Русский Туркестан накануне войны История

Статья из книги Материалы III Международной научно-практической конференции «Первая мировая война: взгляд спустя столетие. Предвоенные годы» (28–29 ноября 2013 г., Москва). Прислал Г. Иофе.

Автор Т.В. Котюкова

РУССКИЙ ТУРКЕСТАН НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

В преддверии Первой мировой войны Туркестанский край был далек от окончательной интеграции в общеимперское здание России, хотя некоторые отечественные историки утверждают обратное. Нередко власть пыталась найти ответы на вопросы нового времени, прибегая к старым способам решения проблем.

Однако устаревшие механизмы руководства многонациональной империей все чаще давали сбой или работали не столь эффективно. Сделав ставку в Туркестане в основном на силовое присутствие, центральная власть успокаивала себя тезисом, что местное население понимает, признает, уважает и  боится только «силу». Подобная политика, особенно накануне войны, в немалой степени способствовала значительному снижению лояльности мусульманского сообщества Туркестана.

* Статья публикуется при поддержке Программы фундаментальных исследований секции истории Отделения историко-филологических наук РАН «Нации и государство в мировой истории».

В начале ХХ века «мусульманский вопрос» наряду с «остзейским», «польским», «еврейским» и др. являлся составной частью государственной национальной политики в Российской империи. Обострение этого вопроса накануне и в годы Первой мировой войны в России в целом и в Туркестане в частности, было связано с проявившимся в этот период стремлением к консолидации в исламском мире. Балканские войны 1912–1913 гг. воспринимались мировой и российской общественностью как межцивилизационный конфликт. Это усилило влияние в России националистических тенденций и привело к формированию мусульманской фобии.

Ислам через густую сеть религиозных учреждений и  многотысячную армию священнослужителей продолжал регламентировать не только частную жизнь населения Туркестана1, но  общественные взаимоотношения. Сохранение за духовенством ведущей роли в воспитании подрастающего поколения определило устойчивость их воздействия на мировоззрение населения. За полвека русского присутствия в Туркестане отношение к исламу и населению, исповедующему эту религию, стало краеугольным камнем имперской политики в регионе. Со второй половины XIX в. до начала Первой мировой войны здесь произошли значительные территориальные, политические, этнодемографические, экономические и  культурные изменения, обусловленные новой исторической ситуацией.

1 Понятия «Туркестанское генерал-губернаторство», «Туркестанский край» и «Туркестан» как названия, определяющие одну и ту же административно-территориальную единицу Российской империи, эквивалентны.

 (Далее текст не отформатирован после извлечения из PDF, но это не снижает его читабельность. Подстрочнгые примечания даны в конце каждой страницы. ЕС)

Завоевав Туркестан из стратегических и  политических сообра-

жений, Россия, как, впрочем, любая метрополия на ее месте, стреми-

лась к  возмещению понесенных экономических затрат. «Туркестан-

ский край не только может, но и должен дать России новые выгоды

обладания им, — делал вывод в своей докладной записке начальник

Азиатского отдела Главного штаба генерал Ф.Н.  Васильев в  марте

1906 г., — и сторицей возместить затраты, понесенные на его заво-

евание и устройство»1. Туркестан и его экономика были вовлечены

в общероссийскую систему хозяйства. Даже в годы Первой мировой

вой ны в крае не прекращалось железнодорожное строительство2.

Но серьезные ошибки в переселенческом деле, активные политиче-

ские процессы внутри мусульманского сообщества, нерешенность

вопроса с  несением воинской повинности и  представительством

в Государственной думе стали факторами, которые наравне с адми-

нистративно-управленческими ошибками и резким ухудшением эко-

номической ситуации3, до предела обострили в  предвоенные годы

«мусульманский вопрос» в Туркестане.

Государственная политика в отношении ислама в Туркестане вы-

страивалась постепенно. Базовый принцип был сформулирован еще

первым генерал-губернатором края К.П. фон Кауфманом. Заключал-

ся он в  последовательном «игнорировании» ислама, по принципу

«ни гонений, ни  покровительства»4. На христианское миссионер-

ство среди «туземцев» был наложен строгий запрет не только в лице

православных миссионеров, но и  западноевропейских (католиков

и  протестантов)5. При этом Оренбургское магометанское духовное

собрание (ОМДС) не могло вмешиваться и влиять на внутренние дела

туркестанских мусульман. Но на практике это никоим образом не оз-

начало, что «мусульманский вопрос» в Туркестане был пущен на са-

мотек и выпадал из поля зрения царской власти.

1 РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 3421. Л. 23 об.

2 Были построены Ферганская (1911–1916 гг.), Бухарская (1914–1916 гг.), Семиреченская

(1912–1917 гг.) железные дороги.

3 Вопросы административно-управленческий и экономический наиболее изучены в отече-

ственной (советской) историографии, поэтому мы не будем их касаться отдельно в насто-

ящей работе.

4 Проект всеподданнейшего отчета генерал-адъютанта К.П. Кауфмана по гражданскому

управлению и устройству в областях Туркестанского генерал-губернаторства. 1867–1881.

СПб, 1885. С. 207–208.

5 Центральный государственный архив Республики Узбекистан (далее — ЦГА РУз). Ф. 1009.

Оп. 1. Д. 125. Л. 39.

В 1884 г. инспектор народных училищ Туркестанского края Ни-

колай Петрович Остроумов сформулировал «Общий взгляд на зада-

чу русской администрации Туркестанского края в отношении к му-

сульманскому его населению»1. В нем задачи русской администрации

в Туркестане Остроумов сравнивал с задачами французской колони-

альной администрации в  Алжире. Обе административные модели

были ориентированы на  социальную интеграцию «инородцев» по-

средством их ассимиляции колонизаторами. Остроумов полагал, что

государственные интересы России требуют не только сближения, но

и слияния иноплеменных жителей Туркестанского края с коренным

русским населением2.

Такое сближение, по его мнению, было бы возможно при наличии

хотя бы одного из следующих условий: единство происхождения язы-

ка; единство религии; единство быта3. Однако, признавая, что ни од-

ного из упомянутых условий не существовало, Остроумов указывал

на сложность в деле достижения желаемого результата. Особо он вы-

делял религиозный фактор и полагал, что «мусульмане, в силу самого

характера их религии, не могут быть дружественны христианам». По-

этому русская администрация должна была «выработать такие отно-

шения к туземному населению, которые бы не особенно стесняли его

и в то же время были бы согласны с основными государственными

интересами России»4. В целом индифферентное отношение к рели-

гиозной ситуации в Туркестанском крае Остроумов, при всей своей

лояльности властям, всегда относил к числу слабых сторон местной

административной системы.

Ревизовавший Туркестан в 1908–1909 гг. сенатор К.К. Пален тща-

тельно собирал и анализировал информацию о правовом быте корен-

ного населения края, особенно Ферганской области, статистические

и другие сведения о количестве мактабов, медресе, личном составе

мусульманского духовенства5. Собранные сведения были использо-

ваны им при составлении итогового отчета. Исходя из значительного

объема документов, собранных отдельно по «мусульманскому во-

просу», можно предположить, что Пален готовил специальный от-

чет (наряду с изданными и известными) по этому вопросу, который

1 Алексеев И.Л. Н.П. Остроумов о проблемах управления мусульманским населением Тур-

кестанского края // Сборник Русского исторического общества. Т. 5(153). Россия и мусуль-

манский мир. М., 2002. С. 90.

2 Цит. по: Там же.

3 Там же.

4 Там же. С. 91.

5 РГИА. Ф. 1396. Оп. 1. Д. 391.

по каким-то причинам так и не был подготовлен. Генерал-губерна-

тор А.В. Самсонов, руководивший краем в предвоенные 1909–1914 гг.,

проявил больший, чем его предшественники, интерес к «мусульман-

скому вопросу». 8 августа 1909 г. он сообщил лично главе правитель-

ства П.А. Столыпину о крайнем «неспокойствии» в крае и «подъеме»

в местной мусульманской среде1.

Своеобразной ахиллесовой пятой в  системе управления Турке-

станом было слабое знание чиновниками краевой администрации

местных языков. Этот факт неоднократно с  прискорбием отмечал-

ся в  официальной переписке между Петербургом и  Ташкентом чи-

новниками самого высокого уровня. Многие из офицеров перед

направлением на  службу проходили курсы восточных языков при

Азиатском департаменте МИД, в Лазаревском институте восточных

языков, в  Ташкентской офицерской школе восточных языков при

Штабе Туркестанского военного округа и ряде других учебных заве-

дений. Между тем, знание местных языков не являлось обязательным

требованием для замещения административной должности. Далеко

не все офицеры и чиновники знали эти языки или старались их осво-

ить. В 1909 г. Самсонов ходатайствовал перед министром народного

просвещения о разрешении ввести в городских училищах края пре-

подавание местных языков хотя бы для желающих и о выделении для

этого казенных средств на содержание преподавателей2. У министер-

ства на это денег не нашлось, и оно предложило краевой администра-

ции взять все расходы на себя3.

«Трудности перевода» в  лучшем случае порождали недоразуме-

ния, а  в  худшем сознательно использовались низовой администра-

цией (она состояла из лиц коренных национальностей) для наживы

путем создания всевозможных коррупционных схем. Прикрываясь

национальными и религиозными идеями, они в действительности

нередко преследовали откровенно своекорыстные цели. Выявлять

подобного рода преступления было сложно: с  одной стороны, вы-

шестоящее русское начальство испытывало сложности со знанием

местных языков, с другой, «потерпевшие» из числа местного населе-

ния, во многом руководствуясь традиционными нормами поведения

в подобных ситуациях, предпочитали дать взятку, тем самым решить

проблему.

1 Арапов  Д.Ю. Система государственного регулирования ислама в  Российской империи

(последняя треть XVIII — начало XX в.). С. 221–222.

2 РГИА. Ф. 733. Оп. 177. Д. 278. Л. 17–18 об.

3 Там же. 16–16 об.

К концу XIX столетия проникновение русского (европейского)

влияния в среду городского мусульманского населения края стано-

вится все заметнее. В свою очередь все больше интереса среди «рус-

ских туркестанцев» вызывали история, языки, традиции и обычаи

коренных народов Туркестана. Важным звеном взаимного познания

была периодическая печать. Особенно убедительно сюжеты из жизни

другого мира выглядели, когда о «неизведанном» рассказывал твой

единоверец.

Одним из ретрансляторов информации об  ином, европейском

мире для мусульман являлась «Туркестанская туземная газета». По-

тюркски название звучало как «Туркистот вилоятининг газети» (т.е.

«Туркестанская областная газета»). Ее задачей являлось ознакомление

должностных лиц Туркестанского края коренных национальностей

с официальной российской хроникой, распоряжениями местной ад-

министрации, приговорами русской судебной власти, касающимися

местного мусульманского населения, общими правительственными

распоряжениями, распространявшимися на Туркестан. Кроме того,

на страницах газеты можно было встретить информацию о празд-

никах, торжественных днях и памятных датах как общеимперского,

так и местного значения; краткие рассказы о жизни русского импера-

торского дома и иностранных правящих династий; сообщения об ин-

тересных событиях всемирной и российской истории; сводки теку-

щих событий в России и за рубежом; полезные сведения из истории

и географии края; местные известия, касавшиеся промышленности

и сельского хозяйства; помесячные сообщения об изменениях базар-

ных цен на товары первой необходимости в разных областях края.

Так же газета публиковала стихи и небольшую прозу русских и мест-

ных авторов, рассказы и впечатления мусульман Туркестана, в основ-

ном купцов, совершавших деловые поездки в европейскую часть Рос-

сии. 32 года (до февраля 1917 г.) газетой руководил уже упомянутый

Остроумов. Она периодически испытывала финансовые трудности.

Так, в 1912–1913 гг. возникла опасность закрытия газеты. С 1913 по

ноябрь 1915 г. велась переписка между краевой администрацией и во-

енным министерством по вопросу об оказании серьезной финансо-

вой помощи газете.

Говоря современным языком, население Туркестана испытывало

серьезный «информационный голод». Это проявлялось в недостатке

правдивой информации, причем на понятном языке и в доступных

формулировках. Городская часть населения восполняла «инфор-

мационный голод» собственными силами. В начале прошлого века

в городах края, особенно в Ташкенте и Самарканде, активно развива-

лась литература и драматургия «на сартовском языке»1. Это отмечал

А. Самойлович на страницах «Вестника Императорского общества

востоковедов». По его мнению, во втором десятилетии ХХ в. «средне-

азиатско-турецкая литература вступила в новую эру развития»2. Дра-

матическая литература стала совершенно новым явлением в  сред-

неазиатской литературе. Она возникла под влиянием татарского

театрального искусства и драматургии. Переводные пьесы и произве-

дения местных авторов ставились в любительских театрах. Первыми

ласточками новой среднеазиатской литературы Самойлович считал

перевод «Робинзона Крузо», вышедший в 1911 г., и драму Абдуррауфа

Шахиди под названием «Махрамляр» 1912 г.3

Центром новой литературы в  Туркестане был Самарканд, его

«отцом-основателем» Махмудходжа Бехбуди. Его перу принадлежа-

ла первая туркестанская пьеса «Падаркуш» (Отцеубийца). Назовем

также пьесы «Той» (Пир) Насрулла Кудратулла оглы, «Кукнари» (Кук-

наристы) и «Эски мактаб — Янги мактаб» (Старая школа — новая

школа) Хаджи Муина, «Бахтсыс киеу» (Несчастный жених) Абдулла

Кадыри и др. Все эти произведения были посвящены туркестанской

действительности и высмеивали ее отрицательные стороны: невеже-

ство, разврат, рабское положение женщины, страсть к наживе, жад-

ность мулл, взяточничество. Пьесы пропагандировали новую (джа-

дидскую) мусульманскую школу, а также русские учебные заведения.

Их объединял общий посыл — «ученье — свет для мусульман Тур-

кестана». В пьесах нашли свое отражение и события Первой миро-

вой вой ны. Так в пьесе «Кукнаристы» скачущая блоха сравнивалась

с солдатом германской армии — «герман сарбози»4.

При этом Самойлович в 1916 г. отмечал: «Туземцы далеки от рус-

ской государственности и  гражданственности. Два духовных мира,

русский и туземный, в Туркестане остаются разобщенными, и, к со-

жалению, не все это замечают и сознаются из тех, кому сие ведать

надлежит. Однако губительное средостение, хотя и слабо и до край-

ности медленно, но пробивается, пожалуй, не  столько с  русской,

сколько с туземной стороны. …пьесы достаточно выпукло иллюстри-

руют, впрочем, общеизвестный факт, что особенно заметный успех

1 Сартами до 1920-х гг. называли оседлое, в основном городское как тюрко-, так и фарсоя-

зычное население Средней Азии (см.: Абашин С.Н. Этнографическое знание и националь-

ное строительство в Средней Азии («проблема сартов» в XIX — начале XXI в.). Автореф.

дис. … д.и.н. М., 2008).

2 Самойлович А. Драматическая литература сартов // Вестник Императорского общества

востоковедов. №5. 1916. С. 72.

3 Там же. С. 74.

4 Там же. С. 75.

в Туркестане имела отрицательная сторона русской культуры»1.

Интересны наблюдения Самойловича за заимствованиями из

русского языка тех лет. Вот некоторые из них: абразавни — образо-

ванный; гимназа — гимназия; губур — губернатор; гязет — газета; за-

вуд — завод; папрас — папироса; пристуф — пристав и т.д.2

Состояние системы образования в Туркестане накануне мировой

вой ны воспринималось как наиболее острая и  злободневная про-

блема, решение которой нельзя было откладывать или затягивать.

Народное образование представляло собой две непересекающиеся

системы: русские учебные заведения (гимназии, учительские семи-

нарии, реальные училища и т.д.) и традиционные для мусульман мак-

табы и медресе. Между школами кочевого и оседлого населения Тур-

кестана существовали определенные различия, вызванные разными

способами ведения хозяйства и жизни. Дети кочевников чаще не по-

лучали вообще никакого образования или учились у так называемых

«бродячих» учителей3.

В мактабах не было учебных программ, классно-урочной систе-

мы, учеба в большинстве случаев основывалась не на осмысленном

усвоении, а на механическом заучивании, в результате чего многие

из учащихся не достигали нужного уровня грамотности. К тому же

мактабы не имели устойчивой материальной базы, часто существуя

за счет приношений граждан всего несколько месяцев, закрывались

за недостатком учеников или за отказом учителя, нашедшего себе

более прибыльное занятие. Они давали знания, соответствующие

требованиям мусульманской уммы, обеспечивали азбучную грамот-

ность населения.

В высшей школе (медресе) обучение также носило комментатор-

ский характер, любые новшества осуждались. Господствовала рели-

гиозная схоластика, которая прививала учащимся идеологию, дей-

ствительно граничащую с фанатизмом4.

Наряду с этим в начале ХХ в. шел процесс реформирования тра-

диционной мусульманской школы. Ведущим движением в этой сфере

был джадидизм. Джадиды, что дословно с  арабского можно пере-

вести как сторонники нового метода в просвещении, начинали как

1 Там же.

2 Там же.

3 Туркестанские ведомости. 1912. 8 февр.

4 Кенжаев Д.М. Роль религии в жизни мусульманского общества Туркестана в конце XIX —

в начале XX в. // «Ўзбекистон тарихининг долзарб масалалари: асосий йўналишлари ва

ендашувлар» Республика еш олимларининг биринчи илмий конференцияси материаллар

тўплами. Тошкент, 2009. С. 146.

реформаторы традиционной системы образования мусульман. Они

стали открывать так называемые «новометодные школы» (основан-

ные на  звуковом методе обучения), в  учебную программу которых,

при сохранении преподавания на  родном языке и  традиционных

для мусульманской конфессиональной школы дисциплин, начали

включать европейские языки, естественнонаучные дисциплины и т.д.

Просветители искали путь выхода из отставания мусульманского об-

щества через просвещение и науку. Постепенно их культуртрегерские

требования приобретали политический характер. Новометодникам

противостояли кадимисты  — та часть духовенства и  мактабдаров,

которая придерживалась более консервативных взглядов на рефор-

мы не только в сфере образования, но и в целом изменения жизнен-

ного уклада мусульман Туркестана.

Правительство пыталось интегрировать русскую и местную си-

стемы образования, создавая русско-туземные школы, где дети ко-

ренных народов обучались совместно с  русскими детьми и  на рус-

ском языке. При этом учебная программа сохраняла для них изучение

Корана, основных догматов ислама, арабского языка. Но, по мнению

Остроумова, большинство русских чиновников оказались «плохими

культуртрегерами»1.

Российские, а вместе с ними и туркестанские джадиды утверж-

дали, что реформа народного образования жизненно необходима.

Но их представления о реформах не имели ничего общего с прави-

тельственными воззрениями.

Осенью 1910 г. в Государственную думу был внесен законопроект

о введении всеобщего обучения. Он вызвал оживленные коммента-

рии мусульманской печати. Она высказывала опасения, что это меро-

приятие повлечет за собой превращение мусульманских школ в пра-

вительственные, в которых будет запрещено преподавание религии

и родного языка2.

Иранская и младотурецкая революции первого десятилетия ХХ в.

усилили интерес российского правительства к  оппозиционному му-

сульманскому движению. Одним из направлений национальной по-

литики стала борьба с панисламизмом и пантюркизмом, под которым

в России понималось всякое проявление культурно-политического са-

мосознания мусульман. В приверженности панисламизму обвинялись,

прежде всего, представители мусульманской интеллигенции.

1 Остроумов Н. Колебания во взглядах на образование туземцев в Туркестанском крае //

Кауфманский сборник. М., 1910. С. 159.

2 Аршаруни А., Габидуллин Х. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. М., 1931. С.

41.

Проводниками панисламистских и пантюркистских идей среди

мусульман России правительство и «компетентные органы» счита-

ли поволжских татар. Это была наиболее образованная и наиболее

интегрированная в  общеимперское здание часть мусульманского

общества. Несмотря на достаточно высокий уровень европеизации,

среда татарской интеллигенции оставалась полноценно мусульман-

ской, не отказавшейся от своей национальной и религиозной иден-

тичности.

Правительство опасалось усиления влияния поволжских татар

в Туркестане1. Им чинились всяческие препоны в возможности уча-

ствовать в экономическом развитии Туркестанского края, как, впро-

чем, и целому ряду других национальностей империи. Они не могли

приобретать здесь движимое и  недвижимое имущество, покупать

и арендовать землю.

В 1910  г. МВД создало «Особое совещание для выработки мер

по противодействию татаро-мусульманскому влиянию». Совещание

видело одной из самых насущных задач русского государственного

строительства противодействие религиозной и национальной спло-

ченности мусульман, а также вредному влиянию панисламистских

и  пантюркистских агитаторов. По мнению участников совещания,

эти явления представляли для государства грозную опасность. В слу-

чае объединения всех тюркских и  мусульманских народов России,

насчитывавших тогда около 20 млн человек, «государству… будет

угрожать со всего внутреннего востока и юга серьезная культурная

борьба, исход которой предугадать весьма трудно»2.

Совещание имело конкретный взгляд на ситуацию в каждом му-

сульманском регионе страны. Условия Туркестана считались настоль-

ко своеобразными, что рассматривать его мусульманское население

под углом зрения, применимым, скажем, к  Поволжью, представля-

лось весьма рискованным. Эту точку зрения разделял и начальник

Азиатского отдела3 по Главному штабу Ф.Н. Васильев4.

1 Кэмпбелл Е.И. Русские или татары: имперский взгляд на проблему культурного домини-

рования в восточных областях России (вторая половина XIX — начало ХХ в.) // Страницы

российской истории. Проблемы, события, люди. СПб, 2003. С. 85–94.

2 Из истории национальной политики царизма [публикация А. Аршаруни] // Красный ар-

хив. Т. 4 (35). М.; Л., 1929. С. 107–127.

3 Важную роль в вопросах административного и военно-народного управления в областях

Туркестанского генерал-губернаторства играл Азиатский отдел (часть) Главного штаба.

Кроме Туркестана Азиатский отдел (часть) ведал делами по административному и воен-

но-народному управлению Кавказа, горского населения Кубани и Терской области, воен-

ных округов азиатской части России и Квантуна, а также делами Бухарского и Хивинского

ханств.

4 РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 3421. Л. 4–23 об.

В целях выяснения настроений мусульманского населения

в 1910 г. депутат Госдумы С.Н. Максудов (Садри Максуди) отправился

в поездку по Волге, Уралу, Туркестану и Кавказу. Он с удовлетворени-

ем отмечал, что даже в юртах туркмен встретил джадидские газеты

«Вакт» («Время») и «Тарджиман» («Переводчик»). В Бухаре, традици-

онно считавшейся вторым по значению центром просвещения в му-

сульманском мире, положение оказалось хуже, чем его обычно пред-

ставляют, а  в  Коканде, наоборот, насчитывается 16 новометодных

школ и имеется хороший кружок прогрессивно мыслящей молодежи1.

В Ташкенте инициативная группа сумела добиться разрешения

военного губернатора на проведение митинга, посвященного рефор-

ме народного образования. На нем присутствовало около 50 человек.

По окончании собрания был выработан ряд требований для направ-

ления в мусульманскую фракцию2. 13 марта 1912 г. туркестанскими

впечатлениями Максудов поделился с  думской трибуны. Текст его

выступления был направлен для ознакомления и детальной прора-

ботки в Туркестанское районное охранное отделение3.

Проправительственные газеты отмечали, что ранее туркестан-

ские мусульмане с подобными требованиями не выступали. И хотя

успех представителя мусульманской фракции не оказался особенно

значительным, тем не менее, впредь подобного рода «политические

турне агентов панисламизма» не должны быть допустимы4.

Туркестанское районное охранное отделение (ТРОО) постоянно

наблюдало за лидерами национального движения5. Об этом свиде-

тельствуют документы. ТРОО дает следующее определение панисла-

мизма: «Строго определенной программы и тактики панисламисты

не выработали. Ближайшая их задача — политическая борьба с ныне

существующим строем, который является в их глазах главной препо-

ной к национальному самоопределению магометан»6.

Самсонов на этот счет имел собственное мнение: «…Думаю, что

устная и газетная противоправительственная пропаганда… пока вьет

гнезда только в  кружках татар и  пригородного киргизского и  сар-

1 Там же. Л. 29.

2 ЦГА РУз. Ф. И-461. Оп. 1. Д. 948. Л. 45.

3 Там же. Д. 1260. Л. 156–163 об.

4 «Для приобщения нас к русской культуре не требуются такие жертвы, как забвение и от-

речение от родного языка» (О поездке С.Н. Максудова в 1910 г. В Туркестан) [публикация

Т.В. Котюковой] // Гасырлар авазы. Эхо веков. 2007. № 1. С. 117–121.

5 Турдыев Ш. Роль России в подавлении джадидского движения (по материалам архива

СНБ Узбекистана) // ЦА. 1998. №1 (13). С. 132–146.

6 ЦГА РУз. Ф. И-461. Оп. 1. Д. 468. Л. 174.

товского населения. Именно здесь противятся… введению русского

языка в школах, и здесь же культивируется противодействие всем на-

чинаниям правительства, клонящимся к ассимиляции с нами доселе

обособленного мусульманского мира»1.

3 сентября 1910 г. Остроумов сообщил управляющему Канцеля-

рией туркестанского генерал-губернатора В.А. Мустафину о получен-

ном им анонимном письме. Речь в нем шла об антиправительствен-

ном настроении старшего учителя новометодного мактаба Ташкента

Мунавар-кары Абдурашидханова2. В анонимном письме Мунавар-ка-

ры приписывались различные «неблагоприятные» для русской вла-

сти действия, сведения о которых появлялись не только в русских

мусульманских газетах, но и в турецких3. С другой стороны, согласно

агентурным сведениям охранки, Мунавар-кары характеризуется как

сторонник русского владычества, «так как оно благотворно отзыва-

ется на покоренных мусульманах, которые перестали быть дикими

и проникаются духом культуры»4. Первое время, когда Мунавар-ка-

ры ввел в своей школе преподавание русского языка, его называли

«кяфир-кары», то есть «неверный знаток Корана». У Абдурашитха-

нова, безусловно, были недоброжелатели в консервативной среде ка-

демистов. При этом у него вполне могли быть недоброжелатели и в

ближайшем окружении. Ясно одно  — Абдурашитханов находился

под пристальным вниманием не только «компетентных органов», но

и оппонентов из местной мусульманской среды.

Разбор анонимок и «персональных дел» был вопросом второго

плана. Главным стоит считать вопрос о  контроле государства над

мусульманскими учебными заведениями, и в первую очередь ново-

методными.

В 1910 г. на доклад, сделанный Остроумовым Самсонову, послед-

ний наложил резолюцию, в которой речь, в том числе, шла о том, что

совершенно отказываться от  наблюдения нельзя. Следовало посте-

1 Россия и Центральная Азия. 1905–1925 гг. С. 90.

2 Мунавар-кары Абдурашидханов родился в 1878 г. В Ташкенте. Учился в медресе Юнусхан

в Ташкенте, затем в медресе Мир Араб в Бухаре. Вернувшись после учебы в Ташкент, был

имамом мечети Дархан. В 1901 г. одним из первых в Ташкенте открыл у себя дома новоме-

тодную школу. Позже аналогичные школы были открыты им в других частях города. Для

них он сам писал учебники и пособия. В 1917 г. Мунавар-кары стал одним из основателей

партии «Шуро-и-Исламия» («Совет мусульман») и участвовал во всех четырех Краевых му-

сульманских съездах. В ноябре 1917 г. организовал в Ташкенте митинг в поддержку образо-

вания Туркестанской автономии. В 1929 г. был арестован, а в 1931 г. расстрелян (Алимова

Д.А. История как история, история как наука. Феномен джадидизма. Т. 2. Ташкент, 2009. С.

169–170).

3 ЦГА РУз. Ф. И-461. Оп. 1. Д. 948. Л. 20.

4 Там же. Д. 2144. Л. 51.

пенно подготовить население к  контролю со стороны государства.

Самсонов распорядился каждые полгода составлять дневник по-

сещений новометодных школ, начиная с 1 апреля 1911 г.1 Эта резо-

люция означала для Остроумова и его подчиненных, что начальник

края, не дожидаясь законодательного решения, собирается ввести

«неофициальный» контроль над мусульманскими учебными заве-

дениями. Но как его ввести, не вызвав, по выражению Остроумова,

«тревожного впечатления» в среде коренного населения?

В секретном циркуляре от 27 сентября 1910 г. для инспекторов на-

родных училищ Остроумов дает ответ на этот и другие вопросы — по-

сещать с повременными проверками не только новометодные школы,

но и традиционные мактабы и медресе. В ходе таких проверок следо-

вало обращать внимание на отсутствие в школах преподавания рус-

ского языка, на книги турецкого издания, запрещенные российской

цензурой. Проверяющий должен был отрабатывать как официальные

и «неофициальные» сообщения о нарушениях во внутреннем укладе

жизни учебного заведения, если, по его мнению, они противоречили

«общерусским государственным интересам»2. Насколько вводимая

мера могла быть эффективна, и от кого это зависело? Остроумов пи-

шет об этом коротко: «Вся польза от проектируемой меры будет зави-

сеть от личного усердия и такта лиц, инспектирующих школы»3.

В течение 1911 г. недостающая законодательная и нормативная

база была разработана и  принята Министерством народного про-

свещения и Государственной думой. Для ее применения в Туркестане

в январе 1912 г. краевая администрация составила основные правила:

открытие новометодных мактабов с началами общеобразовательных

знаний допускается только с разрешения инспекции народных учи-

лищ; необходимо наблюдать, чтобы в  новооткрываемые школы на-

значались учителя той же национальности, что и учащиеся; рекомен-

довать в таких школах преподавание русского языка; при открытии

школ требовать представления программ учебных курсов, с  обяза-

тельным указанием рекомендуемой учебной литературы к ним. Эти

правила, разумеется, распространялись не  только на  открывающи-

еся, но и на уже существующие учебные заведения. Правительство

и туркестанская администрация не были категорическими против-

никами новометодных школ, но стремились их контролировать, так

же как традиционные мактабы. Такая настороженность объяснялась

1 Там же. Д. 1116. Л. 70.

2 Там же. Л. 70 об.

3 Там же.

усиливающимся с каждым днем их влиянием на умы и настроением

коренного населения, а также тенденцией к снижению в целом поли-

тической лояльности к русской власти.

Боязнь контроля со стороны государства можно объяснить, с од-

ной стороны, традиционной закрытостью мусульманского общества

и нежеланием допускать в «святая святых» — вопросы воспитания —

иноверцев. С другой, как показывают документы, мактабдарам (учи-

телям школ — Т. К.) было, что скрывать от государства. Ведь новоме-

тодные школы правительством не контролировались и стали местом

пропаганды не только новаторских технологий в области педагогики,

но и  антиправительственных настроений. А грань между новатор-

ством и крамолой во все времена была очень условной.

Согласно всеподданнейшему отчету Министерства народного

просвещения за 1913  г., в  Туркестане насчитывалось 6022 мактаба

из 9723 имевшихся в империи, 445 медресе из 1064 действовавших

по стране. Остроумов на 1912 г. приводит несколько иные цифры, но

того же порядка — мактабов 7290, медресе 3761. В пяти областях Тур-

кестанского генерал-губернаторства к началу ХХ в. функционирова-

ло 12733 мечети, в том числе 1503 соборные, что составляло более

50% от общего числа подобных учреждений всей Российской импе-

рии2. В 1912 г. В России насчитывалось 23 мусульманские типогра-

фии, в которых издавалось только на «киргизском языке 36 изданий,

на сартовском — 40, на всех мусульманских языках в России печата-

лось книг и брошюр — 2 812 000 экземпляров, из них религиозного

содержания — 1 282 000»3.

Влияние поволжских татар в Туркестане в предвоенные годы, как

отмечалось выше, было заметным и значимым, и проявления этого

влияния были вполне очевидны. Мусульмане-татары были, несо-

мненно, ближе и понятнее коренному населению Туркестана, чем, на-

пример, младотурки.

Один из наиболее видных татарских просветителей, историк и ис-

следователь древних рукописей Ахмад Заки Валиди4 накануне вой ны

совершил две научные поездки в Туркестан (в Фергану и Восточную

Бухару) — с конца 1913 по март 1914 г., а затем с 31 мая по 4 августа

1914 г. За это время Валиди познакомился с представителями нацио-

1 Миклашевский А. Социальное движение 1916 г. В Туркестане // Былое. 1924. №27–28.

С. 241.

2 Литвинов П.П. Государство и ислам в русском Туркестане (1865–1917 гг.). Елец, 1998. С. 81.

3 Данные приводятся по: Миклашевский А. Указ. соч. С. 242.

4 Исхаков С.М. Ахмад Заки валидов: новейшая литература и факты его политической био-

графии // ВИ. 2003. №10. С. 147–159.

нальной интеллигенции — Мунавар-кары Абдурашидхановым, Убай-

дуллой Ходжаевым, Мустафой Чокаевым, Махмудходжой Бехбуди1.

На встречах с туркестанскими и бухарскими джадидами одной

из основных обсуждаемых тем была начавшаяся в Европе вой на. По

мнению Валиди, победа ожидала Германию, а Россия, будучи по ев-

ропейским меркам отсталой страной, окажется побежденной. С уче-

том такой ситуации Османская империя поддержит Германию, что

приведет к новой политической ситуации, благодаря которой перед

мусульманскими странами, в том числе Туркестаном, откроется воз-

можность избавиться от ненавистного колониального ярма, добиться

национально-государственной независимости2. Эти мысли Валиди

имеют много общего с пропагандистскими обращениями Германии

к российским военнопленным-мусульманам3.

Валиди был глубоко убежден, что «на протяжении последних со-

рока лет передовая культура, достижения прогресса не доходили до

народов Туркестана, а то, что вошло в их жизнь, было нацелено на раз-

рушение фундаментальных основ образа жизни, сознания, культуры,

быта мусульманского населения»4. Что Валиди понимал под «пере-

довой культурой» и «достижениями прогресса»? Раскрывая эти по-

нятия, он пояснял, что это прежде всего отсутствие статуса россий-

ского гражданства для населения Туркестана со всеми вытекающими

отсюда последствиями: соответствующими институтами и учрежде-

ниями, гарантией гражданских прав, свобод и обязанностей и т.д.5

к «правам» мы можем отнести избирательные права, которых край

был лишен и  о необходимости восстановления которых велась об-

ширная политическая дискуссия на  разных уровнях. К  «обязанно-

стям» — несение воинской повинности. Отношение к этому вопросу,

1 Просветитель, писатель и политический деятель Бехбуди родился в 1875 г. в Самаркан-

де, в семье муфтия. Получил домашнее образование, затем обучался в мактабе и медресе.

Владел арабским, персидским и русским языками. В разное время исполнял обязанности

мирзы, кадия и муфтия. В 1903–1904 гг. посетил Москву, Петербург, Казань и Уфу, в 1914 г.

побывал в Турции и Египте и арабских странах. Широко публиковался на страницах тур-

кестанской печати. В 1913 г. основал в Самарканде газету «Самарканд» и журнал «Ойна».

Сотрудничал с другими джадидскими изданиями. Считается одним из основоположников

и пропагандистов новометодных школ. Расцвет его политической деятельности приходит-

ся на весну 1917 г. Принял непосредственное участие в создании Туркестанской автоно-

мии. Весной 1919 г. по приказу бухарского эмира он был арестован и казнен в городе Карши

(Алимова Д.А. Указ. соч. С. 166–168).

2 Абдурахманов М.А. З. Валиди: поиск истоков историко-духовного наследия Туркестана.

Ташкент, 2000. С. 41.

3 Нагорная О.С. «Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой вой-

ны в Германии (1914–1922). М., 2010. С. 174–176.

4 Цит. по: Абдурахманов М.А. Указ. соч. С. 78.

5 Там же. С. 76.

при всех административно-управленческих просчетах со стороны

властей, которых в других регионах империи было ничуть не меньше,

было крайне негативным, что и проявилось в 1916 г.

Представители туркестанской интеллигенции, по мнению со-

временных узбекских историков, связывали прогресс своего народа

не только с просвещением, но и с коренными изменениями его по-

литического положения, с обретением независимости. «Права нужно

брать, их не дают», — утверждал Бехбуди1. При этом туркестанские, да

и в целом российские мусульманские просветители, отличались наи-

вно-романтическими представлениями о «прогрессе» и «развитии».

Вместе с ними в жизнь российских мусульман неизбежно проникала

европейская культура, которая зачастую входила в жесткое противо-

речие с их бытовым укладом и ментальностью. Иными словами, пе-

рефразируя классика, «нельзя жить в европейском прогрессе и быть

свободным от него», то есть избежать определенной европеизации.

В начале ХХ в. и особенно накануне мировой вой ны Османская

империя успешно вела «идеологическую войн у» против России.

В фондах ТРОО мы находим массу документов, сообщающих о про-

турецких, пантюркистских и  панисламистских настроениях среди

коренного населения, при работе с которыми для исследователя оче-

видно, что противопоставить этому идеологическому натиску России

подчас было нечего.

Информационным и  идеологическим вакуумом пользовались

младотурки, которые проводили религиозную агитацию и антирус-

скую пропаганду, опираясь на агентов влияния, прежде всего, в среде

национальной интеллигенции (в основном мактабдаров новометод-

ных школ) и часть духовенства, вели игру на национальных и рели-

гиозных чувствах коренного населения Туркестана. Османская им-

перия, с которой Россия воевала на протяжении нескольких веков,

ведя активную пропагандистскую работу, предложила мусульманам

России идею единства всех мусульман2. Российское правительство

оказалось неспособным ничего противопоставить в качестве упреж-

дающего или ответного идеологического хода. Более того, Россия

с одной стороны призывала своих мусульман, в том числе туркестан-

ских, «проникнуться духом русской гражданственности», с другой —

сохраняла дифференцированный подход к гражданам империи в эт-

ноконфессиональном вопросе. Царская администрация Туркестана

1 Алимова Д., Рашидова Д. Махмудходжа Бехбудий и его исторические воззрения. Ташкент,

1998. С. 17.

2 Орешкова С.Ф. Османская империя и Россия в свете их геополитического разграниче-

ния // Вопросы истории. 2005. №3. С. 34–46.

только в середине 1915 г. стала делать некоторые самостоятельные

шаги по пересмотру отношения к «мусульманскому вопросу», пони-

мая, какой опасностью грозит возможный взрыв недовольства корен-

ного населения, особенно в условиях вой ны.

После младотурецкой революции в политическом сознании рос-

сийских мусульман наметилась протурецкая ориентация, которая се-

рьезно беспокоила власть. Поэтому в целом комплексе вопросов Ос-

манская империя воспринималась российскими мусульманами как

ориентир, к которому нужно стремиться. Существовало мнение, что

панисламизм, т.е. идея создания государства, объединяющего всех

мусульман, утопичен, поскольку народы, исповедующие ислам, раз-

бросаны по всему свету и поэтому «могут сочувствовать этой идее

лишь платонически». Внутри России панисламизм не опасен, но он

может угрожать ей извне, особенно если Германия будет продолжать

посылать своих военных инструкторов в мусульманские государства1.

В 1913 г. в Асхабаде был издан труд П.П. Цветкова2, в котором

был сформулирован тезис, что «исламизм все еще огромная сила,

полная самоподдерживающейся жизненности с  избытком для на-

ступления и столкновения с его соединенными энергиями было бы

смертельным»3.

Накануне мировой вой ны вопрос об умонастроениях мусульман-

ского населения Туркестана стоял очень остро. Так, в секретном цир-

куляре, разосланном в 1910 г. уездным начальникам и полицмейстерам

военным губернатором Ферганской области, выражалась глубокая обе-

спокоенность ситуацией и, в частности, говорилось: «Считаю еще раз

необходимым подтвердить вопрос о необходимости зорко следить за

настроениями туземного населения в нынешнее тревожное время, и в

случае появления среди него агитаторов с целью возбуждения населе-

ния против правительства, немедленно мне об этом доносить, прини-

мая в то же время надлежащие законные меры…»4.

В 1910  г. начальник ТРОО полковник В.И.  Андреев обратился

к  Остроумову5 за разъяснениями. Андреева интересовало, в  какой

1 Туркестанский курьер. 1912. 13 янв.

2 Петр П. Цветков — востоковед и исламовед. Руководил русской агентурной разведкой

в Сеистане, Белуджистане и Афганистане. Долгое время служил в Туркестане по линии

военно-народного управления. Стажировался в Турции. Автор ряда важных работ по ис-

ламоведению (Русские военные востоковеды до 1917 г.: Биобиблиографический словарь /

Сост. М.К. Басханов. М., 2005. С. 256–257).

3 Цветков П. Исламизм. Т. 4. Асхабад, 1913. С. 424.

4 ЦГА РУз. Ф. И-300. Оп. 1. Д. 133. Л. 1.

5 С 1889 по 1910 гг. главным инспектором училищ Туркестанского края был Ф.М. Керен-

ский. Периодически, при отсутствии Керенского, его функции исполнял Остроумов.

степени частные новометодные мактабы подчинены правительствен-

ному контролю, и нет ли признаков связи мактабдаров с Османской

империей, а если есть, то в чем она выражается1. Интерес охранки

не был случайным. В 1909 г. в Стамбуле было основано Научное Бу-

харское общество, которое явилось органом отдела народного про-

свещения младотурецкого комитета «Единение и  Прогресс». При

его посредстве турки в Бухаре и Кашгарии вербовали учеников для

военных и других правительственных школ. По донесениям россий-

ского посольства в Стамбуле, в 1910 г. учеников насчитывалось до ста

человек, «из коих половина бухарцы, а другая половина кашгарцы».

Помимо общей программы ученикам внушались «все ходячие идеи

панисламизма и турецкого шовинизма»2.

Из ответа Остроумова следует, что частные новометодные школы

края правительству не подконтрольны. Что же касается связей с Пор-

той, то на этот счет официальных сведений в Управлении учебных

заведений не было. По личному мнению самого Остроумова, такая

связь существовала. По крайней мере, как полагал Николай Петро-

вич, некоторые учителя новометодных мактабов находятся если

не в прямых сношениях с младотурецким просветительским комите-

том «Единение и Прогресс», то в идеологической и нравственной за-

висимости от последнего3. Он полагал, что затронутый вопрос имеет

первостепенное государственное значение, и на него давно следовало

обратить внимание на самом высоком правительственном уровне4.

Еще в мае 1909 г. В Ташкенте открылось мусульманское просве-

тительское общество «Помощь». Председателем его совета стал глас-

ный Ташкентской городской думы Саидкирим Саидазимбаев. Своей

задачей оно считало оказание нравственной и материальной помощи

нуждающимся. По сведениям ТРОО, под «нуждающимися» часто

понимались единоверцы Османской империи, и собранные средства

предназначались им5. В Закаспийской области был известен случай

сбора денег в пользу Красного Полумесяца, разрешенный начальни-

ком Красноводского уезда. Сбор денег был прекращен по распоряже-

нию начальника области, а собранные деньги сданы в местное казна-

чейство6.

1 ЦГА РУз. Ф. И-461. Оп. 1. Д. 948. Л. 10.

2 Там же. Д. 1260. Л. 18.

3 Там же. Л. 11.

4 Там же. Ф. И-462. Оп. 1. Д. 948. Л. 11 об.

5 Там же. Д. 1116. Л. 68.

6 Там же. Д. 443. Л. 25.

Мусульманские печатные издания в  России выпускали специ-

альные номера, где открыто публиковали фамилии жертвователей

в пользу раненых турецких солдат. Это явление было вполне законо-

мерным, и формально правительство не могло его запретить, так как

Османская Турция в это время воевала не с Россией.

В начале 1910 г. Министерство иностранных дел России получило

сведения о плане Порты по сбору средств на усиление армии и флота.

План содержал обращение к  российским мусульманам оказать ту-

рецкой армии посильную материальную помощь. Это не могло не на-

сторожить российскую сторону. В этих условиях руководство МИД

и МВД с большой долей вероятности полагали, что в случае военного

столкновения с Османской империей приверженцы ислама в России

встанут на сторону «братьев-мусульман». Отсюда требование устано-

вить самый тщательный контроль над перемещением по территории

России лиц, имеющих турецкое подданство. Главная задача была вы-

яснить, кто из местного населения поддерживает связи или может

пойти на контакт с турецкими шпионами.

В августе 1910  г. дипломатический чиновник при генерал-гу-

бернаторе в  секретном сообщении информировал Туркестанское

районное охранное отделение, что, по сведениям МИД, замечается

усиленная панисламистская деятельность младотурок в отношении

многочисленного мусульманского населения империи. В Россию под

видом купцов и паломников посланы опытные турецкие эмиссары.

Например, в июле из Стамбула в Бухару был направлен Салих-эфенди

для ведения панисламистской пропаганды среди «татар и бухарцев»1.

В  министерстве не  без оснований полагали, что определенная их

часть устремится в Туркестан, поэтому и просили установить самый

тщательный надзор за всеми подозрительными иностранцами2.

2 декабря 1912 г. Департамент полиции направил срочную теле-

грамму в ТРОО, в которой просил предоставить обстоятельную ин-

формацию об отношении различных кругов населения к Балканской

войне. Важно было указать, замечается ли и в каких именно слоях

сочувствие к какой-либо из воюющих сторон, и в чем оно выражается;

какие вообще высказываются соображения по вопросу желательно-

сти вмешательства России в «славянский вопрос» на Балканах3.

2 января 1913 г. из Ташкента отправили ответ — местное русское

население сочувствует славянам; мусульмане симпатизируют туркам,

1 ЦГА РУз. Ф. И-3. Оп. 2. Д. 155. Л. 4-6.

2 Там же. Ф. И-462. Оп. 1. Д. 948. Л. 8.

3 Там же. Ф. И-461. Оп. 1. Д. 1168. Л. 233.

и среди интеллигенции приобретают все большее влияние идеи па-

нисламизма. Кроме разговоров «сочувствие выражается сбором по-

жертвований, доходящих у мусульман до весьма значительных сумм».

Вмешательство России в балканский конфликт на стороне славян

подтвердит у местных мусульман уже существующее убеждение, что

вой на славянских народов и Османской империи была вызвана Рос-

сией. Между тем, местное русское население высказывает опасения

в неподготовленности России к войне1.

Генерал-губернатор Самсонов и  Туркестанское районное охран-

ное отделение в 1913 г., ссылаясь на текущие события на Балканском

полуострове, которые турецкой стороной расценивались как джи-

хад — «священная вой на против неверных», настаивали на строжай-

шем контроле со стороны военных губернаторов областей края за

турецкими «шпионами» и сочувствующими османской Турции. Это

«сочувствие» носило весьма конкретный, материальный характер…

На фоне балканского конфликта в 1913 г. среди российских му-

сульман все сильнее обсуждался вопрос о якобы предстоящей войне

России с Китаем. В Департаменте полиции полагали, что турецкие

эмиссары в случае действительного начала такой вой ны вполне могли

вести агитацию за объединение мусульманских народов и  их отде-

ление от России с последующим нападением на последнюю в союзе

с Японией и Китаем2.

Охранка отслеживала и фиксировала перемещения и встречи лиц,

подозреваемых в  сочувствии и  распространении протурецких на-

строений. ТРОО располагало достаточно разветвленной агентурной

сетью, имевшей, однако, серьезный недостаток — очень поверхност-

ное знакомство с мусульманской средой как с предметом изучения.

За предвоенный и военный период сохранилось много агентурных

донесений, зачастую страдающих слабым аналитическим разбором

ситуации, но с выводами, которые должны были радовать столичных

чиновников — «в Туркестане все спокойно!».

Все больше беспокойства у власти вызывало положение дел в вас-

сальных Хиве и Бухаре3. Политическая и социально-экономическая

1 Там же. Л. 223 об.

2 ЦГА РУз. Ф. И-461. Оп. 1. Д. 443. Л. 88.

3 Бухарский эмират в  период 1868–1873 гг. признал свою политическую зависимость

от царской России, отказался от ведения самостоятельной внешней политики, но сохра-

нил известную внутреннюю автономию. За это бухарские эмиры получили не только раз-

личные чины и награды, но уже после 1868 г. закрепили за собой ряд новых территорий

(Восточную Бухару, Шахрисабз, Припамирские бекства). Российский протекторат на ана-

логичных с Бухарой условиях был установлен над Хивинским ханством после подписания

Гендемианского мирного договора 12 августа 1873 г.

ситуация там серьезно влияла на  ситуацию в  Туркестанском крае.

Ханство и  эмират сохранили формальную независимость во вну-

тренней жизни, но политические и  социально-экономические про-

блемы начала ХХ в. не обошли их стороной.

Власть бухарских эмиров над подданными была неограничен-

ной, но эмиры должны были считаться с мнением могущественной

корпорации мусульманского духовенства (улема). Особую роль играл

первый министр (кушбеги), который одновременно являлся управи-

телем столицы государства (Старой Бухары) и должен был находить-

ся в городской цитадели (арке) во время отсутствия в городе монарха.

В 1910–1914 гг. в  Петербурге постоянно обсуждался вопрос

о  дальнейшей судьбе Бухары. Самсонов настаивал на  скорейшей

ликвидации вассалитета Бухары как «главного очага мусульман-

ства в Туркестане» и непосредственном включении ее территории

в состав Туркестанского генерал-губернаторства. Однако в столице

сочли пока нецелесообразным что-либо менять в «патриархальном

быте» Бухары, опасаясь вызвать активизацию враждебных царизму

настроений, как среди туркестанских мусульман, так и за рубежом1.

В начале 1912 г. в Хиве было решено провести налоговую реформу.

Она заключалась в значительном увеличении налогов с туркменских

племен2. Это вызвало резкое недовольство последних, вылившееся

к осени 1912 г. в вооруженное восстание. Ханским вой скам его пода-

вить не удалось. Хива обратилась за помощью к России, и для усми-

рения восставших были присланы вой ска Туркестанского военного

округа. Восстание продолжалось вплоть до 1915 г. и было подавлено

только при помощи русских войск3.

Выходцы из Бухары и  сопредельных с  Россией азиатских госу-

дарств были широко задействованы в шпионской работе, особенно

активно развернувшейся в  Туркестане накануне мировой вой ны4.

Кроме того, для выполнения разведывательных задач под различны-

ми благовидными предлогами европейские государства, прежде все-

1 Подробнее о ситуации в Бухаре и в сопредельных с Россией азиатских странах накануне

Первой мировой вой ны см.: Прогресс Бухарского ханства зависит исключительно от Рос-

сии. Докладная записка Е.К. Михайловского. 1912 г. [Публикация Д.Ю. Арапова, Т.В. Котю-

ковой] // ИА. 2006. №3. С. 124–140.

2 В XVIII–XIX вв. хивинские ханы находились в некоторой зависимости от туркменской

родо-племенной знати, поставлявшей им вой ска и оказывавшей сильное влияние на вну-

треннюю политику. После установления российского протектората ситуация изменилась.

Ханы меньше стали прибегать к помощи туркмен, опираясь на царские вой ска.

3 Погорельский И.В. Очерки экономической и политической истории Хивинского ханства.

Конец XIX — начало XX в. Л., 1968. С. 91.

4 Переписку по этому вопросу см.: ЦГА РУз. Ф. И–3. Российское императорское политиче-

ское агентство в Бухаре.

го Германия и Великобритания, практиковали поездки своих офице-

ров и дипломатов1.

В результате военной реформы 1874 г. Россия перешла к комплек-

тованию армии на  основе всеобщей воинской повинности. Власть

рассчитывала, что армия станет своеобразным «котлом», который

«переварит инородцев» и  будет способствовать «всяческому усвое-

нию ими начал российской государственности»2.

Военные власти с  осторожностью включали в  ряды русской ар-

мии присоединенное и завоеванное население, но были склонны ин-

корпорировать местную аристократию3 в состав офицерского корпуса.

Были генералы и среди мусульман Туркестана4. Высшими офицерами

русской армии были последний эмир Бухары Сейид Алим-хан в зва-

нии генерал-лейтенанта, генерал-адъютанта императора и  хан Хивы

Асфедиар-хан в  звании генерал-майора5. Один из основных против-

ников русской армии во время Туркестанских походов шахрисабзский

бек Джурабек (Джурабий) впоследствии стал ее генерал-майором.

Российское правительство инициировало процесс обучения де-

тей туркестанской элиты в российских военных учебных заведени-

ях. Например, в  Николаевском кавалерийском училище обучался

Ураз-Берды, сын Тыкма-сердара, предводителя текинцев, оказав-

ших активное сопротивление русским вой скам в ходе Ахалтекин-

ской кампании6.

Бухарский эмир Сейид Алим-хан, питомец Пажеского корпуса,

в годы Мировой вой ны неоднократно жертвовал деньги на нужды

воюющей русской армии. Офицерами русской армии (согласно по-

служным спискам) были члены правящих династий Бухары и Хивы7.

1 Греков Н.В. Русская контрразведка в 1905–1917 гг. М., 2000. С. 32–37.

2 Вапилин Е.Г. Политические и национальные аспекты комплектования армии в XVIII —

начале ХХ в. // ВИЖ. 2001. №10. С. 21.

3 Национальная аристократия Туркестана не была уравнена в правах с русским дворян-

ством.

4 Подробнее см.: Зарипов-Кильметов Р. Народный генерал // Гасырлар авазы. Эхо веков.

2000. №3–4. С. 259–260; «Можно отметить ряд высоких подвигов воинской доблести, про-

явленных мусульманами» [публикация Д.Ю. Арапова] // ВИЖ. 2004. №11. С. 42–44; «Не

посягать на религию и не стеснять обычаев». Генерал Чингис-хан и «мусульманский во-

прос» [публикация Д.Ю. Арапова] // Родина. 2004. №2. С. 70–72; Жильцов К.В. Генералы

мусульманского вероисповедания в российской армии в 1905–1914 гг. // ВИ. 2007. №12. С.

130–135; и др.

5 Бухарский эмират и Хивинское ханство как символ самостоятельности имели собствен-

ные вой ска, выполнявшие полицейские и представительские функции.

6 Корнеев В.В. Деятельность органов военного управления Российской империи по государ-

ственному строительству в Центрально-азиатском регионе (вторая половина XIX — начало

XX в.). Дис. … к.и.н. М., 2000. С. 187.

7 РГВИА. Ф. 400. Оп. 17. Д. 2056. Л. 8–134; Д. 7212. Л. 26–36; Д. 6290. Л. 3–4, 7; и др.

В военном ведомстве было стремление обучать детей коренных

жителей в военных учебных заведениях. Но слабый уровень владе-

ния русским языком был главным препятствием на этом пути. Не-

обходимо было выстраивать местную систему образования, но это

требовало времени и материальных вложений. Этим органы военно-

го управления не всегда располагали1.

Весной 1912 г. военный министр В.А. Сухомлинов в отчете о по-

ездке в Туркестан высказался за необходимость открыть в крае во-

енного училища, поскольку местные уроженцы (имелись в виду дети

офицеров и  чиновников, служивших в  крае) «хороши для местной

службы»2. Они привычны к  климату, и  Туркестан для них родина,

а не место, где они в силу обстоятельств случайно оказались3.

Согласно статистическим данным на 1 января 1913 г. в военных

училищах империи не обучался ни один выходец из Туркестана, а в ка-

детских корпусах «киргизов, хивинцев и др. туземцев» было 0,04%4.

Отбывали воинскую повинность представители не  всех наци-

ональностей, населявших империю. Это объяснялось различными

сроками вхождения в состав государства, не всегда добровольными

процессами присоединения, религиозными различиями и т.д. Кроме

того, в целях поддержания переселенческой политики русские коло-

нисты также освобождались от воинской службы5.

Ограничением или привилегией была такая мера? Однозначно

ответить на этот вопрос непросто, поскольку все зависело от региона

и его специфики. Далеко не все народы империи испытывали психо-

логический дискомфорт, будучи освобожденными от военной служ-

бы. Причин было две — национальные традиции и уровень социаль-

но-политического развития территории, т.е. его адаптированность

и интегрированность в общеимперскую государственную систему.

Несмотря, однако, на  ряд причин, заставлявших ограничивать

применение принципа обязательной воинской повинности, военное

министерство вовсе не было склонно мириться с этим. При всех опа-

сениях в министерстве считали, что не надо забывать и об оборотной

стороне медали. Во-первых, «совершенно несправедливо заставлять

1 Корнеев В.В. Указ. соч. С. 187.

2 Это были не просто красивые слова. Офицерский состав и нижние чины ТуркВО попол-

нялись за счет новобранцев из Центральных губерний, с трудом переносивших местный

климат. Малярия была бичом русской армии в Туркестане.

3 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 1250. Л. 243об

4 Россия накануне Первой мировой вой ны: Статистико-документальный справочник. М.,

2008. С. 286.

5 Зайончковский П.А. Самодержавие и русская армия на рубеже XIX–XX столетий. М., 1973.

С. 115.

население центра государства нести тяжесть воинской повинности за

окраины, в результате чего, за счет центра, население окраин развива-

ется и богатеет». Во-вторых, «слишком продолжительное освобожде-

ние какой-либо народности от воинской повинности крайне вредно

еще и  потому, что приучает эту народность к  мысли о  незыблемо-

сти такой льготы. По мере же культурного подъема данной народ-

ности в ней обыкновенно развивается и национальное самосознание,

вследствие чего введение воинской повинности делается все труднее

и труднее (пример — Финляндия)»1.

В Туркестане отстранение от воинской службы воспринималось

как заслуженная льгота за относительную лояльность, проявленную

населением в ходе завоевания. Коренное население не только осво-

бождалось от  несения воинской службы, но имело привилегии по

прямому и косвенному налогообложению. Без малого полвека вопрос

с введением военного налога для населения Туркестана продолжал

оставаться открытым. В январе 1912 г. в крае состоялись заседание

Областных хозяйственных комитетов, по вопросу о введении денеж-

ного военного налога взамен отбывания натуральной воинской по-

винности2, но к единому мнению прийти не удалось.

В 1912 г. министерство финансов вошло в Государственную думу

с законопроектом об установлении военного налога, уплачиваемого

в течение трех лет, в размере шести рублей ежегодно, всеми освобож-

даемыми от военной службы лицами. Минуя обсуждение в общем со-

брании, финансовая комиссия Думы высказалась за его отклонение3.

Важна была и политическая сторона вопроса. В 1909 г. при Глав-

ном управлении Генерального штаба (ГУГШ) была образована меж-

ведомственная комиссия по пересмотру Устава о воинской повинно-

сти4. Правительство приступило к всестороннему изучению вопроса

о возможности отмены ограничений по национальному признаку.

Во Всеподданнейшем докладе за 1909 г. Самсонов изложил свой

взгляд на  проблему привлечения коренного мусульманского населе-

ния края к всеобщей воинской повинности. Население Туркестана он

разделил на две основные категории: оседлое и кочевое. Оседлое на-

селение он счел «по самому характеру своему» непригодным к службе.

1 Цит. по: Захаров М. Национальное строительство в Красной армии. М., 1927. С. 11. Все-

общая воинская повинность была введена в Финляндии в 1902 г., но уже в 1912 г. служба

в армии была заменена денежным налогом.

2 РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 4265. Л. 84.

3 Особые журналы заседания Совета министров Российской империи. 1915 год. М., 2008.

С. 168.

4 Органы МВД на местах также занимались вопросом воинской повинности. Ими также

стали создаваться специальные комиссии.

Кочевники-киргизы могли быть привлечены к службе, но не на общих

основаниях, а  при условии формирования из них иррегулярных ка-

валерийских частей, аналогов Туркменского дивизиона. «Киргизы  —

природные наездники, — писал генерал, — несомненно, храбрые и при

том питающие вражду к китайцам, могут образовать кадры войсковых

частей, которыми в случае мобилизации, наша боевая готовность на ки-

тайской границе будет значительно усилена»1. Самсонов считал введе-

ние личной воинской повинности для коренных народов края делом

преждевременным, более того, несоответствующим главной задаче —

«упрочению русского владычества» и предлагал ограничиться введе-

нием военного налога и созданием частей иррегулярной конницы2.

На Всеподданнейшем отчете военного губернатора Семиречен-

ской области генерала М.А. Фольбаума за 1910 г. Николай II сделал

пометку, что следует идти по пути политического воспитания кир-

гизов и их ассимиляции до привлечения их к воинской повинности

включительно3.

15 января 1911 г. начальник мобилизационного отдела ГУГШ

в письме начальнику Азиатской части Главного штаба генералу С.В.

Цейлю писал: «В настоящее время очередной задачей комиссии явля-

ется разработка вопроса о привлечении к воинской повинности ино-

родцев Кавказа, Туркестана и Сибири. Ближайшей задачей является

распространение натуральной воинской повинности на киргизское

население Туркестана и Западной Сибири, т.е. самую крупную группу

инородцев около 1/3 населения Азиатской России»4. Учитывая боль-

шой опыт, начальник мобилизационного отдела ГУГШ приглашал

Цейля принять участие в этой работе.

С июля 1911  г. по приказу военного министра Главное военно-

судное управление Военного министерства собирало сведения о по-

ложении и возможной службе в армии представителей национальных

меньшинств. Несомненно, что в ходе анализа ситуации не последнюю

роль сыграл вывод Сухомлинова, сделанный после поездки в Турке-

стан: «Инородческое население Туркестана привлекать к  воинской

повинности на общем основании нежелательно, как ввиду недоста-

точной их политической благонадежности, так и малой культурности

главной массы туземцев»5.

1 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 486. Д. 340. Л. 10.

2 Там же. Л. 10 об.

3 РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 4295. Л. 3-12.

4 Там же. Д. 3698. Л. 30–30 об.

5 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 1250. Л. 24.

В апреле 1913 г. Совет министров заслушал доклад на тему «при-

зыва инородцев» и признал, что привлечение коренного населения

Кавказа, Туркестана и Сибири к отбыванию воинской повинности

«желательно и  возможно»1. Было несколько спорных вопросов: сле-

дует ли призывать национальные меньшинства на  службу в  специ-

альные части, состоящие из представителей одной национальности,

или же существующая практика их распределения среди различных

воинских частей должна быть сохранена? Какие индивидуальные

особенности народов (физические характеристики, уровень их куль-

турного развития, знание русского языка и др.) делают их годными

к военной службе? Какие народы будут служить верно, а какие могут

представлять серьезный риск для безопасности? 2

МВД провело ряд межведомственных совещаний (Омское, Тур-

гайское и др.), на которых также обсуждались вопросы военной служ-

бы. В 1914 г. выводы были отражены в проекте совместного доклада,

где говорилось о полной непригодности к службе киргизов (казахов

и киргизов)3 Западной Сибири и Степного края. Они составляли наи-

более мощную по численности группу (2,5 млн мужчин), освобождав-

шуюся от воинской повинности. Об их воинских качествах совеща-

ние сделало следующие выводы: «Современные требования военной

подготовки солдата слишком велики для нынешнего развития кирги-

зов. …Лишение киргиза, при взятии на военную службу, привычной,

исключительно местной пищи и поддерживающего здоровье напит-

ка — кумыса — даст армии не полезного воина, а обитателя госпи-

талей, лазаретов»4. Помимо этого, серьезным аргументом «против»

было слабое владение русским языком.

Кроме того, киргизы были признаны неблагонадежными в  по-

литическом отношении. Во-первых, за то, что их вхождение в состав

России не обошлось без сопротивления. Во-вторых, ввиду близкого

соседства с  ними многих других мусульманских народов Средней

Азии и Китая киргизов в политическом смысле было еще можно при-

знать «не утратившими стремления к самостоятельности». Наконец,

1 Сибирь в составе Российской империи. М., 2007. С. 223.

2 Подпрятов Н.В. Национальные меньшинства в борьбе за «честь, достоинство, целость

России» // ВИЖ. 1997. №1. С. 54.

3 До середины 1920-х гг. «киргизы» (в современной транскрипции «кыргызы») в россий-

ской историографии известны под названием «кара-киргизы». Соседей киргизов — каза-

хов ошибочно называли казак-киргизами или киргиз-кайсаками. В дореволюционных ис-

точниках и историографии кочевое население Степного и Туркестанского края (исключая

Закаспий) чаще всего именовалось собирательным термином «киргизы», вследствие чего

казахов и киргизов неверно рассматривали как единый народ.

4 Цит. по: Захаров М. Национальное строительство в Красной армии. С. 13–14.

самый важный аргумент — «православная вера и русское отечество

киргизу чужды, если не прямо враждебны».

Воинские качества населения коренных областей Туркестана,

Ферганской, Сырдарьинской и  Самаркандской Военным министер-

ством оценивались так: «…В смысле культурности эти народы были

бы вполне пригодны для несения воинской повинности, но они не от-

личаются крепким здоровьем и по физическим свойствам мало при-

годны для военной службы где-либо, кроме своей знойной родины»1.

У всех этих народов также не нашли «чувства общности русского оте-

чества». К тому же ежегодное паломничество в Мекку указывало ско-

рее на то, что в случае вой ны России с Османской империей народы

Туркестана будут тяготеть к последней. Вывод — брать на военную

службу опасно, обучать владению оружием и военному делу вообще

означает готовить солдат для потенциального врага или обученные

кадры для восставших сепаратистов2.

Более «положительно» были охарактеризованы туркмены. Су-

хомлинов, инспектируя ТуркВО в 1912 г., весьма положительно ото-

звался об их воинских качествах. На смотре в Асхабаде Туркменский

дивизион произвел на министра прекрасное впечатление, и он отме-

тил, что эта часть не уступает казакам3.

Самсонов был убежден в пользе привлечения в ряды русской ар-

мии «преданных нам туркменов, боевых людей, по природе и истори-

ческому прошлому» и высказывался в дальнейшем за развертывание

дивизиона в полк четырехсотенного состава4. Условия формирования

Туркменского дивизиона представлялись Сухомлинову и Самсонову

весьма выгодными: поступающие на службу всадники получали всего

30 руб. в месяц, затем на него не требовалось никаких расходов, так

как они жили в традиционных кибитках, а не в казармах, и сами со-

держали себя и лошадей5.

Тем не менее после рассмотрения ситуации в других регионах

идея создания национальных частей была отклонена, поскольку

исторический опыт в  этом направлении демонстрировал отрица-

тельный результат, и по мнению участников совещания, боеспособ-

ность таких частей была значительно хуже. Чиновники полагали,

что несколько лет службы не сделают из представителей этих наро-

1 Там же. С. 14.

2 Там же. С. 17–18.

3 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 1250. Л. 24.

4 Там же.

5 Там же. Л. 24об.

дов хороших солдат, а вот навык обращения с оружием будет полу-

чен, и неизвестно против кого оно будет направлено в дальнейшем1.

Руководствуясь в основном политическими соображениями, комис-

сия высказалась против отмены ограничений, в том числе относи-

тельно народов Туркестана.

На основании приведенных выше выводов комиссии Военное

министерство подготовило законопроект, но, несмотря на важность

дилеммы «призыва-непризыва инородцев», в 1914 г. в связи с началом

вой ны он лег под сукно.

На наш взгляд, опасение России, что в случае вторжения осман-

ских войск на  территорию с  преобладанием мусульманского на-

селения последнее может перейти на сторону турок и поднять вос-

стание, не были лишены оснований. Реальность такой перспективы

продемонстрировали события в Аджарии в ноябре 1914 г., о которых

за минувшие 95 лет практически ни слова не сказано в отечественной

историографии.

Нельзя не  согласиться, что освобождение от  воинской службы

было постоянным источником неприязни со стороны тех, кто служил

в армии, и их родственников2. В условиях начавшейся вой ны подоб-

ная привилегия порождала в русском обществе упреки в том, что кто-

то собирается уцелеть за чужой счет. С другой стороны, существовал

риск превращения этнически однородных воинских формирований

в  символы национального суверенитета, что в  сочетании с  иными

проявлениями к национальной независимости, могло расцениваться

как угроза целостности империи3.

В вопросе комплектования армии Россия как многонациональная

империя в определенном смысле использовала опыт других империй,

Османской и Австро-Венгерской, поскольку своей полиэтничностью

и  многоконфессиональностью они напоминали Россию, а  значит,

имели схожие с  ней проблемы. Феномен этнической мобилизации

предавал вооруженному противостоянию государств дополнитель-

ную напряженность, так как потенциально нес в себе угрозу дезин-

теграции воюющего многонационального государства4. И  тюркско-

мусульманские народы Российской империи, в том числе коренные

1 Хаген М. фон. Пределы реформы: национализм и русская императорская армия в 1874–

1917 годы. С. 40–41.

2 Дубровская Е. Первая мировая вой на в Финляндии: империя против нации, российская

армия против финляндцев // Ab imperio. 2001. №4. С. 177.

3 Лапин В. Армия империи — империя в армии: организация и комплектование вооружен-

ных сил России XVI — начале XX вв. // Ab imperio. 2001. №4. С. 135.

4 Гилязов И. Германия и мусульмане России в двух мировых вой нах // Ab imperio. 2001. №4.

С. 196.

народы Туркестана, призванные на службу в регулярные армейские

части, потенциально являлись носителями такой угрозы.

К началу 1914 г. согласно действовавшему в стране законода-

тельству от  воинской повинности по национально-территориаль-

ному признаку были освобождены 7 млн человек, из них 114 тыс.

русской национальности1. В виде поощрения от воинской повинно-

сти освобождались крестьяне-переселенцы, хотя в 1914 г. военное

министерство считало подобное поощрение уже излишним. А вот

русское население городов края стали призывать на регулярную во-

енную службу2.

Правительство обходило стороной регионы подозрительные либо

в связи с недавним вхождением в состав России, либо вследствие их

стремления к национальному самоопределению. Русское население

часто освобождалось от службы в качестве меры, поддерживающей

не очень благоприятную для него демографическую ситуацию.

Отсутствие воинской повинности — показатель низкой степени

интегрированности Туркестана с  империей. Не  позволяя «инород-

цам» по разным как объективным, так и субъективным причинам

выполнить эту обязанность, российское государство, осознанно или

нет, культивировало у подавляющего большинства нерусских народов

империи ощущение себя как «иных», уже не «чужих», но и не вполне

«своих». Помимо этого, на наш взгляд, существовала еще одна при-

чина «непризыва», лежавшая в стороне от национальной политики —

русской императорской армии для удовлетворения своего комплек-

тования было достаточно мобилизационных ресурсов Центральной

России, и в дополнительных людских ресурсах она не испытала бы

необходимости, не окажись вой на такой затяжной.

Одной из основных причин обострения межнациональных отно-

шений в Туркестане во втором десятилетии ХХ в. было проведение

не  всегда продуманной и  сбалансированной переселенческой поли-

тики. Процесс самовольного переселения русских крестьян3 в Турке-

станский край начался еще в конце XIX в. К 1914 г. численность на-

селения, в том числе и за счет миграции из других губерний России,

достигла 7 147 500 человек4.

1 Под «русским» в данном контексте следует понимать «православное население» империи,

особенно, когда, речь идет о крестьянах-переселенцах // Вапилин Е.Г. Указ. соч. С. 26.

2 Захаров М. Указ. соч. С. 20.

3 В Туркестан переселялись крестьяне не только из «русских» губерний, но и из Малорос-

сии (Полтавская. Черниговская и др.). Для удобства мы будем называть их всех «русскими

крестьянами переселенцами».

4 Россия накануне Первой мировой вой ны… С. 17–18.

Из-за землепользования в крае постоянно возникали конфликты

между переселенцами и коренным населением, которые, как прави-

ло, разрешались в пользу первых1. Особенно острой проблема была

в Семиречье. Здесь столкнулись интересы казаков, оседлых и коче-

вых киргизов (казахов) и русских поселенцев. Все они претендовали

на определенные участки земли. Коренное население оказывало ак-

тивное сопротивление.

Осуществление переселения во многом зависело не только от по-

зиции центральных органов управления, но и  в значительной сте-

пени от  личных взглядов туркестанских генерал-губернаторов. Ча-

сто местная и центральная власть не могли достичь консенсуса. Так,

Самсонов, как и его предшественники, достаточно трезво оценивал

ситуацию в  вопросе переселения. «Прежде всего, русская колони-

зация насаждается за счет “излишков киргизских земель”, — писал

генерал Самсонов в  докладе начальнику Главного штаба генералу

Н.П. Михневичу в мае 1913 г., — то есть киргизам остаются лишь са-

мые необходимые для их пастушеского быта пространства, а осталь-

ное отбирается в так называемый “переселенческий земельный фонд”.

А так как при таком изъятии “излишков” киргизских земель не дает-

ся никакой гарантии, что киргизов данного района больше не будут

беспокоить последующими отрезками у них их земель, то фактиче-

ски границы их земельных участков за последние годы стали крайне

подвижными по усмотрению землеотводных чинов. Благодаря этому

у кочевников явилась полная неуверенность в завтрашнем дне и из

года в год растущее недовольство русскими властями»2.

Нужен был закон, по которому государство беспрепятственно

могло конфисковать земли коренного населения. Ст. 270 Положения

об управлении Туркестанским краем предоставляла земли, находя-

щиеся в распоряжении местного кочевого населения, в его бессрочное

пользование3. В 1910 г. Главное управление землеустройства и земле-

делия (ГУЗиЗ) обратилось в Государственную думу с законопроектом

о дополнении 270-й статьи. В чем же был смысл этого дополнения?

ГУЗиЗ просило внести в прежний закон поправку, что земли, излиш-

1 Одним из характерных примеров может служить конфликт переселенцев-арендаторов

Толкановской волости Сырдарьинской области, самовольно занявших земельные угодья,

принадлежавшие местному кочевому населению. В  результате было принято решение:

оставить незаконно захваченные земли за переселенцами (РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 3204.

Л. 1–9).

2 Россия и Центральная Азия. 1905–1925 гг.: Сб. док. / Автор-сост. Д.А. Аманжолова. Кара-

ганды, 2005. С. 91.

3 Переселение и землеустройство в Азиатской России: Сборник законов и распоряжений /

Сост. В.П. Вощинин. Пг., 1915. С. 49.

ние для кочевников, передаются в  ведение управления. В  объясни-

тельной записке правительство высказало два основных аргумента:

необходимость увеличения русского населения в Туркестане; нали-

чие в Туркестане, особенно в Сырдарьинской области, большого за-

паса земель, не  используемых кочевниками и  пригодных для пере-

селенцев1. Мнения депутатов Государственной думы разделились, но

19 декабря законопроект стал законом и был подписан императором.

Принятие этого дополнения усугубило ситуацию в регионе, заложив

один из камней в основание будущих антиправительственных высту-

плений в 1916 г.

В 1910 г. правительство выдвинуло «новый курс» в переселенче-

ской политике. Главноуправляющий землеустройством и земледели-

ем А.В. Кривошеин заявил: «…Отныне нашей центральной задачей

должно быть не выселение крестьянских масс из Центральной Рос-

сии, а заселение окраин крепким элементом»2. В апреле-марте 1912

г. Кривошеин, теперь уже министр земледелия и  государственного

имущества, посетил Туркестан с одной, как он писал, «заранее наме-

ченной целью», лично на месте ознакомиться с условиями возможно-

го расширения туркестанского хлопководства. По мнению Кривоше-

ина, вопрос этот являлся для края центральным и имел три основных

грани. Первая — это хлопок, вторая — орошение, и третья, «пока еще

затененная, но может быть важнейшая» — русское заселение3.

После образования Туркестанского генерал-губернаторства мас-

штабное производство хлопка становилось первоочередным эконо-

мическим приоритетом России в крае. Развитие хлопководства, как

предполагалось, должно было избавить Россию от внешней хлопко-

вой зависимости и  обеспечить развивающуюся отечественную тек-

стильную промышленность сырьем4. Ферганская область образно

именовалась «теплицей России». Чтобы заставить ее приносить Рос-

сии наибольшую пользу, предлагалось освободить ее от производства

зерновых для местных нужд, «ибо хлеба эти Россия может выращи-

вать повсюду, а хлопок только в Фергане и ее соседстве»5. Ежегодно за

1 Вопросы колонизации. СПб, 1911. №9. С. 255.

2 Там же. 1915. №18. С. 6.

3 Кривошеин А.В. Записка Главноуправляющего землеустройством и земледелием в Турке-

станском крае в 1912 г. СПб, 1912. С. 3–4.

4 Такой подход обусловил активное вытеснение зерновых и кормовых культур. Вследствие

закрепления хлопковой монокультуры Туркестан мог обеспечить себя хлебом лишь на 30%.

Остальное ввозилось из внутренних губерний России. Помимо завозного хлеба, местное

население остро нуждалось и в кормах, что весьма неблагоприятно отражалось на ското-

водстве в орошаемых оазисах края.

5 ОПИ ГИМ. Ф. 208. Ед. хр. 101. Л. 74.

импортный хлопок Росс

импортный хлопок Россия платила 80 млн рублей. При потребности

в 11,5 млн пудов хлопка только 3,5 млн пудов составлял хлопок, вы-

ращенный на территории империи, 8 млн пудов закупались в США

и Великобритании1.

Проведя изучение дел на местах, Кривошеин пришел к следую-

щим выводам о причинах неудач переселенческой политики: «Оче-

видно,  — писал он,  — были глубокие внутренние причины, задер-

жавшие русское заселение края. Причины эти — густота туземного

населения в полосе орошаемых земель и сравнительная бесплодность

земель неорошаемых»2. «Политическое преобладание в  Туркестане

русской народности, — продолжал Кривошеин, — должно быть за-

креплено и хозяйственной его силою. Надо дать русским переселен-

цам в  руки бесспорное земельное богатство, а  таким в  Туркестане

является только орошение земли. Но все ранее орошенные земли

в руках туземцев остаются, следовательно, или их у них скупить, или

оросить новые»3. Записка Кривошеина на долгое время стала поисти-

не программным документом в переселенческом деле. Относительно

того, кто должен пользоваться в Туркестане землями, орошенными

за государственный счет, ответ у Кривошеина был однозначный. Они

должны быть отданы в первую очередь под русские поселения4.

К заселению допускались лица всех христианских вероиспове-

даний, имеющие имущество в размере 1 тыс. рублей. Размер надела

составлял от 8 до 10 десятин на один крестьянский двор. Для пере-

селенцев оговаривался ряд льгот по налогообложению, но через опре-

деленное время начинал взиматься налог в пользу погашения госу-

дарственных затрат на строительство оросительной системы5.

В конечном итоге оросительные работы сосредоточились преиму-

щественно в Голодной степи6 и дали там, по оценкам современников,

довольно скромные результаты как по размеру орошенных площадей,

так и численности русской колонизации и развитию хлопководства.

Последнее в предвоенные годы было главной целью экономической

политики России в Туркестане7.

1 Там же. Л. 78.

2 Кривошеин А.В. Указ. соч. С. 47.

3 Там же. С. 54.

4 ЦГА РУз. Ф. И–7. Оп 1. Д. 5197. Л. 104–111 об.

5 Караваев В.Ф. Голодная степь в ее прошлом и настоящем. Пг., 1914. С. LIV–LVI.

6 Голодная степь — обширная территория, лежащая между густонаселенными оазисами

Ташкентом, Ферганой и Самаркандом. На западе Голодная степь граничит с пустыней Кы-

зылкум, северную и восточную границу омывает Сырдарья.

7 Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. Л., 1927. С. 153.

Накануне вой ны вопрос с землеустройством коренного (в первую

очередь кочевого и полукочевого населения) продолжал оставаться

открытым. Так, например, в административно-хозяйственной жизни

Семиречья 1912 г., в сравнении с предыдущим периодом, отмечается

особой продуктивностью колонизационных работ. Образование в те-

чение 1911 г. значительного по размерам переселенческого фонда из

земель, признанных подлежащими изъятию из пользования кочевни-

ков, с одной стороны, и законченное к тому же сроку землеустройство

большей части самовольных переселенцев, прибывших в  область

в прежние годы, с другой, — дали в 1912 г. возможность официально

открыть Семиречье для легального переселения, которое «не замед-

лило принять широкие размеры».

В 1912 г. о своем желании переселиться в область из европейской

части России заявили 5423 семьи, в составе 19143 душ мужского пола.

Из них заселилось 3978 семей, в составе 12588 душ мужского пола, об-

разовавших 71 поселок и 12 хуторов. Наибольшее число новых посел-

ков — 24 — возникло в Копальском уезде; в Лепсинском — 16, в Прже-

вальском — 9 поселков и 10 хуторов, в Пишпекском — 9 поселков и 2

хутора, в Верненском — 8 и в Джаркентском — 5 поселков1.

Наряду с водворением переселенцев из европейской части России

в 1912 г. производились работы и по землеустройству киргизов, изъ-

явивших желание перейти к оседлому образу жизни. Однако этой ра-

ботой при недостаточном бюджетном финансировании, было занято

3 производителя работ и 8 межевых чинов на территории 9 киргиз-

ских волостей. В сложившихся условиях переселенческая организа-

ция преследовала, главным образом, специальный интерес, в  виде

получения новых излишков земель для нужд колонизации. Поэтому

при отводе киргизам, переходящим к оседлости, постоянных наде-

лов, оказалось возможным пополнить запасы переселенческого фон-

да 117 010 десятинами земли2.

Вопросы о реформе кочевого быта требовали к себе самого при-

стального внимания со стороны государства. Но землеустройство

киргизов велось, так сказать, «между прочим», преследуя, прежде

всего, как отмечалось выше, цель — получить новые излишки в ко-

лонизационный фонд. Между тем, непрерывный ряд земельных изъ-

ятий и  нерешенный вопрос с  землеустройством кочевников пере-

ходящих к  оседлости, вселяли коренному населению Семиречья

серьезную тревогу. Донесения из уездов определенно свидетельству-

1 РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 4295. Л. 3об.

2 Там же. Л. 5 об.

ют, что явное предпочтение, оказываемое администрацией пришлым

новоселам, нагнетало межэтническую обстановку и делало ее взры-

воопасной. «Они по-прежнему покойны наружно, — писал военный

губернатор Фольбаум, — но главари их серьезно озабочены неопре-

деленностью минуты и близостью экономического кризиса в жизни

своих сородичей»1.

Считая киргизов народом вполне способным к  оседлой жизни,

покорным, лояльным и готовым к реформе кочевого быта, Фольба-

ум полагал, что дальнейшее игнорирование их просьбы о скорейшем

землеустройстве приведет к самым трагическим последствиям.

Между тем русское переселение шагнуло за границы среднеази-

атских владений империи. Так, комиссар для пограничных общений

с Персией генерал К.В. Лавров в своем сообщении отмечал любопыт-

ное явление. В 1913 г. в Персию переселилось много русских крестьян

из Туркестана и  Европейской России. Порядка 700 дворов пересе-

ленцев осели в основном в плодородных долинах рек Гурген и Атрек,

скупая за бесценок земли разорившихся ханов. Причем хорошей це-

ной считался 1 рубль за десятину. По мнению генерала Лаврова, уже

весной 1914 г. сюда могли хлынуть толпы переселенцев, поэтому он

просил направить в эти районы русских чиновников для оказания

помощи крестьянам в  обустройстве. В  Ташкенте информацией за-

интересовались. На весну 1914 г. в Персию планировалась поездка

заведующего переселенческим делом в Туркестане2. С 1914 г. мини-

стерство земледелия организовало планомерную помощь русским

переселенцам в иранской провинции Астрабад.

Один из лидеров национального движения в Туркестане Мустафа

Чокаев, выступая в Париже 26 марта 1932 г., отметил: «Если впереди

европейских колонизаторов шли миссионеры и коммерсанты — пер-

вые искавшие “просвещения душ”, а вторые — рынка для сбыта про-

дуктов отечественной промышленности, то впереди российских “куль-

туртрегеров” шли русские крестьяне, превращенные русской историей

и  русским правительством в  “охотников до чужой земли”»3. Приме-

чательно, что краевая администрация не очень лестно оценивала тех,

кто приезжал в край в поисках лучшей доли. Переселенцев сравнивали

со ссыльными и каторжными англичанами в Америке и Австралии.

Часто между коренным населением и переселенцами возникали споры

1 Там же. Л. 6.

2 Батум. 1914. 4 янв.

3 Мустафа Чокаев. Революция в Туркестане. Февральская эпоха [публикация С.М. Исхако-

ва] // ВИ. 2001. №2. С. 7.

по поводу земельных владений. Нередко дело доходило до драк и по-

ножовщины. Причем первые были вынуждены у последних арендовать

участки по сути своей же земли. Коренное население неоднократно об-

ращалось к властям края с жалобами на практически самовольный за-

хват их угодий русскими крестьянами.

В обострившихся межэтнических отношениях в Туркестане Пе-

тербург искал политическую крамолу. Но ответ генерала Самсонова

был на это однозначным: «В столкновениях с новоселами виноваты

обычно сами новоселы, от которых больше всего и достается кирги-

зам. Все дела подобного рода — чисто экономического характера и ве-

даются прокурорским надзором, ничего политического в них нет…»1

Туркестан находился в  ведении Военного министерства. Воен-

ный аппарат, необходимый при завоевании края, после завоевания

превратился в аппарат управления вновь образованными областями.

По меткому выражению советского историка П.Г. Галузо, «Статский

человек — губернатор во фраке — смотрит на переселенца через очки

своего министерства — министерства внутренних дел. Для него рус-

ский поселок в завоеванном крае — это, прежде всего, “социальная”

опора, это — “крепкий” мужик, аграрный буржуа, который становит-

ся опорой именно в силу своей буржуазности. Для человека же во-

енного — губернатора в эполетах, подчиненного военному министер-

ству, — прежде всего и на первом плане стоят соображения военного

порядка. Русский поселок для него, прежде всего, рота или батальон.

Конечно, мужик должен быть крепким, конечно, без этой крепости

не получится даже взвода, а не только батальона, но грош цена, с точ-

ки зрения военного генерала, этому крепкому мужику, если он фак-

тически не является реальной вооруженной силой там, где он сидит

и хозяйничает»2.

Поэтому в 80-х гг. XIX в. среди чинов русской администрации

была очень популярна фраза тогда еще сырдарьинского военного

губернатора Н.И. Гродекова, что «…каждый новый русский поселок

в Туркестане равносилен батальону русских войск»3. Этот тезис стал

в известной степени лозунгом для местной власти.

Исходя, в том числе, из военно-полицейских соображений, власть

принимала все возможные тогда меры, чтобы организовать как мож-

но больше русских поселков. Их расположение подчинялось опреде-

ленным стратегическим интересом, а в конце 80-х гг. возникла и ста-

1 Россия и Центральная Азия. 1905–1925 гг. С. 91.

2 Галузо П.Г. Вооружение русских переселенцев в Средней Азии. Ташкент, 1926. С. 6.

3 Там же. С. 5.

ла проводиться в жизнь мысль о снабжении переселенцев оружием.

Первоначально в официальных документах отмечалось, что это дела-

ется для охоты или самообороны от диких животных. Позднее власти

не скрывали, что обороняться, скорее всего, придется от коренных

жителей. Таким образом, взгляд на русские поселки как на боевые

единицы имел место в переселенческой политике. Безусловно, кроме

внутреннего фактора — недоверия к коренному населению — суще-

ствовал и внешний фактор — приграничное положение Туркестана.

В 1909–1910 гг. власти изменили курс и начали разоружать крестьян1.

Но летом 1912 г. по распоряжению военного министра этот процесс

был остановлен.

Современный российский историк А.В.  Ганин спорит с  Галузо.

Он полагает, что утверждение последнего о том, что русские власти

осуществляли целенаправленную политику вооружения переселен-

цев на случай восстания местного населения, не соответствующим

действительности2. Ганин пишет: «Если даже так и было, количество

оружия у  переселенцев оставалось незначительным. …Автор (Галу-

зо. — Т.К.) по понятным причинам не утруждает себя приведением

данных о численности переселенцев и численности русского населе-

ния вообще. Если бы эти данные были им указаны, приведенное ав-

тором количество винтовок показалось бы смехотворным. На самом

деле в Семиречье проживало около 200 тысяч русских. Необходимо

также учесть, что в 1915 г. было проведено разоружение переселенцев,

и в действующую армию отправлено 7500 берданок»3.

На самом деле Галузо уже на следующей странице приводит

данные о численности семей (!) русских крестьян в Семиреченском

и Сырдарьинском переселенческом районах на 1 января 1912 г. —

16832 и 8152 соответственно4. При этом Галузо указывает источник

информации5. По данным Н. Турчанинова и А. Домрачеева, за пе-

риод с 1896 по 1914 г. В Семиреченскую область переселилось (офи-

циально и неофициально) 77713 человек, в Сырдарьинскую — 22276,

в Ферганскую — 4396, в прочие области (Самаркандская и Закаспий-

ская, вместе взятые) — 1364 чел.6 Здесь стоит отметить, что подсчи-

1 РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 1056, 1058, 1059 и др.

2 Ганин А.В. Накануне катастрофы: Оренбургское казачье войско в конце XIX — начале

XX в. (1891–1917 гг.). М., 2008. С. 500.

3 Там же.

4 Галузо П.Г. Указ. соч. С. 8.

5 ЦГА РУз. Ф. И–1. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора.

6 Турчанинов Н., Домрачеев А. Итоги переселенческого движения за время с 1910 по 1914 г.

Пг., 1916. С. 81.

тать реальное количество переселенцев очень сложно. Достоверной

информацией мы можем располагать только применительно к офи-

циальным, мигрировавшим при помощи государства. Цифру «около

200 тысяч русских» Ганин, возможно, приводит, опираясь на доклад

за 1913 г. о политической ситуации в крае туркестанского генерал-

губернатора Самсонова1. Что подразумевается у  Ганина под «рус-

ским населением» — не совсем ясно. У Самсонова это «200 тысяч

русских крестьян и казаков»2. Воспринимая критику Ганина отно-

сительно подсчетов Галузо количества оружия, не стоит забывать,

что Галузо пишет, исходя из расчета количества вооружения во всех

областях края. По данным военных губернаторов за 1912–1914 г., не-

отобранных винтовок оставалось 11603. Ганин же приводит цифру

только по Семиречью.

С начала ХХ в. и вплоть до 1917 г. Россия ставила задачу пересе-

ления наибольшего количества излишнего крестьянского населения

из Центральной в  Азиатскую Россию. Подавляющее большинство

исследователей русской колонизации Туркестана, полагают, что про-

цесс переселения не привел к интеграции региона в общеимперское

государственное здание. Причины незначительного внедрения рус-

ского элемента в  состав населения Туркестана заключались в  том,

что, во-первых, русское присутствие в  крае было сравнительно не-

долгим; во-вторых, край имел ярко выраженную специфику ведения

сельского хозяйства (климат, почва, искусственное орошение), это

требовало навыков и знаний, которыми не обладала русская земле-

дельческая масса. По сути, мы можем говорить только о начале про-

цесса колонизации.

Кроме того, медленный процесс ассимиляции пришельцами

местного населения был нетипичным для русской колонизации яв-

лением. В Российской империи каждая зависимая территория под-

вергалась адаптации. И не только путем того, что на ней, по мере

возможности, устанавливались общероссийские порядки, но и бла-

годаря тому, что устанавливались более-менее прочные отношения

между местным населением и  русскими крестьянами-переселен-

цами. Для России Туркестан представлял собой регион-крепость

(фронтальное столкновение с британскими интересами). Это влия-

ло на отношение русских крестьян к местному населению. Отсюда:

1) русские меньше вступали в контакт с коренным населением, и 2)

1 Россия и Центральная Азия. 1905–1925 гг. С. 91.

2 Там же.

3 Галузо П.Г. Указ. соч. С. 65.

были поставлены в положение господ, что по определению не дава-

ло возможности развиваться культурному, социальному и полити-

ческому сближению. Это дистанцирование всячески поддержива-

лось официальной властью1.

Расчеты на то, что Россия сразу после завоевания Туркестана

получит ощутимые экономические выгоды, не оправдались. В про-

цессе экономического освоения края России пришлось столкнуть-

ся с  многочисленными проблемами. Преодоление этих проблем

и извлечение выгод из новой колонии требовали вложения боль-

ших финансовых и людских ресурсов, а также согласованных дей-

ствий центральной и местной администрации. Действия русских

властей были импульсивными и противоречивыми. Порой идео-

логия доминировала над экономической целесообразностью. Что

касается промышленно-предпринимательских кругов, особенно

связанных с хлопководством, то им вариант колонизации Турке-

стана, который отнимал у местного хлопкороба орошаемую зем-

лю и отдавал ее не умеющему сеять хлопок русскому крестьянству,

не сулил ничего, кроме убытков.

Таким образом, военно-политическое руководство России рас-

сматривало проблему переселения русского населения в Туркестан,

особенно накануне Первой мировой вой ны, как действенный фактор

использования природных богатств региона в интересах метрополии,

важнейшее условие утверждения здесь российского военного и поли-

тического господства, создание надежной прослойки из крестьян-пе-

реселенцев — реальной опоры для власти и армии, призванной обе-

спечить повиновение окраины и контроль за новыми протяженными

границами империи.

К началу вой ны переселение в Туркестан было количественно ни-

чтожным. При этом применение откровенного правового насилия

в  отношении местного населения и  повсеместная постановка пере-

селенцев в заведомо привилегированное положение привели в 1916 г.

К крайнему обострению межэтнических противоречий.

Таким образом, в заключение нашего исследования, можно сде-

лать несколько выводов. В  начале ХХ  в. Россия в  Туркестане стол-

кнулась с целым набором крайне невыгодных для себя обстоятельств.

Начав с политики «игнорирования» мусульманского вопроса в Тур-

кестане, которую не следует путать с отпусканием ситуации «на са-

мотек», царское правительство и  местная администрация ничего

не смогли противопоставить тенденции к консолидации мусульман

• Лурье С. Особенности русской колонизации в Средней Азии // ЦА. 1997. №2 (8). С. 20–24.

в рамках империи. Накануне мировой вой ны в общественном и по-

литическом сознании жителей Центральной России, не  владевших

ситуацией в полной мере и плохо представлявших себе истинное по-

ложение дел в Туркестане, на фоне реально существовавших и мни-

мых антирусских фобий, при оценке степени политической лояль-

ности местного мусульманского населения нередко ставился знак

равенства между понятиями «мусульманин» и «враг». В свою очередь

для определенной части туркестанской мусульманской среды, чье со-

знание не поднялось выше сиюминутных проблем выживания, по-

нятие «Россия» зачастую воспринималось тождественно понятию

«чужой-враг», а «Османская империя» — «свой-друг».

Не стоит представлять мусульманское население Туркестана

как «монолитную среду», объединенную против русского колониаль-

ного господства. В Туркестане и ранее, и после прихода русских про-

исходили постоянные столкновения на национальной почве, в основ-

ном по вопросам земле- и водопользования. Тем не менее ислам как

связующая основа конфессионального единства коренного населения

являлся, пожалуй, важнейшей проблемой, с которой столкнулись рус-

ские чиновники в Туркестане. Наибольшее его обострение приходит-

ся на период с 1898 г. (Андижанское восстание) по 1916 г. При всей

первостепенной роли ислама думается, что дело не только в религии,

но и в менталитете. На практике чужой менталитет, традиции, обы-

чаи, приоритеты вызывают нередко хотя бы подспудную негативную

реакцию. Поэтому в  туркестанском обществе существовало где от-

крытое, где латентное недовольство государственной национальной

политикой России.

В преддверии мировой вой ны край был далек от окончательной

интеграции в общеимперское здание России, хотя некоторые отече-

ственные историки утверждают обратное. При этом острота «му-

сульманского вопроса» в Туркестане и других этноконфессиональ-

ных «вопросов» в империи существовала ровно в той мере, в какой

степени наблюдалась интеграция с империей в целом. Говоря о сте-

пени интеграции Туркестана, на наш взгляд, следует различать два

процесса: интеграцию края в государственную систему Российской

империи и интеграцию переселенцев в местную среду. И тот, и дру-

гой вид интеграции требует значительного времени. В случае с Тур-

кестаном его не было. Поэтому поиск «турецкой руки» во всем — это

главная ошибка, которую совершает исследователь, изучая Турке-

стан в начале ХХ в.

Подход к внедрению в крае русского элемента со стороны пра-

вительства был, во-первых, однобоким, во-вторых, очень кратким

по времени. Он не мог оказаться прочным в политическом плане

и в экономическом плане не принес значительных дивидендов. За

столь короткое время он не мог привести к желаемой интеграции

региона в  общеимперскую систему. Проводимое планомерно все-

го десятилетие переселение явилось мощнейшим раздражителем.

Переселенцы оказались своеобразными заложниками, на которых

сфокусировалась большая часть недовольства коренного населения

края в 1916 г., и безопасность которых не смогло обеспечить госу-

дарство, ратовавшее за перемещение этих людей с исконных мест

проживания в  далекий Туркестан. Переселение было драматич-

ной страницей истории не только для коренных народов края, но и,

в не меньшей степени, для крестьян.

В отсутствии интеграции в  государственную систему империи

скрывается парадоксальность ситуации. Ограничения и слабая ин-

тегрированность  — это взаимосвязанные процессы. Ограничения

не позволяли идти процессу интеграции, а низкая степень интегра-

ции порождала тезис о том, что коренное население Туркестана «не

прониклось до конца идеей имперского общежития», а  потому его

«права» и  даже «обязанности» стоит ограничивать и  регулировать

способами отличными, к  примеру, от  Архангельской, Московской

или Курской губерний.

С другой стороны, мы не  можем не  отметить попыток России

сформировать некий набор специфических региональных законо-

дательных, управленческих, социально-экономических приемов,

применение которых позволило бы со временем (по мнению прави-

тельства) Туркестану адаптироваться к существованию в едином го-

сударстве. Нередко власть пыталась найти ответы на вопросы нового

времени, прибегая к старым способам решения проблем, но устарев-

шие механизмы руководства многонациональной империей все чаще

давали сбой или работали не столь эффективно. В арсенале имелся

достаточно стандартный комплект действий или бездействий, по-

рождавший негативное, протестное настроение нерусских народов

империи. Сделав ставку в Туркестане в основном на силовое при-

сутствие, центральная власть успокаивала себя тезисом, что местное

население понимает, признает, уважает и  боится только метод по-

стоянной демонстрации «мускулов». Подобная политика, особенно

накануне мировой войны, в немалой степени способствовала значи-

тельному снижению лояльности мусульманского сообщества Турке-

стана. Тем не менее широкомасштабное восстание произошло лишь

на третий год после начала войны — в 1916 г.