… И так как они столь же ловки, сколь неразборчивы, то и не замедлили обвинить его в Петербурге в весьма серьезных злоупотреблениях. Один флигель-адъютант послан был для расследования дела; холодно принятый генералом.., флигель-адъютант вернулся в Петербург с докладом, в котором Скобелев обвинялся во взяточничестве на сумму около миллиона рублей».

Скобелев, как непримиримый противник обкрадывания солдат, не позволял никому запускать руку в государственный карман и жестоко карал тех, кто пытался нажиться на недоплате и недодаче. Это создало ему множество врагов, которые вели нечистоплотную борьбу против генерала.

Вот как развернулись дальнейшие события. Скобелев вынужден был испросить у К. П. Кауфмана отпуск и спешно выехал в Петербург, где представил все счета и бумаги в Государственный Контроль. Генерал был оправдан.

В письмах, получаемых К. П. Кауфманом из Петербурга, недоброжелатели Скобелева обозначены буквами латинского алфавита, поскольку близость их ко двору была очевидной. Однако именно они высказывали сомнения в оценке деятельности Скобелева и уж совсем не принимали его отказ от помощников с громкими титулами.

За время пребывания Скобелева на посту губернатора в нем наглядно раскрылся талант администратора новой школы, умело подбиравшего и расставлявшего кадры. Им был отменен под страхом сурового наказания обряд преподношения дорогих даров. Своим единственным достарханом Скобелев распорядился так: продав подарки на аукционе за три тысячи рублей, купил землю, построил на ней кишлак, провел к нему арык и поселил часть беднейших семей.

Не оставался вне его внимания и быт русских солдат. С небывалой скоростью строились военные городки, с уютными чайными, с библиотеками, школами. Стремясь заложить в солдате чувство собственного достоинства, Скобелев требовал беречь репутацию русской армии, боролся с малейшими проявлениями человеконенавистничества. Но ничто не могло идти в сравнение с той радостью, с которой было встречено решение Скобелева о вызове из России солдатских жен. И вскоре рядом с военными городками выросли русские слободки, где звучали женские голоса, раздавался детский смех и плач младенцев. Скобелев не жалел ни сил, ни средств на их благоустройство, и многие вышедшие из службы солдаты навсегда оставались в Ферганском крае.

Скобелеву, как губернатору пограничного с колониальными владениями Англии края, пришлось столкнуться с решением острой политической проблемы: оказания всеми средствами решительного отпора проникновению английского влияния в пределы области. И здесь у Скобелева раскрылось еще одно дарование — тонкое понимание обстановки и целей английской политики в Азии. В то время, когда английские пушки стояли на улицах Кабула, британские газеты вопили: Россия идет на Индию! Отповедь имперским дипломатам в устах Скобелева звучала примерно так: «Мы за твердое будущее границ наших и не ищем чужих земель в английских колониальных пределах, простершихся в Азии от Тегерана до Пекина, но и не позволим английскому штыку блестеть в долинах Ферганы и Коканда».

Границы Ферганской области до присоединения к России имели весьма расплывчатое и приблизительное изображение на картах. В условиях же реального соприкосновения с английскими владениями они легко могли стать яблоком раздора. По мнению Скобелева, Россия должна обезопасить себя в Европе, предприняв решительное движение за Тянь-Шань и заставить признать весь Ферганский Тянь-Шань русским.

Было известно, что Англия и Цинский Китаи вели острую дипломатическую борьбу между собой за раздел сфер влияния в этом обширном горном регионе, где в ту пору проживали при памирские таджики и памиро-алайские киргизы. Последние в начале XIX века попали под власть кокандских ханов, которые установили режим жесточайшего угнетения кочевников скотоводов. Бесправие, нищета, голод, эпидемии, уносившие иногда тысячи жизней, грозили им полным вымиранием. Киргизы неоднократно восставали против кокандского владычества и не раз обращались к России с просьбой о покровительстве. Вот что говорилось в одном из писем, полученных в канцелярии Туркестанского генерал-губернатора: «Положение киргизов вам хорошо известно… Мы несчастные кокандские подданные могли бы избавиться от тиранства Худояр-хана и найти спокойствие». Положение киргизов Алая в некоторой степени облегчалось тем, что северные их сородичи уже присоединились к России, но лишь только по окончании Кокандского похода стало возможным совершить экспедицию в страну гор.

В «Туркестанских ведомостях» от 30 августа 1876 года говорилось, что К. П. Кауфман «приказал генералу Скобелеву двинуть небольшие отряды к горам, коим занять главнейшие выходы из гор в долину и идти с главными силами в восточную часть гор». Скобелев спешно, но без суеты снарядил, подготовил и лично возглавил экспедицию за Алайский хребет.

Отряд в составе восьми рот, четырех сотен казаков, трех горных орудий и ракетной батареи две недели обследовал огромный горный массив, населенный многочисленными кочевыми племенами. Специалисты этнографы, метеорологи, топографы трудились на совесть. Скобелев требовал от них точности, достоверности исследований, поддерживал разумную инициативу и словно очарованный странник, не мог без восхищения взирать на могучие и таинственные конусообразные пики, на удивительное переплетение караванных троп, на причудливую игру солнечных бликов в студеных брызгах водопадов, на веющие могильным холодом ущелья, на великолепие красок высокогорных лугов.

Освободив край от мятежников, русский генерал призывал к сотрудничеству и торговле.

И царица Алая Курбаджан-Датхо, уставшая от нескончаемых распрей с крупными феодалами и своими сыновьями, избрала путь сближения с Россией. Скобелев протянул ей руку, и она не повисла в воздухе. Царица Алая просила его быть «тамыром» — другом. Покидая южную Киргизию, генерал получил твердые заверения в неукоснительном соблюдении договорённости, подтверждением которой стал прочный мир и реальные очертания Границ Российской империи, а в руках простых киргизов заблестели косы. И не слишком мудреная, но доселе незнакомая наука косьбы навсегда вошла в их быт.

В заботах, и хлопотах быстро прошел год, и как ни мало еще сделано на посту генерал-губернатора, важные события, надвигающиеся в Европе* не могли оставить Скобелева равнодушным. Прошел почти месяц с того как он отправил прошение царю о назначении в Дунайскую армию. И вот получен ответ. Скобелева поразило его содержание Смысл многих сводился к  тому, что в будущей войне и без него обойдутся.

Г убернатор прощупывает отношение к нему в Зимнем дворце через графа Адлерберга «…Я считаю предложить себя на какую бы то ни было численниость в действующих войсках логическим последствием всего моего адлого и поступить иначе я относительно самого себя не могу.. ». в в вагве пожелания: «…командовать бригадою, если возможно, то пехотой в бою было бы для меня верхом счастья». Но даже и всемогущие связи оказались не в состоянии пробить брешь в паутине интриг, которые начали плестись задолго до прибытия Скобелева в столицу. С чувством досады собирался он в путь.

Но решение принято: хоть рядовым, но участвовать в воине. В войне, которая должна принести свободу целому народу.