Моя служба в Туркестанском крае. Фёдоров Г. П. (1870-1910). Часть девятнадцатая История Ташкентцы

XIX

Характеристика генерала Духовского, –  Его жена.– Назначение меня помощником правителя канцелярии. – Уход К. А. Несторовского. – Мой доклад Духовскому о закрытии кабаков. – Уход Духовского из края.

Как я уже упомянул выше, Духовской назначен быль к нам совсем больным. Руки его дрожали в такой степени, что он должен был брать стакан с водою обеими руками. Он не способен был уже ни к какому серьезному умственному труду. С ним приехала его жена, еще довольно молодая и кра­сивая женщина, но ее почти никто и никогда не видел, так как она вела уединенный образ жизни и не выходила почти из своего будуара, где находилась в обществе своей компаньонки, очень милой девушки, и даже редко показывалась за завтраком [864] и за обедом. В Ташкенте, конечно, такой образ жизни вызвал много толков, но я думаю, что все эти толки имели характер праздной болтовни. Мне кажется, что она просто не любила общества вообще, а ташкентское общество могло только усилить ее нелюдимость. Я о ней сохранил хорошую память уже по од­ному тому, что она не вмешивалась в дела. Для глухой провинции это огромная заслуга со стороны жены начальника края. Она, кажется, очень любила музыку и имела претензию на звание писательницы. Имеется изданная на ее счет толстая книга ее путешествий. Книга издана в типографском отношении превос­ходно. Относительно же внутренних достоинств могу только пожелать, чтобы она больше не писала и не тратила денег на издание произведений, напоминающих дневники институток, лишенные интереса, таланта и каких-либо литературных достоинств.

С присоединением к краю двух новых областей военное министерство увеличило кредит на содержание главного управления на десять тысяч рублей. Благодаря этому, была сейчас же учреждена должность помощника управляющего канцелярией, на которую барон Вревский назначил меня. С назначением Духовского управляющий канцелярией Несторовский заявил ему, что не желает больше оставаться в этой должности вследствие уста­лости и расстроенного здоровья. Заслуги Несторовского и его превосходное знакомство с краем были хорошо известны А. II. Куропаткину, а потому он не дал хода отставке Несторовского, и прикомандировал его к главному штабу, кажется, на три года, с сохранением всего содержания.

Как прослуживший в канцелярии двадцать семь лет и занимавший должность помощника управляющего, я имел некоторое основание рассчитывать на назначение на должность управляющего. Несторовский указывал Духовскому на меня, как на самого подходящего кандидата, но тут взяли верх какие-то посторонние влияния, и управляющим канцелярией был назначен чиновник особых поручений Бродовский, человек очень умный, образован­ный, хорошо знакомый с краем, но совершенно незнакомый со сложною машиной канцелярского делопроизводства. Способный разработать какой угодно серьезный проект, написать прекрасную статью, Бродовский решительно не в силах был разобраться в сложных и, главное, разнообразных, делах главного управления, ибо управляющий канцелярией, как докладчик, должен быть всегда в курсе самых разнообразных дел. Он должен быть энциклопедистом по делам края, а это достигается только долголетнею практикой, каковой Бродовский не имел. По этим причинам, Бродовский, занятый всегда каким-нибудь одним серьезным делом, передал мне почти всецело управление канцелярией и до­клады Духовскому. [865]

Эти доклады представляли для меня истинное Божеское наказание, потому что Духовской иногда не мог понять самых простых вещей, и для его вразумления ко мне приходил на помощь помощник генерал-губернатора генерал Иванов, всегда при­сутствовавший при докладах.

Чтобы не быть голословным, опишу одну сцену, разыгравшуюся при моем докладе.

Военный губернатор Ферганской области, озабочиваясь ограничением пьянства, вошел к генерал-губернатору с представлением о разрешении закрывать по праздникам кабаки. Так как мера эта могла быть признана полезною для всего края, то предварительно доклада генерал-губернатору этого ходатайства канцелярия снеслась с прочими губернаторами края о том, не признают ли и они целесообразным применить это распоряжение у себя. Ответы получились не одинаковые, и канцелярия составила свод мнений за и против. Оставалось доложить все дело генерал-губернатору с тем, чтобы он решил, закрывать кабаки, или нет.

Все это я подробно доложил Духовскому в присутствии ге­нерала Иванова.

Духовской терпеливо выслушал меня, и вдруг раздраженным тоном повел такую речь:

–Меня удивляет, что вы так давно служите и не хотите по­нять, какую роль играет в крае генерал-губернатор. Я прислан сюда государем императором в качестве его представителя, для верховного управления, а вы… заставляете меня закрывать кабаки…

–Виноват, ваше превосходительство, вы, вероятно, не так поняли меня. Я докладывал вам… – и я снова повторил, что от генерала-губернатора требуется лишь указание, мнение какого гу­бернатора он признает целесообразным.

–Я вас очень хорошо понял и не нуждаюсь в повторении; вторично заявляю вам, что я ставленник русского монарха, а не целовальник… Николай Александрович, –обратился он к Иванову: – будьте хоть вы судьей в этом деле…

Генерал Иванов, всегда непоколебимо спокойный и ровный, тихим голосом проговорил:

–Конечно, странно было бы возлагать на генерал-губернатора обязанности целовальника, и ваше превосходительство были совер­шенно правы, высказав эту мысль, но в данном случае весь вопрос в том, разрешите вы ли закрывать кабаки, или нет…

–Я это прекрасно понимаю, Николай Александрович, но по­вторяю, что целовальником никогда не был и не буду. Прошу Вас. Георгий Павлович, перейти к другому делу, а с этим странным вопросом более меня не беспокоить.

Можете судить положение докладчика у такого господина! [866]

Вскоре Духовской уехал в Петербург, его место временно занял генерал Иванов. Отправляясь к нему с докладом, я вынул из портфеля прежде всего злополучное дело о кабаках; Николай Александрович расхохотался, вспоминая сцену о целовальнике, и одним почерком пера решил дело.

Все недолговременное управление Духовского прошло в его беспрестанных поездках по краю, причем местная официальная газета была всегда заполнена описанием этих поездок. В антрактах он уезжал в Петербург и, возвращаясь, опять ехал по краю, и опять столбцы газеты наполнялись хвалебными описаниями встреч и радости населения по поводу лицезрения началь­ства. Более бесцветного генерал-губернатора трудно было себе представить.

В одно из своих кратковременных пребываний в Ташкенте Духовской поехал кататься по городу. На улице, против тюрьмы экипаж его опрокинулся, Духовской вывалился и сильно ушиб себе ногу. После этого он уже окончательно был потерян для власти и вскоре оставил службу в крае.

Повторяю, что Духовской был очень умный человек, и когда был здоров и не дряхл, то был очень видным деятелем. Известно, что, будучи приамурским генерал-губернатором, он был очень энергичен и своею деятельностью принес краю много пользы. Когда в комитете Сибирской железной дороги обсужда­лось направление этой линии от восточного берега Байкальского озера, то С. Ю. Витте, бывший тогда министром финансов, настаивал на направлении линии через китайские пределы. Никто не противоречил всесильному в то время министру, и лишь Духов­ской энергично высказался против Витте, предсказав, что про­веденная по проекту министра линия, при малейшем желании Ки­тая, будет подвержена риску полного уничтожения, и что в устранение этого придется тратить громадные суммы на охрану дороги. Витте возражал Духовскому, и большинство, конечно, комитета присоединилось к мнению Витте, а Духовскому осталось единствен­ное утешение, что его протест был занесен в журнал комитета в назидание потомству.

Китайская война доказала, как прав был Духовской.

Свою карьеру Духовской должен был бы закончить в 1898 г., когда он вернулся из Хабаровска; это было самое время надеть халат, туфли и засесть в вольтеровское кресло с «Московскими Ведомостями» или «Русским инвалидом» в руках. Но вместо почетной богадельни его послали управлять огромным и совер­шенно незнакомым ему краем. У него не хватило гражданского мужества сознать, что его песенка уже спета. В результате – двухлетнее опереточное управление окраиной, над которым все в крае потешались. [867]