Абдулла Кодири. Последние дни поэта Искусство История

Ризо Ахмад

Его арестовали накануне нового 1938 года – 31 декабря. Когда люди в черном вошли в их дом, он и его жена успели только переглянуться. Его милая, прекрасная, верная Рахбарбону поняла его и увела детей в холодный двор. Начался обыск. На пол летели книги, посуда, детские игрушки, рукописи…. Дети молчали, не плакали под чутким взором матери. Они только тесно – тесно прижимались к ней. Сам Абдулла Кодири словно замер. Он всё понимал, он знал причины и мотивы. Его предупреждали. Шепотом пытались указать, что ему пора уехать, сбежать, сгинуть. Но куда он  от родных уедет, а от себя, от своего пера. Этим он тогда сам себя и уничтожит…  Хотя почему именно сегодня? Ведь новый год. На вечер приглашены родственники. Хотелось в теплом семейном кругу… Он подошел было к следователю Тригулову. Но видя спокойное лицо того, видя, как тот курит, сбрасывая пепел от папиросы и плюясь на чистый пол, слыша в неспешных репликах и командах голос хозяина, Абдулло вернулся во двор.

Потом его заберут в дом предварительного заключения (ДПЗ) при НКВД УзССР. В ордере № 27/26 на арест Абдуллы Кодири были указаны мотивы ареста, одна страшнее другой! И что он член контрреволюционной националистической организации, вот уже несколько лет ведет борьбу против коммунистической партии и советского правительства. И что он несколько раз выступал в печати с клеветническими речами, направленными против политики партии и руководителей государства. И что он принимал участие в пантюркистском движении. И что его взгляды против нынешнего строя носят постоянный характер… На оборотной стороне ордера, еще не зная, что ему предстоит пережить, перестрадать, и как изменятся все его слова, он – родное дитя чистоты, чести и справедливости, еще верящий в правду, искренность и благородство, возмущенно напишет: «Суть решения о моем аресте мне изложена (прочитал), не согласен с предъявленными мне обвинениями и считаю себя невиновным».

Обвинение ему предъявят лишь через три месяца тюремной отсидки, в марте 1938-го. Это всё по-советски, по-сталински – сначала арестовать, то есть лишить  жизненного пространства, физической свободы, затем известно какими путями собирать признания («Признание вины – царица доказательств» – кричал тогдашний генеральный прокурор Вишневский – эдакий сталинский центурион), а уже потом, когда человек физически и духовно сломлен, когда нигде уже, в том числе и на суде не перестанет поносить себя и друзей своих – предъявить обвинение. В этом обвинении к тем самым: контрреволюционер, националист, клеветник на советский строй, активный член различных антисоветских организаций, прибавляется и новое: в своей контрреволюционной деятельности был тесно связан с Файзуллой Ходжаевым и Акмалем Икрамовым (партийные и хозяйственные руководители тогдашнего советского Узбекистана, впоследствии обвинены в шпионаже в пользу иностранных государств и расстреляны в 1937 году. Реабилитированы посмертно), а значит работал для иностранных разведок.

На их основании согласно статьям 58, 64, и 67 уголовного кодекса Узбекской ССР Абдулла Кодири был привлечен к уголовной ответственности. Протоколы допросов, имеющиеся в архивах службы национальной безопасности, приводит в своей большой газетной статье «Смерть желаннее свободы» историк Рубен Сафаров (газета «Тошкент хакикати», 1989, от 21 и 23 ноября). Из них видно, Абдулла Кодири сломлен,   но не уничтожен. Он по-прежнему ясно мыслит, свободно рассуждает, анализирует, но вынужден идти на поводу следователя. Он признает, что являлся националистически настроенным, пропагандистом идей свержения советской власти, агитатором староузбекских традиций. Да – встречался с теми-то и теми, разговор шел о противодействии советам и т.д. и т.п. Но нигде он не признает, что был членом какой-либо такого толка организации. Почему? Ведь всё, что возможно и невозможно он признал. А вот этого не признал потому, что в этом, дорогой читатель, открывается его, Абдуллы Кодири, великая, сермяжная, выстраданная правда: не признав того, что был членом националистической контрреволюционной организации он, сквозь строки протоколов как бы кричит нам: раз он – ярый враг советов, то вступил бы куда надо, чтобы бороться как нужно, а не вступил, потому что организаций таких не было, не было, не было!!! А раз не было, то и деятельности никакой не было, не было, не было!!!

Но и следователь не дурак. Хоть и хамло и подонок, глумящийся над человеком, исстрадавшимся душой и телом («Вы лжете! Вы совсем изолгались! Как вы это опровергните!? Что вы скажете после этого?!»). ему дано задание уничтожить этого… Как его?.. И он это сделает. Ему недосуг, что перед ним гений, светоч узбекского народа. Своя рубашка, как говорится… А говорить и думать так, как мы хотим, как требует родная партия и верный ей НКВД, будешь! Даром что-ли хлеб советский жуем. А не можешь – научим, не хочешь – заставим. Вот и заставляли. Руками, ногами, плевками, клещами, поеданием собственного говна, невыключаемым светом, холодом, жарой, цементным полом, сыростью, крысами и блохами… И еще бог знает чем – нормальный ум не догадается.

У нас нет документальных свидетельств издевательств над Абдуллой Кодири. Но разве мог сдаться такой прекрасный разум без вмешательства чужой, подлой и страшной силы. Три месяца его держали взаперти без предъявления обвинений. Потом бесконечные допросы вплоть до расстрела. А между допросами — пытки. Как же без пыток. Кто ж согласится быть английским, немецким и еще каким шпионом без пыток. А пытки такие, что впору вспомнить о том, что творилось в тюрьмах средневековой инквизиции. А потом убить его 4 октября. И по-иезуитски оформить протокол судебного заседания, прошедшего 5 октября с 12.45 до 13.00. И обвинить его по статьям уголовного кодекса: 58 – измена родине; 64 – подготовка и осуществление террористической деятельности; 67 – организация усилий по свержению советской власти. И дать А. Кодири, уже умершему, последнее перед оглашением приговора слово: Прошу дать возможность честно работать на пути интересов социалистической родины. Всё…       

Что за неполный этот 1938 год тюремной жизни думалось Абдулле? А думалось – мечталось ему двояко: если выйдет живым и если не выйдет. Ах, если бы было первое, — вздохнул бы Абдулла , — как здорово жить, работать, любить… Прийти домой, прижать к груди детей, сказать добрые слова поддержки больному Хабибулле, тронуть руку любимой Рахбар. Потом уединиться и писать о том, что было и будет, что есть и чего нет, жить, страдать и завидовать своим героям. Заснуть над рукописями и проснуться в постели. Услышать ворчание женушки, щебет доченек, визг младшего и басовитый говорок старшего сына. И больше никто не нужен. Никто, никто, кроме вас, мои дорогие, светлые, самые, самые…

Но если будет второе – так пусть и без меня дети не згинут, а вырастут в радости, в достатке, станут достойными людьми и счастливыми в своих семьях. А что я? Я хотел сделать многое. У меня ведь был талант писать. Но не всё довелось, не всё успелось. Но и на этом хвала Аллаху, милостивому и милосердному. А остальные пусть простят меня, грешного…

Нет, Абдулла Кодири, вы не талант. Вы гений! Гений узбекской словесности. Так красиво, сочно, доходчиво до чужого ума, лапидарно, с образами, которые вовек не умрут, с такими чувствами и движениями души, что вдруг обрадуешься или заплачешь, — могли писать Вы, а также Алишер Навои, Александр Пушкин, Роберт Бёрнс, Сергей Есенин, Гафур Гулям, Михаил Булгаков, Эрнест Хемингуэй, Габриэль Гарсия Маркес…

Гениям всегда тяжело. На то они и гении, что рядом с моцартами есть всегда сальери. Не розами усыпан их путь, а шипами. А сальериев у вас было много. Вы же сами их назвали не союзом писателей, а союзом шпионов. Не будем называть их поименно. Они известны. Ясно одно – тяжело жить гениальности рядом с бездарным. Вот и норовит принизить. А чем принизить – унизить – то?  А травлей. Вот и травили. Более пятидесяти писем в различные инстанции только за 1937 год. Угрозы и унижения с трибун и в кулуарах. Вы аж заболели от этого. Экзема, сыпь, зуд. Всё от нервов. А властям тогдашним разбираться недосуг. Идет классовая борьба.  Вот и объединили Абдуллу Кодири вместе с другими большими и малыми, с чинами и без в одну антисоветскую группу…

А жизнь продолжается. У нас остались романы, повести, рассказы его. И мы наслаждаемся ими, читая эту прекрасную прозу великого поэта земли узбекской.