«Трудовой фронт моего отца» История Старые фото Ташкентцы

Прислала Лилия Севастьянова — руководитель Театра движения «Лик».

По случаю Праздника Великой Победы хотела написать совсем краткую заметку о работе моего отца во время войны. Но в жизни нелегко отделить разные события. Одни воспоминания потянули за собой другие, вроде совсем не относящиеся к теме.

Началось с того, что два месяца назад мой папа — Севастьянов Павел Иванович, 1926 г.р. попросил увеличить маленькую фотографию, запечатлевшую коллектив механических мастерских 9-ой дистанции службы пути Ташкентской железной дороги на станции Горчаково, где папа начал работать в 1942 г. в возрасте 16-ти лет. Мастерские производили ремонт, восстановление и изготовление деталей верхнего строения жел.дор. путей. Автодрезина развозила готовую продукцию по околоткам дистанции Горчаково — Коканд – Андижан – Кизил-Кия, собирала необходимое для ремонта, и выполняла другие путейские перевозки. Когда из Андижана мчались поезда с военной техникой под литером «А» даже железнодорожников отгоняли от перрона, такая была секретность. С фронта же шло множество санитарных составов. Конечно, отцу, как и многим людям того времени пришлось испытать тяжелые лишения. Вспоминая какие-то события военных лет, папа всегда плачет, с большими усилиями останавливает слезы.

Но вернусь к фотографии: раньше я не обращала на нее внимания т.к. на ней почти ничего не было видно. Но когда снимок увеличили, всё так раскрылось: лица, характеры, интересные детали… Папа стал узнавать и рассказывать о людях. Всего, конечно, не перескажешь, но, всё-таки. Например, в верхнем ряду второй справа – молотобоец Ахунжанов. Когда в 1943 г. папа вернулся с похорон матери сразу в мастерские и находился в страшном душевном состоянии, оставшись сиротой, будучи по сути ещё ребенком, Ахунжанов дал ему кусочек хлеба – самое ценное, что было тогда. Во втором ряду сверху второй справа стоит столяр Кочетков. Когда у отца появилась возможность купить первую в своей жизни книжку, Кочетков тут же смастерил для неё этажерку, а когда у родителей родился первенец, этот столяр сделал кроватку. Какая чуткость отношений!

А посмотрите на парней с букетами в верхнем ряду– это же просто картина. В белой рубашке, с белыми цветами – Нишанов, будто перед нами не рабочий, а поэт или художник. Видно, что у многих из этих людей – нежная поэтическая душа.

Мой папа – в центре фотографии между двумя аксакалами. В 1948 г. когда делали эту фотографию, папа был уже начальником мастерских, поработав до этого слесарем и шофером автодрезины. Но та одежда, которая на нем — была единственной в его гардеробе. Поэтому он не приглашал девушек на танцах в клубе.

Но вечером провожал маму по перрону – горчаковскому Бродвею. Многие знакомые женщины отговаривали маму выходить замуж за папу, уж слишком он был беден и слишком остр на язык. Но потом всю жизнь они завидовали тому, какой хороший у нее муж — не пьёт не курит, да ещё и мастер на все руки. Сколько себя помню, к нам в дом приходило много людей, просили папу починить: радиоприемники, утюги, магнитофоны, часы и многое другое. И чем бы интересным папа не занимался в этот момент, он тут же буквально вскакивал и помогал им.

Мое детство было счастливым и безоблачным. Мой теперешний «Театр движения Лик», в котором занимаются люди с инвалидностью — родом из детства.

Мама учила меня красоте, папа – милосердию. Это не были нарочитые уроки воспитания, но сам образ их жизни. Хотя мама была экономистом, но она чувствовала всё прекрасное. Творчество для неё было не где-то там — в театре, в музее или в концертном зале, а в реальности, в своей семье. Она старалась создать гармонию в нашем доме. И стирала, и готовила и гладила мама всегда с радостью и красиво, даже, когда это был единственный выходной день в неделе. Сердце её пело и не стремилось куда-то вовне.

Мама, Нина Уфимцева 1947 год во время учебы в кооперативном техникуме в Самарканде

Одним из нравственных «уроков» папы была пластинка «Кошкин дом», привезенная им из командировки в Москву, когда мне было не больше пяти лет. Помню, как я обливалась слезами, слушая: «тётя-тётя кошка, выгляни в окошко…» настолько было жалко голодных котят. Другим потрясением был рассказ папы о тех временах, когда он был ребенком и их семья жила в Поволжье в самый разгар голода, когда не просто хлеба было мало, но совсем нечего было есть. В один день у него умерли младший братишка и отец – единственный кормилец, мать осталась с четырьмя маленькими сыновьями. Однажды, бегая с мальчишками, папа оказался в саду дома, в котором давно никто не жил. На деревьях засохли вишни, он собрал их и побежал домой, чтобы обрадовать мать, что раздобыл что-то съестное. Но мать развернула его: «отнеси туда, где взял». На возражение сына, что там никто не живёт и значит это ничьё, мать отрезала: «главное, что это – не твоё».

Моя мама Нина Лукинична Севастьянова со мной, 1960 год.

Можно было бы много написать о работе папы. Его стаж на основной работе 51 год: на ж.д., а затем в НИИ шелковой промышленности в г. Маргилане, где папа разрабатывал приборы и автоматы для кокономотания. Еще совместительству в течение 30 лет он обслуживал радиосвязь на машинах скорой помощи Ахунбабаевского района Ферганской области, что помогло и спасло многих больных. Можно было написать, как папа в 10 лет, совершенно босым, разбивая ноги в кровь, ходил из Горчаково в Фергану (10 км. в одну сторону) купить детали, т.к. уже в детстве самостоятельно собирал радиоприемники и электромотор. А в 30 лет провел телевидение в Фергану и еще многое другое.

Но как-то само собой все размышления приводят в область душевную. Как написал И. А. Ильин: «Главные события, которые происходят в жизни, происходят в душе человека».

Недавно я с огромной болью простилась со своей любимой мамочкой. Родители прожили вместе 66 лет. Жизнь мамы была наполнена трудом и любовью к людям. Мама никого и ничего не боялась и ушла также мужественно и тихо, как жила — без страха смерти.

Знаете, в тот день мы даже не успели еще известить никого о нашем горе, самые близкие друзья мои и моей дочери, почувствовав, позвонили сами, а потом сообщили другим друзьям. Не было нужды просить их о помощи. Все понимали друг друга без слов, всё прошло согласованно, спокойно, красиво.

И это те добро и любовь, которые были и в 40-е гг, и будут всегда главным мерилом в человеческих отношениях.