Моя служба в Туркестанском крае. Фёдоров Г. П. (1870-1910). Часть двадцать четвёртая История Ташкентцы

XXIV.

Революция в Туркестанском крае;. – Генерал Прасолов. – Назначение на должность генерал-губернатора генерала Субботича. – Быстрый уход его из края. – Мой выход в отставку.

Манифест 17-го октября был для Ташкента такой же неожиданностью, как и для всей России. Н. Н. Тевяшов был уже в это время тяжко болен, и краем управлял генерал Сахаров. В тот же день появилась на улицах процессия с красными флагами, которая с пением революционных гимнов [887] направилась к тюрьме требовать освобождения политических арестантов. Власти, как и всюду в России, растерялись. Не растерялись только генерал Сахаров и генерал Мациевский, и, благодаря их твердым распоряжениям, требования толпы манифестантов не были удовлетворены. Вечером толпа снова собралась на перекрестке Воронцовской и Романовской улиц. Появились ораторы, которые начали говорить зажигательный речи, но толпа держала себя гораздо спокойнее, чем утром. Если бы оставить манифестантов в покое, то, вероятно, через час или два они разошлись бы по домам. Между тем губернатор на этот раз потребовал войска, и когда они прибыли, то он предложил толпе разойтись. Толпа не послушалась, и он неожиданно для всех передал власть в руки военного начальника, который приказал открыть огонь.

В результате трое ничем неповинных людей, простых любопытных зевак, были убиты. На следующий день революция охватила весь город. Главари ее решили особенно торжественно похоронить убитых. Было объявлено, что полиция устраняется от исполнения своих обязанностей, что революционеры учреждают свою охрану, которая будет поддерживать порядок во время похорон. Губернатор допустил это. Начальником самозваной полиции оказался неизвестно кем выбранный или назначенный управляющий одним торговым домом С–в, очень добродушный малый и большой кутила. Им был организован отряд конных стражников, очень комичных по внешности, но преисполненных важности возложенного на них поручения. С большим трудом держась на извозчичьих клячах, они с серьезными лицами поддерживали порядок. Картина была изумительная по своему комизму.

Власти безмолвствовали…

Наконец появилась огромная процессия с тремя гробами. Члены городской управы несли венки. Гимназисты и гимназистки с красными тряпками пели «Со святыми упокой». На месте вчерашней катастрофы толпа остановилась. На табуретку вскочил один из главарей революционеров и очень долго и красноречиво призывал народ к восстанию и мести за убитых.

Власти безмолвствовали…

С пением революционных гимнов толпа двинулась на кладбище, конвоируемая новоявленными полицейскими в пиджаках и котелках. На кладбище снова ряд зажигательных речей, снова призыв к восстанию и мести, снова публичное шельмование существующего правительства, и толпа с сознанием исполненного долга двинулась обратно под аккомпанемента: «Вставай, подымайся, рабочий народ »…

А власть по-прежнему безмолвствовала…

Затем начался целый ряд зажигательных митингов. Сразу [888] народился целый легион революционных ораторов, громивших правительство перед учащеюся молодежью. Началась почтово-телеграфная забастовка. Край был отрезан от всего мира. Революция охватила весь край. Власти во всех областях потеряли почву. Из Петербурга не получалось никаких директив. Нам, несчастным бюрократам, особенно излюбленным ораторами-революционерами, уже мерещилась приятная перспектива болтаться на фонарях по приговору ташкентских Робеспьеров. Начались беспорядки в войсках, и в Ташкенте формально взбунтовался резервный батальон, расположенный в крепости. Благодаря энергии и твердости Сахарова, к крепости были стянуты войска. Среди ночной тишины раздалась пальба пачками, и бунтовщики сразу смирились. Твердость и энергия другого генерала, коменданта крепости Кушка Прасолова, предотвратили еще более серьезное восстание на нашей границе с Афганистаном.

Прасолова много обвиняли в резких его решениях по этому делу. Я уверен, что впоследствии роль этого генерала будет освещена вполне беспристрастно. Я не знаю подробностей кушкинской революции, но не могу не признать, что комендант пограничной крепости должен был принять всякие дозволенные и недозволенные средства к прекращению измены и бунта в составе гарнизона. Сколько мне известно, Прасолов никого не казнил, и тем не менее спокойствие и порядок как в крепости, так и на железнодорожной ветке Мерв – Кушка были восстановлены. Революционеры кричали, что Прасолов злодей, убийца, но мнение это несправедливо. Прасолов один, среди огромного большинства генералов, показал пример твердости, военной доблести, и исполнения долга. История русской революции, несомненно, отметить Прасолова, как одного из верных сынов России.

У нас бунтовали целые полки, бунтовали броненосцы, бунтовали крепостные гарнизоны. Во всех этих случаях репрессии были кровавы. Иначе и не могло быть, как это ни грустно. Кушка, наш крайний оплот на афганской границе, также была на шаг от открытого бунта (к великому, вероятно, удовольствию англичан ), но Прасолов без пролития крови восстановил порядок и верность долгу в гарнизоне. Разве это не заслуга перед Россией?

Если он и прибегал к незаконным мерам (так, по крайней мере, говорили тогда), то его следовало наградить за это, потому что, борясь с революцией путем мирных реформ и уничтожения злоупотреблений, вкоренившихся в плоть и кровь России, правительство не должно останавливаться ни перед какими самыми резкими, самыми крайними мерами, дабы не допустить революции проникнуть в армию. [889]

Прасолов, Сахаров и Мациевский – единственные в Туркестане три человека, которые это хорошо понимали и твердо вы полнили свой долг перед отечеством и армией.

Н. Н. Тевяшов, после непродолжительной, но тяжкой болезни скончался и был временно погребен в соборе, впредь до восстановления железнодорожных сообщений, когда вдова предполагала перевезти его прах в их родовое имение Воронежской губернии.

Настало опять переходное время в ожидании нового генерал-губернатора, восьмого по счету за время моей службы в Туркестане. Все с понятным нетерпением ждали, кто будет назначен в такое тревожное время. Все мы сознавали, что выбор должен был пасть на человека выдающегося. Правительство должно было понимать, что если революция страшна в коренной России, то она может быть прямо ужасна в Средней Азии, где миллионы мусульман, убедившись в бессилии русской власти покончить с беспорядками, чинимыми горсточкой русских, могли поднять знамя восстания. Нужно было показать населению, что если беспорядки и имели место в Туркестане, то главная власть, снабженная большими полномочиями, твердая, энергичная, не допустить повторения пережитых всеми революционных ужасов. Во главе края должен был стать человек с русскою душой, с русским сердцем, человек, любящий свою родину, дорожащий ее интересами, одним словом – настоящий русский человек. Не понимать этого было невозможно, а отрицать это было преступно. И вот среди русских людей военный министр не нашел никого достойного занять пост генерал-губернатора. В Ташкенте был налицо генерал Сахаров, превосходно знавший край и в военном и в гражданском отношениях, доказавший свои способности и твердые принципы в самое тяжкое, самое тревожное время. Да и, кроме Сахарова, разве в России совсем исчезли достойные русские люди?

Увы! Тогдашний военный министр генерал Редигер не нашел во всей России достойного русского человека, и провел в туркестанские генерал-губернаторы серба по происхождению генерала Суебботича.

Я не буду говорить от себя ничего о кратковременной деятельности генерала Субботича в Ташкенте. Свидетелей сыгранной им в Туркестане роли еще много налицо, и, несомненно, в свое время роль эта будет всесторонне описана. Скажу лишь, что, не пробыв в крае и года, он поспешил уехать в Петербург, где и назначен был по его просьбе в военный совет. Меня в это время уже не было в крае, но я помню циркулировавший в то время рассказ о таинственном отъезде его из края в поезде, который подан был не в Ташкенте, а на ближайшем полустанке. [890]

Живя уже в Петербурге, я узнал, что в Ташкент послана была особая комиссия под председательством пользовавшегося особым доверием Государя лица. По возвращении этой комиссии, член военного совета генерал Субботич был уволен в отставку.

С генералом Субботичем я прослужил не более двух месяцсв. Он так недвусмысленно дал мне понять, что имеет на мое место другого человека, что мне, конечно, не оставалось ничего больше, как подать в отставку, что я и сделал в мае или июне 1906 года.

Источник.