Наби Абдурахманов и Борис Бабаев о Баходире Юлдашеве Искусство Ташкентцы

Недавно сообщали о выходе книги о творчестве Баходира Юлдашева. Появилась возможность опубликовать две статьи из этой книги. Спасибо Борису Бабаеву и Культуре.уз. Должно быть интересно всем любителям театра и кино. ЕС.

Наби АБДУРАХМАНОВ

БОГАТЫРЬ УЗБЕКСКОГО ТЕАТРА

Первая моя встреча с Баходыром Юлдашевым произошла году в восемьдесят втором – восемьдесят третьем. Мы зашли по какой-то причине в театр им. Хамзы с Марком Вай-лем, и он сказал: «Идем зайдем к Баходыру». Причем называл его на «ты», а Баходыр Юлдашев к тому времени был уже самым известным театральным режиссёром в Узбекистане. Я с радостью согласился. Когда Марк меня представил, Б. Ю. привстал, и первое, что сказал, было: «Это тот Наби, который поставил «Гунохкор авлиё»?[1] Я понял, что он уже про меня знает, слышал и оценил. Мне это очень польстило. Сейчас мне кажется, что уже тогда я почувствовал важность этой встречи и её значимость в моей жизни.

А следующая моя встреча с ним произошла уже тогда, когда из-за всяческих внутритеатральных интриг и настойчивости третьего секретаря ЦК КП Узбекистана (чьего имени не хочу даже вспоминать…) Баходыра Юлдашева вынудили уйти из театра им. Хамзы и перевели к нам в театр «Ёш гвардия» (ныне Узбекский государственный драматический театр). Вместе с ним к нам пришли ещё двадцать пять актёров.

При таком повороте событий, признаюсь, все «коренные гвардейцы», конечно же, немного побаивались оказаться в стороне, не при деле. В первый же день меня и ещё одного очередного режиссёра нашего театра Рустама Бабаханова пригласил к себе в кабинет новый главный знакомиться с нами. И всё. Я был рад краткости своего визита к главному. Честно говоря, мне тогда было не до этого, не до всех этих официальных, полуофициальных, кулуарных и «кухонных» разговоров внутрии околотеатрального люда. Было не до этого, я в то время с головой погрузился в работу над пьесой Тура Мирзы «Сочидан салом» – «Привет из Сочи» (потом я назвал спектакль «Саратондаги изгирин», а по-русски «И обернётся стужей зной…»). В театре шел ремонт, поэтому сдача спектакля проходила в Узбекском ТЮЗе. Надо сказать, что мы с актёрами действительно с удовольствием репетировали, придумали кучу интересных вещей, я придумал ход с якобы сном главного героя… С Баходыром Юлдашевым в эти дни мы не общались, у него вечно сидели все перешедшие с ним актёры, обсуждали несправедливости борьбы в том театре. А Б. Ю. (и это было видно) уже задумывал новый спектакль. Ему, мне кажется, надоели все эти обсуждения случившегося, он тосковал по настоящей работе. Хотя я понимал, какой горький осадок скрывал он в глубине своей души.

Но вот сдача моего спектакля на сцене Узбекского ТЮЗа. Спектакль всем понравился. От Союза театральных деятелей был Тахир Юлдашев, и он сказал об авторе почти как Белинский о Достоевском: «новый Гоголь народился». Б. Ю. очень хвалил, спектакль все приняли хорошо.

Буквально через день состоялось обычное плановое еженедельное собрание всей труппы. И происходит необычное – вместо привычного разбора замечаний дежурных ре- жиссёров по спектаклям прошедшей недели, Б. Ю. говорит (и говорит очень долго!) о моем новом спектакле, о том, какой это интересный спектакль, о том, что таких молодых режиссёров надо беречь, ценить и поддерживать, что это очень важно для всех нас, для всего узбекского театра и т. п. Я был очень удивлён и, признаюсь, смущён. После собрания он пригласил меня в свой кабинет, и мы долго говорили о разных вещах. И с того времени, я могу сказать это теперь уже определённо, началась наша дружба. Даже не просто дружба – он стал, и до сих пор является, моим старшим братом. И всегда опекал и опекает меня.

Вот такой это искренний человек. Он поддержал моло- дого режиссёра, и кто бы что ни говорил, я знаю точно: глав- ное для него – дело, человек дела, и просто сам человек.

Все годы моей последующей работы в театре «Ёш гвардия» мы работали вместе. Каждый день он мог вызвать меня, и мы трудились в его кабинете. Когда у него хорошо шли репетиции, он говорил «мои, наши актёры»… Но когда с теми же актёрами что-то не получалось, когда он злился на них – это начиналось такими словами: «Наби, эти твои актёры!..»

Я сидел практически на всех его репетициях, видел, как и куда он ведёт весь процесс подготовки спектаклей. Он мог в любой момент начать разговор со мной о каком-нибудь персонаже, а затем, зная, что я люблю копаться в предлагаемых обстоятельствах и формулировке задач и т. п., мог сказать: «Иди поработай с тем-то». Я с удовольствием выполнял эти задания, разумеется, сначала расспросив, что же хочет сам Б. Ю. Для меня это была настоящая режиссёрская школа. Я всегда говорю – я ученик двух замечательных режиссёров: Ольги Александровны Черновой и Баходыра Юлдашева.

Театр есть театр, и в нем нередко происходят непредсказуемые и неожиданные события, которые могут показаться забавными, но на самом деле оказываются важными уроками. Об одном из них хочу рассказать, так как это была не только смешная, но и поучительная в смысле театрального опыта, история.

Театр «Ёш гвардия» должен был ехать на гастроли в Казань. Б. Ю. выпускал «Проделки Майсары» (если я правильно помню, премьера как раз и состоялась в Казани), а в репертуаре гастролей значился и спектакль в постановке приглашённого режиссёра «Саводсиз мунажжим» – «Неграмотный предсказатель». В его основе – коротенькая сказочка, буквально на одной страничке, напечатанная в книжке для детей, просто схема сюжета. А спектакля нет! Мало того, к нему и не приступали, приглашённый режиссёр так и не пришёл… А уже пора выезжать. И… Это был потрясающий опыт!

Началось с того, что Б. Ю., Георгий Брим и я прошли по всем складам – монтировочному, реквизиторскому, костюмерному, и собрали все, что могло пригодиться на тему этой сказки.

Приезжаем в Казань, Б. Ю. репетирует новый спектакль все время, которое нам отвели на сцене театра им. Г. Камала. Вечером играется премьера, назавтра спектакля нет, а послезавтра днём – в афишах, расклеенных по всему городу, значится «Неграмотный предсказатель», и все билеты проданы!

Я к Б. Ю. – что делать? Он говорит: «Наби, думай! Думай!» Вечером, в его гостиничном номере читаю приблизительный, наскоро придуманный событийный ряд спектакля. Б. Ю. вносит свои коррективы и говорит, чтобы я утром в 11 часов начал репетицию, объяснил актёрам сюжет, примерное развитие и начал разводить их на сцене. У нас всего один день! На следующий день я сделал начало, уже нервничаю, что же делать дальше. Наконец, заходит Б. Ю., смотрит, что сделано, начинаем дальше фантазировать. Надо отдать должное – у нас в театре были удивительные актёры, кото- рые на лету подхватывали все импровизации. Б. Ю. начинает дальше репетировать сам, я же бегу наверх, в звукоцех, и начинаю на ходу, из разных привезённых музыкальных номеров, подбирать и сразу давать актёрам на сцену музыку. Работа удивительно спорится! На ходу мы придумываем даже стихотворные тексты зазывал, сочиняем тексты на только что подобранную музыку….

Вдруг Б. Ю. останавливает всех и говорит Хусану Мусабаеву, который играл главную роль: – «А теперь скажи в зал: Антракт!» Тот говорит, Б. Ю. объявляет для актёров перерыв, а я стремглав бегу в зал и сообщаю, что осталась всего одна сцена, достаточного материала для целого второго акта нет! А в афише объявлен двухактный спектакль! Б. Ю. опять: «Думай, Наби, думай!». Мы ходим по разным направлениям большого зрительного зала Казанского театра. Наконец, я предлагаю использовать смешной ход из фильма Гайдая «Бриллиантовая рука» – сделать эдакое напоминание краткого содержания первой части. Б. Ю. резко зовёт актёров и говорит Хусану: «Выйди и скажи: «Для тех, кто забыл, повторяем краткое содержание первой части». Актёры хо- хочут и удивительно чётко и смешно устраивают в быстром темпе повтор первого акта. Мы выигрываем где-то 15 минут! И получается реально интересное развитие, тут же находятся слова и диалоги для развития основного конфликта. Наконец, мы разводим финал, спектакль сделан, вроде, до конца. Объявляется обеденный перерыв!

За обедом в кафетерии Казанского театра Б. Ю. говорит, что нет кульминации, нет яркого и сильного эпизода, надо думать. «Думай!» И мы на ходу придумываем и набираемся наглости позаимствовать идею у самого Шекспира, из самой, что ни на есть, гениальной пьесы – «Гамлет». Сцену «Мы- шеловки»! Мы тут же за обедом придумываем целую сцену розыгрыша, устроенного главным героем в духе «Мышеловки» из «Гамлета». И все получается здорово! И вот ещё что примечательно! Всё это время сидел на репетициях молодой критик из Москвы (кажется, Соколянский), который приехал специально собирать материал для статьи о Баходыре Юлдашеве в центральной московской прессе. Он восторгается нашими импровизациями, смеётся до упаду. Потом, в известном и популярном журнале «Театральная жизнь» он написал-таки статью о Б. Ю., и один из ключевых эпизодов у него озаглавлен – «Мышеловка», где он описывает непов- торимый и удивительный творческий момент нашего реального сочинительства этой сцены в буфете театра.

В общем, мы сделали спектакль. Сделали за один день, плюс ещё следующее утро. В два часа дня – премьера. Играем спектакль, полный зал детей. Я – на звуке. Вроде все нормально. После спектакля бегу к Б. Ю. обсудить премьеру, а у него уже толпа наших артистов, делятся впечатлениями. Вдруг приходит администратор и говорит, что педагоги местных Ка- занских школ, которые смотрели спектакль, требуют с ними встречи. Мы обмерли: «Ну, думаем, наверно, будет скандал из-за сплошного импровизационного спектакля»…

Наконец, вваливается группа педагогов и наперебой просят, умоляют, чтобы мы дали им эту «превосходную, поучительную пьесу», которую они непременно поставят со своими школьниками в их детской театральной студии… В общем, восторгам нет конца. Б. Ю. поворачивается ко мне и говорит им: «Вот он даст вам пьесу…» Я в шоке! Где ж я её возьму, она за день на сцене сделана, а текста написанного как не было, так и нет. Ну, конечно, уже потом, пока мы играли этот спектакль в Казани, я написал с актёрами текст и отдал его.

Вот такая забавная и поучительная история. Именно поучительная, так как это стало для меня реальным, может быть, главным уроком, полученным мной от Б. Ю. за все время работы с ним – никогда нельзя останавливаться, даже если не знаешь, что сейчас делать с актёрами, надо работать, вести актёров, всех, кто делает спектакль, весь персонал театра. Это наша работа, необходимо делать дело. Если остановишься, перестанешь вести, ты – не режиссёр, тебе перестанут верить. Б. Ю. даже говорил: «Сделай сейчас как можешь, потом переделаешь, но ни в коем случае не дай актёрам почувствовать, что не знаешь, куда их вести». Это потрясающий урок, который лучше всех могут понять, наверное, только коллеги-режиссёры.

Ещё одна история, которую хочется рассказать про Б. Ю. Только эта история грустная.

Было начало сезона. Б. Ю. готовил к премьере «Проделки Майсары». Уже на узбекском языке. В Казани сыграли премьеру на русском. А на открытие сезона был анонсирован мой спектакль по пьесе А. Ибрагимова «Чакана савдо» («Продажа в розницу»), эдакий современный политический памфлет. Не знаю почему, какие там были интриги в мире литераторов и драматургов, но кто-то из них написал «куда следует», что якобы эта пьеса «не литованная» (то есть не получила официального согласия соответствующих «органов» на право быть поставленной). Автор утверждал, что это неправда, показывал документы и т. п., но доказательства требовали времени, а всё это происходило утром, в день открытия сезона. А тут ещё звонок из Министерства – пьесы пока не играть! Б. Ю. поняв, что вопрос до вечера не решится, отменяет спектакль и назначает премьеру «Проделок Майсары». Причём на двух языках. Потому что на русском он был сделан весь с Н. Тошкентбаевой в главной роли, а на узбекском – с Ш. Азизовой, спектакль был отрепетирован лишь до середины. Б. Ю. на ходу придумывает смешной пролог, в котором две актрисы, играющие Майсару, идут через зал навстречу друг другу, держа в руках совки с иссириком (национальными благовониями), устраивают препирательства и соглашаются, что половину спектакля играет одна актриса, а вторую – другая, соответственно на двух языках. В этом импровизированном прологе были и особая изюминка, и озорство. Но главное – быстро, и в стилистике самого спектакля был найден выход из, казалось бы, безвыходного положения. Ведь премьера, открытие сезона, и зритель не виноват! Всё, казалось, прошло нормально. Но!..

Мы даже не заметили! Оказывается, в начале спектакля, когда две актрисы шли по залу и говорили добрые слова зри- телям, Ширин Азизова непроизвольно сказала «Илойим» («Бог мой») – дескать, «пусть Бог пошлёт вам здоровье». Все очень волновались, никто даже не обратил внимания на это! Ну, и что здесь плохого!?.

Ан-нет! В зале сидел очередной злопыхатель, бдительный «защитник морального кодекса строителя коммунизма», только и ждущий ошибки Б. Юлдашева. На следующий день в ЦК пришла кляуза, что, дескать, Б. Юлдашев устроил в театре религиозный обряд. А надо сказать, как раз в то время партийными идеологами проводилась очередная антирелигиозная кампания, если старшие помнят, в дни празднования Навруза их «представители» ходили по махаллям и переворачивали котлы с готовящимся сумаляком прямо на землю, и всё это называлось «борьбой с пережитками древних религиозных обрядов». В общем, дело дошло до разбора личного дела Б. Юлдашева в райкоме партии. Я присутствовал и сидел рядом с Б. Ю., когда первый секретарь райкома начал с «благородным пылом» возмущаться «содеянным» со стороны Б. Ю. Я попытался возражать, что он здесь ни при чём, что это происки против другой пьесы, которую я по- ставил, но её не дали сыграть, поэтому был срочно заменён спектакль, где и случилась импровизация со стороны актрисы, и ничего Б. Юлдашев не устраивал… Б. Ю. тихо потя- нул меня за пиджак и сказал – «Сядь, бесполезно!..» Потом нас выставили и продолжили без него. Мы пошли в театр, сели в его кабинете. Я никак не мог успокоиться, возмущал- ся тем, что они не имеют права рассматривать его дело без него самого, что это просто абсурд… Он повторял: «Успокойся, бесполезно…» Наконец, сообщили, что ему объявлен выговор с занесением в учётную карточку. По канонам партийной дисциплины следующее наказание – исключение из партии. Надо сказать, что в то время режиссёры, тем более главные, не могли быть вне партии. Беспартийному главному ничего не удалось бы сделать, ну а если ты в партии, то мог пробивать свои пьесы и идеи на партсобраниях и худсоветах. То есть это было очень сильное наказание, как последнее предупреждение…

К чему я рассказываю об этом давнем эпизоде? К тому, что тогда я видел не страдающего Баходыра Юлдашева, а владеющего собой, уверенного в себе человека. Я единственный раз увидел слезинку в его глазах, когда он скупо рассказывал о травле его со стороны недругов. Не берусь судить этих недругов – среди них были и есть интересные творческие личности. Но таковы были установленные порядки, чтобы стимулировать подобные конфликты. (Кстати, когда я принял в качестве художественного руководителя в начале 1991 года Ташкентский русский ТЮЗ, который раздирали внутренние междоусобицы, я сразу сказал на общем собрании труппы, что разбираться и участвовать в этих конфликтах не намерен, и что в них виноват Сталин с его введённым в 1936 году правилом двойного руководства – директор и главный режиссёр, по принципу «разделяй и властвуй», принципу, неизбежно ведущему к конфликту. За очень редким исключением особых примеров содружества двух руководителей.)

Так вот, для меня это был ещё один урок, урок жизнестойкости и терпения во имя своего дела. Б. Ю. делал на- стоящее дело, а не разменивался на выяснение счетов… И оказался прав…

Ещё один эпизод, касающийся наших взаимоотношений в тот период, когда я был очередным режиссёром, а он – главным. Обычно отношения главного режиссёра и очередного – сложные. Не потому, что один главнее. У главного больше ответственности, он ведёт театр и обязан принимать и решение, каким выйдет к зрителю спектакль другого режиссёра. А проблема очередного режиссёра обычно в том, что вот, дескать, главный переделывает мои спектакли, не даёт выразиться и т. п. Мне кажется, что у нас с Б. Ю. сложились совсем другие и – слава Богу! – отличные отношения. Он – главный, да ещё и удивительный режиссёр, поэтому я безоговорочно выполнял его поручения. Как он принял первый спектакль, который я поставил, я уже рассказал – собрал коллектив и всем наказал поддерживать его.

И тут я ставлю «Зар кадри» («Цена золота») Аскада Мухтара, пьесу, которую (и я это видел) Б. Юлдашев хоть и не ставил сам, но имел своё видение её сценического решения. Я же сделал, оттолкнувшись от действительно насыщенной пьесы, её абсолютную переработку в некий поэтический, наполненный пластическими сценами, спектакль. На прогоне сам автор признал и одобрил такое решение. Так вот перед показом, перед сдачей Министерству приходит на прогон Б. Ю. Я понимал, что сейчас решается его отношение ко мне, как к очередному режиссёру. Он явно хотел бы, да и запросто мог бы взять и начать переделывать всё по-своему. Но вот мы заходим к нему в кабинет, и после паузы, он говорит: «Понимаешь, я бы, конечно, сделал по- другому. Но твой спектакль – это законченное, построенное здание. Я могу не соглашаться с тем, какое оно, но оно цельное, сделанное тобой. Поэтому я не буду вмешиваться, это твой спектакль, который так и должен идти».

Вы скажете, конечно, что это правильно и нормально. Я же утверждаю – это сверхправильно, и потому неожиданно! Подобное вообще редко случается в театрах. Это доказывает, что Б. Ю. никогда не был просто функционером-руководителем, а всегда был и остаётся настоящим творческим лидером театра, который даёт возможность профессионально состояться другому творческому человеку. Я это ясно почувствовал тогда, потому говорю это сейчас без всякой лести. Мало того, немного позднее, когда на одном из собраний некоторые актёры вдруг ополчились на меня с претензиями по по- воду якобы слишком сложных режиссёрских задач, которые я ставлю перед актёрами и зрителями, и что я должен слушать старших актёров, а не упрямо вести свою линию постановки и т. п., Б. Ю. вдруг гневно остановил этот поток: «Вот когда ты, как актёр, полностью выполнишь задачу, которую он тебе поставил, и он скажет, что ты, наконец, справился – вот тогда ты можешь утверждать, что он не прав. Только на сцене ты можешь что-то доказать режиссёру. А пока ты ничего, что тебе режиссёр сказал, выполнить не горазд!» Вот такая поддержка, и я горжусь этим!

По опыту работы в двух театрах Б.Ю. прекрасно знал, что в театре всегда есть своя рутина. Ежедневные спектакли и маститые актёры, которым не всегда удаётся работать в полную силу, и тогда их выручает долгий сценический опыт, вернее, ремесло. К таким Актёр Актёрычам и не подкопаешься, он играет хорошо, но полной отдачи всей его сути не происходит. А Б.Ю. из тех режиссёров, которые нутром чувствуют все нити в развитии пьесы, и ставят так, что если не проживать реально всей своей сутью каждое движение души персонажа, все действия и задачи – невозможен спектакль, не будет того волшебства «создающейся на глазах жизни», даже если это не бытовая обыкновенная жизнь. (Ведь у нас до сих пор путают понятие «реальной внутренней жизни» с бытовыми переживаниями на сцене! Как говорил Станиславский: «Надо идти от себя. Но как можно дальше!») Поэтому Б. Ю. так нетерпим к актёрской лени и неподготовленности. Когда он репетирует, то даже если и не выстраивает все предлагаемые обстоятельства, все нюансы поведения персонажей, он всё равно всё чувствует, пусть даже интуитивно. Он может на первой же репетиции выйти и сыграть с полной отдачей, как это должно быть на пре- мьере. Актёр должен приходить на его репетиции готовым к масштабу переживаний сразу. А не приходить эдаким «белым листком» или «пустым сосудом», который режис- сёр доложен заполнить. Актёр не должен быть иждивенцем, нахлебником на содержании у режиссёра. Мне кажется поэтому Б. Ю. тянется к молодым, к студии, туда, где эта требовательность – суть собравшихся вместе. А в устоявшихся коллективах, к сожалению, нередко много сил уходит на борьбу с рутиной. И приходится всегда с этим бороться, напоминать о масштабе проживаемого, каждый день…

Я горжусь тем, что много лет спустя, в руководимый мной театр пришёл четырнадцатилетний сын Б. Юлдашева Бобур, а его мать – удивительная актриса и прекрасный человек Римма Ахмедова сказала: «Вот наш сын, пусть он будет в твоём театре, растёт здесь…» А Баходыр-ака при встрече добавил: «Пусть он будет рядом с тобой…» И он, действительно, сейчас мне как младший брат.

Я считаю, что Б. Ю. – самая яркая творческая личность в современной культуре Узбекистана, самый яркий режиссёр, создавший свой театр. Не в смысле труппы и здания, а в смысле собственного направления. Можно безошибочно угадать не только спектакль Б. Юлдашева, но даже и спектакль его ученика – не по театральным приёмам, а по особенному отношению к проживанию времени на сцене – глубокому, неторопливому, но внутренне богатому и очень «дардному» – в смысле «с болью в душе прожива- емому». Это от потрясающей искренности его отношения к сцене. Я не устану повторять – на сцене главное искренность. Только бездарь боится быть искренним, так как сразу станет видна его пустота, и тогда на сцене ему нечего делать. А если человек искренен, то обязательно проявится его собственная глубина.

Можно долго говорить об особенностях режиссуры Баходыра Юлдашева. Но кроме этих несомненных качеств крупной творческой личности, мне особенно дороги искренность чувств, глубина мыслей, удивительное человеческое достоинство и редкостное обаяние, какими обладает мой старший друг Баходыр Юлдашев, дружбой с которым я горжусь.

Этимология русского слова «богатырь» – от тюркского «баходир». Это точно про Б. Ю. – он действительно мощный человек и огромная творческая личность, он – богатырь узбекского театра!

БОРИС БАБАЕВ

ДИАЛОГИ ОБ ИСКУССТВЕ. РАССКАЗЫВАЕТ БАХОДИР ЮЛДАШЕВ

Рыцарь театра

Искусство театра живо благодаря благородным рыцарям, которые посвящают ему всю свою жизнь, весь свой талант без остатка. Более того, оно становится для них делом всей жизни, той единственной площадкой, на которой они ведут со своими современниками разговор о времени, прожитом и пережитом. Страницы истории становятся при этом неким основанием для осмысления дня сегодняшнего. Таким рыцарем театра был создатель театра-студии «Дийдор» Эргаш Масафаев. После его безвременной кончины, в 2010 году эту кузницу молодых театральных кадров возглавил Баходир Юлдашев.

Так случилось, что с Баходиром Турсуновичем мы знакомы довольно давно, еще с той поры, когда он руководил нынешним Узбекским драматическим театром, располагавшимся в старом здании в старом городе. Помнится, что в ту пору его помощником и учеником был, ныне известный режиссер, художественный руководитель Молодежного театра Узбекистана Наби Абдурахманов, а я работал репортером «Последних известий» Узбекского радио. И вот с той поры, время от времени, мы ведем с ним диалоги об искусстве, перипетиях театральной жизни, его творческих проектах. Всегда поражает масштаб его личности, умение проникнуть в самую суть того, или иного явления, какая-то фантастическая любовь к театру и стремление всегда достичь максимального результата. А все начиналось после окончания режиссерского отделения Ташкентского театрально-художественного института.

Пройдя стажировку в качестве режиссера в ленинградском БДТ у самого Товстоногова, пройдя отбор в московском театре на Таганке, Юлдашев был приглашен Юрием Любимовым на работу в этот коллектив, но вернулся домой, в Ташкент. Как он рассказывает, ему в ту пору очень многое дала встреча с талантливым ташкентским режиссером, руководителем самодеятельного театра-студии «Человек» Евгением Мурахвером. В этой студии, располагавшейся тогда в бывшем Дворце текстильщиков, он играл различные роли, многому учился у этого режиссера, а потом, после его безвременной кончины, у Владимира Портнова, возглавившего эту студию, а затем ставшего главным режиссером русского драматического театра имени Горького. О них Юлдашев вспоминает с глубокой благодарностью. Так же, как и о своих первых наставниках в академическом театре — Ташходже Ходжаеве и Александре Гинзбурге.

Как и всякое живое дело, хороший театр всегда требует того, чтобы его холили и лелеяли. Тем более, если он является стартовой площадкой для будущих актеров, режиссеров, сценографов, представителей других театральных профессий. «Дийдор» — именно такой театральный проект. Он действует с утра и до вечера, можно сказать, без выходных дней. С его воспитанниками неустанно занимаются и руководитель проекта Баходир Юлдашев, и многие другие его соратники в этом деле, ведущие ученые, искусствоведы, актеры и режиссеры. О некоторых принципах обучения в студии «Дийдор» рассказал Баходир Юлдашев.

— У нас нет вступительных экзаменов в общепринятом смысле, потому отбор для приема в нашу студию проходит несколько иначе. Мы оцениваем одаренность поступающего, его работоспособность, степень эрудиции, серьезность его намерений. Мы стараемся вырастить людей театра, влюбленных в свое дело. После определенного этапа подготовки наши ребята и девушки, каждый в меру своей одаренности и работоспособности, принимают участие в учебных спектаклях студии, подготовке многих праздников, в том числе и «Шарк тароналари». Мы обучаем не только актерскому искусству, но и многим другим театральным профессиям, без которых нет театра. И если из нашего воспитанника не получится хорошего актера, он может стать хорошим гримером, или реквизитором, или помощником режиссера. Вместе со мной работает Сергей Михайлович Седухин, опытный режиссер, отличный театральный художник, и я бы сказал, лучший кукольник Узбекистана. Он учит наших ребят и театральному искусству, учит делать хорошие куклы, и умело обращаться с ними. Кроме него у нас преподают, Мухаббат Туляходжева, Владимир Островский, другие известные театральные специалисты. Студийцы каждый день смотрят один классический спектакль, один фильм, и все это мирового уровня. Учебный день крайне насыщен — занятия начинаются с 6 утра и продолжаются до 6 часов вечера. Такой режим никоим образом не исключает индивидуального подхода. Мы создали такие условия, свободны в своем выборе — можно и работать, и ходить на занятия в «Дийдоре». Главное, чтобы они научились самостоятельно думать, понимать, что такое театральный процесс, современный театр. Вместе с тем, они овладевают основами различных театральных профессий. Все это помогает нашим студийцам найти со временем свой путь в театральном искусстве.

Постановки, осуществленные в театре-студии, как правило, не остаются незамеченными широкой общественностью, любителями театра. Так было со спектаклем «Майсара», который затем был показан на международном театральном фестивале во Франции, постановками трагедии «Нодира-бегим» по пьесе Т.Тулы, одной из самых значительных частей поэмы «Смятение праведных», включенной Алишером Навои в «Хамсу» – «Хайратулла Аброр» и другими. О них пишут в наших газетах и журналах, различных сайтах в интернете, им уделяется особое внимание в телерадиопрограммах.

Особого внимания заслуживает поэтический спектакль студии «Дийдор» «Едим синиклари» («Осколки моей памяти»), поставленный Бахадыром Юлдашевым на основе последней поэмы Народной поэтессы Узбекистана Зульфии в начале 2015 года. Спектакль был посвящен столетнему юбилею знаменитой узбекской поэтессы, стал событием в театральной жизни не только столицы, но и всей республики.

Любимая в народе поэтесса вошла в историю узбекской литературы, как певец женской души, своего народа и его многовековых традиций. В ее стихах прославляется мать, хранительница семейного очага, семья, как символ вечности жизни. Ее не стало в 1996 году, но с нами остались ее поистине бессмертные строки о жизни, порой — о ее сложнейших перипетиях, о любви и красоте, долге перед родиной. И все это нашло свое достойное отражение в спектакле «Осколки моей памяти».

Рассказывает Баходир Юлдашев:

— Недавно, после одной из репетиций Международного музыкального фестиваля «Шарк тароналари», мы сидели на Регистане и зашел разговор об узбекской поэзии с писателем Хайриддином Султановым. Он сказал, что издана очень интересная, последняя поэма Зульфии. По его словам, это очень впечатляющий дастан о том времени, в котором мы выросли, о тех людях, которых мы знаем. Вернувшись в Ташкент, я прочитал поэму и она меня просто потрясла.

Это дастан, написанный с болью в сердце, очень искренне. Зульфия вспоминает всю свою большую и непростую жизнь, заново переосмысливает время, в какое она жила, где и какие делала ошибки, где была виновата, а где была жертвой обстоятельств. Удивительное величие этой женщины в том еще, что, возвращаясь на 60 лет назад, она просит прощения у тех, перед кем виновата…

Она просит прощения у своего безвременно погибшего брата, которого не смогла защитить во времена тоталитаризма и репрессий, за то, что не могла пойти и открыто сказать всю правду о случившемся. Это, в общем-то, плач женщины, которая сделала непоправимую ошибку и теперь просит прощения за это. Но это и это плач человека, не ведавшего того, что же происходит на самом деле. Я вспоминаю при этом, что когда избивали Христа, он сказал: «они не ведают что творят». Это плач и прощение, и прощание человека, не ведавшего о сути происходящего в те далекие годы. И очень важно знать и понимать, что сейчас мы живем в совсем другое время, время добрых перемен, и мы должны быть за это благодарны, должным образом его ценить.

Понять до конца, что же происходит с нами, не так-то просто. Обычно это оценивается потом, с годами. Ведь не зря сказано: «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии». В этом дастане много мотивов от Марины Цветаевой, от Анны Ахматовой, с которой дружила Зульфия, которую она знала лично. И Анна Ахматова видимо повлияла на ее рост как поэтессы. Вот это слияние культур Востока и Запада очень важно и читается на одном дыхании. Получается так, что дастан этот написан Зульфией при какой-то моральной поддержке Ахматовой и Цветаевой. Если внимательно прочитать стихи Цветаевой и Ахматовой того времени, создается впечатление, что это написано одним человеком. Когда посадили сына Цветаевой, она пишет, как бродила по многим тюрьмам в его поиске. Точно такие строки есть у Зульфии, когда ее мама искала ее репрессированного брата по разным тюрьмам. Она пишет, как много было этих тюрем, а матерей, которые ищут своих незаконно посаженных сыновей, в два раза больше….

Когда в руках хороший материал, хорошая поэзия, находится нужное решение. Хотя воплощать поэзию на сцене довольно трудно, потому что здесь нет диалогов, вроде бы все бесконфликтно. Когда имеешь дело с драматургией, конфликтами, которые в ней есть, все проще. В поэтическом спектакле нужна определенная метафора. Мы взялись с Сергеем Седухиным за эту работу, обдумывая каждую строчку с точки зрения ее сценичности. Переводить язык поэзии на язык сценической метафоры всегда тяжело, но увлекательно. Я удивился, что современных ребят из студии «Дийдор», которые в то время не жили, глубоко тронула судьба их бабушек, дедушек, прошедших через такие суровые испытания. Сегодняшняя молодежь должна знать, в каких условиях и как жили их отцы, деды, прадеды. Чтобы жизнь продвигалась, нужно знать прошлое, анализировать его. Ведь, фактически, и прошлого нет, и будущего нет. Есть всегда настоящее. И только оно, человек живет настоящим. И его надо всегда ценить по достоинству.

«Дийдор» — это и студия, и школа, в которой мы обучаем ребят, в которую мы приглашаем ведущих мастеров Узбекистана, чтобы ребята могли поиграть с настоящими актерами, поработать над ролью. Так мы делали спектакль «ХайратуллаАброр» по Навои, с участием Афзала Рафикова, а в этот спектакль пригласили на главную роль очень хорошую, опытную актрису Гульбахор Юлдашеву. Она учила студийцев читать стихи, как лучше работать над ролью. Вот так рождался этот спектакль.

Родители нынешних ребят видели спектакли с участием Алима Ходжаева, Шукура Бурханова, Сары Ишантураевой и других наших великих мастеров. И не может быть, чтобы у них в генах не было тяги к драматическим, трагическим спектаклям. Очевидно, поэтому в зале в день премьеры была, можно сказать, мертвая тишина, все время прерываемая аплодисментами. Спектакль шел по тому сценарию, который мы с задумали — зритель может задуматься, аплодировать, может заплакать. С трудом удавалось сдерживать наших ребят, потому что, то здесь, то там, выступают слезы. Трудно не плакать. Я по тем временам, в которые происходит действие поэмы, по своей маме, отцу знаю, что на спектаклях тогдашнего театра в Каттакургане слез не было, хотя плакать очень хотелось. Так и здесь, у Гульбахор Юлдашевой самой временами наворачивались слезы. Это тот случай, когда, как у Ахматовой, Цветаевой, «поэзия зрачками в душу».

Для меня было очень важно создать такой спектакль о жизни нашей великой узбекской поэтессы. Дело в том, что нас воспитывали на хорошей поэзии. Мне в этом отношении везет все время. Я хорошо знаю лучшие стихи наших замечательных поэтов, стихи Ахматовой, Пастернака, читаю часто стихи Цветаевой, хорошо знаком с поэзией Зульфии, ее безвременно погибшего супруга, прекрасного поэта Хамида Алимджана. То, что мы сделали, это подарок мне лично, подарок всем нам. Стихи Зульфии надо всем нам хорошо знать и помнить. Это бессмертные строки, которые учат жить, быть достойными людьми и любить родину.

Сейчас пошло такое поколение молодых людей, которое не очень хочет работать , а хочет все и сразу… Очень сложно их переубедить и спускать с небес на землю. Мы им сразу говорим, не стоит никогда забывать, что в сфере искусства работать очень сложно. Актеры зачастую трудятся в тяжелых условиях. И мы помогаем нашим воспитанникам понять это, сразу, как только они к нам попадают. В узбекском театре сегодня много нерешенных вопросов, мало хороших директоров, которым надо быть одновременно хорошими менеджерами. Хотелось бы видеть во главе творческих коллективов театров больше талантливых, ярких режиссеров. Мы помогаем в решении нерешенных задач тем, что у нас в «Дийдоре» проходят специальные занятия для актеров, режиссеров наших различных театров для того, чтобы они обогатились опытом мирового театра, достижениями современного театрального искусства. Я считаю, что театр не умрет, пока есть молодые люди, которые его любят и хотят играть. Откуда возникает непреодолимое желание сыграть другого человека? На этот вопрос еще предстоит найти ответ. Может быть, настанет тот момент, когда человечество раскроет тайну сильнейшего влечения человека, как индивидуума, воплотиться в другого человека, прожить жизнь этого другого на сцене. Но пока эта тайна не раскрыта, театр есть и будет жить.

Жизнь в Узбекистане наполнена многими событиями в области культуры и искусства. Некоторые из них каждый год мы ожидаем с большим нетерпением и радостью.С чувством гордости за нашу родину, наблюдаем за телевизионными трансляциями наших главных национальных праздников – «Мустакиллик» и «Навруз». А раз в два года своего рода, центром мирового традиционного искусства становится древний Самарканд. В проходящем на исторической площади Регистан Международном фестивале «Шарк тароналари» принимают участие лучшие музыканты, певцы, художественные коллективы из многих стран мира.

В последние годы подготовкой и проведением этих крупных театрализованных праздников занимается большой отряд специалистов под руководством Баходира Юлдашева. Об этом — в нашем заключительном диалоге с Мастером.

— БахадырТурсунович, вы признанный всеми режиссер театра, много сил отдаете воспитанию нового поколения будущих мастеров узбекского театра. В последние годы вы уделяете все больше внимания, отдаете все больше сил проведению наших национальных праздников, фестиваля «Шарк тароналари». Как вы шли к этому, что вас вдохновляет на столь масштабные проекты?

— Как вы знаете, у нас в Узбекистане, так называемые, «площадные представления» — это истоки нашего театра, с них все начиналось. Какая бы не была тема праздника, задача режиссера сделать это предметом искусства. При этом надо видеть масштабность этого события, важно умение видеть пространство, распоряжаться им. Я начинал ставить театрализованные представления с нашим выдающимся сценографом Георгием Бримом. Поначалу это были не очень большие проекты. Понемногу копился опыт, который помогает мне теперь в решении творческих задач сегодняшнего дня.

В основе основ национальных праздников «Мустакиллик» и «Навруз», фестиваля «Шарк тароналари» наша богатейшая история, многовековая культура и очень яркое национальное искусство. Мы стремимся каждый раз к тому, чтобы как можно интереснее , полнее показать на открытой сцене достижения нашей независимости средствами искусства, их масштабность и большую перспективу на будущее. И еще это очень важно для того, чтобы сохранять, беречь нашу великую культуру, чтобы ее изучали и развивали дальше следующие поколения. Вместе с тем, очень важно, чтобы мир видел, как идет развитие Узбекистана через всестороннюю демонстрацию наших культурных ценностей. Наши великие памятники архитектуры в Бухаре, Самарканде, Хиве не могли появиться просто на голом месте. У нас было великое искусство, как эти памятники старины, великая поэзия, музыка, несравненное танцевальное искусство. Наши зодчие, народные мастера выросли на этой музыке, на этой поэзии и поэтому они смогли выстроить такие города с тысячелетней историей, которые знает теперь весь мир.

— И это не может не вызывать у нас чувства гордости на нашу страну, наш народ.

— Да, конечно, работая над этими проектами, начинаешь себя осознавать частью этой великой культуры. Трудность ощущается только в одном – при отборе музыкального материала из огромного, поистине неисчерпаемого богатства. И я очень рад, что нам удается каждый раз показать нашим искусством рост Узбекистана, происходящие процессы перемен. И все получается, когда ты любишь свою родину, гордишься ею. Для меня это очень важно.

P.S.
Когда материал уже был готов к печати, осталось уточнить некоторые детали с Б. Юлдашевым. Но застать его в Ташкенте не удалось. Режиссер уехал в древнюю Хиву. Его пригласили ставить новое большое театрализованное представление по мотивам хорезмского эпоса «Ашик Гариб и Шахсанем», которое можно теперь увидеть только в знаменитой на весь мир Ичан-Кале. Наряду с профессиональными актерами в нем участвуют и многие молодые артисты «музея под открытым небом» – Хивы. В этой программе собраны все виды искусств, которыми богат древний Хорезм. Это удивительно красивые, очень впечатляющие хорезмские песни и танцы, искусство музыкантов и бахши, местных кукольников. Обращают на себя внимание национальные костюмы, сцены на базаре, петушиные бои. Программу обогащают оригинальные обрядовые танцы и многое другое, что запоминается надолго. Показ этого большого театрализованного представления, мастерски поставленного Баходыром Юлдашевым, стал существенным дополнением к величественной панораме уникальных памятников средневековой архитектуры Хорезма.

Вновь вспомнились слова Б. Юлдашева из недавней нашей с ним беседы – И всё получается, когда любишь свою Родину гордишься ею…

[1] «Святой и грешный» М. Варфоломеева – мой дипломный спектакль, поставленный в театре «Ёш гвардия» в 1980 году, шедший затем много лет с большим успехом также и на гастролях в России.