Олеся Искусство

Автор Габдулганиева Марзия.

Рассказ.

Наша комната была самой большой — в ней жило шесть человек. Никто не хотел селиться здесь: во-первых, потому что очень сложно сдружиться совершенно разным людям, разного возраста, разных профессий, во-вторых, всем после работы хочется отдохнуть в уединении, а не на виду у пяти пар глаз. Надежда Александровна, комендант, долго и сердито возмущалась тем, что начальство только и делает, что присылает в ее плотно набитое общежитие молодых специалистов, а у неё нет ни одной отдельной комнаты, куда можно было бы достойно заселить их, придется поселить с девочками — рабочими. Я молчала, потому что бессонный ночной перелет из морозной Казани в изнывающий от ранней жары майский Ташкент, долгое ожидание в коридоре отдела кадров, такая же долгая беседа с начальницей отдела кадров, трамвай с пересадками до вожделенного пристанища порядком измотали.

Хотелось есть, пить и приклонить свою голову хоть куда-то. Видимо, поняв мое состояние, Надежда Александровна резко замолчала, написала на что-то на бланке бумаги и сказала,
— Подойди на вахту, там тебе дадут ключ, белье, и заселяйся.
На вахте вместо русской женщины сидела круглолицая моложавая узбечка, вероятно, поменялась смена. Я молча подала направление и ждала, пока вахтерша прочитает его. Она же, не глядя на него, взмахнула руками и запричитала,
— Ай-вай, что не здороваешься! Такая вежливая была раньше!
— Сара Валиевна! Вы? Откуда? Здравствуйте, очень рада вас видеть!
— Смена здесь, смена там. Там — это было на Чиланзаре, где я жила полгода, пока писала свой дипломный проект. Современное четырехэтажное здание со всеми удобствами, населенное студентами — дипломниками, молодыми рабочими из всех уголков страны, мне очень нравилось.

Туда мне и не дали направление, заверяя, что поселят в центре города на Театральной, в самом лучшем общежитии для молодых специалистов. Но по первому впечатлению старый кирпичный дом явно дореволюционной постройки, скрывающийся за развесистыми чинарами и островерхими тополями, явно проигрывал даже внешне.
— Сара Валиевна, мне бы ключ, я ночью прилетела, — остановила ожидающийся словесный поток словоохотливой добродушной узбечки.
— Ой, куда тебя поселили!!! Иди, догони коменданта, а я тоже за тебя словечко скажу, — расстроилась женщина, наконец-то прочитав записку начальницы.
— А что такое?
— Там комната на шесть человек и…
— Какая разница! — протянула руку за ключом.
— Вот ведь, есть же место в двухместке, нет, надо в проходную, — причитая и ворча себе под нос, выдала мне ключ вахтерша, затем вытащила комплект белья, одеяло и вышла из своей каморки,
— Пойдем, провожу тебя. Без провожатой комнату номер шесть сложно было бы найти. Сумрачные коридорные извилины, неожиданно вырастающие перегородки прямо перед самым носом казались плодом причудливой и уродливой фантазии безграмотного архитектора. Моя провожатая неожиданно остановилась,
— Это здесь. Две одинаковые плотно закрытые двери: слева — в капитальной кирпичной стене, справа — в хлипкой дощатой перегородке, не доходящей до потолка. Конечно, налево!

Сара Валиевна горестно вздохнула и подтолкнула меня направо. Моему взгляду открылась огромная комната с шестью деревянными койками в глубине, расположенными в два ряда по три, большим деревянным столом и четырьмя колченогими стульями прямо напротив двери. На зашарпанной клеенке — допотопная электрическая плитка с открытой спиралью, а рядом красовался пузатый железный чайник с ручкой, прикрученной с одной стороны медной проволокой. Две койки от окна у дальней стены были застелены, остальные пустовали. По сравнению с чиланзарским общежитием, где в каждой комнате на двух человек был и душ, и туалет, это выглядело убого и допотопно.
— Располагайся, — Сара Валиевна отвернулась.
— А душ где?
— В туалете.
— Как это?
— Одна кабинка — туалет, одна кабинка — душ.
— Далеко?
— Это там, куда ты хотела зайти.
— Ну хорошо, далеко ходить не надо.

Вздыхая и причитая, вахтерша удалилась, взяв с меня честное слово, что завтра же попрошусь в двухместку, потому что негоже молодому инженеру жить с рабочими девчонками, которые «оторви да выбрось». Застелив койку у дощатой стенки, прилегла и тут же провалилась в долгожданную дрёму.

Проснулась оттого, что кто-то тихо копошился у стола: громыхала прикрученная ручка чайника, слышался звук наливаемой воды. За столом сидела совсем молоденькая черноволосая кучерявая девочка, никак не «оторви да выбрось» по характеристике Сары Валиевны. — Разбудила? — заметила она мое пробуждение. — Нет. Я бы тоже чай попила, заснула, так сильно устала.
— Садись! Я — Люся ЖаворОнкова с ударением на второе «о», русская, — сказала девочка, наливая чай в чистый граненый стакан.
— А я — татарка, Марзия, — представилась ей в свою очередь.
Люся звонко засмеялась.
— Я специально говорю — русская, все думают, что украинка. Вообще мне все равно, у меня подружка — кореянка, Олеся.
— А где она?
— В больнице.
— Что с ней?
— В общем, что-то с желудком…, — Люся замялась. Видно было, что разговаривать ей совсем не хочется.
— Я сейчас к ней поеду, — заспешила она.

Я снова прилегла и заснула. Во сне видела клумбы цветов, слышала шуршание шин на дороге, громыханье трамвая за окнами — центр города был полон звуков, не то, что в отдаленном от шумного перекрестка площади Актепе, Чиланзарском общежитии. Когда шуршание шин стало невыносимо громким и навязчивым, я решила закрыть окна и проснулась. Шорох был не за окнами, а рядом со мной — девушка, по возрасту чуть старше меня, застилала соседнюю койку. Черноволосая, с раскосыми глазами и широкими скулами, она не походила на русскую.
— Новенькая? Татарка? — спросила я сразу.
— Нет, — дружелюбия в ответе не наблюдалось.
— Извини, ты так похожа. Как тебя зовут? — спросила, представившись.
— Зоя Степанова. Я эвенка.
— Эээ-венка? Каким ветром тебя сюда занесло? — удивлению моему не было предела.
— Работать приехала.

Односложные ответы Зои не располагали к диалогу и теперь уже я на правах хозяйки пригласила ее пить чай с Люсиными продуктами, рассудив, что искать на ночь глядя в незнакомом районе магазины сложно, а хлеб и сахар можно отдать и завтра. Зоя сидела молча, я также молчала и прихлебывала чай, удивляясь, в какую неразговорчивую компанию попала.

Тут появилась Люся, она мельком глянула на нас и прошла к койке.
— Люсь, мы тут…, — начало было я, но она махнула рукой.
— Пейте, пейте. Да, завтра меня не ждите. Я на выходные домой поеду.

Выходные пролетели быстро. Зоя и я по отдельности изучали окрестные продуктовые магазины, это было видно по тому, как запас продуктов на нашем столе пополнялся, и мы, не сговариваясь, выделили в общий котел чайные продукты (чай, печенье, сахар, конфеты), а по отдельности готовили себе сами. Я жарила свою любимую картошку и делала салат из помидор, Зоя варила себе супы. Вечером в понедельник мы наконец-то собрались втроем, но ненадолго. Люся привезла из дома банку соленых огурцов и поставила ее на тумбочку между нашими кроватями, сказав, что мама перед отъездом их засолила, готовы будут завтра, тогда и угостит. Выпив чаю, сразу же умчалась к Олесе. Зоя после моих рассказов про дипломную практику, казанское студенческое общежитие стала разговорчивей. Но все, что удалось мне из нее вытянуть, что она очень хочет поступить в Институт народов Севера в Ленинграде, а пока поработает в цехе покраски самолетов маляром.

Неожиданно быстро вернулась Люся, счастливая и радостная, — Завтра Олеся придет! — с порога сообщила она, сияя.
— Насовсем?
— Нет, ей стало намного лучше, а на среду назначили операцию, после которой она обязательно поправится, — так врачи сказали.
— Расскажи хоть про нее.
— А что рассказывать? Мы с ней одноклассницы, вместе в школе учились, вместе поступили в техникум, сюда по распределению приехали работать.

Вечер вторника мне запомнился навсегда. Люся с Олесей были уже в комнате,когда мы с Зоей вернулись с работы. Если бы я не знала, что Олеся — кореянка, то девочек можно было бы принять за близнецов, только у одной — кудри, у другой — прямые волосы. Они сидели в обнимку на койке у самого окна и тихо шептались. Зоя, разрезала торт по случаю устройства на работу, как она сказала, и пригласила всех пить чай. Подружки отмахнулись и продолжали шушукаться. Мы с Зоей продолжали сидеть за столом, все-таки подальше от коек. Не помню, сколько времени прошло, видимо, порядочно, потому что мы успели обсудить мою работу, работу Зои, мои и её причины приезда в Ташкент, литературу… тут девочки зашушукались громче, так что нам пришлось оглянуться. Олеся смотрела в нашу сторону и качала головой, словно что-то отрицала,

Люся эмоционально жестикулируя, кажется, упрашивала ее присоединиться к чаепитию.
— Девочки, идемте за стол, — пригласила я.
— Да-да, торт мы вам оставили, — добавила Зоя. Они переглянулись и дружно закачали головами. Олеся смотрела на Люсю, — Спроси у них, если разрешат…
— Что разрешат? — одновременно с Зоей, выпалила я.
— Я прошу её спеть, она отказывается, говорит, что вам помешает, — Люся выглядела расстроенной. — Олеся так красиво поет!
— Не помешает! Олеся села лицом к нам, выпрямила спину и запела:

Живет в белорусском Полессье
Кудесница леса - Алеся,
Считает года по кукушке,
Встречает меня на опушке...

Потрясенные звучанием ее голоса, что взвился легко и высоко — в недосягаемые нам небеса, в доступные только ей невидимые дали, мы сидели, не шелохнувшись. Более божественного и проникновенного пения никогда за свою жизнь ни раньше, ни позже я не слышала. После последних строчек припева: Останься со мною Алеся, как сказка, как чудо, как песня… Олеся встала и, попрощавшись, ушла. На следующий день она умерла сразу после операции.