Артур Ашихман (1959 — 2011): «Я свободен, я ничей…» Искусство Ташкентцы

Автор Ольгана.

Ему не хватало жизни,
И он обратился к смерти.

Артур Ашихман… Кого ни спрошу – никто не помнит: «Кто это?» А ведь наш, ташкентский. Талантливый. Особенный. Увы, забытый…
Его стихи впервые прочитала у подруги-художницы.
«Знаешь, это такой необыкновенный человек… простой, как вода, и непостижимый, как вечность», — так охарактеризовала она Артура.
А стихи просто потрясли. Они тоже как «вода и вечность».

***

В прозрачной сети
Так легко забыться –
Кто бабочка, а кто паук…

***

Ты дал нам всё, что мог, или хотел, или желал –
Тела для трения и души для полета,
Сознания магический кристалл,
Ум штурмана и зрение пилота.
Какой же бес нас посадил в болото?

Увы, Артура я не знала. Не довелось. Краем глаза видела его жену Дайву  – белокурую, ясноглазую… Тогда все мы – молодежь  девяностых – тусовались каждый в своих кругах, на одной из центральных магистралей всех течений – Бродвее. Художники, «ильхомовцы», рокеры и байкеры, хиппи, сайбабисты и  кришнаиты… Сколько всех было – и не вспомнится.

…Перечитываю в очередной раз стихи и понимаю, что очень хочу что-то разузнать об Артуре. Где он? Что он? Набираю в Поиске «Артур Ашихман». О, есть! У него страничка на Livejournal!

Открываю и… оторопь:

Nikitanikitin 01:38 pm 2011
Артур умер вчера в 17:20 в красногорской больнице (Московской области – прим. автора).

Оказалось, страницу Артуру создали друзья, и вели ее в основном они, чтобы была связь Артура с теми, кто любил его, любил его стихи и рисунки. С теми, кто старался хоть чем-то, но помочь ему.

Я написала им…

Дима, Никита, второй Дима, Катя… Его друзья ответили мне; каждый написал все, что знал об Артуре, когда я им объяснила, что хочу собрать о нем как можно больше информации, связав все в единое целое. Ответила и Дайва. Не откликнулся лишь Олег – брат.

Но даже того, что имею, хватило, чтобы склеить, осознать, написать…

Да, много белых пятен. Возможны неточности.  Не касалась я и перипетий его личной жизни – кого любил, с кем жил… Напишу лишь о Дайве, которая родила ему сына…  И я не претендую на создание официально-доскональной биографии Артура, гораздо важнее Артур-человек, сохранившийся в воспоминаниях близких ему людей, его стихи, рисунки…  Мои слова – всего лишь рамка…

Туманное детство

Артур – один из близнецов. Артур и Олег. Два сына одной матери. Только вот с матерью остался один сын – Олег. Артура в возрасте 1,5 лет мать отдала  в семью отца, вернее, к бабушке и дедушке, которые и занялись его воспитанием. После этого мальчик не видел маму практически до двенадцати лет…

Олег тоже до поры до времени не знал о существовании брата, пока не нашел у матери фотокарточку, на которой были два маленьких одинаковых мальчишечки.

Олег-то и наладил связь с братом.

Малоизвестная юность

Из автобиографии Артура:

«Я, Ашихман Артур Рудольфович, русский, родился 14 июня 1959 г. в г. Ташкенте. Учился в средней школе № 5, закончил 8 классов, затем продолжил обучение в школе рабочей молодежи. Работал с 1975 по 1978 в газцехе от ТуркВО. С ноября 1978 г. по ноябрь 1980 г. проходил воинскую службу в СА, стройбат (Байконур)».

После армии мать решила прописать Артура в своем маленьком доме, чтобы затем получить квартиру с большей площадью. И Артур пошел на ее просьбу, выписавшись из квартиры, где прошло его  детство…

После смерти  бабушки и дедушки квартира отошла государству, а Артур остался жить с матерью и братом. Отец его к тому времени уже имел другую семью (в которой росли две девочки — близняшки) и проживал в соседней республике.

Так, после всей этой «квартирной истории», Артур потерял шанс иметь свое собственное жилье.

Дайва

Красивая девушка с необычным именем  Дайва родилась на севере России. В Ташкент попала благодаря Артуру.

Они познакомились в августе 1990 г. в Ленинграде, куда Артур приехал впервые. Ей было 23, ему – 31. Дайва искала кого-нибудь в пару для трассы на юг (трасса – это путешествие автостопом бесплатно), и подруга посоветовала ей потусоваться возле Казанского Собора или на Невском проспекте. Так Дайва встретила Артура, который произвел на нее довольно загадочное впечатление. Причем он не знал, что такое трасса. Но сразу же согласился поехать.

А так как он сказал, что ему негде остановиться и что он только вчера приехал из Ташкента, Дайва и ее друзья-хиппи пригласили его к себе.

После этого неожиданного знакомства Артур и Дайва практически не расставались более шести лет. Жили в Петербурге, в Москве,  в Новосибирске… много путешествовали автостопом. Периодически жили в Ташкенте – то у родственников Артура, то у друзей, иногда снимали квартиры. Летом путешествовали, ночуя в палатках.

Дайва – художница – занималась прикладным искусством, и Артур продавал ее творческие работы. Этих денег вполне хватало на жизнь. Когда же родился сын, стало сложнее…

Они расстались в марте 1997 года. Дайва с сыном осталась в Ташкенте, Артур уехал в Москву.

Спустя шесть лет Дайва с сыном иммигрировала во Францию, где живет и по сей день, занимаясь любимым творчеством и воспитанием уже двух сыновей.

***

Быть может, лучше мы поймем друг друга,
Чем ближе точка, что пути исток…
Стена одна, и лишь почти соприкоснулись,
Еще штришок – и мы уже столкнулись,
Совпали в кружеве мечты,
И растворились…  Где я? Где ты?

***

Жалуемся по кругу…
Ищем источник бед…
Кланяемся испугу
И восхваляем бред…

Робким запросам нашим –
Неотвратим ответ.
Спящему мрак не страшен –
Он не вернется, нет…

Вышедшему из пекла –
Снова в огне сгореть?
Небо о слез померкло…
Сколько ж еще терпеть?

Солнце размоет слякоть…
Тихо угаснет свет…
Больше не надо плакать…
Ты не вернешься, нет…

***

Мы не расстались –
просто я ушел
в себя.

Сын

Дэйварт (Дэйв + Арт) родился в 1992 году в Санкт-Петербурге (как раз тогда Ленинград только переименовали).

Хотелось бы сказать, что отец и сын были дружны, поддерживали отношения… Но этого, увы,  просто не было. По многим причинам.

«Артур всегда жил в своем собственном мире и родственные чувства не сильно  волновали его, – написала мне Дайва. – Многое он воспринимал как данность и старался не думать о привязанностях в своей жизни, в том числе и в отношении к своему сыну…. Могу лишь сказать, что какая-то незримая связь между отцом и сыном существовала. Как ни странно, в день смерти Артура Дэйварту стало очень плохо, случился какой-то страшный приступ прямо на улице, когда мы возвращались из магазина. Я еле довела его до дома. Дэйварт несколько часов пролежал, не вставая. А на следующий день сообщили о смерти Артура. Именно в тот час, когда Дэйварту стало плохо. Хотя oтца он почти не помнит…»

Самая большая страсть в жизни Дэйвартa – музыка. Сейчас он увлекается джазом, играет на гитаре и синтезаторе, импровизирует, сочиняет композиции, постоянно репетирует с друзьями — музыкантами.

После окончания школы Дэйварт был студентом различных учебных заведений, но ни одного не окончил, потому что с профессией пока не определился. Он прекрасно владеет французским, русским, английским и немецким языками, сам зарабатывает на карманные расходы – дает с друзьями концерты на улицах Парижа и в кафе.

Москва

В Москву Артур приехал в 1998 г. Первое время было настолько сложно, что не чурался никакой работы, даже копал могилы… А потом повезло – устроился в мГПХУ им. Строганова демонстратором пластических поз (помог опыт натурщика в ташкентском  РХУ им. Бенькова).

В 2006 г. потерял паспорт (еще советского образца!) и был уволен из Строгановки. Появлялся, правда, потом на вечерних и дополнительных занятиях (наброски и короткий рисунок) – друзья не забывали! – затем снова исчезал. Ездил по монастырям, устраиваясь на временные работы и получая за это еду и кров, писал стихи…

***

Подайте на храм человеку,
Пускай не загнётся в петле.
Не римлянину и не греку -
Бродяге на этой земле.

Он также, как вы, обусловлен,
Он также и грешен, и свят.
И крест для него приготовлен,
Пока его близкие спят.

Он знает и пытку, и ласку,
Он был и в аду, и в раю.
Он верит в священную сказку
И видит Голгофу свою.

Паломник в небесную Мекку,
Услышит последний завет.
Подайте на храм человеку,
На крылья, на воздух, на свет.

Последние годы

Весной 2010 г. стало совсем тяжело: работы мало, жить буквально негде. Студенка Строгановки  Катя  Машичева предложила Артуру пожить в Красногорске в доме ее бабушки, которая на несколько месяцев уехала к родственникам в другой город.

В мае бабушка вернулась, и Артур больше не мог там жить. Но так как некуда было идти, друзья поставили ему палатку на чердаке заброшенного корпуса действующего детского сада. Зимой подрядился к одному парню в деревню помогать по хозяйству, за что получил еду и крышу над головой.

Весной 2011 г. Артур вернулся в свою палатку. Кормился бесплатными обедами при храмах и тем, что приносили друзья. Иногда просил милостыню…

С большим трудом получив паспорт, каким-то чудом Артур его потерял…

В ночь с 31-го июля на 1-ое августа 2011 г. неизвестные подонки избили Артура за то, что он просто слушал музыку. За то, что он был бродягой. За то, что им просто нечего было делать…

С травмой поджелудочной железы попал в реанимацию. После операции был переведен в общую палату. Приезжал его брат. Потом — снова реанимация, и 4-го сентября Артур умер.

Похоронили Артура друзья на Пенягинском кладбище города Красногорска, положив на его могилу камень из Бричмуллы…

…Артур  всегда повторял, что ему нужны три «Д»: Дом, Дело (то, что приносило бы стабильный доход, т.к. стихи не приносили ничего) и Документы (сил бродить больше не было). Даже когда его перевели из реанимации в общую палату (до того, как снова перевели в реанимацию), он твердил про эти три «Д», строил планы, хотел даже уйти из больницы. Умирать не собирался…

***

Ему не хватало света,
И он ушел в подземелье,
Где блеск настенных гнилушек
Казался таким интимным.

Ему не хватало ласки,
И он полюбил страданье –
На фоне тщедушных будней
Оно представлялось чувством,

Способным исторгнуть искру
Из тяжкого камня сердца.
Ему не хватало жизни,
И он обратился к смерти…

Друзья об Артуре… Последние, но четкие штрихи

«Впервые я увидел Артура, позирующим перед студентами РХУ Бенькова в красном шелковом кимоно с книжкой Босё на коленке… После пары мы вместе покурили и он познакомил меня со своими друзьями, которые составляли тот самый олдовый круг Ташкента, о котором если писать – получится целая книга с приключениями и мистикой. Артур – он и был самым натуральным олдовым хиппи.  И всей философией его жизни было: «Make love, don’t worry!»

Он постоянно скитался (в самом лучшем смысле этого слова!). Жил то у меня, то еще у каких-нибудь друзей…  Причем, был совершенно прозрачным и не причинял никаких неудобств.

Артур не имел ни слуха, ни голоса, поэтому пел и играл на всем, из чего можно извлечь звук (точнее сказать – шум).

К своим стихам и рисункам Артур относился очень ревностно. Никогда не писал или рисовал «под заказ» или в подарок.

Он был, как все мы, прежде всего лентяем. И его путь был бы не таким сложным, если бы он попробовал приложить хоть какое-то усилие для адаптации себя в социуме. Но это не для него. Он был практически дезориентирован в этом мире: «Представляешь, стою в метро, курю, никого не трогаю…»  Или, когда ему на суде дали последнее слово, он попросил разрешение прочитать один из своих стихов. Разрешили. Прочитал. Дали полтора года.

За что судили? За то, что «спасал» человека с ножом в груди. В общем, милиция застала его ночью на улице рядом с трупом, с руками по локоть в крови. Он ведь думал, что человека можно еще спасти… Не мог пройти мимо. Ну и посадили за бродяжничество – паспорта-то не было!

…Убили его московские «детишки». Есть такая русская забава – «избиение бомжей». Артур категорически не стал подавать на них в суд. И перед смертью просил брата ни в коем случае этого не делать.

На похоронах у бродяги Артура было столько народу, сколько не собрать многим из нас. Хотя в городе он был не больше двух месяцев. На его могиле теперь лежит камень, привезенный из-под Бричмуллы…»

Дмитрий Горенков, фотограф (Москва)

«Блаженным Артур не был, просто не сумел создать для того, что ему было дано, надлежащую форму. Как Врубель, например.

Познакомился я с ним  Строгановке, когда пришел работать туда в 2002 году. Тогда Артур еще имел человеческое лицо, так сказать, и производил впечатление интеллигентного собеседника и большого любителя музыки (Моррисон, Джоплин, Кэн, Роллинги, Кин Кримзон, Цепеллины и т. д.).  Книги интересные читал… Вообще, был очень добрым человеком, мухи не обидел бы. Часто использовал «ОМ» из мантры  вместо «привет», «о’кей, договорились», «пока» и т. п.

Что он искал, зачем скитался? Думаю, в поисках места под солнцем, где: а) будет работа, б) он сумеет на ней работать и в) бросит пить. Но он был слабым человеком, сосудом из сырой глины, поэтому всё это у него не выходило. Задержится в каком-нибудь монастыре на пару месяцев — и снова на исходную позицию. Иногда по году его не видел…

Артур скитался не потому, что решил скитаться, а потому, что у него не получалось нормально жить.

Был верующим, но не воцерковленным. И вообще не конфессиональным. Хоть и крещенным.

Можно ли Артура назвать неудачником? Всё можно, но я бы не стал так говорить. Наоборот, ему частенько везло. Например, два раза друзья одалживали ему существенные деньги (понимая, что они не вернутся), чтобы он сделал себе паспорт.

Да, Артур частенько сожалел о своей «участи». Он был никудышным членом общества.  Ему было многое дано, но он не удосужился потрудиться над этим со своей стороны. Он не работал всерьез над собой, поэтому его творчество было диким, не оформленным хорошо.

Но я его любил и люблю…»

Никита Никитин, дизайнер, художник и директор Кружка скорого рисунка (Москва).

«С Артуром я в первый раз увиделась в мастерской Игоря Лукшта (знаменитого строгановского преподавателя, я у него готовилась к вступительным экзаменам по рисунку). Я рисовала Артура, а Игорь Владимирович всё время повторял, что Артур поэт, что у него хорошие стихи. И как-то сразу к Артуру возникло уважение.

Вообще, Артур производил на людей очень противоречивое впечатление: кому-то казался типа артовым парнем, загадочным даже, а на кого-то – отталкивающее,  потому что выглядел Артур не всегда нормально, в смысле, мог быть плохо одет, мог быть пьян и т. д. Но если бы вы с ним пообщались, перебросились парой словечек,  то, скорее всего, он бы вас к себе расположил, чем оттолкнул. Артур был открыт для всех людей  и с любым мог найти общий язык, поддержать любую тему. А еще умел слушать… Мог делиться опытом и сочувствовать, сострадать.

Он много о сыне говорил. Вспоминал его маленьким и плакал. Переживал, каким он вырастет, каким Дайва его воспитает, все-таки без отца. Об этом очень сожалел и чувствовал свою вину. Но с ними он быть, видимо, не мог.

Мне Артур близок как человек творческий. И хорошо творчески организованный (не внешне, а внутренне). Каждый человек — творец, в каждом это живет, кто-то нашел, кто-то ищет. Но вот в Артуре эта суть, как мне кажется, очень цельно выразилась. Артур был художником. Я не романтизирую. Я видела, как он работал, и с каким серьезнейшим отношением к своему делу. Как всё было выстрадано. И с какой это всё было с любовью…»

Екатерина Машичева, художница (Москва)

«Никогда Артуру не было всё равно. Его, конечно, кидало  из стороны в сторону – из одного состояния в другое, ну и выпивка, конечно, тут виновата. Ну падал, да, но потом поднимался. Он мог же и к матери уехать, жить там спокойненько, но…  не мог. Не мог на компромиссы идти. Любил свободу. И терпеть не мог, чтобы его поучали, упрекали.

Артур очень сожалел, что не туда тратит себя, время своей жизни. Что мыслей, идей, задумок всяческих — целое множество! А всё не реализовано. И как реализовать? Вот все это и накручивалось снежным комом…

Иногда Артур впадал в мученичество. То есть, когда всё и так плохо, надо сделать, чтобы было ещё хуже. И — полный отказ от всего, что считается в обществе нормальным. На месте мучеников нормальный  человек сказал бы: «Я приму вашу веру, только не мучайте меня, не убивайте»… И все бы вокруг сказали: «Это нормально, ты должен жить, думать о себе, о своих детях, какая там вера». А мученик же – наоборот, будет стоять на своем. За свою веру. Это же не очень нормально для нормального человека. Вот поэтому Артур и «впадал». Стоял на своем всегда. Брал свою тетрадочку, котелок для чая и… чараибети чараивети!

Окружающие любили Артура за открытость, наверное. За общение. За то, что он как ребенок радовался или огорчался. За что не любили? Ну, не «не любили», а не очень терпели, лучше сказать. За пьянство. И за то, что Артур мог всё довести до абсурда, что обесценивало, обессмысливало значение некоторых вещей, таких, к которым привыкли все нормальные люди.

С большой любовью и воодушевлением говорил всегда о музыке, о музыкантах, о художниках, о холстах, о литературе, поэтах и писателях. Не привязан был к еде, к вещам. Мог свою картинку подарить тому, кто попросит. И вообще мог отдать последнее. Очень был щедрый. Внимательный. И искренне умел сострадать.

Он очень мечтал, чтобы вышла книга его стихов… Узнавал про все поэтические премии (но для участия в них нужно было издаваться!), ездил отдавал свои стихи в издательство поэтического альманаха «Арион» — не приняли. А сейчас вот мы –  друзья Артура – готовим к печати сборник  его стихов и рисунков.

Вся философия жизни Артура – это…

…Ни в голове, ни на устах —
Ни страха, ни упрёка.
Носить в себе священный прах
Нелепо и жестоко...

Иди по миру не спеша,
Беспечною походкой,
Люби неслышно, как дыша,
И будь пустою лодкой...

Но это не значит, что он следовал этой философии всегда…»

Дмитрий Горелышев, художник, иллюстратор, преподаватель, худрук Кружка скорого рисунка.

Послесловие

Бродяга? Да. Пьяница? Увы, да. Поэт? Трижды да! И это был его путь.

Творчество – единственное, в чем Артур был цельным, целостным. Он был настоящим бродячим поэтом. Своего рода дервишем. В любом месте, любому человеку читал стихи. Из вещей берег только свою тетрадь со стихами и картинки…

Он верил, что творчество его должно жить. Говорил, что все люди – проводники, которые несут что-то свое в этот мир. Утверждал, что стихи через него «проводят». Как ток по проводам. И картинки тоже – спонтанная графика, как он называл – приходили ниоткуда, как иллюстрации не только к стихам, к самой жизни.

Мыслил себя Артур  только в творчестве. А ему не было выхода… Поэтому – так нелепо. Поэтому – так больно… Поэтому – он есть. Артур Ашихман.

***

Что делать, если я тебе не верю,
Хоть поклянешься на крови?
Уйти, в сердцах крещендо дверью
В своем уме произвести?..

Или воспринять, как потерю,
Которой ясность обрести?
Что делать, если я тебе не верю
И не могу простить, прости…

***

Не позволяешь быть страстным,
И я
Прячу восставшего дьявола в рясы приличия.
Не позволяешь быть нежным,
И я
Бросаю настырного ангела в яму меж слов -
Да примирится.
Не позволяешь быть близким,
И я
Удаляюсь в башню из сочинений,
Архив заклинаний муз
Ей посвященный.
Не позволяешь быть любым,
И я
Топчусь на обломках Венеры,
А древо плодами гордится,
И краски подвержены смерчу,
И дождь рисует твои образа
На стеклах, потускневших от прошлого.
Пыль рассыпает приватный узор,
Чтобы новым собраться…
Смятенье тел воедино
Землею зовется.

***

Прости меня, моя душа,
За эту боль, и эти раны,
Что приносил тебе, спеша
На зов сирен, в чужие страны,

Где чуждый нрав, где мертвый бог
Диктует лишние движенья,
И вот, стряхнувши пыль дорог,
Я вновь иду к тебе в служенье…

***

Между нами, зеркалами,
Существует притяженье,
И показывать друг друга
Мы всю жизнь обречены,

И, как в искренней рекламе,
Заостряя отраженье,
Как подскажет преломленье, —
Обряжаем плотью сны.

***

Омару Хайяму

Ты свободен, когда ты – никто, это так…
Оставайся никем, коль себе ты не враг,
Ведь, достаточно выскочить дерзкому «я»,
Как на сцену подтянет верховный чудак…

***

Николаю Гоголю

Иных уж нет, а те уже далече, -
Лишь голоса, как эхо, в голове…
Остыть на миг от жаркой этой сечи,
Ища ту люльку во густой траве…

Все – только сон, прекрасный, страшный, дикий,
И мертвых душ пожизненный аншлаг,
И в завещанье, строки, как улики,
И в стенку гроба врезанный кулак…

***

Михаилу Лермонтову

Ну, как ты там, искавший бури,
И в ней нашедший свой покой?
В той необъятной партитуре,
Могучей созданной рукой,

Есть песнь твоя, твое движенье
В далекий край за гранью строк,
И приговор - живой мишенью
Для мира, что нажал курок...

***

Я примерял различные одежды,
И роли, - то пророка, то невежды,
То короля, - на троне, и во славе,
А то шута, чью дерзость плётка правит,

То вольнодумца, странника, поэта,
То сторожа традиций, и при этом,
Порою чувствовал себя, по сути, голым, -
Но что докажешь праведным суфлерам?

***

Я еду не домой, а в никуда,
Иль в неизвестность – не в названье дело…
Я проезжаю страны, города,
Миры, сменяя платье, или тело,

Как требует закон, и мне дают
Свидетельство рождения и имя,
Попутчиков и временный приют,
Что мне порою кажутся своими;

Слова, а каждое при случае – пароль,
Свод правил от авторитета…
Я вспоминаю, что все видел это,
Но как должник, доигрываю роль…

***

Что делать, если нет проблем,
Когда твой ум и сыт, и нем,
Когда открыты все пути,
А ноги не хотят идти,

А руки не зудят цеплять,
И беглый взор стремится вспять,
К заветной карте в блиндаже,
Где цель намечена уже...

***

Я свободен, я ничей,
Я без дома, без ключей,
Не мирянин, не аскет.
Из Икстлана на Тибет

И обратно я брожу,
Ничего не нахожу,
Только горстки странных строк,
Пыль нехоженых дорог,

Только шорохи травы
Из-под буйной головы.

Я бессмертен, я поэт,
Я из Песни, я из Вед.
Так, сменяя плоть за плотью,
Возвращаюсь я на свет:

В глубине моей - миры,
И с неведомой поры –
Их беспечное круженье,
Их бесценные дары.

Я не пойман, я не вор.
Вдалеке от всяких ссор,
От подпорок социальных,
От разборок криминальных,

От друзей, и от врагов,
От доспехов, и оков,
От тебя и от себя,
Не теряя, не скорбя.

Да и «я», по сути, – вздор,
Только полый коридор,
Только ветер без названья
В нем рисует свой узор.

Ольгана.