Наби Ганиев Искусство История Ташкентцы

Прислал Владимир Фетисов.

Из книги В.Витковича “Круги жизни”

8 апреля. Ташкент
Отличную студию построили в Ташкенте за Комсомольским озером. Походил, поглядел… И всюду сопровождала меня тень Наби Ганиева. Как бы он радовался, если б увидел нынешние ее павильоны! Ведь это он создал первую киностудию в Ташкенте, добывая каждый аппарат, каждый гвоздь, и стал ее первым директором, мечтая открыть своему народу дорогу в кино, и сделался первым кинорежиссером-узбеком, прославив своими фильмами узбекское киноискусство, и выпестовал первые национальные кадры узбекских кинематографистов.
Шестьдесят с лишним лет назад отец Наби Ганиева привел сына в мектеб — мусульманскую школу и сказал мулле:
— Кости у него мои, мясо — ваше. Учите его как хотите. Но если из моего сына не выйдет настоящего узбека, верного сына аллаха, то… Я мясник, я зарезал на своем веку не одну сотню баранов. Убить одного мальчишку мне будет нетрудно.
Спустя несколько лет, в 1921 году, когда Наби Ганиев сбежал из дому учиться в Москву, во Вхутемас, имам потребовал от отца, чтобы тот публично проклял сына в квартальной мечети. Но революция уже начала менять сознание людей, и старик ответил имаму:
— Я надеюсь, сын не опозорит меня! — И отказался выполнить требование, хотя это означало, что двери мечети перед ним закроются: самое тяжкое наказание для религиозного старика.
Через два года Наби Ганиев ехал домой на каникулы, по дороге, в Самаре, в вокзальной парикмахерской он побрил голову, а вернувшись в вагон, снял костюм, вместе с кепкой упрятал в чемодан и облачился в полосатый узбекский халат и в тюбетейку: своим «правоверным» видом хотел облегчить положение старика отца.

Спустя еще несколько лет, когда Наби Ганиев приступил к съемкам фильма «Тахир и Зухра», отец спросил его:
— Скажи мне честно, сынок, выйдет ли из тебя большой человек в кино?
— А если не выйдет?
— Тогда снова езжай учиться на инженера или врача.
Широкоскулое, с толстыми губами, по-монгольски раскосое, некрасивое лицо Наби Ганиева делалось прекрасным, когда он оживлялся, разговаривая об искусстве или просто шутил. У него было свое, особое, уменье употреблять в разговоре народные поговорки. Впрочем, может быть, как человек талантливый, он их сам сочинял на ходу? Мне доставляло удовольствие записывать наиболее меткие, вот некоторые из них.
Художнику, который принес кричащие по пестроте эскизы костюмов, он сказал: «Яркие краски скорей выцветают». Молодому режиссеру, утверждавшему, что это только кажется, что снятые им сцены плохи, а на самом деле хороши, ведь он в них повторил Эйзенштейна: «Ворона подражала гусю и вывихнула себе ногу». Критику, который после выхода фильма давал советы, как надо было снимать: «Чужими руками хорошо змею ловить». А одного мальчишку, который самонадеянно с трибуны начал рассуждать о том, как следует в фильме изображать любовь, Наби Ганиев уничтожил тихо сказанной фразой: «Бабочка рассуждала о снеге». Все рассмеялись, и больше не о чем было говорить.
Он знал, что такое любовь! «Лицо из-под паранджи, как солнце из-за тучи!» Эту фразу записал я, когда Наби Ганиев рассказывал, как познакомился со своей женой Максумой. В двадцать шестом году он руководил самодеятельностью на рабфаке, куда Максума бегала учиться под паранджой из Старого города. Было много счастливых дней… Был день, год спустя после свадьбы, когда Максума, вцепившись в руку Наби, впервые вышла с ним из дому без паранджи и, боясь взглянуть от стыда в сторону, опустив голову, прошла по своей улице; рассказывал об этом, и слезы блестели на его глазах. Он любил жену и обожал своих четверых детей, я знал, так оно и есть, хотя рассказывал он мне это в самые драматичные дни своей жизни.
«Сокол не должен влюбляться. Соколу любовь причиняет смерть», — говорят афганцы. Наби Ганиев был соколом. Он был в расцвете сил, был зрелым художником, им гордилась семья, гордилась республика. И он влюбился. Слишком слабое слово! Полюбил одну девушку так, как любят пропащие и безумцы. Он не спал ночи. Он пытался шутить по поводу своего чувства, но из глаз его лились слезы. Он в отчаянии метался, не зная, как поступить. Он сам едва мог поверить, что такое бывает. Когда один человек сделал грязный намек в адрес его любимой, Наби Ганиев чуть не выбросил его из окна второго этажа. Говорю «чуть», потому что этого человека спасли случайные свидетели сцены, вырвав его из рук разъяренного Меджнуна.
Он знал, что не имеет права на счастье: не мог нанести смертельного удара горячо любимой семье. Да в условиях Узбекистана это вообще исключено; нельзя и думать уйти от семьи. Он должен был ото всех, решительно ото всех скрывать свою любовь, оберегая честь любимой: знал и это. Но разве может скрыть любовь от посторонних глаз смертельно влюбленный человек?!
«Одна собака залает на тень — сто собак отзовутся». У Наби Ганиева, как у всякого талантливого человека, были завистники, значит, и враги. Были и просто обиженные. Среди ташкентцев — когдатошних торговцев — еще живучи освященные шариатом мусульманские обычаи: как следует вести себя. Неприлично громко восхищаться, надо сказать скромно: «Ничего». Неприлично воскликнуть: «Какой мерзкий тип!», прилично: «Он не обладает достоинствами». Эта мещанская сдержанность не была свойственна Наби Ганиеву, увлекавшемуся и негодовавшему от всего сердца. Его откровенные восторги и проклятия вызывали презрительные усмешки и обиды. Словом, нашлись люди, которые, узревши «тень», обрадовались, и потекли анонимки. Понятно, Ганиева в конце концов вызвали объясниться по поводу «поведения».
Разве может нравоучение, от кого бы ни исходило, образумить Меджнуна?! Я подчеркиваю: Меджнуна! Наби Ганиев был человек, обезумевший от любви. Есть люди, которые этого никогда не испытывали или испытывали лишь отблеск, лишь краткое мгновение такой любви. Они никогда этого не поймут.
Вызывало особенное недовольство, что Ганиев не признался в своей любви. Но в этом он никому не признавался! Даже мне — другу, приехавшему издалека. Не могу ручаться, что он признался в любви и самой любимой. Во всяком случае, он и это, как положено истинному влюбленному, передо мной отрицал.
— Мне нужно умереть, чтобы обрезать языки людям, которые о ней судачат! — воскликнул он, разговаривая со мной.
Как раз в эти дни — может быть, потому что перед человеком, приехавшим издалека, легче раскрыться, чем перед живущими по соседству, — Наби Ганиев выложил мне свою жизнь: это была исповедь художника и человека.
Он говорил:
— Раньше я думал, что любовь Меджнуна выдумка! Теперь понял: это история настоящей любви, когда-то случившаяся и потрясшая современников. В туркменском варианте народной легенды о Тахире и Зухре есть такая сцена. Тахира хватают разбойники, смеются над ним, когда он рассказывает, как любит Зухру. Атаман говорит; «Докажи, что в груди твоей любовь!» Тахир сказал! «Подойди ко мне!» Тот подошел. Тахир представил себе образ Зухры, ударил себя в грудь и выдохнул воздух. Изо рта его полыхнул огонь и опалил разбойнику бороду. Тогда все поверили: «Поистине он влюбленный!» — и отпустили его. Ах, если бы я мог доказать, что действительно люблю ее больше жизни? — Поморщившись, сказал задумчиво: — Странно мне, что умирает и тот, кто ничего не знает о любви…
Понимаешь! Он уже тогда догадывался, что многие проживают жизнь и не подозревают о существовании страстной, всепоглощающей любви, потому и не верят в нее. Он описал мне свою жизнь с детства, особенно подробно рассказывал — думаю, для себя, чтоб самому все вспомнить, самому все вновь пережить и все бросить на весы, — историю того, как встретил, как полюбил, как любит жену Максуму. Спросишь: как можно любить двоих сразу? К сожалению, или к счастью, или еще точней — к чьему-то счастью, к чьему-то несчастью, такое бывает. Конечно, говорю о настоящей любви: о любви, а не о связях, не о них речь. И всего несчастней из троих тот, чье сердце разрывается между двумя, особенно когда этот человек с таким открытым сердцем, как Наби Ганиев.
Я уехал в Москву с тяжелым предчувствием. Из головы не выходила фраза, которую он сказал в минуту отчаяния: «Я как та девушка — со скорпионом в горле!» В Ташкенте тогда у всех на памяти был случай: одна девушка, второпях глотнула воды из носика чайника, а в носике сидел скорпион, он попал ей в горло, укусил, и девушку задушила опухоль раньше, чем успели оказать помощь.
Спустя несколько месяцев (осенью 1949 года) узнал, что Наби Ганиев тяжело заболел и умер. Потом мне рассказали: продолжал работать с яростной силой, но в своем заколдованном круге запутывался все больше. Только в работе на съемочной площадке забывался, лицо его молодело, загоралось вдохновением и весельем, хотя перед тем несколько ночей не мог сомкнуть глаз! А там опять… приступы тоски и отчаяния. Так или иначе: он умер. О Наби Ганиеве говорят как о зачинателе узбекской кинематографии. Его фильм-легенда о трагической любви «Тахир и Зухра» занял по количеству зрителей одно из первых мест в нашей стране. А комедия «Похождения Насреддина» как произведение киноклассики нет — нет да и появится на экранах, чтобы ее могло увидеть новое поколение.

И в завершении коротенькая биография.

Актер, кинорежиссер, один из пионеров узбекского кинематографа, Набиев Гани Набиевич,    родился в 1904 году в Ташкенте. В 1924 году поступает учиться в высшую художественную техническую мастерскую в Москве. Именно здесь он впервые увидел фильмы и полюбил кино на всю жизнь. В 1925 году Наби Ганиев возвращается в Ташкент и начинает работать в только что созданной киностудии «Звезда Востока». Сначала он снимается как актёр в фильмах, а затем работает ассистентом разных режиссёров в таких картинах как «Солнце счастья», «Последний бек» и другие. Затем самостоятельно как режиссёр снимает фильмы «Юксалиш», «Рамазан», «Колодец смерти», «Парень», «Мы победим», «Смелые друзья». Отчетливо осознавая как главную задачу создание национальных кадров кинематографистов, он выступает как пропагандист молодого искусства, всеми силами старается привлечь на студию талантливую молодежь. Именно для них Ганиев пишет на узбекском языке две книжки — «Киносценарий» и «Киноактер». В титрах почти каждого узбекского фильма 1926- 1929 годов можно встретить имя Наби Ганиева. Он участвует в создании картин как актер, исполняя роли и передовых узбекских юношей-комсомольцев, и незадачливых хранителей старых обычаев, и как консультант по быту , но чаще всего — как ассистент или помощник режиссера. В 1931 году ставит свой первый художественный фильм — «Подъем». В следующих своих фильмах-«Рамазан» (1932), «Егит» (1935) — Ганиев обращается к главной теме всего советского искусства тех лет — превращению вчерашнего раба под влиянием революционных событий в активного хозяина своей жизни. Эту тему он решает на национальном материале, настойчиво отыскивая черты, характерные именно для действительности и людей Узбекистана.Первому узбекскому режиссеру приходилось преодолевать целый ряд трудностей — творческих, технических, организационных. Очень плохо обстояло дело с исполнителями ролей. Профессиональных узбекских киноактеров еще не было. После долгих поисков ему чаще всего приходилось приглашать или приезжих актеров, мало знакомых с бытом, жизнью героев, роль которых они должны были играть, или же колхозников, активистов фабрик и заводов, многие из которых никогда не видели фильмов. Самые большие трудности были связаны с поисками исполнительниц женских ролей. Поскольку всякое изображение человека запрещалось религией, духовенство ополчалось против кинематографа и кинематографистов, суля всяческие беды отступникам. Особенно яростно религиозные фанатики нападали на актрис-узбечек, которые подавали «дурной» пример — перед кинокамерой и на сцене сбрасывали паранджу. Одна из первых узбекских актрис Нурхон погибла от руки изувера в 1929 году, когда ее щедрый талант только начал раскрываться. В конце 20-х годов Ганиев собрал ценный фольклорный материал, на основе которого он хотел создать фильм о жизни Намаз-угри — защитника бедных и грозе торгашей и вельмож. Режиссер долго вынашивал и идею об экранизации героического эпоса «Алпомиш». Этим замыслам не суждено было осуществиться. Однако материалы о Намаз-угри были использованы в фильме «Похождения Насреддина», поставленном Ганиевым сразу же после окончания Великой Отечественной войны. А в годы войны судьба свела Ганиева с Протазановым. После совместной работы с Протазановым фольклор органически входит в творчество Ганиева. Несколько лет спустя он создаст второй фильм о герое народов Востока — кинокомедию «Похождения Насреддина». Работа над фильмами о Насреддине привлекла внимание Ганиева к комедийному жанру. Вскоре он написал киносценарий комедийного фильма «Теша и Миша», однако болезнь помешала ему осуществить постановку. В первое послевоенное десятилетие узбекское киноискусство испытывало серьезные трудности. Производственная деятельность узбекской киностудии резко сократилась. Но Ганиев умел с одинаковым творческим интересом работать как над полнометражными художественными фильмами, так и над небольшими документальными сюжетами, предназначенными для киножурналов. В первые послевоенные годы он пишет киносценарии, активно участвует в создании документальных лент. А в 1948 году на экраны выходит фильм «Дочь Ферганы», в котором Ганиев рассказал о трудовых буднях хлобкоробов-механизаторов. Из 50 лет своей жизни тридцать посвятил своему любимому искусству. Он создал кинофильмы которые сыграли большую роль в становлении и развитии узбекского кино. Ушел из жизни — 29 октября 1952 года. В 1965 году имя Наби Ганиева присвоено Ташкентскому кинотехникуму. Награжден посмертно орденом «Буюк хизматлари учун» 2001г.Похоронен в Ташкенте, на мемориальном кладбище «Чигатай».

6 комментариев

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.