Александр Файнберг: “Человек неизменен, душа у него или есть или её нет” Искусство Ташкентцы

Интервью с поэтом опубликовано 13.07.2006 года на сайте «UzReport», спасибо за ссылку Миразиму Хайдарову. ЕС.

Лишь Муза, словно только что из рая,
идет себе, на дудочке играя.
Глаза ее печальны и чисты.

Его Муза пришла к нему свыше. Он не звал ее намеренно и не учился писать специально. Он просто поэт от Бога. Народный поэт Узбекистана Александр Файнберг является автором двенадцати поэтических книг, автором сценариев к нескольким полнометражным художественным фильмам и более 20 мультфильмам. Его произведения регулярно публикуются и переводятся в различных изданиях мира — России, США, Израиля, Швейцарии. Но это для него — не главное. «Быть знаменитым некрасиво…» — вторит Борису Пастернаку Александр Файнберг.

— Александр Аркадиевич, в 2004 году Вы были удостоены звания Народного поэта Узбекистана. Изменилось ли что-то после этого в вашей жизни?
— Да ничего не изменилось. Недавно я встретил своего друга оператора Тимура Каюмова и он мне сказал: «Слушай, наконец-то! Ты всегда был народным поэтом и вот тебя признали официально». Я сам отношусь к этому очень спокойно и регалии меня не очень волнуют. Просто появилась возможность помочь молодым ребятам, которые пишут настоящие стихи, помочь им напечататься. Вот это, я считаю, — дело.

— Какая тема объединяет все Ваши стихотворения?
— Вы знаете, общая тема всегда одна — жизнь. А стихи — они же специально не пишутся. Когда приходит вдохновение — я благодарю господа Бога, небеса, вообще судьбу за то, что осчастливила меня и дала возможность писать. А темы, темы одни, вечные — любовь, ненависть, ревность, ну все, что свойственно людям. Это проходит сквозь все — чувство родного дома, чувство земли, все, что накоплено мною в течение жизни. Я иногда по четыре года ни строки не пишу и тут как нахлынет… Тогда моя жена убегает жить к сестре, потому что я собой не владею, я становлюсь анормальным. Но то, что я пишу, — не моя заслуга, это даровано мне свыше. Я ненавижу тех, кто корчит из себя больших поэтов, больших писателей, больших художников, да не ваша это заслуга! Это вам дано. И зачастую бывает, что корчат из себя как раз те, кто очень мало одарен. И жить надо жизнью людей. Господи, да что во времена Гомера не было несчастной любви, не было трагедий? Во все времена все это было. Ну, прогресс сейчас, да — дома строят, высотки, автомобили — это новый технический этап, да и только, а человек неизменен, душа у него или есть или ее нет. Бывают люди без души — карьеристы и прочие, их я в расчет не беру. Главное — быть профессионалом в свое деле и любить то, что ты делаешь. И я никогда хорошего сапожника не поставлю ниже посредственного поэта. Да даже гениального поэта я никогда не поставлю выше — только на равных! Все мы люди.

— А когда Вы обнаружили в себе талант поэта?
— Я не обнаруживал таланта, просто в детстве мне всегда хотелось складывать что-то в рифмы. И как-то, еще в школе, я прочитал один из рассказов Катаева и он так мне понравился, что я переложил его на стихи. А преподаватель по литературе после этого вслух читала мое произведение перед всем классом. Потом уже, будучи в армии, я вообще ничего не писал, хотел стать юристом, но в конце третьего года службы вдруг записалось и я понял: «Все, попал!». Тогда я поступил на журфак, на заочное отделение нашего ташкентского университета, работал секретарем-машинистом и там же научился печатать.

— Тем не менее, журналистом Вы так и не стали…
— Нет, в принципе, я могу работать в этой области и иногда с успехом это делаю. Мне это в радость, потому что в том, что я делаю, нет вранья и это, к счастью, печатают. А если заказ на вранье, то я никогда за это не возьмусь. Во славу или в проклятие чье-то, я никогда не стану этим заниматься, да и кому это надо? А вот что на сердце лежит — об этом напишу. Это как у Булгакова — в разговоре с Понтием Пилатом Христос сказал: «Правду говорить легко и приятно». А соврать — значит взять на себя грех и всю жизнь мучиться с ним. Покаяние не смывает греха, себя не простишь. Поэтому я стараюсь жить честно. Не всегда получается, конечно, бывают авантюры, но это такие аферы, которые никому не приносят зла. А принести зло — это страшно, зло отомщаемо, потому что опять же себя не простишь.

— Вы являетесь автором многих сценариев к художественным и мультипликационным фильмам. Как Вы оказались в этой сфере?
— Было такое время, когда в течение семи лет меня не печатали ни в одном издательстве, и тогда мне безумно повезло — я попал в кино. В течение года я был обязан сдать один сценарий, чему был бесконечно рад. Первым фильмом был «Мой старший брат», а дальше пошли «Дом под жарким солнцем», «Преступник и адвокаты» и др. За эти семь лет, проведенных в кино, я многому научился. Понял, что в этом деле все зависит от режиссера, именно он хозяин фильма. И если у него плохо со вкусом, то, как бы гениально ты не написал, все равно хорошего фильма уже не получится. А вообще, если сейчас я сажусь за написание детективов или еще чего-то, делаю это так, чтобы все было видно, при этом получается практически готовый режиссерский сценарий.

— Александр Аркадьевич, но помимо работы в кино, Вы руководили еще и республиканским семинаром молодых писателей…
— Да, немножко, с годик я поруководил. Но руководитель из меня вышел никудышный. Да, читали стихи, слушали, высказывали мнения. Но если на десять человек попадался один стоящий — это было счастье. А ребята все были активные такие, пробивные и каждый считал себя гением. Я руководил, руководил, а потом бросил. Все, не играю больше в эти игры. Воспитать поэта невозможно, ерунда это все! Если человек талантлив — с ним можно поговорить, высказать свое мнение, выслушать его и прийти к какому-то, как сейчас говорят, консенсусу. А если человек бездарен, с высоко задранным носом — что с ним говорить?! Только разозлишь еще больше. Я счастлив, когда вижу что-то хорошее. А многие, напротив, злятся, видя положительное. Зависть, наверное… Хотя я до 50 лет считал, что зависти не существует, но потом так вкусил это нижайшее чувство, что мало не показалось…

А что касается моего отношения к молодым поэтам, то я повторяю, если человек талантливый — для меня это праздник. Я стараюсь всегда помочь и напечатать. Вот сейчас в Ташкенте есть девочка Виктория Осадченко, ей 24 года и она пишет прекрасные стихи! Работает в еженедельнике «Зеркало» верстальщицей. Она не идет в журналистику, хотя могла бы. Потому что эта профессия требует иногда сильной отдачи, когда не хочешь чего-то писать, но обязан. А она этого не хочет. Есть Саша Махнев, который пишет очень хорошую прозу. И я в силу своих возможностей тоже пытаюсь им помочь. А чтобы много таких ребят было — хорошего много не бывает. Знаете, у Расула Гамзатова в «Моем Дагестане» есть хорошая притча: «На площади перед дворцом великого хана собрался народ, все его славили, но один человек выкрикнул стихи, полностью обличавшие правителя во всех грехах. Что сделал этот хан? Он приказал арестовать всех поэтов и покидать их в темницы. После чего по одному вызывал каждого и говорил: «Ведь ты поэт? Ну, тогда сочини мне во славу стихи!». Тот мгновенно сочинял прекрасные восславляющие хана стихи, а правитель махал рукой, давая знак, чтобы поэту отрубили голову. Проделал он это почти со всеми, пока не остался последний поэт. Его вызвали, а он выкрикнул хану те же стихи, что кричал на площади. Стража тут же схватила свои кесари, а хан остановил всех и сказал: «Так, ему дворец с фонтаном и пожизненное обеспечение. Я хочу, чтобы в моей стране был хоть один настоящий поэт». Вот такая притча. Все люди должны быть честными, а уж художники в особенности. Если ты взял на себя этот крест, ты творишь что-то для людей, ты обязан быть искренним.

— Над чем Вы сейчас работаете?
— Над всем. Пишется — пишу стихи, нет — работаю над заказами, статьями. Я пишу только через себя, о том, что я видел, что знал и уже потом выхожу на обобщение. О том, чего я не видел, я написать не могу, вот, к примеру про афганскую войну, меня же там не было. Я могу написать о человеке, который пришел оттуда. Так, кстати, я и сделал и по моему сценарию даже сняли фильм — он назывался «Опаленный Кандагаром». Фильм о человеке, который прошел войну, вернулся оттуда живым, а здесь в мирное время его убили.

— В этом фильме прозвучали еще и написанные Вами песни…
— Да, тексты песен в фильме были мои. Потом у меня был еще один опыт — вместе с Галиной Виноградовой и Аллой Тазетдиновой мы сделали фильм о погибшей команде «Пахтакор» и там прозвучала моя песня. И я помню, во время премьеры фильма в Зарафшане, зазвучала эта песня и зал притих. И когда она кончилась, раздались аплодисменты. Это было для меня самым лучшим подарком. Ведь это честно написанные стихи, я же видел вблизи и Васю Федорова, и Мишу Ана, и Тазетдинова.

В деревне Куриловка, где разбился самолет, в день гибели «Пахтакора» — 11 августа до сих пор каждый год ставят поминальные столы, они там сделали символическую могилу — могилу памяти погибшего «Пахтакора». Вот так иногда и занимаюсь песнями, в охотку. Допустим, я написал стихи к маршу «Прощание славянки» и Римма Козакова их напечатала в Москве. А в предисловии она написала, что слышала несколько текстов, но все они уступают тексту Файнберга. Мне, конечно, было очень приятно.

— Не так часто, но все же иногда Вы проводите творческие вечера…
— Да, бывает и такое, я отношусь к этому очень даже положительно. Я выхожу, общаюсь с залом, вижу лица людей. Надо ведь обязательно видеть их лица, чтобы шло взаимное общение. Вечера — хорошая вещь, я же не только читаю стихи, я еще и получаю колоссальный заряд. Открытые глаза людей — что может быть главнее? Вот на одном вечере у меня спросили: «Вы часто влюбляетесь?». Такой бестактный вопрос, да еще при жене. Ну я решил сострить и ответил: «В меру силы возможности». То есть, я стараюсь, чтобы эти вечера проходили умно и весело. И я никогда в жизни ни копейки не беру за вечера, кто хочет, пусть приходит — вход всегда открыт.

— Вы строите планы на будущее? Загадываете наперед?
— Загадываю. Без подробностей, конечно, но загадываю, ну, например, думаю: «Хорошо бы издать книжку!». Хотя издать сейчас книгу почти невозможно, потому что если раньше тебе платили гонорары, то теперь ты сам должен платить за то, чтобы тебя издали. Бред какой-то. Да и вообще платить за то, чтобы тебя издавали… Это вот у Пастернака хорошо сказано:

Не надо заводить архивы, над рукописями трястись.
Другие по живому следу твой путь пройдут за пядью пядь,
Но пораженье от победы ты сам не должен отличать.

Вот формула. Пастернак не близкий мне поэт, не мой. Мой Есенин, мой Лермонтов, мой Пушкин, местами Цветаева, Ахматова. Маяковский — вот это мое. А Пастернак — это формула. Я не говорю, что я прав, я говорю то, что чувствую, и это не значит, что это истина в конечном своем исходе. Кому-то нравится, кому-то нет, это естественно. У каждого свое.