Записная книга Искусство Ташкентцы

Опубликовано в журнале «Оптима», приложении к израильской газете «Вести».

Среди врачей было много замечательных писателей. Рабле, Конан Дойл, Чехов, Вересаев, Булгаков, Станислав Лем, Григорий Горин… Сегодня «Оптима» представляет вам Михаила Книжника – израильского врача и профессионального литератора.

Записная книга

ВСТУПЛЕНИЕ

От редактора.
Признаюсь: Михаила Книжника я знаю уже четверть века. Мы родом из одного города, познакомились в конце восьмидесятых в редакции ташкентской газеты. Я работала журналистом, молодой автор Миша Книжник приносил свои стихи. Его профессией мы в редакции не интересовались. Стихи были хороши, газета с удовольствием публиковала их. Вскоре у Михаила вышла первая книга. Мы с коллегами, помню, передавали ее друг другу, делились впечатлениями…

Потом наступила пора массовых отъездов. Еврейские семьи покидали Ташкент сотнями в день, и я надолго потеряла Мишу Книжника из виду. Знакомое имя встретилось на просторах фейсбука двадцать лет спустя после нашего расставания. За это время Книжник стал популярным блогером. На своих страницах в Живом Журнале и фейсбуке Михаил Книжник создал особый мир, в котором переплетаются грусть и юмор. Он собрал уникальную антологию ташкентских поэтов, писавших на русском языке, его эссе вырвали их имена из плена забвения. Его стихи и проза выходили в журналах «Знамя», «Дружба народов», «Арион», «Иерусалимский журнал». Он пишет и в новом жанре, на сетевом языке называемом «пост». На самом деле это очень точные и ироничные короткие рассказы об израильской жизни.

Книжник обладает редким даром подмечать смешное в печальном, его описания так метки, что персонажи мгновенно предстают перед вашим взором. Рискну сказать, что у этого писателя особый еврейский юмор, сродни Шолом-Алейхему. Герои его баек смешны и трогательны одновременно, а истории из израильской жизни так реальны, что невольно восклицаешь: да ведь и у меня такой сосед! и мой ребенок говорит теми же словами! я сам знаю похожего врача, даром что Книжник пишет об иерусалимской больнице!

Кстати о медицине. Попросив материал для публикации, я хотела представить вам доктора Книжника в двух образах. Ведь он не только профессиональный литератор, но и ведущий израильский врач, заведуюющий отделением инвазивной радиологии (рентгенхирургии) в двух больницах: Бейлинсон и Шнайдер в Петах-Тикве, автор десятков публикаций в научных изданиях. Однако перечитала его рассказы и отказалась от этой идеи. Писатель Михаил Книжник не нуждается в скидках. Пусть о его врачебном таланте судят пациенты, а мы с вами просто насладимся чтением.

Из всего многообразия рассказов и баек Михаила Книжника мы в редакции «Оптимы» отобрали связанные с медициной. Приятного чтения!

Евгения Ламихова, редактор журнала «Оптима».

Несколько лет назад на выборы вышла партия пенсионеров.  И многие, кому осточертели привычные лица политического истеблишмента, проголосовали за стариков. Те получили неожиданно много мест в парламенте. Столько, что их позвали в правительство и дали портфель министра. Министра здравоохранения.

Теперь небольшое отступление. Во всех больницах, где мне пришлось служить, работают добровольцами пенсионеры.  Продолжительность жизни в Израиле убедительная, многим успевает наскучить пенсионное безделье, а добровольцем в больнице – это особый шик! Пожилые люди сидят в регистратурах, разносят бумаги, помогают пациентам переодеться, поят их, кормят.  Работа нетрудная, но вполне важная.  Есть и дивиденды,  и тоже немаловажные: знакомства и связи в медицинских кругах.  А случится чего – вот она, помощь, рядышком. В полдень, когда открывается столовая для персонала, пенсионеры – первые ее посетители. Здешние старики не голодают, но возможность без хлопот получить полный обед и не мыть после него посуду, — от такого подарка кто откажется! Поэтому, если наш перерыв попадает к двенадцати часам, то обедаем мы в окружении подсиненных седин, изысканных манер и аромата подсохших парфюмов.

Министр здравоохранения был точь-в-точь, как пенсионер-доброволец в больнице.  В новостях стали появляться сообщения о том, что министр прибыл с проверкой в больницу Афулы, потерял сознание и был госпитализирован в отделение реанимации. По прошествии нескольких недель новости сообщали о подобном инциденте в другой больнице, а через месяц – в третьей.  То есть дед использовал свою должность на полную катушку.

Вот так, благодаря лишь состоянию своего здоровья, тот министр сделался самой заметной медийной фигурой из всех занимавших этот пост. А сменилось их на моем веку штук семь.

* * *

Было это уже достаточно давно, лет семь тому. Наш младший сын ходил в сад, который находится на территории больницы «Хадасса» и содержится для детей сотрудников.
Услышав, как мы щебечем над ним «Адамуся, Адамуся», воспитательница, арабка из Абу-Гоша, стала называть его:
Адам-Муса.

* * *

В те же годы приехал в «Хадассу» на стажировку молодой доктор из Ташкента. Был он вооружен моим телефоном и не преминул им воспользоваться.
– У меня есть целый месяц, что вы посоветуете посмотреть в Иерусалиме? — спросил он.
– Да вот, — говорю, – начните с той же «Хадассы». Там есть синагога с витражами Шагала.
– Что это? – глухо переспросил он.
– А какое слово вы не поняли, – осторожно поинтересовался я. – «Синагога», «витраж» или «Шагал»?

* * *

Несколько лет назад во время конференции в Риме долгий ужин в ресторане свел за одним столом врачей из Латвии и израильтян.
О, сколько открытий чудных нес в себе тот ужин!
Молодые доктора из Риги с удивлением узнали, что евреи не верят в Христа.
— А во что же вы верите?! – спросили они в смятении.
Молодая израильтянка из интеллигентной семьи впервые услышала имя Джордано Бруно и узнала о произошедшей с ним неприятности.
Тогда-то я и понял, что этот мир никогда не договорится между собой.

* * *

Наша израильская журналистика похожа на молодого Маяковского,  все рядится в желтую кофту. К примеру, раз в год она лакомится таким благоухающим деликатесом, как список 10 самых высокооплачиваемых врачей.
С год назад в этот список попал мой товарищ.
Нужно рассказать о нем немного. Он с семьей приехал в Израиль во время Большой алии.  Прошагал по всем положенным ступеням, не перешагивая, с самого низу – охранник, уборщик. Пятилетнюю резидентуру делал не на больничную ставку, а на стипендию. Долго еще ходил в свитерках, приехавших в репатриантских чемоданах. Но и став старшим врачом и заведующим отделением, продолжает дежурить, подрабатывает на стороне. Он много усилий тратит на поддержание уровня, как теоретического, так и рукодельного. Его семья уже живет в большом доме в красивом месте, дети учатся в университетах. А тут выходит эта газета со списком.
Сын и говорит ему:
– Папа, но ты же там самый последний!

* * *

Две истории про доктора Р.

Вместе с доктором Р. мы служили в иерусалимской больнице «Врата справедливости». Голубоглазый, спокойный, прохладный и очень доброжелательный,  он консультировал всю больницу по узкому, но очень важному разделу терапии.
Я там начинал, причем начинал по всем статям: новая специальность, слабое знание  языка,  незнакомая структура всего больничного устройства. Поэтому я очень хорошо помню тех, кто относился ко мне по-человечески.

История первая.
У Р.  заболел сын-подросток, аутоиммунное заболевание почек. Не сразу, но определенно замаячили на горизонте недостаточность и диализ. Я присутствовал на обсуждении. Р сказал:
– Мы поняли, что он болен, когда он вдруг стал такой послушный.

История вторая.
В нашей армии есть подразделение «Мистаравим», если перевести на русский – «подарабившиеся».  Бойцы его проводят разные хитрые операции среди арабского населения, при этом выглядят как арабы, ведут себя как арабы, говорят на арабском, ездят на арабских машинах.
Ясное дело, что абы кого в «Мистаравим» не берут. Доктор Р. служил в этом подразделении, но давным-давно демобилизовался вчистую, по возрасту.
– Поверишь, – говорит. – Я даже сны тогда видел на арабском.
А недавно рассказал, что к нему поступил арабский дедушка, старенький, очень больной и ни слова не говорящий на иврите. Полечил его Р. успешно, дед пришел в себя и стал всячески доктора благословлять.
– Я ему ответил по-арабски, поблагодарил, здоровья пожелал. Он обрадовался. Но я увидел, как затвердело лицо его сына. Оно и понятно: египетский вариант арабского, без акцента, в средней школе так не выучишь. Я и зарекся: все, больше я арабского не знаю.

* * *

Признак бюстгальтера. Ретгенологическое

Гериатры говорят, что если на снимке легких виден лифчик, то пациентка не в деменции.

* * *

Внутри себя женщина худая

Об этом знают рентгенологи, специализирующиеся на  СТ (компьютерной томографии), ну, те из них, кто повнимательнее.
Толстые мужчины, они толстые везде: толстый слой подкожного жира, жир внутри живота, органы раздвинуты жиром, правая почка отделена от печени толстым слоем жира, тогда как у худощавого человека они лежат, нежно прижавшись друг к дружке.
Не то женщины. Как бы ни была толста женщина, внутри нее всегда живет худенькое тело, а жир только снаружи окутывает ее, как кокон.

* * *

Известно, что русский язык, находясь в иноязычной среде, неизбежно из этой среды всасывает словечки, непереводимые понятия, междометия.
В Ташкенте говорили «урюк» вместо «абрикосы», прощаясь, могли сказать: «Хоп». У чуткого Довлатова мелькают фудстемпы и ланчонеты.
Израильский русский язык тоже не исключение.  Даже пуристам тут легче сказать  «мазган» и «махшев», чем «кондиционер» и «компьютер». А уж в медицине — море разливанное: ивритские и английские термины летают стаями.
Вот, например, слово «хасимА», аналог английского «occlusion». Абсолютно точного русского эквивалента нет. Все русские слова – закупорка, помеха, непроходимость – чуть-чуть неточны.
Поэтому, когда мы с коллегой обсуждали  пациента в присутствии доктора, приехавшего на стажировку из России, то предполагали, что говорим по-русски:
— Там полная хасима, нам делать нечего.
— Нет, хасима не полная.
— Полная.
Наш стажер осторожно так поинтересовался:
— Хасима – это жопа?

* * *

Из Брэма

Антисемитизм бывает двух видов: здоровый и больной (параноидальный).
Здоровый антисемит ненавидит евреев. Тут и объяснять нечего.
Больной антисемит считает евреями тех, кого он ненавидит: Путина, Обаму, Усаму бин Ладена, папу римского, Киркорова, соседа сверху

* * *

На Рош а-Шана мы с семьей поехали к многоюродным моим дядьке и тетке. Они живут на севере, в прошедшем году вышли на пенсию и наконец переселились в новую квартиру, которая несколько лет строилась. Нам сначала показывали место, где будет дом, потом разные стадии возведения.
Тетка с дядькой большие любители и мастера потравить байки.
Вот одна.
Лет тридцать тому, тетка была уже опытным врачом, но при этом молодой и красивой женщиной. Такой, знаете, из разряда «хорошая девочка».
Вызывает ее главврач и говорит:
— Ирина Львовна, поступает на лечение пациент Х. Убедительно прошу вас взять  его в свою палату. Каждая предыдущая его госпитализация заканчивалась жалобой, комиссиями, разборами. Так, что на вас вся надежда.
Тетка полечила его, обаяла. Выписался он страшно довольный и обещал прислать благодарность. Тетка отнекивалась. Через какое-то время Х. позвонил, поздравил с праздниками, поинтересовался между прочим, получила ли доктор его благодарность.
После праздников вызывает ее главврач:
— Ира! Ну, вспомни, мы тебе благодарность зачитывали?
— Зачитывали — не зачитывали, какая разница?
— Большая. Х. на нас жалобу написал, что мы его благодарность замылили.

* * *

Доктор Л. – мой коллега, дважды коллега. Мы одновременно начинали в столичной больнице «Врата справедливости», и сейчас работаем в одном месте. Он родом из Бразилии. Если обед сводит нас за одним столом, то хорошая байка мне гарантирована. Вот одна.
Армия в Бразилии контрактная. Служить там престижно: платят хорошо, куча льгот. Но нужно сдать вступительный экзамен – проверяют грамотность, интеллект.
Брат моего коллеги учиться не хотел, решил служить.
На экзамене слышит посвистывание-поцикивание сзади, оглядывается – огромный чернокожий кандидат шипит:
— Белый, а, белый, сдвинься,  дай списать.
Брат чуть сдвинул стул. Негр утих, пишет.
Вдруг надзиратель как гаркнет:
– Ты! Пошел вон отсюда!
Негр сходу начинает ныть:
– Ты расист, ты меня выгоняешь потому, что я черный.
Контролер говорит:
– Мне плевать, что ты черный. Мне даже плевать, что ты списываешь. Я выгоняю тебя потому, что ты – идиот!  Ты зачем имя его списал? Или ты будешь утверждать, что тебя зовут Шломо Зальцман?