Дворовый детектив. Повесть в четырнадцати главах. Часть четвёртая Искусство

Автор Геннадий Киселёв.

* * *

Увиделись они только через два дня. Тот курил, опершись о барьер, отделяющий тротуар от улицы, с улыбочкой поглядывая вслед проходящим девушкам. Валька подкрался к нему сзади.
— Здорово!
Фикс мгновенно обернулся, сунув руку в карман.
— А, это ты… фу, чёрт, напугал! Здорово, Маляр. Соскучился я по тебе — конопатому.
— Гад ты, однако, кореш!
— Забавно, — Фикс холодно посмотрел на него. — Всё ещё в себя не можешь прийти после поездки, корешок?
— Ага. Между прочим, корешок, в мотоцикле, который ты угнал, осталась моя сумка. И в училище приходили из милиции. Лейтенант Сушко меня лично допрашивал.

— Врёшь! — лицо у Фикса посерело.
— Не вру. Глянь, как тебя от страха перекосило.
— Заложил?!
— Никого я не закладывал. Соврал, что сумку потерял в автобусе.
— Ну, Маляр молоток, а я, было, подумал, расколол тебя легавый, как орех. А тебе на ногу не наступишь, — лицо Фикса приобрело прежнее насмешливое выражение, — давай лапу.
— Пошёл ты, знаешь куда…
— Могу и туда. Но ты не лезь в бутылку, почем зря. Думаешь, чей это мотоцикл был?
— Ну, чей? Чего ты мне ещё зальёшь?
— А того фраера упитанного, который тебя в милицию волок. Я подумал, отомщу за друга, а ты меня же за это костеришь  на весь белый свет. Ну и вали от меня!
— Ты бы хоть предупредил, что мотоцикл не твой.
— А я тебя предупреждал, что хозяин скоро тарахтелку свою заберёт, да ты здорово косой был. А теперь на меня  прёшь, как на вокзальный буфет. Я на озере не лез на тебя с кулаками, смолчал, когда ты с Диночкой шуры-муры крутил.
— Ничего я с ней не крутил, не ври.
— А — а — а… чего ж тогда покраснел? Во-во! Пить, младенец,  ты ещё не горазд. Ничего, наука не хитрая. Пойдём, за твоё партизанское молчание по стаканчику примем.
— Не буду пить, я вообще больше никогда пить не буду.
— Не пей, посидишь за компанию, Дина подойдет. Чего ты скис, кореш? Как они твой сад рушили, как в милицию волокли — это ничего. А я, по — твоему, значит, барахло. Ну и вали от меня на все четыре стороны.
При упоминании о саде у Вальки больно сжалось сердце, и он неуверенно пробормотал:
— Я вправду не помню, чтоб ты меня предупреждал про мотоцикл…
— Ладно, Фикс обиды не держит, идёшь со мной?
— Иду.
В кафе Фикс, заметив, как торопливо и жадно ест его приятель, потихоньку подвинул ему свою нетронутую тарелку. Валька благодарно кивнул. Фикс ещё раз внимательным взглядом окинул его одежонку.
— Отец бросил?! — почти утвердительно спросил он.
Валька поперхнулся, закашлялся и яростно мотнул головой. Фикс шлёпнул его по спине.
— Глотни немного, — подвинул он к другу стакан.
Валька отодвинул стакан,  резко выдохнул воздух и сипло произнёс:
— Погиб  мой папка… в аварии погиб…
— Извини, — серьёзно сказал Фикс, — а мой потихонечку слинял, гад! Все вещички приличные  прихватил с собой и слинял. Я тоже бедовал вроде тебя. Спасибо, умные люди мозги вправили, на нужную дорожку поставили. С тех пор временами у меня в кармане приятно похрустывает.
Валька, насупившись, уставился в тарелку.
— Ну а хахаль у твоей матушки есть?
— Чего?
— Ходит к вам в гости какой-нибудь дядя?
— Ходит, — простодушно сказал Валька, — дядя Миша.
— А какой навар с него?
— Говори по-человечески, — разозлился Валька.
— Можно и по-человечески, — нехорошо ухмыльнулся Фикс. — На гардеробчике твоём, как я понял, его визиты не отражаются. Ну а матери подарочки он делает?
— Ты чего, перепил?! — побагровел Валька. — Чего несёшь?!
— На шару, значит, ходит, на халявочку… ай да, дядя Миша! — лицо Фикса перекосила такая гримаса ненависти, что Валька испугался.
А того прорвало.
— Ну и простодыры же вы. Вот к моей матушке дядечка заглядывал, так я с того попользовался. То костюмчик, то колёса, то котлы. Я поначалу-то за это на мать зуб имел. А как узнал, что на её зарплату только кошке прожить можно, отступился. Да и натура, Маляр, бабская такая, им хуже каторги век в одиночку коротать. Смазливый фраер им порой сына родного дороже. Все они одним миром мазаны – ы – ы!… — тихонько взвыл Фикс.
Валька осторожно тронул приятеля за плечо.
— Пойдём отсюда?
— Ничего, Маляр, — замутнённые глаза Фикса приобрели осмысленное выражение, — не впервой, прорвёмся… — и без перехода уронил,  — пора и тебя к делу пристраивать. Но для начала одежонку тебе кое-какую справить не мешает, а то ходишь, как босяк.
Про одежду Валька пропустил, а дело его заинтересовало.
— Куда ты меня пристраивать собираешься? — грубовато спросил он.
— Есть занятие, — оживился Фикс. — На станциях товарняки с барахлом всяким порой без охраны чёрте сколько стоят. Вот мы и… — он сделал выразительный жест рукой. — А, бывает,  охрана тоже нам помогает.
— Какая охрана, какие товарняки?
— Бестолочь ты, Маляр, ей богу, бестолочь. У государства до всего руки-то не доходят, понимаешь? Вот мы и помогаем ему, чтоб добро государственное зазря не залёживалось, а в дело шло. Я однажды товарняк один облегчал. Он, бедолага, полгода, всеми забытый, в одном тупичке простоял. Бери — не хочу. Так зачем добро в чужие руки отдавать? Мы ж за одну разгрузку имеем столько, что тебе во сне не приснится. Понял?
— Понял! Так это я и в училище от ребят слышал, что на вокзале подработать можно. И платят, вроде, по десятке на нос.
— Дуракам закон не писан, — усмехнулся Фикс. — Нашей бригаде за самоотверженный труд отваливают по потребностям. Так что готовься, Маляр! — он хлопнул Вальку по плечу. — Скоро наши трудовые будни превратятся в сплошные праздники.

7. Эх, Валька, Валька…

Михаил глядел в заплаканное лицо Клавы и в сотый раз повторял про себя: «Эх, Валька, Валька!»

Клава подливала ему в пиалу чай и беспомощно разводила руками.
— Как сад порушили, всё кувырком пошло. Ты ж помнишь, как он переживал. Домой стал приходить поздно. Один раз показалось — вином пахнет от него. Объяснил, что на дне рождения у друга был. Правда, больше такого не повторялось. Соседка рассказывала, видела в городе его с ребятами — чистая шпана. Курили. И девчонка меж ними расфуфыренная вертелась. Боюсь я, Миша, он ведь со вчерашнего дня не приходил. Звонил на работу, я слова не успела вымолвить, обрадовал: заниматься к другу лыжи навострил. Чем они там занимаются, знать бы.
И тут они услышали щелчок открывающегося замка. В прихожей зажёгся свет, и послышался Валькин голос:
— Мама, привет… ох, до чего жрать хочется!
— Ты уж с ним построже…— только успела прошептать Клава.
Валька влетел в комнату, увидел Михаила и небрежно бросил:
— Здорово!
Михаил привстал, поражённый его видом. На Вальке были немыслимого зелёного цвета узенькие брюки с разрезами внизу. Большого размера пиджак доставал почти до колен. На шее болтался жёлтый шарф. Вещи были явно с чужого плеча. Волосы колечками лезли на уши и закрывали веснушчатый лоб.
— Ну и видок у тебя, Валентин.
— А тебе-то что?— Валька хотел сплюнуть в сторону, но поймав взгляд матери, поперхнулся.
— Валя,— Клава приподнялась со стула,— я сегодня в училище была.
— Ну и что?— Валька забегал глазами по кухне, натыкаясь, то на полные слёз глаза матери, то на суженные обидой и злостью зрачки Михаила.— Всё тебе наврали про меня.
— Замолчи, сморчок! Как ты с матерью разговариваешь? — крикнул Михаил.
Парень сжал зубы и, не издав ни звука, дёрнулся к двери.
— Валька!— Михаил схватил его за руку, но… пересилил себя и уже спокойно добавил.—  Давай-ка брат, не спеша, всё обсудим… по-человечески, а?
Валькины губы, слепленные накрепко злостью, скривились.
— Валяй, — процедил он.
Клава обрадовано кинулась на кухню.
— Вы посумерничайте тут, а я скоренько ужин соберу.
Михаил крякнул, полез за папиросами, но, поймав Валькин взгляд, отчего-то смутился, сунул пачку в карман, опять достал её и неожиданно протянул ему.
— Закуривай, дружок, всё равно, говорят, начал.
Валька недоверчиво посмотрел на Михаила и с опаской потянулся к пачке. Вытянул папиросу, не тем концом сунул её в рот, выплюнул, тут же нагнулся, подхватил с пола, разломал и сунул в карман.
— Я не всерьёз курю.
— Не в затяжку, что ли?— невесело усмехнулся Михаил.— Чего же так? Парень ты почти взрослый, в училище, можно сказать, вольным слушателем слывёшь, мать для тебя не авторитет, обо мне и речи быть не может. Но с кем-то ведь ты досуг свой делишь? Не знаю уж, в какие игры ты со своими дружками-приятелями играешь, только ведь не в лапту? Да и от папиросок, которые они предлагают, ты не отказываешься, а? И гардероб у тебя обновился. Раньше я что-то этих вещей не видел. Кто же это такую заботу проявляет о твоей персоне? И чем ты за это расплачиваешься? Красивыми глазами? Может уже в дело какое вошёл и свою законную долю там имеешь?
— Не нравится мой видок, так подбросил бы на ползунки. Калымишь на междугороднем, а чай на шару  к нам пить ходишь!— хлестнул Валька отцова друга фразой из лексикона Фикса. И тут же осёкся.
Но Михаил, вместо того чтобы взорваться, вдруг насмешливо хмыкнул.
— Вот это разговор по существу,— широким жестом он залез в карман пиджака, достал пачку трехрублёвок и, прежде чем Валька успел опомниться, вбил их ему в ладонь.
— Ты чего,— забормотал тот,— ты чего, руку отпусти…
— Это, Валя, расчёт за прошлое чаепитие, настоящее и будущее. Хватит?
Валька выдернул руку, и пачка мягко шлёпнулась на пол.
— Чем тебе мой калым не по душе? Подними, пожалуйста, деньги. Они нелёгким трудом достаются. Порой так за баранкой нахрячишься  — рук от колеса оторвать не можешь.
Валька нагнулся, подобрал с пола трёхрублёвки и, стараясь не встречаться взглядом с дядей Мишей, положил их на диван.
— Да,— между прочим, спросил Михаил,— как, ты сказал, зовут того, который тебя вещичками снабдил?
— Фиксом зовут,  постой, а я разве его называл?
— Этой собачьей клички я от тебя ещё не слыхал — это точно. Но то, что он успел из твоей души конуру сделать и гнилью своей поганой изо дня в день травит тебя, без очков видать. Здорово он тебя подмял. Своего в тебе, прости господи, ни хрена не осталось. И одежонка,  и душонка теперь, получается, у тебя напрокат. Только с душой напрокат настоящей жизни не прожить.
— А где она, настоящая жизнь? — Валька зло сверкнул глазами.— На хлопке вкалывали от зари до темна, пока снег не лёг. Кормили одной капустой. В училище программу первого семестра прошли с пятого на десятое. Паяльника толком в руках не держали, а по практике у всех «отлично». В газетах сплошь усатые передовики-хлопкоробы, а они от колхозной чайханы дальше уборной не отходили, пока мы и жёны их с детишками на плантациях надрывались. Тимур Цимбаев, наш однокурсник, что на кухне по блату отирался, обворовал всю бригаду, мясо налево сплавлял, так его втихаря в другое училище перевели. Почему? Да у него мама в торговле руководит. Ему на хлопок чуть ли не каждый день продуктовые посылки привозили. Я такой жратвы в глаза никогда не видел.
— Это Фикс тебе глаза на мир открыл?
— Он! Ты сколько времени мне про деревья лапшу на уши вешал? Пока их не порубили! А у него слова с делом не расходятся. Сказал — сделал.
— Так познакомь меня со своим кумиром. Глядишь, он мне, дурню старому, и впрямь мозги вправит.
— Это он может,— усмехнулся Валька,— спокойно так может объяснить, без крика, что почём. А кумиром я его не держу. Просто мы с ним одного поля ягоды. Он тоже сирота. Только их отец бросил, а матери он не нужен оказался. Новый хахаль у неё объявился.
Неожиданно Михаил сжал худенькие плечи мальчишки.
— Какой же ты сирота?! А мать?! А я?! За что же ты нас так, Валька? Неужели не понимаешь, с какой мразью  связался?
— Я сам решу, что делать, сам! И отпусти ты меня. Я тебе не младенец.
— Насумерничались? — Клава вошла в комнату, щёлкнула выключателем, внимательно посмотрела на взъерошенного Вальку и тихонько провела рукой по волосам сына.— Постригся бы… ко дню рождения мне бы подарок был.

8. Налёт на товарную станцию намечается

Валька с трудом догонял широко шагающего Фикса, нудно и путано излагая разговор с дядей Мишей, пока с размаху не врезался носом ему в спину. Фикс коротко хохотнул.
— У тебя, Маляр, действительно, весь ум в волос ушёл. Нет, чтоб марафет на себя навести, матушку уважить, подарок ей сообразить. Так ты своим дядей мне все уши намозолил. Давай-ка, зайдём в одно место, тут рядом.
Схватив Вальку за руку, Фикс буквально потащил его за собой и, не давая опомниться, втолкнул в парикмахерскую.
Когда благоухающий одеколоном Валька вышел на улицу, Фикс зааплодировал.
— Сюда бы Диночку…
— Кончай трепаться,— смущённо улыбнулся Валька.
— Запросто. А вот обувной магазинчик симпатичный. Какой размер ноги у твоей матушки?
— Не пойдёт, Фикс, такой подарок мне не по карману. Я тебе и так выше крыши должен. Про товарняк один разговор.
— Будет тебе товарняк,— с улыбочкой сказал Фикс,— не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра. А если ты из-за жалких хрустов хочешь нашу дружбу поломать, иди к дяде Мише. Купите маме красного ситчика на платье. Так какой размер-то у матушки?
— Тридцать шестой,— миролюбиво сказал Валька.
В магазине он долго стоял перед прилавком, растерянно оглядывая бесконечные ряды женской обуви.
— Да тут сплошь местный ширпотреб,— фыркнул Фикс.
— Ребята,— к ним подошла продавщица в зелёном халатике,— гляжу, вы совсем растерялись.
— Где тут у вас контрабанда находится?— отодвинул в сторону Вальку Фикс.
— Деловой… — оценивающе улыбнулась Фиксу продавщица. — Не нравится отечественная продукция? Плати в кассу тридцать пять рублей. Только размер ножки подружки мне на ушко шепни?
Фикс пошёл к кассе, и Валька получил в руки заветную коробку. Фикс небрежно протянул продавщице чек, вложенный в красненькую десятку. Из магазина они вышли молча. На остановке тоже помолчали, пропустив два трамвая.
— Противно,— хмуро сказал Валька.
— Что делать,— криво ухмыльнулся Фикс,— в бухгалтерию, Маляр, люди ходят два раза в месяц, а на рынок каждый день. Аксиома на все времена. И в доказательстве она, увы, не нуждается.
* * *
Не успел Валька вернуться из училища, как раздался звонок. На пороге стояли братья — близнецы с жёнами. На сей раз на головах каждого были тюбетейки, расшитые белыми лепестками по краям. Они протянули мешок с целым барашком.
— Куда столько мяса,— замахал руками Валька,— в холодильник и половина не влезет.
— Зачем холодильник? — дробно защёлкал пальцами Мансур. — Рустам, точи ножи, режь лук, морковь, Валька, разжигай огонь, плов делать будем, ещё на манты останется. Пока Михаил Клаве — опе экскурсию по городу устраивает — всё сварганим. По машинам!
Когда за окошком раздался гудок, Мансур вышел встречать именинницу с блюдом дымящегося плова в руках. Клава так и ахнула:
— Нечего сказать, хороша хозяйка. Где это видано, чтобы гости столы накрывали? Ну, спасибочки вам, родные мои. Что же ты, Миша, в дверях застрял? Проходи.
— Не прогоните? — втиснул он в дверь квадратное тело.
— Заходи, дядя Миша.— Валька мельком оглядел его чёрный двубортный костюм и накрахмаленную до синевы рубашку.
Клава с тревогой посмотрела на сына, но он умчался на кухню помогать.
— К столу, гости дорогие, к столу! — вскоре послышался его голос.
…Звонок в дверь Валька услышал первым, быстренько вышел в прихожую и лихо распахнул дверь.
— Фикс, здорово!
— Здорово, Маляр! О, да тут пир горой! Что ж не приглашаешь?
— Заходи…— Валька на секунду замялся.— У мамы день рождения…
— Понятно. Фикс вам не компания. Когда у Фикса деньги, девочки — он лучший друг. Нет — от ворот поворот.
— Брось! — Валька тепло посмотрел ему в глаза.— Если бы ты ко мне пришёл, разговора бы не было. Праздник у мамы, а там все взрослые.
— Ладно, не напрашиваюсь. Должок, Маляр, пришла пора отдавать.
— У меня ж ни копья…
— Не об этом речь,— поморщился Фикс,— вагончики прибыли, на товарнячок пора. Вот там мы с тобой полный расчёт и произведём. И не телись, нас с тобой люди ждут.
— Сейчас, пальто накину и бегом. Давно пора.
— Молоток. Только пузырёк для меня прихвати. На улице дождичек со снегом, а у меня в кармане вошь на аркане. Разбогатею — верну,— Фикс залихватски подмигнул Вальке.
Тот дружески мигнул в ответ и собрался прошмыгнуть в кухню…
— Что же ты не приглашаешь приятеля к столу? — к ужасу Вальки, дядя Миша, широко улыбаясь, вышел в прихожую и протянул Фиксу руку. — Михаил.
Тот с ухмылкой растянул губы, и золотой зуб злым огоньком блеснул в полумраке прихожей.
— Фикс.
— А-а-а…— Михаил медленно опустил руку.— Довелось-таки встретиться. Вот и поговорим по душам. Давненько этого хотелось.
— Зачем же дело стало…— небрежно начал Фикс, но осёкся.
Михаил бесцеремонно повернулся к нему спиной и пристально посмотрел на Вальку, который, путаясь в рукавах, поспешно натягивал пальто. Потом подошёл к мальчишке, обмотал шею шарфом, нахлобучил ему на лоб кепчонку и добродушно спросил:
— На дело собрался?
Не успел Фикс моргнуть, как Валька уже ответил:
— Все шуткуешь, дядя Миша, а мы едем вагоны разгружать.
— А-а-а, рассчитаться пора?— Михаил повернулся к Фиксу и быстро спросил:—          Сколько пацан тебе должен за всё?
— Стольник,— выпалил тот, лихорадочно соображая, как бы выкрутиться из положения.
— Замётано,— Михаил протянул ему деньги, но тут же озабоченно сказал: — Там трояка не хватает, но больше нет. Так и быть, помокну под дождичком вместе с вами, глядишь — и капитал приобрету.
— Да я бы сам рассчитался, дядь Миш,— перебил его Валька,— но с твоей силищей мы быстро управимся, верно, Фикс?
— На кой чёрт он нам сдался?! — прошипел Фикс. —- Вроде не пахан, а всё нос тебе, сопляку, подтирает.
— Ты чего?! — дёрнулся было к нему Валька, но Михаил придержал его за плечо.
— Ты, не только сопляк, но и глупец, Валентин. Твой подельник в самую точку попал. Узнай я эту басенку про товарняк раньше, мы б не тут сейчас любезностями обменивались. Беги, Валя, к соседям, звони от них Тешабаеву, дежурному по городу, любому, кто под рукой окажется. Скажи, что налёт на товарной станции намечается. Я пока этого шпанёнка попридержу. А там всю шайку разом накроют.
— Ах, ты, сексот  вонючий! — кинулся на Михаила Фикс. Тот легко увернулся, левой припечатал шпану к стене, правой ухватил за шиворот и замахнулся ещё раз…
— Не бей его! — вскрикнул Валька.
— Не трону…— сдержался Михаил.— Иди, звони, в милицию, парень. Сейчас он нас на  свою кодлу  живо выведет!
Но Валька не тронулся с места.
— Это правда, Фикс?— еле слышно спросил он.
Вместо ответа у того из горла  вырвался хрип. Михаил ослабил хватку. Фикс перевёл дыхание, медленно опустил правую руку, которой защищал лицо… и, вдруг в этой руке блеснуло, невесть откуда взявшееся, стальное жало. Описав в воздухе кривую, оно прошлось по груди Михаила, от плеча наискосок, оставив на месте, где крахмально топорщилась рубашка, ярко-алый узкий след…
Фикс вырвался, и через несколько секунд по всем пяти этажам прокатился гулкий удар двери в подъезде. Михаил стоял, прислонившись к стене, когда из комнаты выбежали Клава, Мансур и Рустам.
— Миша! — Клава ахнула.— Как это?! Кто тебя?!
— Ничего, Клава, ты успокойся, это не страшно, оцарапало слегка…— он привалился к стене.
Валька поддержал его, братья бросились на лестничную площадку, Михаил умело разорвал на себе рубашку.
— Воды, Клава, давай… ну вот,— Михаил быстренько обтёр кровь, — это, ребята, пустяки. Этот малахольный нож-то по-человечески держать ещё не научился, а туда же… диверсант хренов. Поверху лезвие прошло. Сейчас мы это дело водочкой… вот и всё. Не волнуйся, милая.
— Какой диверсант? Кто сейчас здесь был? — на последнем пределе, еле сдерживая себя, спросила Клава.
Валька опустил голову.
— Валя, ты чего молчишь? Кто к тебе приходил? Отвечай немедленно!!! — впервые в жизни она так пронзительно и гневно закричала на сына.
Валька проглотил набежавшую от страха слюну.
— Ты на меня не кричи! Дядя Миша сам не в своё дело полез! И чего это он к нам всё время ходит!..
— Валя… — Клава схватилась рукой за сердце и безмолвно сползла на пол.
В дверях появился Рустам.
— Никого нет, весь квартал обежали.
— Скорую! — Михаил бросился к Клаве.— Скорую помощь вызывай, Рустам!
И только у Тешабаева Валька заговорил обо всём,  но не обмолвился даже словом о том, что Фикс — тот самый парень, который «выручил» его после схватки в саду. Он смолчал не потому, что в душе осталась хоть капля той благодарности, того невольного уважения, которое он испытывал к такому вроде понятному и в то же время совершенно не понятному для него корешу. Он решил разобраться с ним сам. Когда разговор закончился, Михаил положил руку на Валькину ладонь.
— Ты уж как хочешь, а пока Клава в больнице будет, я у вас поживу.

— Живи, дядя Миша,— отрешённо ответил Валька.

9. Землетрясение

Вальке снился сон, будто едет он в кузове машины Михаила. Её сильно подбрасывает, а он, как ни старается, никак не может ни за что ухватиться.  Швыряет его из стороны в сторону. Он пребольно ударяется то о борт, то о кабину… И вдруг сверху падает сверлящий душу грохот. Валька бросается ничком в кузов и зажимает уши.
— Мама – а — а!!!
Он очумело открыл глаза. Пол под ним качался, со стен сыпалась штукатурка. Известковая пыль поднималась к позвякивающей люстре. В буфете отчаянно тренькала посуда. Толчок! Весь дом вздрогнул, встал на дыбы, потом начал дребезжать так противно, что Вальке показалось — он сам сейчас рассыплется на мелкие кусочки вместе с домом. Этажерка упала на пол, и книги, как большие бабочки, беспомощно шелестели белыми страницами.
Землетрясение! Валька вскочил и, скользя по штукатурке, вспоминая советы бывалых людей, бросился под косяк. Ещё толчок! Ого! Сильнее прежнего. Вальке  довелось уже пережить множество толчков. Для Ташкента – это дело привычное. Но тем, прежним до этого было далеко.
Превозмогая страх, он кинулся к двери и кубарем слетел по лестнице.
На площадке, окружённой со всех сторон домами, стояли, сбившись в кучу, полуодетые люди. А в поднебесье разлилось зеленоватое зарево.
— Неужели война? Неужели война? — истерически вопрошала маленькая женщина, срывая бигуди.
— Похоже…— прошептал кто-то.
— Да перестаньте вы,— пожилой человек в очках с выбитыми стеклами укоризненно сощурил глаза,— самое обыкновенное землетрясение.
Все в надежде повернулись к нему.
— Ну… не совсем, конечно, обыкновенное,— он снял очки и снова надел,— но, во всяком случае, не ашхабадское. Там весь город в одночасье накрыло в сорок девятом году. Никто практически не спасся.
— А похолодало так почему? — со страхом спросил высоченный парень. — Я читал, так после взрыва атомной бомбы бывает.
— Да постыдитесь вы! Какая бомба? Не сейте, пожалуйста, паники,— пожилой решительно снял очки и попытался засунуть их в карман брюк, но опомнившись, что стоит в халате, смущённо огляделся. На всех было натянуто лишь то, что наспех попалось под руку. Это успокоило пожилого.
— А что там за ашхабадское было?— маленькая женщина сорвала, наконец, все бигуди и так крепко прижала к груди, будто их у неё отнимали. — Объясните, пожалуйста, подробнее.
— Это сначала так,— пожилой рубанул ладонью сверху вниз,— а потом,— он провел ладонью на уровне груди,—  сразу вот так.
— Сначала вертикально, потом горизонтально,— подсказал дрожащий от холода Валька.
— Вот, вот,— обрадовался пожилой,— сначала вертикально, потом горизонтально. А наше рубануло, мне кажется, только вертикально. Стукни оно ещё и горизонтально, мы бы сейчас беседовали на том свете. И вообще… вы как хотите, а я поднимаюсь в квартиру. Пожалуйста,— он указал на Вальку,— юноша хоть каким-то образом оказался в брюках, но зуб на зуб у него всё равно не попадает. Боюсь, что какое-то время нам всем придётся спать одетыми. А, может быть, даже и во дворах.
— Вы думаете, опять ударит?! — ахнула женщина.
— Ничего я не думаю. Надо одеваться и бегом в город,— запахнув халат, он первым поспешил к подъезду.
Валька тоже поспешил за ним. Первым делом он прошёл в ванную и обрадовался. Порядок!  Течёт водичка и холодная, и горячая. Он взял тряпку и вернулся в комнату. Возле этажерки увидел упавший календарь и поднял его. Двадцать шестое апреля тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Валька принялся за уборку.
* * *
Пока он ехал по Чиланзару, за окнами всё вроде бы выглядело как обычно. Но чем ближе автобус подъезжал к центру, тем чаще попадались рухнувшие стены с сохранившимися кусками разноцветных обоев, перекошенные столбы, оборванные провода. Эпицентр был в Кировском районе. По фасаду гостиницы «Ташкент» еловыми лапами пробежали трещины. Повсюду разбирали завалы.
Занятия в училище пока отменили, и Валька помчался на почту отправить успокоительную телеграмму матери. В этот день трясло ещё несколько раз, но разрушений не было. Работали больницы, аптеки, магазины и даже кинотеатры. Вечером на улицах появились патрули.

Люди укладывались спать под открытым небом. Валька тоже по примеру многих сначала решил вынести раскладушку на улицу, но передумал. Мог приехать дядя Миша. И точно! ночью его разбудил звонок. В дверях стоял запыхавшийся Михаил.
— Живой, Валька, живой! — он радостно теребил мальчишку.
Валька щурился от яркого света.
— Брось ты, дядя Миша, ну что со мной сделается? Весь город жив, здоров и не кашляет. Чаю хочешь?
Они уселись на кухне.
— Мы как услышали про землетрясение, машины развернули и ходу в Ташкент. У въезда в город патрули проверяют документы, путёвки, машины досматривают, особенно которые из Ташкента.  Мы на нервах конечно. Дома у всех жёны, дети остались. Пропустили, слава Богу. В городе тоже патрулей полно. Смотрю, народ во дворах спокойно себе дрыхнет. Думал, и ты на улице прикорнул. Однако здесь меня ждёшь. Спасибо тебе, Валька. Матери телеграмму дал?
— Дал и переговоры на завтра заказал.
— Если дадут эти самые переговоры…— осторожно сказал Михаил.
Вечером после томительного ожидания на почтамте их, наконец, пригласили в шестую кабину.
— Мама! — закричал Валька.— Мама! Ты меня слышишь?!
— Как вы там? — услышал он в трубке далёкий голос матери.— Тебе не страшно?
— Что ты, мам, нисколько не страшно. Нас почти не трясёт, да и дядя Миша вернулся.
— Валя, а может, в Ульяновск?
— Ну что ты, мама,— Валька посмотрел на дядю Мишу,— сейчас никак нельзя уезжать из города, просто никак нельзя. Некоторые бегут. Детей  увозят, в основном, в Россию. Но я никуда не поеду. Да ты не волнуйся, мама, я тебе каждый день писать буду, а осенью приедешь — уже новый город отстроим. Мама, привет от дяди Миши, да вот он сам трубку рвёт…
Но, как со временем выяснилось, делать Вальке в Ташкенте было решительно нечего. Занятия в училище закончились досрочно. На стройке, куда они пришли всей группой, с ними разговаривать не стали. Дядя Миша бывал дома очень редко. А когда появлялся, наспех съедал хлеб с колбасой и валился на кровать, как убитый. Правда, директор бросил клич отремонтировать училище своими руками. Отозвались все. Но ремонт в основном свёлся к покраске столов. Если не считать, что Ташкент трясло порой раз тридцать за сутки, жизнь текла обычным порядком. Валька начал подумывать об отъезде в Ульяновск. Как-то утром он отправился на вокзал, чтобы узнать расписание поездов…

10. Отправь меня в камеру, начальник

— Чего куксишься, Маляр? — перед ним, сияя зубом, возник Фикс.
Валька замер от неожиданности.
А тот спокойно стоял посреди залитой солнцем разрушенной улицы и нахально улыбался ему в лицо.
— Чего смотришь, как солдат на вошь, не узнал?
— Тебя за — бу -удешь…— попытался растянуть рот в улыбке Валька.
— Люблю у — у — умных и весёлых,— тоже врастяжку, поддразнивая Вальку, протянул Фикс.— Трясёт?
— Потряхивает… — от фальшивой улыбки у Вальки свело губы.
Надо было что-то делать. Но что? Наброситься на него, скрутить? Или позвать на помощь? Но бывший кореш — парень вёрткий. Уйдёт — ищи его, свищи. А дать ему уйти никак нельзя! Сколько бед он ещё натворит. Интересно, почему именно сейчас он объявился в городе?
— Давно в Ташкенте? — как бы, между прочим, спросил Валька.
— Откуда тебе известно, что меня не было? — сузил глаза Фикс.
— С Диночкой виделись, беседовали, тебя вспоминали, — безразлично пожал плечами Валька.
— Беседовали,— осклабился Фикс,— с ней есть о чём поговорить. Не скучает она обо мне?
— Некогда скучать. Замуж она вышла.
— Замуж? Все они… — выругался Фикс. — Ну, упустил я девочку, а ты, корешок, чего не подхватил? Помню, она к тебе неровно дышала. Ты, Маляр, всё такой же: кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт.
— Чего мне меняться?
— Дядя-то твой как себя чувствует?— Фикс в упор посмотрел на Вальку.
— Дяде Мише,— раздельно сказал Валька,— ты пиджак немного подпортил.

Причём зря… только мать напугал. Я сам его в тот же вечер из дома выгнал, чтоб не в своё дело не лез.
— Ай да Маляр, ай да кореш! — Фикс присвистнул от изумления.— Вот удивил, так удивил. Да нет, про то, что не задел его, я и сам знал. Так, подкладку слегка пропорол для профилактики. Я ж не фраер какой-нибудь. Но за то, что шуганул ты папочку своего новоявленного, перевожу тебя из подмастерья в Мастера.
— Так, когда ты приехал?
— Только вчера с поезда. Пусть будет благословенна кассирша, продавшая мне билет в этот город.
— Где остановился? — Валька приготовился запомнить адрес.
— Ты ж никогда не вынюхивал, где моя нора… с чего это вдруг? — вскинулся Фикс.
— Я пойду,— круто повернулся Валька.
— Ну, не гоношись, кореш. Думаю, ты мужик верный. Просто в коленках ещё слабоват. Но если захочешь, я тебя сделаю человеком. А мать-то где?
— В Ульяновск к бабушке уехала.
— Так ты один живёшь?!
— Когда как…— Валька двусмысленно улыбнулся и покраснел.
Но Фикс и не думал обращать на это внимание.
— Так я у тебя поселюсь,— утвердительно сказал он.
— О чём разговор,— сердце у Вальки  заколотилось.— Пошли.
— Ладно. Только тут, я смотрю, задарма пропадает масса позарез мне нужных вещичек… пойдём, проветримся маленько.
— Куда?
— Сейчас узнаешь.
Они дошли до гостиницы «Ташкент», миновали Театр кукол и вышли на улицу Карла Маркса, сплошь заставленную палатками. Вот тут Фикс пошёл не торопясь, чутко прислушиваясь к тому, что делалось за брезентовыми стенками палаток.

Наконец он притормозил, резко откинул полог и сделал знак Вальке.
— За мной…
— Ты что, здесь живёшь? — удивился тот.
— Тише,…— прошипел Фикс,— я везде живу,… лезь быстрей.
В нагретой летним солнцем за день палатке было  сумрачно. В углу смутно белела кровать, рядом стоял сервант, посредине табуретка. Над ней покачивался пустой патрон. Очевидно, лампочку только что вывинтили.
— Ну-ка, пошарь,— Фикс подтолкнул Вальку к серванту.
— Чего?
— Связался с тобой на свою голову! Постой на стрёме…только в оба гляди! — он кинулся к серванту и начал вытряхивать содержимое, запихивая одновременно что-то себе в карманы.
И тут нервы у Вальки не выдержали.
— Вот ты как?!
— Тихо, зырь  на улицу! — прошипел Фикс.
— А ну положи всё на место! сволочь, вор!.. Кругом такое делается, а ты…ты хуже фашиста…
Договорить Валька не успел. Фикс развернулся и с размаху ударил его в подбородок. Во рту стало солоно от крови, но Валька устоял на ногах и  вцепился ему прямо в ненавистное горло. Фикс остервенело бил его по голове, пока чьи-то руки не оторвали от него мальчишку…
* * *
В милиции их посадили на разные концы скамьи, а вскоре Вальку ввели в очень знакомый кабинет.
— Здравствуй, Валя,— человек в майорских погонах поднял голову.
— Здравствуйте, товарищ майор.
— Кто это тебя так?
— Он… ну, тот самый, который за меня вступился, когда мой сад рушили, помните эту историю?
— Помню. Так это он в палатке побоище учинил?
— Он вырваться хотел, но я его не выпустил.
— Молодец… Только считай, ты в рубашке родился, — Тешабаев положил на стол перед Валькой финку. — Как это твой «спаситель» забыл в беседе с тобой такой аргумент? Посчитал, что тебя одной левой можно, а?
— Я бы и с этим аргументом справился,— сглотнул слюну побледневший Валька.
— То-то и беда, что самостоятельность ты проявил не там, где надо, — сердито сказал Тешабаев. — Толком  бы ещё в первый раз рассказал об этом мне, мы бы на другого такого же деятеля не грешили. И Фикс лишнего на свободе не погулял бы. Грешков за ним хватает. — Тешабаев нажал на кнопку. — Старшина, введите задержанного.
Когда ввели Фикса, Тешабаев указал ему на стул.
— За что меня?.. — с размаху уселся Фикс и закинул ногу на ногу.
— А вот это ты нам сейчас и расскажешь.
— Я преступника задержал. Палатку он хотел очистить, да не успел. Чуть не задушил меня, — Фикс болезненно повертел головой.
— А ты что скажешь? — Тешабаев повернулся к Вальке.
— Врёт он все.
— Когда я врал?! — закричал Фикс.— Я ж говорю, захожу в палатку, а этот в шмотках роется!
— Допустим, — поморщился Тешабаев, — в палатку ты как попал?
— Гулял.
— А это зачем с собой носил? — Тешабаев положил на стол финку.
— Нашёл. Докажи, что моё.
— Докажем, — усмехнулся майор,— мы же не в первый раз встречаемся. И сядь прилично, не на хазе с девочками находишься. Валька, расскажи подробно, как было дело?
И тот начал подробно рассказывать: про сад, про кафе, про гулянки, про поездку на ворованном мoтоцикле, про сумку… Тешабаев слушал, не перебивая. Валька выговорился и обессилено замолчал. Молчал и Фикс.
— Ладно,— нарушил затянувшуюся тишину Тешабаев,— ступай-ка ты, Валя, домой и хорошо обо всём подумай на досуге. Да, чуть не забыл. В вестибюле познакомишься со своим настоящим спасителем. Может, он тебе что присоветует. Пора заниматься делом, Валя, и выполнять наказ отца – быть настоящим мужчиной, опорой семьи, счастье своё строить.
— По знакомству отпускаете, гражданин начальник!— взвился Фикс,— А мы на пару с ним шуровали. Он, значит, в белом, а Фикс — в дерьме?
— Фикс… — Тешабаев поморщился, — ты даже имя забыл человеческое, каким мать назвала. А ведь ты не на много старше Вальки.
— Воспитывать будете? — Фикс презрительно улыбнулся.
— Буду,— просто сказал Тешабаев,— обязательно буду. И не только воспитывать. Я буду драться с тобой, Ренат.
— Легавых позовёшь, метелить  будете?! Давай!..
— Дурак!— рявкнул Тешабаев, — Ты мне тут балаган не устраивай! С тобой драться буду. С тобой. За тебя самого. За твою душу. За твоё настоящее, человеческое «я» с большой буквы.   Буду, — упрямо повторил он. —  пока у меня самого сил хватит. Пока ты не поймёшь, «крошка-сын» — «что такое хорошо, а что такое плохо» — и он вдруг ото всей души улыбнулся…
Ошеломлённый таким взрывом эмоций у обычно уравновешенного и немногословного майора, Фикс привстал и уже безо всякой фанаберии произнёс:
— Когда пойму, сам на разговор напрошусь. А пока отправь меня в камеру, начальник?..