«…И в Слове возродится Бог», окончание История Разное

Л. Шахназарова

…Мы в пух и прах наряжали тебя,
Мы тебе верно служили,
Громко в картонные трубы трубя, –
Словно на подвиг спешили!

Даже поверилось где-то на миг, –
Знать, в простодушье сердечном:
Женщины той очарованный лик
Слит с твоим празднеством вечным.

(Булат Окуджава)

…Вспоминает жительница Ташкента Татьяна Александровна Вавилова:

«Как-то раз пришла к нам мамина одноклассница, тетя Зоя Журавлева. Все старики любят вспоминать детство и молодость, вот и они вспоминали наперебой. Тетя Зоя и говорит: «А помнишь, как мы к вам на елку приходили? Папа твой нарядил елку очень красиво, со свечками, игрушками, но только окна у вас ватными одеялами занавешены были». Мама засмеялась: «Так мы на Аккурганской жили, окна выходили на улицу, мимо много разных людей ходило, боялись, что донесут про елку»…

…В миг расставания, в час платежа,
В день увяданья недели –
Чем это стала ты нехороша?
Что они все, одурели?!

И утонченные, как соловьи,
Гордые, как гренадеры, –
Что же надежные руки свои
Прячут твои кавалеры?..

(Булат Окуджава)

Новогодняя елка официально вернулась в Советский Союз в 1935 году. В газете «Правда» за 28 декабря появилась заметка о том, что нужно организовать к Новому году детям хорошую елку. Подписал заметку второй секретарь ЦК компартии Украины Павел Петрович Постышев. Сталин не возражал, очевидно, с ним вопрос уже был согласован.
К слову, Постышеву, снявшему «опалу» с новогодней елки, тогда оставалось жить всего четыре года: его расстреляют в 1939-м.
За год до этого погибнет в пересыльном лагере Мандельштам.

Сусальным золотом горят
В лесах рождественские елки,
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.
О, вещая моя печаль,
О, тихая моя свобода
И неживого небосвода
Всегда смеющийся хрусталь!..

(Осип Мандельштам)

…Дошла очередь и до возвращения новогодней елки в Ташкент. Сюда впервые после долгих лет запрета она пришла на новый 1937 год.

«Моя чиланзарская соседка, Антонина Ефимовна, в тот год работала на радио, – пишет журналист Ефрем Рябов. – Тогда, в дотелевизионную эпоху, это было одно из важнейших СМИ. Так вот она вспоминала, что к ним на новогоднюю елку пришел сам первый секретарь Акмаль Икрамов, и она танцевала с ним вальс. Правда, танцевал он плохо, был в солдатских сапогах и отдавил ей все ноги…
Потом мы привыкли к новогодним елкам и уже не могли себе представить этот главный праздник в году без “лесной красавицы” – арчи… Перед подъездом нашей панельной четырехэтажки на десятом квартале Чиланзара строители посадили арчи, и они стойко простояли там лет по двадцать пять-тридцать. Новый год воспринимался как некий радостный ритуал. Родители, родственники, бабушки-дедушки, знакомые – все дарили детям билеты на новогодние представления. Помню елку на воде в бассейне имени Митрофанова, елку на льду во дворце спорта “Юбилейный”…»

…И ослики в сбруе, один малорослей
Другого, шажками спускались с горы.
И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали все пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры,
Все будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все елки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Все великолепье цветной мишуры...

(Борис Пастернак)

«…Люди старшего и среднего возраста, должно быть, заметили: что-то в последние годы с праздничной предновогодней атмосферой стало не так, явно не так! А знаете, в чем дело? В СССР в повседневной жизни практически отсутствовали яркие краски. Жизнь как будто показывали по черно-белому телевизору. И лишь в преддверии новогодней ночи появлялся цвет. Зелень елок, солнечное сияние оранжевых мандаринов, красная шуба Деда Мороза, разноцветье елочных игрушек и гирлянд!.. Это создавало атмосферу праздника и обещало непременное чудо…
Обыденная же жизнь совсем не была такой насыщенно-цветной; цвета были, как тогда говорили, “немаркими”. Практично? И это тоже. Но в основном – из-за отсутствия хороших средств, чтобы отбелить ткань. Электричество экономили, фонарей было поменьше, и горели они не всю ночь. В будни носили, как правило, темную одежду, например, та же школьная форма – коричневая, с черным фартуком… Шарфы сейчас носить модно, а мое поколение (я родился в 1954 году) носило их, чтобы воротники пальто и плащей не пачкались…
И вечной картиной перед глазами в воспоминаниях о той эпохе – черные улицы с синими фонарями, и моргающая надпись «…олоко»… Два с половиной шрифта, два с половиной цвета, мамино розовое пальто – одно такое в черно-серой уличной массе…
И как же мы в этих бесцветных, в прямом смысле, буднях ждали каждого новогоднего праздника!
Сейчас, конечно, совсем иное дело: жизнь не просто насыщена, а прямо-таки ослепляет ярчайшими красками витрин, реклам, экранов, дисплеев, разноцветьем нарядов… Но, может быть, именно поэтому предновогодняя атмосфера уже не воспринимается такой необыкновенной, чудесно-праздничной, как когда-то?..».

Этими размышлениями поделился в социальных сетях один из ташкентских старожилов.

…Какое блаженство, что блещут снега,
что холод окреп, а с утра моросило,
что дико и нежно сверкает фольга
на каждом углу и в окне магазина.

…Какое блаженство, что надо решать,
где краше затеплится шарик стеклянный,
и только любить, только ель наряжать
и созерцать этот мир несказанный...

(Белла Ахмадулина)

И снова – воспоминания Татьяны Александровны Вавиловой:
…«Моя самая первая елка была искусственной. На новый 1946-й год малюсенькую елочку прислала нам из Польши тетя. На ней были такие же махонькие игрушки и свечки. Стояла елочка посреди обеденного стола без Деда Мороза и Снегурочки, но бумажные пакеты с подарками были. В каждом маленькое зеленое яблочко, сухофрукты, орехи и конфеты – подушечки и «бомбошки». Конфеты с начинкой из повидла, обвалянные в сахаре, самые любимые – подушечки в какао с сахаром. А может быть, в 46-м конфет и не было, не помню точно, но подушечки и круглые «бомбошки» были главным лакомством моего послевоенного детства.
В последующие годы папа старался покупать только настоящие, незабываемо пахнущие смолой елки. Не всегда их можно было купить на базарах, ездили даже «доставать» на вокзал, куда их привозили из России. В особенно неудачные годы наряжали сосну или, в крайнем случае, тую. Но как бы трудно ни жили, елку наряжали всегда. На столе могло быть не густо, подарки недорогие, но елка – святое дело. Причем не только для детей, – для взрослых тоже непременно. Уж как небогато и тесно жили мои бабушка с дедушкой, но и они ежегодно ставили елку, причем большую, на пол. Осторожно обходили ее, стараясь не задеть, но не тяготились. Дед особенно любил наряжать рождественскую елку. К покупным игрушкам, которые у него сохранялись с незапамятных времен, всегда добавлял самодельные бумажные цепи, орехи в фольге, снежинки и всякие другие симпатичные украшения. Игрушки делал сам и украшать никому не доверял. Говорил, надо, чтобы дерево видно было, нельзя заматывать елку сплошь гирляндами да ватой забрасывать. Теперешние, завешанные гирляндами, строго геометрические пирамиды на городских площадях моему деду наверняка бы не понравились. Несколько раз его приглашали украшать зал ОДО для новогодних елок. Мы с мамой ходили смотреть. Дед превращал зал в зимнюю сказку, очень красиво и без излишеств получалось. По семейной традиции и у деда с бабушкой, и у нас с мамой к 25 декабря елка уже сияла огоньками и игрушками. Тогда были свечи, лампочки позже появились. Бабушка объясняла, что 25-го надо нарядить елку в память о ее католике-отце и дедушке-лютеранине, а дед считал, что если весь мир живет и празднует Рождество по григорианскому календарю, то и он не должен отставать. Так и повелось у нас ставить елку на католическое Рождество, праздновать с нею Новый год, православное Рождество, Старый Новый год и убирать только после Крещения. Уж и осыпаться начнет, и игрушки соскальзывают, но надо всех праздников дождаться.
И вот ведь как бывает: начала я жизнь с искусственной елки –и заканчиваю ее так же. Давно ушла из наших домов живая ель. Где ее взять? Встречаем Новый год и Рождество по двум календарям, с искусственными елочками…».

…А дни идут плечо в плечо,
переживанья ни о чем
и разговоры.

И если горе от ума –
судьба, как тяжкая сума –
всё тянешь в гору.

И каждый у своей печи –
мы лепим жизнь, как куличи
из вязкой глины.

Не обернешься невзначай,
и память тает, как свеча,
непостижимо.

А дни идут, и ангел спит,
И слово в горле так саднит –
мы умолкаем,

Но всё не так и не о том…
И вот зима приходит в дом.
И Бог вздыхает.
(Вика Чембарцева)

…И снова, – все теми же, древними, жгущими глаголами: «Ангели с пастырьми славословят, волсви же со звездою путешествуют…». И мир готовится к Рождеству, радуясь предстоящей, главной в каждом уходящем году, встрече – встрече с Ней, той самой ослепительной Гостьей: «…с порога на Деву, как гостья, смотрела звезда Рождества…»

…Как свет играет в хрустале
И полнятся вином бокалы!..
И Бог родился на Земле,
И как звезда, она сверкала.

(Бах Ахмедов)

…Родился год.
Родился Бог.
И над миром взошло Слово.

Источник.